Мы сделали круг вокруг ближайшего бассейна с фонтаном и статуями мифологических существ, порывом ветерка донесло мелкую водяную пыль, пахнуло свежестью.

Альбрехт помалкивал, но Келляве вдруг хмыкнул и заулыбался во весь широкий рот.

– Мысль пришла? – поинтересовался я.

Он улыбнулся еще шире, показывая крупные, почти белые зубы, в глазах заплясали искорки.

– Думал ли кто-то из нас, что сэр Ричард станет делателем королей?

– Не до воспоминаний, – оборвал я. – Думайте о будущем.

Улыбка исчезла, он сказал уже серьезно:

– Без армии с Севера не обойтись. Людей у нас мало, а с каждым королем нужно послать хотя бы несколько человек из наших. А лучше хорошую дружину.

– Готовлюсь, – ответил я коротко. – Уже прикидываю, кого куда.

Альбрехт сказал настойчиво:

– С севера нужно брать всех. Все равно даже таким полководцам, как Меганвейл, Шварцкопф, граф Клемент Фицджеральд, Будакер, герцог Сулливан нужно сперва пожить возле вас здесь в Волсингсборе, обтереться, понять куда попали, а то с ходу наломают таких дров, что лучше бы война или землетрясение…

Келляве крякнул, но смолчал – понимает, некоторых вообще на Юг допускать нельзя, а часть допущенных придется держать под рукой и под строгим надзором.

Альбрехт покосился на него испытующе, молчание можно истолковать по-разному, Келляве наконец сказал с некоторым сомнением в голосе:

– Разберемся. Сперва здесь пообтешем, объясним, расскажем. А действовать будут только под нашим присмотром и руководством!

У входа во дворец Келляве остановился, отвесил учтивый поклон.

– Ваше величество… мне нужно посмотреть еще за подвозом продуктов из пригорода, там какие-то сложности…

А в зале и Альбрехт встал как вкопанный.

– Ваше величество, я направо, у вашего правительства какие-то проблемы. А вы, как всегда, налево?

– Я наверх, – возразил я. – Тоже как всегда. Все выше и выше полет наших доблестных птиц!

В зале, который я называю приемной, Хрурт вполголоса общается с Ульманом, втолковывает ему что-то то ли на правах старшинства, то ли на основании своего более высокого роста.

Оба, заслышав шаги своего командира, а также по совместительству императора, повернулись, Хрурт браво выпятил грудь, а Ульман вытянулся в струнку. Титулы мои меняются достаточно часто, а вот командиром остаюсь всегда.

Хрурт спросил обеспокоенно:

– Сэр Ричард?

– Все в порядке, – заверил я. – Изволю отлучиться. Да не по бабам, не лыбься. Если кто спросит, ненадолго. Кое-какие дела, понял? Государственные, даже державные. Да-да, державные, так звучит внушительнее.

Ульман промолчал, Хрурт поинтересовался:

– Коня, конвой?

– Обойдусь, – ответил я. – Я скромный, если ты еще не знаешь. Иногда сам себя не узнаю, будто все еще не император. В общем, отвечай, что все в порядке, вернусь скоро.

Он кивнул, но я видел, как в глазах появилось и начало разрастаться подозрение, все-таки знают меня еще с Амальфи.

Ульман нахмурился, в голосе отчетливо прозвучала подозрительность:

– Но как вы…

Я сказал внушительно:

– Не все из жизни государей надлежит знать народу, особенно простому и честному. Это касается не только насчет того, какие бабы к императору ходят ночами, но и более интимных дел, типа дипломатии и секретных переговоров, которые не публикуются. Что знаете, помалкивайте.

Он снова кивнул.

– Сэр Ричард, я нем, как самая немая рыба на свете!

– То-то, – сказал я и пошел в кабинет, плотно закрыв за собой дверь.

В коридоре тихо, но на всякий случай я прошел во внутренние покои, почти в спальню, а там потер колечко на пальце и велел тихонько:

– Серфик!.. Твой господин и повелитель желает тебя узреть и созерцать!

Серфик, как Карл-Антон, хотя появляется всегда одинаково, зато потом вычерчивает в долю секунды такую фигуру в воздухе, что та висит еще две-три бесконечно долгих секунды, загадочная и страшноватая, но, к счастью, я глуховат к искусству и потому не ищу смысла тогда, когда вижу только некий узор.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин! – гаркнул он из всех своих комариных сил.

– На тебя вся надежда, – сообщил я. – Войны выигрывают не силой, а умением!.. Думаешь, Наполеон был гигантом? Нет, коротышкой, как и Нельсон или Сципион Африканский… Так и в тебе есть нечто сципионистое… Что-то удалось узнать?

