Еще издалека Мордекай Тремейн узнал в сидящем на скамейке человеке Льюиса Холдена. Светлая борода и характерный профиль викинга не оставляли сомнений.

Хорошая погода сдавала позиции, уступая место неприятным, не по сезону холодным ветрам. Наверное, поэтому защищенный крутым холмом парк казался особенно уютным. Расставшись с инспектором Пенроссом, Тремейн отправился туда, чтобы провести полчаса в уединенном размышлении. В голове крутилось сразу несколько туманных, но настойчивых версий.

Встреча с Холденом, однако, изменила планы. Мордекай Тремейн всегда считал, что беседовать намного приятнее, чем думать. К тому же, хотя он и не хотел этого признавать, значительно легче.

Услышав его приветствие, Льюис резко обернулся:

– Доброе утро, Тремейн! Не заметил, как вы подошли.

Мордекай Тремейн присел рядом с ним:

– Выглядите встревоженным.

– Да, я встревожен. Дела обстоят из рук вон плохо. Что задумал ваш друг инспектор?

– То, что входит в круг его служебных обязанностей, не более. Пытается выяснить, как был убит Адриан Картхэллоу.

– Спасибо за информацию, – сухо отозвался Холден. – Но меня больше интересуют его версии. Например, относительно Хелен. Если бы удалось хоть чем-то ей помочь, сразу стало бы легче, вот только она отказывается разговаривать с нами. Как будто окружила себя каменной стеной и никого не хочет впускать.

– Полагаете, она что-то скрывает?

– Разве не очевидно? – пожал плечами Холден. – Нам с вами незачем притворяться.

– Да, пожалуй, незачем, – согласился Тремейн. – Я…

Он замолчал и пристально посмотрел на человека, который в эту минуту вышел из ресторана, расположенного примерно в двадцати ярдах от скамейки. Мортон Уэстфилд явно куда-то спешил. Тремейн слегка подтолкнул собеседника локтем:

– Видите вон того мужчину со странной головой? Идет мимо пруда. Знаете его?

– Где? Теперь вижу. Нет, не знаю. А что, должен?

Вопрос показался ему несущественным; отвлекаться от волнующей темы не хотелось.

– Просто я подумал, что вы могли с ним встречаться. Это близкий друг Адриана Картхэллоу.

– Неужели?

– Ни разу не приходилось сталкиваться?

– Во всяком случае, не могу вспомнить, – раздраженно ответил Холден. – Я знал о делах Адриана многое, но далеко не все. – Он понял, что держится грубо, и произнес: – Простите. До такой степени расстроен, что начинаю бросаться на людей. Трагедия и неопределенность в отношении Хелен сводят меня с ума.

– Ничего страшного, – успокоил Тремейн. – Мне ясны ваши чувства.

– Правда? – тихо переспросил Холден. В эту минуту он выглядел очень серьезным. Немного помолчав, уточнил: – Кто этот человек, о котором вы спрашивали?

– Его фамилия Уэстфилд. Актер местной театральной труппы. Выступает в «Павильоне».

– Ни разу там не был. Он близкий знакомый Адриана?

– Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление, – пояснил Мордекай Тремейн. – Дважды видел джентльменов вместе, и они беседовали весьма доверительно.

– Адриан вам ничего о нем не говорил?

– Ничего конкретного. Кроме того, что в первую нашу встречу это не мог быть Уэстфилд.

Нахмурившись, Холден принялся сосредоточенно рассматривать клумбу.

– Адриан скрывал значительную часть своей жизни, – наконец произнес он. – Никогда и ничем себя не выдавал, и все же порой по его поведению я ощущал некий второй план. Возможно…

– Возможно?

– Нет, ничего. Уэстфилд не мог иметь отношения к убийству. Никто не проходил по мосту, кроме Хелен и Адриана.

Мордекай Тремейн смерил собеседника пристальным взглядом и медленно проговорил:

– Проходил. Лестер Имлисон.

– Имлисон! – Холден испуганно вздрогнул: – Вы… ведь вы это не всерьез?

– К сожалению, всерьез, – вздохнул Мордекай Тремейн. – Он вошел в дом вскоре после миссис Картхэллоу.

Холден откинулся на спинку скамейки, пытаясь скрыть потрясение и шок, однако новость застала его врасплох и утаить чувства не удалось.

– Инспектор Пенросс знает об этом?

Тремейн кивнул:

– Да.

Холден немного успокоился и попытался показать, что не считает обстоятельство чрезвычайно важным.

– Скорее всего у Имлисона найдется какое-нибудь разумное объяснение, – заметил с наигранной небрежностью.

– Возможно, – сухо согласился Мордекай Тремейн. – Однако сам факт не сулит ничего хорошего, не так ли? Исходя из сложившейся картины, инспектор Пенросс сможет прийти лишь к одному выводу.

– К какому же?

Прежде чем ответить, Мордекай Тремейн неторопливо, обстоятельно поправил пенсне.

– Они сделали это вместе.

Льюис Холден мгновенно сник. На его осунувшемся лице проступили морщины.

– Нет. Невероятно. Только не Хелен. – Он импульсивно схватил собеседника за плечо. Даже сквозь пиджак Мордекай Тремейн ощутил силу цепких пальцев.

– Она не могла так поступить. Говорю вам, не могла! Я слишком хорошо ее знаю.

Мордекай Тремейн посмотрел Холдену в лицо:

– Вы влюблены в миссис Картхэллоу?

Тот медленно ослабил хватку и отвернулся:

– А если влюблен? Разве от этого невиновность Хелен становится менее очевидной?

