На этот раз он встретил меня у лифта. Широко улыбаясь, он растопырил руки, готовясь принять меня в объятия.

Я, увернувшись, не позволила ему это сделать.

– Все кончено. Ты это понимаешь? – сказала я. – Я замужем. У меня ребенок. Я пришла только для того, чтобы услышать, что именно ты хотел мне сказать.

На этот раз Ричард не смеялся и даже не улыбался.

– Про мужа и ребенка мне известно, – сказал он.

– Я не собираюсь продолжать с тобой встречаться.

– Дорогая. – Ричард осторожно взял меня ладонями за подбородок и заглянул мне в глаза. От него пахло лавандой и сандаловым деревом. У меня снова возникло странное, весьма приятное и знакомое мне ощущение, будто в моем животе запорхали бабочки. – Ты можешь отправиться домой в любой момент. Тебя никто не держит.

Он заказал на квартиру завтрак из ресторана «Оттоленги». На террасе уже был накрыт стол. В ведерке со льдом покоилась бутылка шампанского. Ричард явно старался убедить меня в том, что я полностью контролирую ситуацию. Держался он легко и непринужденно. Мы немного поговорили о разных мелочах. Ричард задал несколько вопросов, касающихся Джоша и его болезни, а также быстро приближающегося отпуска, который мы собирались провести в Саффолке. Затем поинтересовался, где именно мы намерены остановиться, и порекомендовал мне несколько ресторанов.

– Боюсь, мне вряд ли удастся вырваться куда-нибудь и поужинать, – сказала я и страдальчески закатила глаза. – Это будет особенный отпуск, не совсем обычный.

Ричард заявил, что мне следует передохнуть – после моих слез в четверг его всерьез беспокоило мое состояние.

– Благодаря тебе я стала чувствовать себя лучше, – призналась я. – Хотя должна тебе сказать – тот мужчина, о котором я тебе говорила, на следующий же день после нашего разговора явился к нам домой. Вероятно, это было всего лишь совпадение.

– Возможно, он просто не может заставить себя с тобой расстаться, – сказал Ричард, и его взгляд задержался на моих губах. – Я очень хорошо понимаю, что он чувствует.

– Перестань, – оборвала я собеседника и, чтобы сменить тему разговора, похвалила его цветочные горшки и стала расспрашивать его о растениях, которые в них были высажены.

Оказалось, что об этом Ричард понятия не имеет.

– Да бог их знает, – отмахнулся он. – Всем этим занимается садовник. А как там Маркус?

– Прекрасно, – сказала я и выжидательно посмотрела на Ричарда. – Итак, я тебя слушаю.

– Я хотел тебя кое о чем спросить. Дело в том, что мне могут снова понадобиться толковые советы по некоторым коммерческим вопросам.

Я улыбнулась и, наклонившись вперед, заправила за ухо прядь волос.

– Говори.

– Это касается той истории с суши! Я не уверен, что в «Эклунде» хорошо справились с этой проблемой. В конце недели в «Твиттере» по этому поводу поднялась целая волна. Ее можно было погасить гораздо быстрее, чем это было сделано. – Ричард отхлебнул из бокала небольшой глоток шампанского. – Плюс к этому я хочу открыть новое греческое заведение где-нибудь подальше от центра. Вообще мне кажется, что пора начать делать больший акцент на тех районах Лондона, которые быстро развиваются в последнее время, – это заложит хорошие основы для будущего расширения компании.

Затем Ричард поинтересовался, как далеко я готова отъехать от центра города, чтобы отведать местных, выращенных вблизи столицы помидоров и попробовать кебаб из персидского ягненка. До Уиллесден-Джанкшн? До Вулвича? Или, может быть, до Далстона? Мы перебрасывались названиями лондонских окраин и предместий, словно торговцы недвижимостью. Я мысленно поздравила саму себя по поводу того, что наша встреча проходит именно так, как мне хотелось. Значит, я еще могла работать, меня все еще считали профессионалом в своем деле.

– Что касается Маркуса… Знаешь, единственное, что мне не нравится, – это близкие контакты с русскими, – сказал вдруг Ричард.

– Чьи контакты? – не поняла я.

– Маркуса. Если бы я собрался поменять компанию, которая занимается моим пиар-обеспечением, я бы постарался найти какую-нибудь солидную фирму. Тут ведь все, как в природе: наилучший вариант – это симбиоз. Да ты и сама это знаешь.

