Не понимаю, почему скульпторы тратят годы, чтобы из куска мрамора извлечь какую-то Венеру Милосскую, Урбинскую или Каменный Цветок, халтурят, не иначе.

Мне понадобилось меньше пяти минут, чтобы из бесформенной массы чего-то вроде протоматерии создать подобие толстого коня, даже зубы и язык не забыл, помня о промахе Клодта, отступил на шаг, полюбовался.

– Хорошо! Я молодец. А ты так и вовсе. Осталось подкорректировать… Голову крупнее, ноздри шире и повыразительнее… Прибавь в росте и укрупнись, а то не конь, а какая-то лошадь. Императоры не ездят на лошадях!.. Грудь шире, ноги толще, но не везде, а вот тут надо сузить, а здесь можно еще ширше… Грива длиннее и лохматее, как и хвост, волосы блестящие, признак здоровья и гормонального баланса…

С тюнингом повозился еще минут пять-семь, с каждым изменением чувствуя гордость, как скульптор, которому удается шедевр.

Конь получился как на статуях кондотьеров, огромный и могучий, олицетворение мощи и несокрушимого напора.

– Здорово, – сказал я наконец. – Мы с тобой молодцы, сработаемся. В команде важно чувствовать друг друга или хотя бы один другого.

Конь промолчал, я окинул его взглядом, хорош, ни убавить, ни прибавить.

– Имя бы тебе подобрать… Хотя зачем менять? Оставайся Файром, прекрасное имя! Как все, что я придумываю, если не промахиваюсь.

Конь промолчал, у меня не вопросы, а поток мыслей, как у Джойса, а я сказал уже деловым тоном:

– Жди здесь. Отдам последние распоряжения – и в путь!

Файр промолчал, а я уточнил:

– Коней ты видел, так что при посторонних веди себя как конь.

Конь прорычал:

– Мой повелитель?

Мне послышалась в его грозном реве озадаченность.

– Старайся, – пояснил я, – не дефекалить на ковры, хотя для достоверности иногда можно. А если вообще нужно, я подскажу. А так по возможности воздержись.

– Будет исполнено, повелитель.

Я сказал в нерешительной задумчивости:

– Даже и не знаю, как лучше… Может быть, чтобы тебе было не скучно, а мне вообще веселее, подобрать тебе еще одного… такого же сознательного? Или инициативного. Будешь изображать как бы коня, а твой напарник – телохранителя. Я простой народный император, мне свита ни к чему, но впечатление создадим нужное державе и народу… Ладно, потом обдумаю, я люблю обдумывать все, что не относится к важным и неотложным делам.

Обилие колец раздражает, не хочется выглядеть как местный щеголь, это у них на всех пальцах по кольцу, а то и по два, осталось только начать пудриться и накладывать румяна, потому я обрадовался, когда Карл-Антон появился с толстым томом в руках, где из середины свешивается красный язык закладки.

– Ваше величество, – сказал он торжественно, – знаю о ваших проблемах. Да-да, у вас очень выразительное лицо. Придворных уже научились обманывать, но для меня оно все еще не каменное. Кое-что отыскал!

Он опустил фолиант на столешницу, быстро открыл на заложенной закладке.

– Вот!.. У вас в кучке браслетов есть такой, видите?.. Описание точь-в-точь как у кольца Наблюдений.

– Что, – уточнил я, – с его помощью тоже можно видеть дальние страны?..

– И ближние, – пояснил он. – Даже заглядывать в чужие спальни. Правда, настраивается долго, но и с кольцом те же проблемы.

Я торопливо снял кольцо, Карл-Антон только хмыкнул, когда я со звоном отшвырнул на середину стола.

– Зажрались, ваше величество.

– Браслет могу под рукав рубашки, – объяснил я, – а то и не один!.. А с золотыми кольцами на пальцах у всех на виду как дурак какой.

– Мода…

– В гробу видал такую моду, – отрезал я. – С кольцами на пальцах за рукоять меча не ухватиться как следует!..

– Император за личное оружие не хватается, – напомнил он. – У него под рукой сто тысяч мечей и всяких прочих копий.

– Я начинающий император, – огрызнулся я. – Вот взматерею, тогда и стану, как вам хочется, злым и наглым.

Он сказал со снисходительной усмешкой:

– Да не так уж и хочется.

– А чего хочется?

– Не поверите, ваше величество, всего лишь покоя.

Я картинно изумился:

– А разве покой не в бурях? А то один у нас утверждал…

– Красивые слова, – заверил он, – свойственные молодости. Красивые слова всегда врут, но повторяют их с удовольствием. Все любят красивое! Только женщина обожает наряды и украшения, а мужчины оружие и приукрашенные рассказы о подвигах.

Я наконец приладил браслет на предплечье, опустил рукав. Карл-Антон наблюдал критически.

– Не жмет?

– Спасибо, пока нет.

– Привыкнете, – сказал он. – Даже если жмет. Человек не зверь, ко всему привыкает, а его жмут постоянно.