– Нет. Но это объясняет, почему вы так стремитесь спасти ее. Очень важно, чтобы все факты заняли свои места.

Не глядя на Тремейна, Холден произнес:

– Понимаю. Вы работаете вместе с инспектором, а потому должны понять все связи и отношения. Хочу, чтобы вы знали: никогда и никому не говорил того, что только что сказал вам. Разумеется, не говорил и самой Хелен. Буду признателен, если и впредь она останется в неведении.

– Не сомневайтесь: от меня миссис Картхэллоу не услышит ни слова, – заверил Мордекай Тремейн.

Холден горько усмехнулся:

– Только не воображайте, что я хочу выглядеть героем. Просто не настолько слеп, чтобы не заметить правды, когда правда смотрит в лицо. Знаю, что шансы равны нулю, и не стремлюсь демонстрировать свои чувства.

– Это естественно, – согласился Мордекай Тремейн и добавил: – Что вы думаете об Элтоне Стиле?

– Стил? – Внезапная смена темы явно обескуражила Холдена. – Между нами нет ни малейшей неприязни, если вы об этом.

– Он тоже влюблен в миссис Картхэллоу, ведь правда?

– Да. Но ведь мы не открываем друг другу душу и не делимся сокровенными переживаниями.

– Полагаю, что так. Имя Элтона Стила я упомянул лишь потому, что много о нем думаю. По-моему, этот человек в определенных обстоятельствах способен на любой шаг. А если он любит миссис Картхэллоу…

– Если вы об этом, то можете забыть! Абсурдная идея. Я знаю Элтона Стила не первый день: он не из тех, кто ходит по домам и стреляет направо и налево.

– И все-таки мотив есть!

– Адриана трудно назвать любимцем публики. Если нужен мотив, то можно найти множество людей, готовых свести с ним счеты. Однако из этого вовсе не следует, что кто-либо из них убил его. Их не было в «Парадизе». И Стила тоже.

– Верно, – согласился Мордекай Тремейн. – А вот Лестер Имлисон там находился.

– Пусть так. Вы что-то нашли. Но постарайтесь не поддаваться иллюзиям. По вполне понятной причине я не стремлюсь выгораживать Имлисона, но на убийство он способен не больше, чем Стил. В общем, никто из нас не способен.

– Мне еще не доводилось встречать человека, которому нравилось бы думать, будто среди его знакомых оказался убийца, – заметил Мордекай Тремейн. – Однако, к сожалению, нечто подобное случается нередко.

Холден долго молчал, задумчиво теребя бороду, и наконец сбивчиво заговорил:

– Послушайте. Ни для кого не секрет, что вы с инспектором заодно. Мое отношение вам известно. Если вы считаете, что в моих силах помочь раскрыть это ужасное преступление, только скажите. Сделаю все, что потребуется.

Мордекай Тремейн улыбнулся:

– Пока ваша помощь заключается в настойчивых попытках доказать, что никто из названных лиц не мог убить Адриана Картхэллоу. А мне необходимо выяснить, кто это совершил.

Холден ответил на выпад примирительным жестом.

– Наверное, я все вам порчу, но вы же знаете мое мнение. Я считаю, что произошло самоубийство. Версия представляется нелепой, но я знал Адриана и знаю Хелен. Если сможете вызвать ее на откровенный разговор, то поймете, что я прав.

Мордекай Тремейн воздержался от возражений. Достав из кармана большие часы, он взглянул на циферблат:

– Мне пора. Пойду, попробую вызвать миссис Картхэллоу на откровенный разговор. Должен признаться, задача не из легких. Почему бы вам самому не попробовать? Скажу по секрету: если сумеете доказать ее невиновность, на свете не найдется человека счастливее инспектора Пенросса.

Кивнув, Мордекай Тремейн встал и ушел, прежде чем Холден успел что-либо ответить. Предстояла встреча с инспектором в «Парадизе», и опоздать было нельзя. Дело в том, что Пенросс отправил Роберте Ферхэм приглашение явиться для беседы, и ее реакция могла оказаться весьма любопытной.

Пенросс явился первым. Преодолев зыбкий мост и причудливо вьющуюся дорожку, Мордекай Тремейн обнаружил его в кабинете задумчиво разглядывающим обрамленное деревьями море. Услышав торопливые шаги, инспектор обернулся.

– Еще не пришла? – спросил Тремейн. – Хорошо. Боялся пропустить. Извините за опоздание: я разговаривал в парке с Холденом.

Пенросс рассеянно кивнул.

– Судя по вашему виду, Чарлз, что-то произошло, – заметил Тремейн.

– Не то чтобы произошло… Я просматривал сообщение о полковнике Ниле. Он по-прежнему обитает в Фалпорте. Более того, у него нет убедительного алиби на время убийства Картхэллоу.

– Нет?

– Ни в малейшей степени, – подтвердил инспектор. – Гулял по скалам, причем в направлении особняка. Не встретил никого из знакомых и не разговаривал ни с кем, кто мог бы подтвердить его слова. Мы проверили время выхода из отеля и время возвращения: промежуток немалый и способен вызвать подозрение.

– Какое впечатление о полковнике сложилось у вашего сотрудника?

– Благоприятное. На вопросы Нил отвечал без суеты и не скрывал отрицательного отношения к Картхэллоу.

– Конечно, он заявил, что не убивал?

– Разумеется. Ничего другого я не ожидал. И все же хотелось бы получить более крепкое алиби. Трудно предположить, на что способен такой человек. Твердолобый вояка. Привык, чтобы все вокруг беспрекословно подчинялись ему и ловили каждое его слово. К тому же, глубоко оскорблен портретом дочери.