– Ты что, собираешься переходить в «Хэуик Николсон»?

Меня охватило острое чувство разочарования, которое, однако, быстро сменилось тревогой.

Я сделала глоток шампанского и сказала:

– Ну, ладно. Не заключай контракт с Маркусом. Не иди в партнеры к моему мужу! Иди ко мне!

– Я всегда этого хотел, – рассмеялся Ричард.

Я опрокинула остатки шампанского. Мне показалось, что меня обставили, обманули, и – может быть, от этого – меня слегка затошнило. На улице все еще было тепло, но небо затянули тучи, которые, суди по их цвету, были полны воды. Подул ветер, по террасе забарабанили дождевые капли. Женщина в окне дома, расположенного напротив, внимательно смотрела на нас. Ричард предложил, захватив напитки, перейти с террасы в квартиру. Я сказала ему, что мне пора идти. Мы сели на диван. Я откинулась на спинку, почувствовав под шеей мягкую подушку. Ричард легко коснулся пальцами пульта музыкального центра, и зазвучала незнакомая мелодия.

Я беспомощна. Беспомощна. Спасения нет.

Так можно было кратко выразить весь тот шторм из мыслей, который бушевал у меня в голове.

Что ж, пусть это произойдет еще один раз. Последний.

Ричард принялся меня целовать, одновременно стаскивая с меня одежду. В течение недолгого времени я позволяла ему это делать, увлеченная процессом. Но затем, опомнившись, принялась брыкаться, упираясь ладонью Ричарду в грудь. Несколько секунд он пытался делать вид, будто это – часть игры, и мы весьма неуклюже барахтались на диване. Он, захватив мои запястья, крепко удерживал меня, а его губы прижимались к моим с такой силой, что я даже почувствовала вкус крови. Затем, поняв, что я сопротивляюсь всерьез, Ричард со смешком откатился в сторону.

– Извини, я тебя неправильно понял.

В метро я ехала стоя, хотя в вагоне были свободные места. Закрыв глаза, я боролась с подкатывающей тошнотой. Одной рукой я держалась за кожаную петлю на поручне, и мое тело от толчков и колебаний поезда безвольно моталось во все стороны. Ремешок на одной из моих сандалий натер мне пятку так, что на ней образовалась мозоль. Я чувствовала, что заслужила все эти неприятные ощущения. Добравшись до Бэлхэма, я подумала, что мне, пожалуй, лучше не выходить, а доехать до самого конца ветки, а потом пересесть на поезд, идущий в обратном направлении, – и так ездить до бесконечности. Пусть бы Северная линия стала моим наказанием.

В голове моей без конца бродили мысли о моей матери в рубашке с глубоким вырезом и кисточками вдоль швов, со стертыми в кровь пятками и следами помады на оправе очков.

Свернув за угол, я увидела стоящую около нашего дома машину с включенными проблесковыми маячками. Остаток пути я преодолела бегом.

Рядом с открытой входной дверью стояла женщина в полицейской форме. Я почувствовала, как на плечи мне легла свинцовая тяжесть. Ощущение того, что случилось что-то страшное, какое-то время не давало мне возможности заговорить.

– Вы, вероятно, жена хозяина дома? – спросила женщина-полицейский.

– Да, – ответила я, чувствуя, как в ушах у меня тяжелыми толчками пульсирует кровь.

Женщина легонько прикоснулась к моей руке.

– Вам не о чем беспокоиться.

Однако мое воображение уже прокручивало в мозгу страшные картины. Мне мгновенно вспомнились пляж, ослепительно яркое солнце и плавающий в море надувной нарукавник Джоша. Я тут же подумала о своем недавнем сне.

– Где Джош? – хрипло спросила я.

– С ним все в порядке. Он смотрит телевизор.

Я положила ладонь на горло – мне казалось, что мое сердце вот-вот выпрыгнет через него наружу.

– А Маркус?

– С ним тоже все хорошо, не волнуйтесь. Кто-то совершил незаконное проникновение в ваш дом, только и всего. Все целы и невредимы и находятся в полной безопасности.

Я почувствовала, как волна паники, охватившая меня в первый момент, понемногу отступает.

– Ваш муж пытался связаться с вами, – сказала женщина в полицейской форме. – Он хотел сообщить вам о том, что произошло.