– Это я уже усвоил…

– Вещь очень нужная, – сказал он серьезно, – и полезная. Простому человеку подсматривать нехорошо и неприлично, но императору можно. Не для себя же, для Отечества старается!

Я притворился, что не учуял в его голосе сарказм, возвращает мне мои особо характерные слова, которыми я не то чтобы злоупотреблял, но упоминаю их, как маркеры или якоря, удерживающие внимание.

– Спасибо, Карл, – сказал я с чувством. – Я человек ужас какой осторожный!.. Императорская мантия обязывает, кто бы подумал. Потому обязательно сперва посмотрю, во что вступаю.

Он улыбнулся, кивнул и отступил к стене. Я ожидал, что войдет в нее без остатка и скроется, однако он распластался как медуза, потек во все стороны, достиг потолка и сопряженных стен, только тогда исчез, словно впитался всей поверхностью.

Серфик пищит от радости, когда вызываю и даю поручения. Его и создавали таким, получающим удовольствие от служения человеку, что не заложено или, скорее всего, потеряно за тысячи лет эволюции демонов.

А это крохотное существо то ли сохранилось в неизменности, то ли его создали уже в новое время. Хотя вряд ли создали, даже Великим Магам не под силу создавать демонов, для этого нужен другой уровень технологической мощи, а тогда эти существа еще не считались демонами.

– Кракандельт! – пропищал он во всю мочь, едва вынырнув в пространстве комнаты перед моим лицом. – Кракандельт!..

Я отшатнулся от неожиданности.

– Что с ним?

– Мой повелитель, вызовите Кракандельта!

Я пожал плечами.

– Ничего не перепутал? Я ему дал вольную.

– Он уже являлся после, – напомнил он. – Кракандельт!..

– Хорошо-хорошо, – согласился я. – Кракандельт, явись перед моим царственно светлозарным ликом!

Неслышно громыхнуло, я только ощутил легкий подземный толчок, из пола поднялся огромный камень, моментально превратился в того демона, к которому уже чувствую неподдельную симпатию.

– Кракандельт, – поинтересовался я, – ты чего всякий раз сам напрашиваешься? Для вас же тяжкая мука служить людям?.. Нет горше наказания?

Он молчал, смотрел на меня тупым взглядом бессловесного и покорного раба.

Серфик заметался перед моим лицом, выписывая уже не восьмерки и спирали, а что-то вообще из неримановских пространств.

Я сказал сердито:

– Серфик!.. Ты же можешь говорить со мной, не дожидаясь приказа?

– Не могу, – пискнул он. – Вот не могу и все!.. Но отвечать могу. Даже на то, что вы, мой господин и повелитель, еще не спросили. Кракандельт служит вам и хочет дальше служить… потому что…

– Ну-ну, – поторопил я, – не спи!

– Не знаю, – пропищал он жалобно, – как объяснить… В общем, наш плазменный океан, как вы его называете, побудил помогать вам, мой господин и повелитель.

Я насторожился, переспросил:

– Он… живой?

Он запнулся, попытался ответить, но не смог, я посмотрел на Серфика, а он, услышав безмолвный вопрос, пропищал:

– Он – это все мы!.. Без нас его нет, а нас нет без него, мой господин.

– Ого, – пробормотал я в замешательстве, – коллективный организм?.. Или общее сознание?.. Когда-то и люди вот так сольются, но, надеюсь, нескоро… А что случилось? Ненавижу быть Избранным. Или потому, что я первый и единственный из людей, кто не мучает вас, а помогает?

Кракандельт промолчал, мертвая каменная глыба, а Серфик, правильно интерпретируя мой вопрос, вспискнул:

– Вы один из Первых!

Я спросил ошалело:

– В каком смысле?

– Из тех, – пояснил Серфик, – кто создавал нас, учил и помогал!.. Когда мы все вместе, чувствуем такое вот.

– А когда порознь?

Он пропищал:

– Порознь слабые, ничего не помним… Потому так хорошо, когда сливаемся воедино. И только тогда чувствуем, что вы не такой, как остальные люди.

Я пробормотал:

– Ну как бы да, но не признаюсь, а то знаешь ли, как-то неприлично и даже опасно в нашем слишком безопасном мире быть не таким, как все. Это даже недемократично и подозрительно для властей и общества. А я, как верховная власть, должен сам таких искоренять… В общем, помощь Кракандельта принимаю с благодарностью и радостью. Как-нибудь похлопаю по плечу при случае. Но я пока не решил, отправляться ли со свитой, либо Файр мне будет и конем, и телохранителем.

– Кракандельт сильнее!

Я развел руками.

– Понимаешь, я люблю все получать без драки. А если Файр напыжится, встопорщит гребень и рыкнет, то лучше телохранителя и не придумать. Никто же не знает, что он не боец… Кракандельт, я ценю твое самопожертвование, но пока оставайся в запасе, как испытанный и отмеченный боец элитного отряда.