– Вы хотите сказать, что полковник вполне мог счесть себя вправе обращаться с автором портрета так, как обращался бы с врагом во время боевых действий?

– Что-то в этом роде. Разве это странно?

– Ничуть. Напротив, вполне логично. Но когда я сообщил вам, что встретил полковника Нила здесь, в Фалпорте, вы обо всем этом уже знали, однако приняли новость равнодушно. Что же изменилось теперь?

– Если ответ кому-то известен, то в первую очередь вам, – ответил Пенросс. – Поначалу считалось, будто в доме не было ни души, кроме мистера и миссис Картхэллоу. А теперь известно, что по мосту прошли еще по крайней мере два человека. Так что теперь предпочитаю никому и ничему не верить.

– Что сказал в свое оправдание Имлисон?

– Пока ничего. Уехал в Уэйдстоу по делам отца. Кажется, без обмана. Я оставил записку с просьбой явиться как можно скорее.

Мордекай Тремейн кивнул. Все это время он беспокойно кружил по комнате, словно не в силах отделаться от какой-то навязчивой мысли. Остановился возле того места на стене, куда попала убившая Адриана пуля. Испорченная выстрелом часть рамы была аккуратно вырезана.

– Вы исследовали пулю, Чарлз?

– Отправил в лабораторию вместе с куском дерева. Баллистики извлекли пулю и проверили. Никаких сомнений: стреляли из револьвера Адриана. Маркировка совпадает. В обойме осталось еще пять пуль. Все проверены. Мы нашли отстрелянную гильзу и тоже проверили. На оставшихся в магазине пулях найдены отпечатки пальцев Картхэллоу, однако это свидетельствует лишь о том, что он сам заряжал оружие. А кто стрелял, по-прежнему неизвестно.

– Отверстие оказалось значительным, не так ли? – напомнил Тремейн. – Экспертиза не выявила особых обстоятельств?

– Кое-какие странности действительно отмечены. Дерево излишне потемнело и сохранило значительные следы пороха. Однако огнестрельное оружие непредсказуемо и порой выдает причудливые результаты.

– Понимаю, – задумчиво отозвался Мордекай Тремейн.

Больше он не произнес ни слова. Через пару мгновений инспектор направился в студию.

– Мисс Ферхэм явится с минуты на минуту, – пояснил он. – Хочу встретить ее во всеоружии.

Тремейн взглянул на разбросанные по комнате наброски, акварели и этюды.

– Искусство Картхэллоу приводило поклонницу в экстаз. Когда я был здесь впервые, она восторженно цитировала слова какого-то маститого критика. Картхэллоу даже смутился. Впрочем, относительно его творческой многогранности сомнений не возникает. Он мастерски владел всеми жанрами. Жаль только, что стремился сообщить об этом миру, не выбирая средств.

Пенросс взял тюбик с алой краской и покрутил в руках.

– Не могу сказать, что живопись мне близка. Никогда не понимал, что заставляет людей расставаться с огромными суммами в твердой валюте ради раскрашенного куска промасленной тряпки.

– Искусство универсально. Только представьте: в глубокой древности неизвестный человек что-то нацарапал на стене пещеры, а спустя тысячи лет его рисунок понятен каждому.

– Наверно, так оно и есть, – равнодушно отозвался Пенросс и положил краску на место. – Но помимо общего смысла существует кое-что еще. Некоторые умельцы умудряются творить с картинами чудеса. Например, реставраторы. Помню, когда-то читал, что две картины, написанные на досках, каким-то образом сняли и перенесли на холст.

– Творения Рубенса, – авторитетно подтвердил Тремейн. – Находятся в Париже, в Лувре.

Он собрался прочитать приятелю небольшую лекцию, однако в эту минуту раздался приглушенный звук дверного звонка. Пенросс заметно обрадовался:

– Вот, наконец, и мисс Ферхэм!

Через несколько мгновений в студию вошла Роберта в сопровождении дежурившего внизу констебля. Выглядела она скромнее, чем обычно: отсутствие макияжа и строгий темно-серый костюм не просто подчеркивали, но даже выставляли напоказ ее глубокий траур. Она замерла на пороге, посмотрела по сторонам, словно погрузившись в болезненные воспоминания, и охрипшим от страданий тоном произнесла:

– Вы хотели меня видеть, инспектор?

– Да, мисс Ферхэм, – кивнул Пенросс.

– Я уже сказала все, что знаю, – продолжила Роберта. – Но если хотите выяснить что-либо еще, постараюсь помочь. Сожалею, что вы сочли необходимым пригласить меня именно сюда. Этот дом еще наполнен присутствием Адриана… мистера Картхэллоу, а потому доставляет особенно острую боль.

– Вы очень хорошо относились к мистеру Картхэллоу, не так ли? – задал вопрос Пенросс.

Мисс Ферхэм вскинула голову. На бледном, лишенном привлекательности лице отразился гордый вызов.

– Не стыжусь своих чувств. Я любила его.

Некоторое время инспектор молча на нее смотрел, а потом молниеносным движением перевернул мольберт, открыв варварски изуродованный портрет:

– Потому и сделали вот это?

Вопрос прозвучал холодно, презрительно и безжалостно, подобно пощечине. Роберта отреагировала бурно: щеки вспыхнули, словно от удара, а рука поднялась, прикрывая губы.

– Не понимаю, о чем вы.

– Отлично понимаете, мисс Ферхэм. Я жду объяснений. Почему вы солгали, сказав, что не приходили в дом в день гибели мистера Картхэллоу?