Глаза женщины скользнули по моему лицу, затем по моим обнаженным ногам и сандалиям.

– Мой телефон был отключен, – с трудом выдавила я.

– Ну, к счастью, теперь вы здесь. Как я уже сказала, все под контролем. Ваш муж уже заполняет бланк свидетельского заявления, но вообще-то очень хорошо, что вы подъехали. Я понимаю, что вы сейчас находитесь в состоянии потрясения, но ваше присутствие может оказаться очень полезным – благодаря вам мы сможем выполнить несколько важных процедур. Это избавит нас от необходимости приезжать к вам снова, и, кстати, я – полицейский констебль Арнольд.

В голове билась лишь одна мысль: никто не пострадал. А раз так, то я ни в чем не виновата.

Констебль Арнольд внимательно вгляделась в мое лицо, пытаясь понять, все ли со мной в порядке, и повела меня в дом. Пол в нашем с Маркусом жилище был ужасно грязным, затоптанным. Мне показалось, что в нем стоял запах алкоголя, протухшей еды и грязной одежды. Я обняла Джоша, а затем быстро переговорила с Маркусом, который сидел на кухне рядом с мужчиной-полицейским и читал какой-то документ.

– Да, со мной все в порядке, – коротко успокоил он меня и кивнул. – Не беспокойся.

Затем констебль Арнольд спросила, можем ли мы подняться вместе с ней в нашу спальню.

– Да, конечно, – ответила я, не вполне понимая, почему вопрос был задан вкрадчиво-осторожным тоном.

Остановившись в дверях спальни, я замерла, пораженная открывшейся картиной. Мое нижнее белье было вынуто из ящиков и разбросано по полу. Рядом с гардеробом громоздилась целая груда пластмассовых и деревянных плечиков для одежды, перемешанных с рубашками Маркуса и моими платьями, а также нашей обувью. Чувствовалось, что незваные гости хватали руками все, что попадалось им на глаза. От омерзения у меня поползли мурашки по коже – мне показалось, что ко мне самой кто-то прикасается грязными, липкими лапами.

Полицейский констебль Арнольд между тем вошла в комнату.

– Вы в порядке? – поинтересовалась она. – Такие вещи могут шокировать.

– Да, я в норме, – ответила я и шагнула через порог.

– Насколько я понимаю, это не вы оставили здесь все в таком виде.

Вероятно, в этих словах была ирония, но я не сразу это поняла, и мне на какой-то момент показалось обидным, что кто-то может так обо мне подумать.

– Нет. Конечно же нет.

– Я так и думала, – последовал ответ. – Особенно насчет вот этого.

Только тут я заметила, что дело не ограничивалось тем, что кто-то просто вывалил мое нижнее белье из ящика на пол. На кровати из подушек кто-то изобразил некое подобие человеческого тела. Подойдя ближе, я увидела мое лучшее белье, то, которое я специально надевала для Ричарда. Полупрозрачный черный лифчик словно бы прикрывал грудь чучела. Ниже лежал пояс с резинками, к которым были пристегнуты чулки – их уложили таким образом, что они покрывали валики из одеял, изображавшие ноги.

В ужасе я прикрыла рот рукой.

– Не правда ли, у людей много странностей? – подала голос констебль Арнольд. – Не перестаю этому удивляться.

– Это же просто какой-то кошмар. Можно я это уберу?

Женщина-полицейский кивнула.

– Прекрасно вас понимаю. Я вдруг подумала о следах от грязных пальцев этих типов.

– Да уж, – сказала я и, невольно поежившись, свернула всю постель в большой ком и сунула в корзину для грязного белья, стоявшую в ванной.

Пока констебль Арнольд спрашивала меня по поводу моих драгоценностей, я присела на кровать. По ее словам, мой муж сказал, что часть из них отсутствует, а раз так, то не могла бы я проверить содержимое шкатулки. Оказалось, что две самые ценные вещи – ожерелье, которое Маркус подарил мне, когда мы познакомились, и пластмассовый браслет, который в больнице надевали на запястье новорожденному Джошу, – были на месте. Но я заявила о пропаже пары серебряных цепочек и пяти пар сережек приблизительной стоимостью 150 фунтов.

