Книга: Рок над Россией. Беседы Сергея Рязанова с персонами национальной рок-культуры
Назад: Пути разошлись
Дальше: Протест – не самоцель

Совковая мутация

– Поговорим о белоленточном протесте. Его критикуют за то, что он «далёк от народа». Он остался политическим протестом, не перерос в социальный. Много слов о свободе собраний и очень мало, например, об уничтожении сельского хозяйства.

– Те, кто критикует, могли бы своим примером показать, как протестовать «правильно». Вы в данном случае подыгрываете власти, запустившей утку про норковые шубы, которых на самом деле не было. Лозунг белоленточников – социальное государство. Нет никакого водораздела между Болотной и народными массами. В последние годы к нам после концертов в провинции подходят молодые работяги и выражают своё отвращение к Путину.

– В песне «Газпромбайтер» вы называете народ «русскими чурками».

– Я себя так называю. Мы все – русские чурки. Ежедневно прогибаемся под все эти монополии: «Газпром», РЖД, ЖКХ… Мы не хозяева нашей страны, мы рабы, «газпромбайтеры». Это позорище. Многие думают, что если не работают в госсекторе, то остаются чистенькими. Увы, не так. Мы платим монополиям непомерные деньги. Платим налоги, которые потом оседают на офшорных счетах. Мы поддерживаем эту систему.

– Вы критикуете тех, кто не выходит на митинги, и поёте, что «кто-то же должен быть героем». Это не для тех, кто отягощён беременем отцовства, так?

– Отцовство в идеальном смысле – это личный пример. Я видел, как дубинками по голове получали отцы троих-четверых детей. Видел, как они приводили детей с собой на акции протеста. Их, конечно, критикуют за это, но дети получили великий урок мужества и нравственности.

– Я хотел вывести разговор на то, что вы отказались от продолжения рода, чтобы стать героем.

– В том-то и дело, что я не уверен в своей способности стать героем. Поэтому я не готов быть примером для ребёнка. Я – как крыса в клетке, я много чего боюсь. Глядя на меня, он вырастет таким же трусом. Ну и конечно же, отцовство меняет многих не в лучшую сторону. У людей появляются запретные темы. Нельзя сказать человеку, который влез в ипотеку, что это игра с жуликами по их правилам. Ещё Цезарь говаривал: надо иметь дело с людьми семейными, они покладисты.

Если бы всё развивалось органично, цвели красивые уютные городки, тогда можно было бы говорить, что чем больше людей, тем лучше. А сегодня новые люди – это новые солдаты для армии Путина.

– Против вас можно употребить вашу же риторику. Прикрываясь общими словами, вы отказываетесь от собственного участия в сохранении нации.

– Я считаю, что выживание и нации, и человечества сегодня зависит, напротив, от сокращения численности, от сокращения потребностей. Ресурсов планеты на всех не хватит. А выставлять отцовство подвигом… Я убеждён: большинство детей получаются незапланированно. Прошу прощения, но дурное дело – нехитрое. Наплевательское отношение к контрацепции – не героизм. Кстати, наличие детей часто служит оправданием для безнравственности. Чиновники, которые грабят страну, объясняют это для себя заботой о своих детях – чтобы те ни в чём не нуждались, жили и учились на Западе.

– Поддерживаете, кстати, инициативу Путина перетащить чиновничьи деньги обратно в Россию?

– Если бы в России всё было устроено не по его паханским правилам, то никто бы и не пытался вывозить из неё деньги и семьи. Путин делает вид, что виноват не он, а его элиты.

– Как считаете, страсть властей к воровству – это патология? Что-то вроде клептомании?

– Безусловно, это сродни психическому заболеванию. Чем больше воруешь, тем больше хочется. И там уже речь идёт не о деньгах, а о могуществе. Чем больше украл, тем больше простых людей в твоём подчинении. Это наркотическая зависимость от власти, от ощущения превосходства.

– В 2009 году вы спели: «Покупали, продавали, соблюдали посты православные чекисты». Как вам удалось предвосхитить это движение власти в сторону «неохристочекизма»?

– Это уже тогда было очевидно, хотя и не так бросалось в глаза. Не все слушатели тогда понимали, о чём речь. А вот весь последний год её принимают на ура. Нынешние леваки, кстати, плохо понимают, что эта власть – никакая не православная и не капиталистическая. Она чекистская, советская.

– Вы поёте о дедовщине, о наркоманском ноже в подворотне – разве это было при советской власти?

– Было, было. Я помню наркоманов 70-х, которых боялся весь наш двор. Я помню людей, в те же годы покалеченных дедовщиной.

– На ваш взгляд, нынешний режим с коррупцией и бандитизмом силовиков – это антипод сталинизма или же его закономерный итог?

– Это мутация. Люди с менталитетом сталинистов ощутили капиталистическую жадность.

– Год назад в интервью вы сказали, что в связи с пробуждением гражданского общества ваша песня «МегаМизантроп» стала для вас неактуальной. Теперь, когда пробуждение сменилось спячкой, она актуальна вновь?

– Мегамизантроп, к сожалению, присутствует во мне всегда. Но иногда он реже поднимает голову. Сейчас у меня период усталости, которую я стараюсь выдать за мудрость. Вера в быстрые перемены поколебалась. Безусловно, год назад я был лучшего мнения о людях.

– Также год назад вы высказались в духе белоленточных лидеров, что конец власти близок. Не чувствуете неловкости за несбывшийся прогноз?

– А я не ошибся: её конец действительно близок. Конкретных сроков я не называл, да это и невозможно. Конечно, тогда казалось, что всё произойдёт быстрее. В этом мы ошиблись, да.

– Где гарантия, что новые элиты не оставят народ с носом в результате перемен?

– Гарантировать это нам не может никто – кроме нас самих. После перемен нельзя расслабляться. Мы уже совершили эту роковую ошибку в начале 90-х: решили, что всё позади. Теперь мы умнее. Общественный контроль за новой властью будет очень жёстким.

– Правда ли, что песня «Твой папа – фашист» была адресована лично Горбачёву?

– Нет. Это о моих друзьях и близких, с которыми пришлось расстаться. Об университетских преподавателях. Обо всех, кто совершил мозговую самокастрацию и агрессивно реагировал на любые мысли о необходимости перемен.

– Теперь вы поёте эту песню иначе: «Твой папа – нашист». Адресуете её лично Путину?

– В том числе. Он ничем не отличается от других персоналий режима. Для них всех характерна неспособность прислушаться к альтернативной точке зрения. Они сознательно отрезали себя от информации. «Не надо нам негатива, позитив давай!» – эта модель, популярная в обществе, не сама по себе возникла. Она внедрена сверху.

– Черчиллю приписывают фразу о том, что если человек не революционер в молодости, то он подлец, а если он революционер в старости, то он дурак.

– Да, приписывают, но я сомневаюсь, что Черчилль это сказал. Он был активен до самой смерти и отчасти революционен. Это опять-таки придуманная для успокоения масс «мудрость». Люди ломаются, устают, в том числе устают думать. И окружают себя стеночкой.

Назад: Пути разошлись
Дальше: Протест – не самоцель