– Я не солгала! Я не приходила!

В ее словах прозвучало пронзительное, беспомощное отчаяние. Стало ясно, что защищаться она не в состоянии.

– У меня есть надежный свидетель, который видел вас, – жестко произнес Пенросс. – Так что настоятельно советую вам сказать всю правду. Вы вошли в дом, переодевшись почтальоном.

Ее лицо внезапно сморщилось, превратившись в ядовитую физиономию гадюки. Однажды, когда Роберта говорила о Хелен Картхэллоу, Мордекай Тремейн уже видел ее лицо таким. Маска горя бесследно исчезла.

– Что же, – процедила Роберта сквозь зубы. – Если вам все известно, то да, я приходила сюда.

– И испортили портрет?

– Да! – крикнула она. – Испортила! Причем с радостью сделала бы это снова!

Роберта бросилась к мольберту, словно собираясь претворить свою угрозу в жизнь, и Мордекай Тремейн преградил путь, тем самым обратив на себя внимание. Мисс Ферхэм посмотрела на него в упор. В глазах вспыхнуло понимание, лицо исказилось бессильной ненавистью.

– Значит, это вы. Можно было догадаться: не зря же совали нос во все щели. Вы видели меня на балу в Лондоне.

– Да, – подтвердил Мордекай Тремейн. – Видел вас тем вечером и в той же самой форме.

Пенросс прервал их враждебный диалог:

– Ради вашего собственного блага, мисс Ферхэм, советую правдиво обо всем рассказать.

– И расскажу! Почему нет? Вы все равно знаете каждый мой шаг. Я надела почтовую форму, а сверху накинула купальный халат. Если бы кто-нибудь меня встретил, то подумал бы, что просто иду на пляж. Возле моста я скинула халат и спрятала его в кустах. Знала, что в доме никого нет. Увидеть меня могли только издалека, но наверняка приняли бы за почтальона и не обратили внимания.

– А как вы попали в дом?

– Адриан сам дал мне ключ.

Инспектор взглянул на нее удивленно, и голос Роберты зазвучал тверже:

– Да, это правда. Я понимала Адриана. Он умел быть добрым и даже нежным, хотя на людях держался иначе.

– Не подвергаю сомнению ваши слова, – заметил Пенросс. – Признаков вторжения не обнаружено. Продолжайте.

– Вы и так все знаете. Я поднялась сюда, в студию. Адриан никогда не показывал незаконченные картины, но я знала, над каким именно портретом он работал. Писал… ее.

Последнее слово словно выстрелило с яростной силой. Самообладание иссякло, слова и фразы начали спотыкаться и путаться, будто кто-то заставил Роберту говорить против собственной воли.

– Я попросила написать мой портрет, но он лишь рассмеялся. Сказал, что нет времени. А потом я выяснила, чем он занят: вместо меня пишет ее. Это было невыносимо. Я не могла позволить ему закончить работу, не могла позволить им всем глумиться надо мной, смеяться за моей спиной. Она его не любила. Никогда. И я выдавила на холст все тюбики, какие нашла. Растерла по картине, повторяя, что уничтожаю ненавистный образ, что под моими пальцами гибнет мерзкая красота.

Лицо Роберты Ферхэм исказилось до неузнаваемости; в уголках губ выступила слюна.

– А потом?

Ее ярость внезапно схлынула. Взгляд стал осмысленным, даже хитрым.

– Знаю, о чем вы думаете, инспектор, но это неправда. Больше я ничего не сделала: просто заперла дверь и ушла. Когда вернулся Адриан, меня уже не было в доме. И когда его убили, тоже не было. Если вам известно, что я проходила по мосту, то должно быть известно и это тоже. Виновата она. Она убила мужа, чтобы остаться с любовником!

Пенросс долго молчал. Мисс Ферхэм действительно ушла. Матильда Викери это подтвердила и не солгала. В данном случае причин для лжи у нее не было в отличие от истории с Лестером Имлисоном.

Наконец инспектор заговорил:

– Попрошу вас спуститься в гостиную, мисс Ферхэм, и ждать меня там. Как только будет готов письменный вариант вашего заявления, вы с ним ознакомитесь и в случае согласия подпишете.

Едва Роберта вышла из студии, Пенросс мрачно посмотрел на Тремейна и пробормотал:

– Сюжет не самый элегантный.

Мордекай Тремейн кивнул. В эту минуту мысли его обратились к доске для серфинга, едва не причинившей Хелен тяжкого увечья. Сюжет и действительно не самый элегантный.

На красивом лице Лестера Имлисона застыло угрюмое выражение человека, осознавшего свое шаткое положение и все-таки твердо решившего молчать. Во время утренней прогулки Мордекай Тремейн встретил его по пути к мысу Трекарн. Пенросса он не видел со вчерашнего дня, со времени беседы с Робертой Ферхэм, однако не сомневался, что инспектор уже озадачил Имлисона, сообщив, что того видели в «Парадизе».

Всем своим видом Лестер демонстрировал нежелание вести светскую беседу, а потому Тремейн сразу перешел к делу:

– Полагаю, со времени нашей последней встречи произошли некоторые события.

Реакция Лестера оказалась предсказуемо агрессивной.

– Не сомневаюсь, что вы в курсе. Когда ждать наручников?

– А разве кто-нибудь говорил о наручниках? – мягко уточнил Мордекай Тремейн.

– Ваш друг Пенросс не скрывал этого.

– И все-таки не арестовал!