Потом мы отправились обратно на кухню, и констебль Арнольд добавила описание похищенных ценностей в заявление о краже. Я прочла его – в нем рассказывалось главным образом о действиях Маркуса после того, как он обнаружил, что в дом проникли неизвестные. Муж описал общий план нашего дома, перечислил те предметы, исчезновение которых он обнаружил сам, а также указал кое-какие детали, на которые он обратил внимание: «Я заметил на полу в холле грязный отпечаток обуви, которого там не было до того, как я покинул дом. По рисунку подошвы я понял, что обувь принадлежит человеку, с которым я знаком. Я не приглашал этого человека сегодня в гости».

В конце заявления я увидела фразу: «Никто не получал разрешения на проникновение в мой дом и присвоение какого-либо моего имущества. Я полностью одобряю и поддерживаю действия полиции».

Маркус подписал заявление. После этого нам сказали, что в течение ближайших нескольких часов на место преступления прибудет эксперт-криминалист. Кроме того, в течение нескольких дней с нами должны были связаться по телефону представители службы поддержки жертв преступлений. Еще полицейские посоветовали нам усовершенствовать охранную систему нашего жилища. («Несовершеннолетние преступники зачастую легко обнаруживают недостатки систем безопасности и используют их».) Затем полицейские уселись в машину, то и дело отвечая на крякающие звуки, которые издавали их рации, – мысленно они, по всей видимости, уже проводили осмотр места какого-то другого преступления, – и уехали.

Подойдя к Маркусу, вышедшему в холл, я крепко обняла его, вдохнув знакомые запахи его кожи, волос, его дыхания. Закрыв глаза, я представила прикосновение его рук к моей спине под одеждой.

– Прости, что тебе первому пришлось столкнуться с этим кошмаром.

Тело Маркуса содрогнулось.

– Я бы, пожалуй, первым делом решил вопрос с дерьмом в ванной комнате, – пробормотал он. – Оказывается, подобные случаи – это не просто городские легенды.

– М-да. Это так ужасно. Сама мысль о том, что в наш дом проникли какие-то чужие, незнакомые люди, явно враждебно настроенные по отношению к нам, пугает.

– Да. – Маркус обвел глазами холл и закусил губу. – Если только они действительно были незнакомыми.

– Что ты хочешь этим сказать? – не поняла я и тут же вспомнила описанный Маркусом в заявлении отпечаток обуви. – Кого ты имел в виду, когда написал, что знаком с человеком, который к нам вломился?

– Думаю, я должен перед тобой извиниться, – сказал Маркус и, заставив меня присесть на корточки, сначала указал на отпечаток, о котором шла речь, а затем – на фото подошвы купленных им кроссовок на экране своего телефона. – Такие кроссовки я отослал Джепсому. Протектор полностью совпадает. Я начинаю думать, что ты, возможно, была права. Не исключено, что он в самом деле нас преследует.

– Ты думаешь, это был он? Ну вот, видишь, а ты назвал меня истеричкой. – Я почувствовала, как мой пульс начинает частить. Неужели Дэйв Джепсом хватал руками самые интимные детали моего гардероба, раскидывал по полу и раскладывал на кровати подчеркнуто сексуальное нижнее белье? От этих мыслей я едва не задохнулась. – Нет, послушай, ты в самом деле считаешь, что это мог быть он?

Лицо Маркуса выразило сомнение.

– Не знаю, – сказал он. – Может, это ты внедрила в мое сознание эту мысль. Но, так или иначе, я сообщил о своих подозрениях полиции.

По спине у меня побежали мурашки – эти подозрения вполне могли оказаться безосновательными.

– А что сделает Джепсом, если полицейские приедут и начнут его допрашивать? – Меня терзали серьезные сомнения. – Он ведь будет все отрицать, не так ли? Как мы сможем доказать, что к нам вломился действительно он?

– Я не мог не рассказать о своих подозрениях. Во всяком случае, после всего, что было.

– А если это не он? Что тогда?

– То есть ты сейчас хочешь сказать, что он не вел себя подозрительно?

– Слушай, я не знаю. Пожалуй, все-таки вел. Ей богу, не знаю.

– Выходит, мы оба ни в чем не уверены.

Весь вечер мы приводили в порядок дом, отскребая следы пребывания в нем чужака – или чужаков. Ночью я плохо спала. Хотя я постелила чистые простыни, мне все время казалось, что они грязные и липкие. Перекатывая голову по подушке, я то и дело ловила себя на мысли, что ощущаю запах чужого пота.