От высокого к насущному

– Итак, мы постепенно подобрались к политике…

– Мне стыдно смотреть на многих соотечественников, которые вдруг впали в мракобесие. Советская молодёжь рубежа 70-х и 80-х была самой передовой, самой образованной в мире. Нигде и никогда простой народ не был так грамотен. Жёсткая система образования, «второй год» в школах. Мы впитали культ научного знания. А что теперь? Как страна относится к науке, к учителям? В перестройку у нас был шанс, но он упущен, как и миллионы умнейших людей, покинувших страну. Ощущение, что все мы беспризорники – и правительство, и народ.

Ещё повылезли все эти «Мизулины» и «железняки». Натуральные оборотни. Пытаются запретить то, чем пользуются сами. Это создаёт атмосферу, которая мешает всему. В обществе меньше радости, больше апатии.

– Последние события как оцениваете?

– Шокирован. Это просто безумие. Ни у кого нет никакого экономического взгляда на происходящее. Что у киевских властей, что у Донецкой республики. Война не выгодна никому. Я считаю национализм пережитком. Мой идеал – мир без границ.

– А со стороны Запада вы видите стремление к миру без границ?

– Не вижу. Проблема в том, что во всех странах – особенно в США, да и у нас тоже – армия представляет собой колоссальную силу, которая диктует свою волю своему же государству. Армейское лобби ожирело, оно очень мощное. Повторяю: и у нас, и в Штатах. Соответственно, действует аргумент: кто не хочет кормить свою армию, тот будет кормить чужую.

– Как вы восприняли присоединение Крыма?

– Крым наш, я понимаю. Но меня не перестаёт волновать песок на Малой Бронной – моя дочь не может нарисовать классики уже который год. Власти живут отдельно от народа – за стенами, на охраняемых территориях. А я не могу до ЖЭКа достучаться. Одно время я каждый день звонил диспетчеру, доставал его. Бесполезно. В нашем дворе проживают очень уважаемые артисты, и я не себя имею в виду, а, например, Александра Збруева или Александра Филиппенко. Они много доброго сделали для народа, причём почти бесплатно. Так что подмести у них во дворе было бы неплохо. Когда заходит разговор о стране, я думаю именно об этом, а не о Крыме.

– Вы критически отзываетесь о российской действительности и придерживаетесь либеральных взглядов. Тем не менее стали доверенным лицом Путина на последних выборах.

– Путина поддерживает большинство. Соответственно, мне представляется полезным не кричать: «Путин плохой!», а помогать ему, корректировать его курс. Не думаю, что моя поддержка повысила рейтинг Путина. Я успешный человек, езжу на «Ренж Ровере», и в глазах людей я тоже один из тех, кто стоит ж…ой к народу и головой в корыте.

– И как, удалось что-нибудь? Подмели ваш двор?

– Нет, не подмели. Путин для работников ЖКХ не авторитет. Я посещал диспетчера в качестве доверенного лица Путина – никакого результата. Президенты приходят и уходят, а швондеры остаются.

– Ладно, с двором понятно. А какие-нибудь другие блага лично для себя вы извлекли?

– Никаких. Квартир мне не дали, тендеров я не выиграл.

– Если бы президентские выборы проводились сейчас, после крымских событий, то поддержать Путина было бы гораздо проще, чем в 2012-м. Тогда в информационном поле царил жесточайший раскол. Вам тяжело далось то решение?

– Нет. Меня друзья уболтали. «Все побежали, и я побежал». Стадное явление.

– Не устали отбивать полемические атаки?

– От меня отвернулось огромное количество людей. Что поделаешь. Как-то жил ведь я без них раньше. Если кто-то меня не понял, то это не моя вина. Ссориться из-за разных политических взглядов-то же самое, что ругаться из-за принадлежности к разным национальностям.

– Нетолерантность?

– Недоразвитость. Ребята, давайте называть вещи своими именами.

– Это касается всех-всех противников Путина, с кем вы общались?

– Нет, конечно. Например, Миша Ефремов остаётся моим другом. И вообще, что значит «противник Путина»? Я считаю, тот же Навальный своими действиями поддерживает Путина. Может быть, не лично Путина, но президента России, потому что выводит на чистую воду жуликов. А окружение президента, напротив, подставляет его, расхищая «социалистическую собственность».

Повзрослевший диссидент

– После выхода на свободу Ходорковский заявил, что в своём пиаре Путин вынес за скобки интеллигенцию и не борется за её симпатии. Согласны?

– Вполне, и это легко объяснить. Путин не относится к числу тех, кого в России называют интеллигенцией. Люди прокалываются на музыке. По манере исполнения музыки я сразу могу вычислить степень аристократизма в человеке. Элементарно, Ватсон.

– В этой связи большой резонанс имела сцена, когда в ответ на реплику Шевчука Путин сказал: «А как вас зовут, извините?»

– Два пацана встретились и стали выяснять, кто из них круче. Понятно же, что Путин круче, с чего это Шевчук выпендривается? (Смеётся.) У меня с Шевчуком тоже был конфликт. Я что-то не то сказал по пьяни (тогда я ещё пил), и Юрий Юлианович готов был драться. Я извинился. Шевчук – боец, а я из спорта занимался только мирными видами – плаванием, лыжами, бегом. Смыться умею… Я вот шучу, а если говорить серьёзно, то Шевчука сейчас треплют кагэбэшники. Со школьной скамьи я тоже был диссидентом, устраивал Солженицынские чтения…

– А теперь, поддержав Путина, оказались в одном ряду с «Мизулиными» и «железняками»?

– Наоборот, счёл нужным уравновесить их влияние на власть.

– Отказавшись от вступления в Общероссийский народный фронт, вы сказали, что вам не нравится слово «фронт» в названии.

– Очень не нравится. С кем воевать собрались? В итоге, как видим, накаркали. Но это больше была риторика с моей стороны. В действительности я просто не понимаю, что мне делать в ОНФ. Вступая туда, надо чётко представлять свою функцию. Я не политик, не умею всего этого. На мой взгляд, лучший способ поддержать хоть народный фронт, хоть международный фронт – это быть отличником в своём деле. Чем больше будет Перельманов, тем лучше для всех. Так что я продолжаю учиться музыке и целиком погружён в неё. Всё равно к моему мнению никто не прислушивается.