– Возможно, решил, что будет выглядеть не лучшим образом, если придется меня отпустить, когда ошибка наконец раскроется.

Оба стояли на краю обрыва. Сморщившись от ветра и глядя вдаль, Мордекай Тремейн спросил:

– Войдя в дом, вы увидели Адриана Картхэллоу?

Имлисон мгновенно покраснел. Сначала казалось, будто ответа не последует, однако после долгого молчания он отрывисто выпалил:

– Увидел его труп!

– А миссис Картхэллоу там находилась?

– Нет.

– О ее недавнем присутствии что-нибудь напоминало?

– Нет.

– Как же вы поступили?

– Чтобы определить, что Картхэллоу мертв, врача не потребовалось. Помочь ему я бы все равно не смог. Поняв это, просто ушел.

– Почему?

– Не хотел, чтобы какой-нибудь идиот обвинил меня в убийстве.

Мордекай Тремейн деликатно кашлянул:

– Вы действительно не убивали?

– Не будьте дураком!

– Даже если бы вы это совершили, то вряд ли признались бы. Итак, ваша версия заключается в следующем: вы вошли в кабинет, обнаружили мистера Картхэллоу мертвым и сразу ретировались, ни с кем не повидавшись и не известив полицию, поскольку ввиду близких отношений с миссис Картхэллоу испугались обвинения в убийстве. Верно?

– Вы сумели точно все схватить, – подтвердил Имлисон.

Погода не радовала теплом, и на берегу никого не было. Далеко внизу бились о скалы волны. Мордекай Тремейн взглянул на собеседника и невольно отступил на пару шагов, чтобы не стоять на краю обрыва. Имлисон заметил движение и презрительно усмехнулся:

– Нервничаете? Тот, кто убил однажды, способен убить снова. Не паникуйте. Не собираюсь вас сталкивать… пока.

Мордекай Тремейн поднял руку к пенсне. Чувствуя, что выглядит не самым достойным образом, попытался завладеть ситуацией и деловито осведомился:

– Когда вы увидели Картхэллоу, как именно лежало тело?

Лестер Имлисон глубоко вздохнул:

– Я уже рассказал инспектору Пенроссу все, что знаю. Если интересуетесь подробностями, спросите у него.

Резко повернувшись, он зашагал в сторону Фалпорта. Мордекай Тремейн посмотрел ему вслед, дождался, пока дистанция между ними увеличится, и тоже пошел в направлении города, к дому Хильды Ивленд. Открыв калитку, он увидел, что хозяйка старательно выравнивает ножницами край газона.

– Доброе утро, Хильда!

Миссис Ивленд подняла голову, помахала ему рукой в знак приветствия и вернулась к работе.

– Не мешайте, Мордекай. Если выпрямлюсь, то больше уже не согнусь!

– Честно говоря, я хотел повидать Хелен.

– Поздно, – ответила Хильда, сосредоточенно орудуя специальными, хитро изогнутыми ножницами. – Ее уже нет.

– Ушла одна?

– Нет. За ней приехал Элтон и увез кататься.

– Вот как! – воскликнул Мордекай Тремейн и добавил: – В последнее время он часто ее навещает, не так ли?

Хильда Ивленд победила последние сорняки, выпрямилась и вздохнула с облегчением:

– Слава богу, справилась! Вы верно приметили, откуда дует ветер. Стил влюблен давно и прочно. Не знаю, когда они вернутся. У вас к Хелен срочное дело?

– Нет. Просто хотел поговорить с ней. Утром я беседовал с Лестером Имлисоном. Полагаю, вам уже известно, что он все-таки находился в доме в тот день?

– Кому же это не известно? – пожала плечами Хильда. – Что думает по этому поводу инспектор?

Мордекай Тремейн оставил ее вопрос без внимания и поинтересовался:

– Что за проблема возникла между Лестером Имлисоном и Хелен Картхэллоу?

Ему показалось, что по приятному полному лицу Хильды скользнула тень.

– Проблема? – переспросила она.

Он взял ее за руку:

– Вы отлично понимаете, о чем я. До гибели Картхэллоу эти двое почти не скрывали близких отношений, а сейчас общаются, как чужие люди. Инспектор считает, что это игра, но я в этом не уверен. Наблюдаю за обоими и вижу, что они ведут себя, как люди, которые что-то скрывают и в то же время боятся выдать какую-то тайну. Имлисон держится грубо и вызывающе, а Хелен отвечает на вопросы жестко и цинично. Почему они избегают друг друга? И с какой стати Стил взял на себя роль защитника?

– Не слишком ли разыгралось ваше богатое воображение, Мордекай? Пожалуй, чтение «Романтических историй» не прошло даром, – заметила Хильда Ивленд, однако в ее голосе прозвучала растерянность.

– Воображение здесь ни при чем. Как давно влюблен Стил?

– Год. Может, больше. Разве кто-нибудь знает это наверняка? Особенно если речь идет об Элтоне. Он не выставляет чувства напоказ.

– Да, – согласился Мордекай Тремейн.

Что-то в его тоне заставило Хильду взглянуть на него с особым вниманием и даже с опасением.

– Мордекай, вы… не подозреваете Элтона?

– Ничуть не больше, чем кого-либо другого, – заверил он. – Дело в том, что Элтон Стил производит впечатление человека непредсказуемого. Игнорировать его личные качества было бы неразумно. – Вспомнилось лицо Стила в тот момент, когда он в упор посмотрел на Роберту Ферхэм после инцидента с доской. – Да, крайне неразумно, – повторил Тремейн.