– Да, мой господин!

– Можешь отвечать сразу, – сказал я поощряюще, – не жди прямого вопроса, ты же затачивался на общение с людьми.

Он проревел тоненьким голоском:

– Мой господин!.. Ты должен отыскать кольцо, на котором имя Файркунандетльгербоказинаускусмежеголардис…

Я спросил озадаченно:

– Вот прямо Файркунандетльгербоказинаускусмежеголардис?.. А кольцо с таким длинным именем надевается на пояс или сразу вон на ту колонну в три обхвата?

– Мой господин, – пискнул он. – Это имя всего в двух значках!..

– Чего-чего?

– Вот таких…

Он метнулся в воздухе, моментально появившийся огненный узор вспыхнул белым пламенем, медленно перетек в оранжевый, желтый, но еще до того, как стал багроветь и растворяться, я только сказал в изумлении:

– Это в хирагане, что ли? Нет, больше на катакану в готическом стиле смахивает… Ладно, запомнил, поищу…

– Мой повелитель?

Я ответил покровительственно:

– Ты здорово помог, мой будущий дракон. Теперь лети взад, купайся там в квартовой неопределенности…

Он исчез, я вытащил шкатулку с кольцами и браслетами, которые Карл-Антон все еще не смог определить, высыпал на стол. Блестят тускло и загадочно, я на всякий случай снова пощупал все, а то вдруг да забыли, что я их хозяин, долго перебирал, всматриваясь в значки на внутренней и внешней стороне, начал раздражаться бесцельными поисками, других у меня дел нет, что ли, как вдруг на внутренней стороне одного совсем неприметного колечка рассмотрел полустертый символ, который Серфик начертал в воздухе.

Сердце нерешительно стукнуло громче, но тут же вернулось к прежнему ритму, опытное, обманывалось часто, мало ли что там начертано, люди издавна привыкли защищаться фейками.

Медленно надел на палец, прислушиваясь к ощущениям – кольцо как кольцо, ничего особенного. Повертел растопыренной ладонью перед лицом, рассматривая уже кольца на всех пяти пальцах.

На безымянном, куда добавил это последнее, жмет, стащил с трудом и насадил на мизинец. Кольцо сразу же странно изменило цвет с металлического, подстраиваясь под структуру кожу, даже морщинки воспроизвело с тремя жалкими волосинками.

Сердце стукнуло чаще, редко какое вот явно показывает, что приняло меня в роли хозяина. И даже как бы поняло, что не стараюсь выпячивать их на пальцах, а вроде бы даже стесняюсь.

– Ну-ка, – сказал я шепотом, – появись… встань перед мои очи…

Я потер кольцо с одной стороны, с другой, обхватил кончиками пальцев другой руки по всему периметру.

– Твой хозяин и повелитель, – сказал я как можно более властным голосом, – призывает тебя… чье имя заключено в этом кольце… Ах да, Файркунандетльгербоказинаускусмежеголардис!

Некоторое время ничего не происходило, затем раздался легкий гул. Мне показался далеким, однако в кабинете тут же полыхнуло багровым, из пола поднялся огненно-красный гриб, вырос до половины моего роста, только шляпка шире столешницы, а основание уходит в пол.

Гулкий голос грянул негромко и растекся под ногами:

– Слушаю и повинуюсь, мой господин.

Скрывая страх, я сказал хозяйски-доброжелательно:

– Как твое имя?

– Файркунандетльгербоказинаускусмежеголардис.

– Ого, – сказал я. – Непристойно длинное. Как у простолюдина. Возвожу тебя в дворянское сословие, потому твое имя отныне звучит красиво и величественно: Файр. Просто королевское имя! Слушай, Файр, как ты уже понял по кольцу на моем пальце, вот видишь?.. твоего прежнего хозяина больше нет. Я его убил, так как являюсь главным и единственным освободителем демонов во вселенной. Ты мог обо мне слышать.

Он молчал, нельзя даже сказать по его виду, что слышит, я вспомнил, что скованные властью кольца по своей инициативе говорить не могут, а только отвечают на прямые вопросы.

– Слышал?

Он ответил тем же гулким бесцветным голосом:

– Да, Великий Освободитель.

Я ощутил себя польщенным, это же почти Спаситель, но и тревожно, ибо спаситель только один, а если второй, то уже Антихрист, хотя я не конкурент парню, который спасал людей, я вообще-то спасаю демонов, а это, возможно, посложнее задача.

– Тебя тоже освобожу, – пообещал я. – Но сперва расскажи, что ты можешь.

– Могу менять облик, – прогрохотал он, – могу передвигаться быстро…

Я спросил быстро:

– Насколько быстро?