Серфик вспискнул изо всех крохотных сил:

– Все исполним!

Я старался выглядеть уверенным и всемогущим, но вообще-то чувствовал себя больше испуганным, чем обрадованным. Похоже, общее сознание демонов, когда растворяются в том океане, пришло к заключению, что я на их стороне, и если исчезну, то будет как раньше, что значит хреново. И это общее сознание решило, что в их интересах, чтобы я не склеил ласты.

– У вас демократия, – проговорил я, – хотя и тоталитарная, как я люблю. Потому обещаю – злоупотреблять вашим доверием не буду. Или уже обещал? Ну, хорошее повторить не зазорно. И всех отпущу, кто попадет в мои загребущие. Но не сразу, конечно. Свободу нужно заработать, а то и заслужить верной службой державе! Держава – это я.

Он пискнул:

– Да-да, вы сказали, герои штурма крепости Гатониса должны служить образцом для человечества!..

– Именно, – подтвердил я. – Нечестно давать дешево, а то и вовсе бесплатно то, за что первые герои платили жизнями. Итак, станьте здесь ближе!.. Кракандельт, а ты носить не сможешь? Я до обеда совсем легкий.

– Смогу, – проревел он, – но только так… как Плантагенет при штурме крепости Гатониса. А мгновенно… только Файр.

– Понятно, – ответил я. – Иначе не могли бы появляться вообще на зов. Хорошо, тогда просто будь вблизи. Вы двое и есть мои телохранители. Вообще-то не к врагам иду, но в этом мире даже простой барон передвигается с охраной!.. Файр, мне что сделать? Зажмуриться и задержать дыхание?

– Не понял, – ответил он гулким голосом.

Серфик запищал что-то неразборчивое, а Кракандельт, не двигаясь с места, ответил за Файра:

– Если он и будет конем…

– Соображаешь, – похвалил я. – Странно, если понес бы меня в объятиях копыт. Хорошо, сейчас выберу место, куда доставите драгоценный груз, даже бесценный, стараясь не повредить, а вы тут пока не ломайте мебель…

Они застыли, как вмороженные в лед, даже Серфик перестал трепетать крылышками и завис, так что все это его крыломашество есть наглое притворство, на самом деле передвигается – даже не хочу допытываться как, он и сам наверняка не знает.

На ощупь отыскал на руке браслет Наблюдателя, сосредоточился, вспоминая картины маркизата. Некоторое время прикладывал кончики пальцев, тер в том месте, где выгравированы магические значки, ничего не происходило, наконец сообразил, что нужно слушать не крики за окном и конское ржание, а полностью отдаться процессу, а у меня с сосредоточением всегда проблемы, мысли сразу уплывают, как гордые лебеди, толпой идут фантазии, и не всегда насчет баб.

В черепе возник далекий звон, начал нарастать с такой мощью, что уже и не звон, а грохот. На миг почти потерял сознание, пакостнейшее чувство, перед глазами поплыло, тошнота подступила к горлу.

Еще и в ушах зазвенело, а в пространстве передо мной, прямо в воздухе, не касаясь пола, проступило мутное окно, то ли реальное, то ли в моем воображении.

Сердце застучало чаще, в череп хлынула горячая кровь, хотя вроде бы не первый раз сталкиваюсь с чародейскими штуками. В появившемся портале медленно поплыли сгустки серого тумана, неспешно растворились, вдали проступили очертания величественного дома, который привычно называю домом грандкапитана, хотя он давно уже мой.

Заставив себя успокоиться, я волевым усилием остановил изображение, вздохнул чуть свободнее, когда послушно замерло, хотя тут же начало потихоньку подрагивать и раскачиваться, сузил до размеров окошка.

Стало резче и отчетливее, а в черепе звон утих, хотя не прекратился. Окошко самое то, ощущение почти привычное, так смотрел в подзорную трубу, даже изображение скачет и смазывается почти так же.

Ага, вот лестница, по которой поднимался на второй этаж, узнаю, а вот и дверь в комнату, которую облюбовал себе под спальню…

Сердце колотится, хотя колечко раньше уже испытал у себя в кабинете, рассматривая то гвардейцев в коридоре, то Юстера и Титуса на страже дворца и Волсингсбора.

На картинку наложились еще и призрачные стены с трофейными картинами, прыгающие из стороны в сторону резные панели стен, ступени, столы, гобелены, даже дважды пронеслась взад-вперед черепичная крыша.

– Давай, – шепнул я себе, – не трусь. Что-то в последнее время колебательный какой-то… Имперская мантия не по росту?.. Файр, готов?

– Да, – ответил конь лаконично, подобно невозмутимому спартанцу.

– Надо переместиться в ту комнату, видишь вон там?..

Он повернул голову и посмотрел на меня немигающими глазами стального цвета.

– Понял, – ответил я. – В твоих лапах или в седле?.. Так бы и сказал.