Он поболтал с Хильдой Ивленд еще несколько минут, а как только позволили приличия, сразу ушел, понимая, что отрывает хозяйку от работы. Прогулялся по городу в надежде встретить полковника Нила, однако вернулся к Тайнингам, так и не увидев никого из знакомых.

Днем облака рассеялись и выглянуло солнце. Ветер помешал Тремейну занять обычное место на пляже возле «Парадиза», и он отыскал тихое местечко в саду, расположившись в шезлонге. Джонатан Бойс отправился на прогулку в гавань, а хозяева уехали в Уэйдстоу, чтобы навестить знакомых. Вторая половина дня обещала долгое безмятежное уединение.

Мордекай Тремейн раскрыл свежий номер «Романтических историй», но рассеянно прочитал лишь несколько абзацев. Реальная жизнь заполнила сознание драмой такой всепоглощающей силы, что описание вымышленных отношений казалось жалкой пародией. Память послушно собирала разрозненные впечатления и складывала из осколков логически внятную картину.

Анита Лейн со своим странным телефонным разговором. Адриан Картхэллоу, внезапно проявивший острый интерес к работе полиции и к неизвестному пожилому джентльмену в постоянно сползающем пенсне. Льюис Холден в рыбачьей лодке, опасающийся, что Адриан Картхэллоу закончит нервным срывом. Заметка в газете об американском миллионере и его ценных приобретениях. Тайная встреча Адриана Картхэллоу с человеком, знакомство с которым сам он недавно отказался признать.

Мордекай Тремейн ощущал мучительно неуловимую близость правды. Забытый номер «Романтических историй» лежал у него на коленях. В сознании медленно разворачивалась фантастическая, неправдоподобная история – тайна смерти Адриана Картхэллоу неумолимо прояснялась…

Уже вечерело, когда стук калитки вывел его из оцепенения. Мордекай Тремейн привстал и увидел идущего по дорожке инспектора. Пенросс выглядел возбужденным и решительным – так держится человек, готовый сообщить важную новость.

Он заметил шезлонг и целеустремленно ускорил шаг.

– Итак, Мордекай, кое-что есть!

Тремейн поспешил спрятать «Романтические истории» за спину.

– Правда? – произнес он, еще не оправившись от легкого шока внезапного появления Пенросса.

– Относительно Мортона Уэстфилда. Возможно, он и прикрывается актерским ремеслом, однако промышляет совсем другим. Департамент регистрации преступлений и преступников отлично его знает. На редкость сомнительный тип: связан со всевозможными мошенниками. Своего рода ключевая фигура криминального мира.

Тремейн живо заинтересовался этим сообщением.

– А какую-нибудь связь с Картхэллоу обнаружили? – уточнил он.

– Пока ничего конкретного нет, но можно не сомневаться, что их объединяли какие-то денежные дела. Причем, судя по склонностям Уэстфилда, наверняка незаконные. Они часто встречались в Лондоне и всегда в таких местах, где не появлялись знакомые Картхэллоу. Скотленд-Ярд продолжает расследование. Как только выяснится что-нибудь определенное, нас сразу известят.

– Помимо того, что подтвердилось темное прошлое Уэстфилда, ничего нового мы не узнали, – заметил Мордекай Тремейн. – Над нами по-прежнему довлеет свидетельство Матильды Викери: по мосту не проходил никто, кроме уже проверенных персонажей. К тому же, Уэстфилд несомненно имеет стопроцентное алиби.

– Возможно, но не обязательно. Получив ответ на запрос, я отправился в «Павильон», чтобы встретиться с ним. Но Уэстфилда в театре не было. Он не появлялся со вчерашнего вечера, и импресарио рвал на себе волосы, не зная, как спасти дневной спектакль. Я тут же узнал адрес и проверил по месту жительства. Квартирная хозяйка посетовала, что вчера вечером постоялец домой не пришел, хотя обычно возвращался сразу после представления.

– И что вы об этом думаете?

– Ничего не думаю, – жизнерадостно ответил Пенросс. – Во всяком случае, пока. Слишком много концов еще предстоит подобрать. Однако линия многообещающая. Можно смело утверждать, что по какой-то причине Уэстфилд – кстати, в отделе регистрации преступлений и преступников он числится под именем Гэлли – внезапно занервничал. Вероятно, кто-то из лондонских друзей предупредил, что мы наводим справки, и он решил сбежать. Такому человеку наверняка есть что скрывать.

– Означают ли ваши слова, что Лестер Имлисон уже вне подозрения?

– Нет, – категорично заявил Пенросс. Сейчас его манеры выдавали довольство собой. – Но дело приобретает солидный масштаб. После долгого пути по узкому тоннелю, где не оставалось места для развития, мы выбираемся на открытое пространство. Я уже разослал по всем отделениям заявку на задержание Уэстфилда. Скоро его поймают, и тогда многое прояснится.

– Возможно, – рассеянно отозвался Мордекай Тремейн. Слушая рассуждения Пенросса, он что-то обдумывал.

– Вы когда-нибудь слышали имя Уоррена Белмонта? – неожиданно спросил он.

– Белмонт? – Инспектор посмотрел на него с любопытством, пытаясь найти объяснение внезапному отклонению от темы. Он знал, что просто так Мордекай Тремейн вопросов не задает. – Тот самый американский миллионер, который приезжал в Лондон в начале года?

– Совершал турне по Европе и скупал шедевры. Среди прочего увез в Штаты произведение сэра Джошуа Рейнольдса.

– Да, что-то читал об этом, только не очень внимательно. Не мой профиль.