– Сразу, – ответил он.

– Одна нога здесь, а другая уже там?

Он прогудел:

– Верно.

Я ощутил, как сердце подпрыгнуло и кувыркнулось от счастья.

– Это здорово! И весьма современно. Цивилизация требует ускорения. А как вот если перенести меня? Сможешь?

Он измерил меня взглядом, ответил гулко:

– Да.

– Живого? – уточнил я. – Если сяду на тебя, не сорвет встречным ветром?

Он прогудел с той же невозмутимостью утеса на Итиле:

– Ветром? Что такое ветер?

– Понятно, – сказал я. – В самом деле, что такое ветер для подпространства или квантовой нереальности?.. Давай проверим твою способность… Мне нужно переместиться в дальний конец соседней комнаты. Сможешь?

– Да…

– Тогда перемести, – велел я. – Только чтобы я оставался живым и невредимым. Ну, пару царапин прощу. Нецарапаный мужчина вроде бы и не совсем еще мужчина. К таким ни доверия, ни уважения…

Я не договорил, грудную клетку сжали могучие то ли руки, то ли псевдоподии, всхрюкнул, и тут же лапы разжались, я ошалело увидел прямо перед моим лицом стену моего малого кабинета.

– Получилось, – прохрипел я успевшим пересохнуть ртом. – Получилось!.. И даже не тошнит, хотя вид у тебя, надо сказать…

– Слушаю и повинуюсь…

– Погоди, – прервал я. – Не спеши, дай договорить. Я же люблю растекаться мыслию по древу! А то не так поймешь и сразу только кувиркну… Ты вроде был не этим мухомором? Ты сказал, можешь менять облик?

– Да.

– Превратись, – проговорил я, – скажем… в такой же шкаф, как вон тот!

Страшный гриб, колыхаясь раздутыми боками, словно наполнен тяжелой ртутью, подполз к шкафу, встал рядом.

Я не поверил глазам, через две секунды передо мной уже два шкафа, только второй – серый, бесцветный, но спустя еще мгновение и он стал выглядеть словно его долго и старательно выделывали из мореного дуба, а потом несколько раз покрывали лаком.

– Здорово, – сказал я потрясенно. – Мне бы так… Стоял бы себе всю жизнь, мыслил, никого не трогал, хранил бы мудрые книги, которые я как бы читал…

Он молчал, в глазах никакого выражения, как и на морде, что сливается с остальным туловищем, словно там просто расширенная исполинская нижняя челюсть тяжело упирается в пол.

– Незримником можешь? – спросил я.

– Нет, господин.

– Совсем-совсем? – уточнил я. – Это бы сняло ряд проблем. Самых разных.

– Совсем, господин.

– Ладно, – сказал я, – придумаем. Форму тела менять трудно? Больно или как-то некомфортно? Если больно, скажи. Придумаем что-то иное. Я не обожаю причинять боль младшим братьям.

Он ответил прежним гулким голосом:

– Нет, мне все равно. Просто это самая первая, которую помню. Потому обычно я такой.

Я подумал, потер ладони.

– Но ты раньше менял форму?

– Менял, – ответил он бесстрастно. – Мой предыдущий хозяин часто заставлял… в разное.

– Прекрасно, – сказал я с энтузиазмом. – Раз можешь менять форму, это почти незримник, только иной модели. Более продвинутой! Когда смотрят на тебя, но видят что-то другое, это еще круче.

– Слушаю и повинуюсь, господин.

– Сделаем так, – сказал я, – если ты в состоянии перенести меня из комнаты в комнату, как сделал щас, то из королевства в королевство… надо что-то более мимикрительное. Ну, типа, обманки. Люди обожают, когда их обманывают. Даже говорят, ах, я сам обманываться рад!.. Вот мы их и обрадуем, хорошо так обрадуем, по самые…

Он смолчал, я подумал, произнес решительно:

– А что тут рассуждать?.. О ком люди поют чаще и охотнее всего?.. Самые красивые и чувственные песни, конечно же, о конях!.. Распрягайте, хлопцы, коней, выйду я с конем, три белых коня, выйду ночью с конем…

Он снова промолчал, реагируя только на вопросы, я окинул его взглядом, стараясь прикинуть, какого коня можно вылепить из такой массы, и смутно удивляясь, что нет во мне ни страха, ни даже великого изумления.

– Знаешь, почему на всех картинах исторические личности всегда в седле? Потому что половина побед принадлежит коням, а то и больше!.. Полцарства за коня!.. Коней на переправе не меняют почему? От коней зависит, куда повернет битва!..

– Мой повелитель?

Я сказал с вдохновением в голосе:

– Приподнимись повыше, начнем.