– Белмонт купил картину у какого-то пэра, чье имя не называлось. Было сказано только, что вместе с титулом тот унаследовал множество бесценных полотен. В коллекции обнаружился и Рейнольдс. Сможете узнать имя этого счастливого пэра и выяснить реакцию самого Белмонта?

– Думаю, да, – кивнул Пенросс. – Вот только не знаю, сколько времени потребуется. Если Белмонт вернулся в Америку, то скорее всего потребуется послать официальный запрос в ФБР.

– И все же хотелось бы получить ответ, причем как можно скорее. Более того, уверен, что и вы не откажетесь узнать кое-какие занятные подробности.

Мордекай Тремейн решительно поправил пенсне. Он уже достаточно хорошо знал Пенросса, чтобы понимать: инспектор не поддается опасной иллюзии и не верит, что как только Уэстфилд – или Гэлли – попадет в руки полиции, загадка убийства Адриана Картхэллоу разрешится сама собой. По-прежнему сохранится мучительно скучная, утомительная необходимость установления мотива и доказательства возможности совершения преступления.

Причина откровенного торжества Пенросса заключалась не в наивной вере в скорую победу, а в появлении значимой альтернативы. Инспектору удалось найти возможную замену Хелен Картхэллоу.

И все же Хелен Картхэллоу по-прежнему оставалась ключевой фигурой дела, приобретающего солидный масштаб. Ведь она сама заявила, что убила своего мужа.

Поросшая лишайником поверхность скалы сохранила выбитые в камне имена. Мордекай Тремейн с интересом прочитал надписи и задумался: кто такие эти Телма и Руби? Удалось ли им выйти замуж за Джорджа и Гарри или курортное знакомство растворилось в пространстве, едва утренний поезд увез их из Фалпорта в очередной год обычной жизни?

Мыс Трекарн представлял собой один из берегов узкой бухты, расстояние которой от Фалпорта оценивалось в шесть пенсов автобусного маршрута. Любознательного джентльмена привело сюда стремление расширить географию местности. Все увереннее заявлявшая о себе версия пока оставалась расплывчатой, а местами и туманной, однако Мордекай Тремейн не сомневался в обоснованности подозрений, а потому стремился к творческой свободе одиночества и стимулирующему работу мысли буйству морского ветра.

Стимуляции хватало с избытком. Он медленно брел по неровной, но хорошо заметной тропе, упорно взбиравшейся на вершину утеса, где порывы становились тем безжалостнее, чем выше карабкался упрямый путник. Дойдя до конца тропинки, Мордекай Тремейн поднял голову, чтобы осмотреться, и увидел человека. Тот стоял в защищенном от ветра укромном уголке.

– Доброе утро, полковник, – любезно произнес Тремейн. – Наслаждаетесь видом?

Полковник Нил кивнул:

– Да. Великолепно, не так ли? Странно, однако, что вам известно мое имя. Не припомню, чтобы мы встречались.

– Мы не встречались, – ответил Мордекай Тремейн. – Скорее у нас с вами есть общий знакомый. Адриан Картхэллоу.

Брови полковника сдвинулись, а пальцы без малейшей необходимости коснулись подстриженных с военной точностью седых усов. Недавняя приветливость мгновенно уступила место ледяной холодности в обращении.

– Вспомнил. Вы – Тремейн, верно? Детектив. Читал о вас в газетах.

Вблизи полковник выглядел старше, чем казалось Мордекаю Тремейну, но главная отличительная черта – привычка командовать – по-прежнему присутствовала. Ничего не стоило представить его придирчивым начальником, не допускавшим ни малейших отклонений от приказа. Во время скандала в доме Картхэллоу полковник находился в чуждой среде, среди незнакомых, непонятных людей. На самом деле в полном сил, уверенном в себе человеке не было ничего от жалкого, беспомощного в гневе старика, которым он предстал в тот вечер.

Мордекай Тремейн засунул руки в карманы плаща и постарался принять самый благодушный и дружественный вид.

– Всегда глубоко переживаю трагедии, подобные той, когда яркий творческий человек гибнет в расцвете таланта. Смерть такого художника, как Картхэллоу, – огромная потеря для мира. Правда?

– Нет, – отрезал полковник Нил. – Тот, кто вогнал пулю в голову мерзавца, исполнил мою мечту.

Не скрывая удивления, Мордекай Тремейн в упор взглянул на него поверх пенсне.

– Уверен, что в данном случае ваши слова не отражают истинных помыслов, – заметил он, а через секунду, словно только что вспомнив и осознав собственную ошибку, неловко добавил:

– О, разумеется… ваша дочь. Простите. Картхэллоу написал ее портрет, не так ли?

– Да, – мрачно подтвердил полковник Нил. – Картхэллоу написал ее портрет. – Серые глаза смотрели с выражением, лишенным симпатии, но в то же время не откровенно враждебным. – Не могу поверить, что вы действительно забыли об этом обстоятельстве. Вы ведь близко знакомы с инспектором, ведущим расследование убийства.

– Какие бы чувства ни испытывал человек, – заметил Мордекай Тремейн, оставив комментарий без внимания, – неразумно открыто заявлять, что он хотел убить Адриана Картхэллоу. Особенно если его алиби не безупречно.

На каменном лице пожилого военного проступила ледяная усмешка.

– Не зря я думал, что на самом деле вы вовсе не безвредный простак, каким прикидываетесь. Мне незачем скрывать, что считаю Картхэллоу негодяем, полностью заслужившим все, что получил. Полиции не составит труда найти много людей, собственными ушами слышавших, как я ему угрожал. К тому же, полиции известно об оскорблении моей дочери. Газеты не жалели красок.

– Что привело вас в Фалпорт?

– А что вообще приводит людей в Фалпорт? – насмешливо уточнил полковник. – Желание отдохнуть и поправить здоровье.

– Вы знали, что Адриан Картхэллоу живет в этом городе?

– Ни для кого не секрет, что в последние месяцы я за ним слежу. Трудно было не узнать, что лето он проводит здесь, в собственном особняке.

– Если бы представился шанс, вы бы смогли убить его?

– Если бы удалось сделать это, не оказавшись потом в петле, испытал бы колоссальное удовольствие. – Полковник отошел от скалы, под которой прятался от ветра, запахнул плащ и добавил: – Разговариваю с вами, потому что знаю о вашей связи с полицией. Однако если надеетесь услышать что-нибудь полезное, то ошибаетесь. Я уже отвечал на вопросы инспектора. Наверное, мое алиби не бесспорно, но все же достаточно весомо. Никто не сможет доказать, что я находился в доме, а только это обстоятельство способно убедить присяжных. Всего хорошего.

– До свидания, – ответил Мордекай Тремейн.

Он стоял, глядя вслед энергично удалявшейся подтянутой фигуре. Несмотря на возраст, полковник сохранил бодрость. Выйдя в отставку, он явно старался держать себя в форме.

На обратном пути в голову Тремейна пришла важная мысль: Адриана Картхэллоу убили из револьвера военного образца. А полковник отлично разбирается в оружии.

На автобусной остановке полковника не было, и Мордекай Тремейн обрадовался. Ехать обратно вместе с ним было бы неловко. Выйдя в Фалпорте, он едва не столкнулся с проходившей по тротуару парой. Поднял голову, чтобы извиниться, и оказался лицом к лицу с Хелен Картхэллоу и Элтоном Стилом. Оба вежливо поздоровались, но не смогли скрыть неприязни. Глаза Хелен утратили веселое выражение, а лицо мгновенно застыло. Казалось, она напомнила себе, что с этим человеком следует держаться осторожно.

Элтон Стил положил руку ей на талию. Жест был символичным. Мордекай Тремейн почувствовал, что массивный смуглый мужчина бросает ему открытый вызов. Возникло тревожное впечатление, что эти двое объединились против общего врага, образ которого воплотился в нем самом.

Вторую половину дня Тремейн провел в доме Тайнингов, в компании Джонатана Бойса. Море волновалось, и старший инспектор Скотленд-Ярда отказался от идеи прогуляться на лодке в Сент-Моган.

– Судя по очевидным признакам, – заметил Бойс, обращаясь к сидевшему напротив Мордекаю Тремейну, – вы ожидаете новых событий.

Тот снял пенсне и принялся протирать стекла.

– Ситуация чрезвычайно интересная, – пробормотал он.

Впрочем, столь стремительного развития событий Тремейн не предполагал. Чарлз Пенросс явился сразу после чая. Приехал в патрульной машине, всем своим видом подчеркивая официальный характер визита.

– По вашей просьбе, Мордекай, я получил информацию об Уоррене Белмонте, – с порога заявил он. – Потребовалось меньше времени, чем я ожидал. Пару недель назад полиция Нью-Йорка обратилась в Скотленд-Ярд за разъяснениями. Белмонт явился с претензиями к купленной в Лондоне картине Рейнольдса. Один из ведущих экспертов осмотрел произведение и заявил, что, по его мнению, это подделка.

Мордекай Тремейн нетерпеливо подался вперед. В его глазах вспыхнули искры триумфа.

– А как насчет того человека, который продал шедевр? – уточнил он. – Насчет пэра, чье имя не упоминалось? Есть новости?

Пенросс устроился на подлокотнике кресла:

– Пока Скотленд-Ярду не удалось напасть на след таинственного владельца. Судя по всему, переговоры велись не напрямую, а через посредника. Более того, описание этого посредника безошибочно указывает на нашего приятеля Мортона Уэстфилда.

– Иными словами, Уоррен Белмонт пал жертвой обмана, удавшегося исключительно потому, что предполагаемое полотно Рейнольдса выглядело настолько реальным, что ввело в заблуждение нескольких экспертов.

– Очевидно, Уэстфилд сочинил убедительную историю, – продолжил Пенросс. – В делах собственного бизнеса Белмонт проявляет крайнюю осторожность. А с другой стороны, автор фальшивой картины продемонстрировал несравненное мастерство.

– И вот здесь на сцену выходит Адриан Картхэллоу, – заключил Мордекай Тремейн.

– Именно эти слова я надеялся от вас услышать, – заметил Пенросс.

Джонатан Бойс вынул изо рта трубку и удивленно проговорил:

– Неужели вы предполагаете, что Адриан Картхэллоу намеренно подделал произведение Рейнольдса и продал Белмонту?

– Это не просто предположение, Джонатан, – ответил Мордекай Тремейн. – Это факт. Картхэллоу окончательно погряз в долгах. Тратил деньги быстрее, чем успевал зарабатывать, и искал способ срочно сократить сумму превышения кредита. Продажа заокеанскому миллионеру фальшивого полотна Рейнольдса могла показаться весьма многообещающим началом.

Бойс, однако, продолжал сомневаться:

– Не считаю себя специалистом в области старых мастеров, но не могу поверить, что по земле ходят люди, способные подделать картину с таким мастерством, что даже эксперты примут ее за подлинную.

– Кем бы ни был Адриан Картхэллоу в жизни, – возразил Мордекай Тремейн, – в своем деле он стоял на вершине. Даже враги признавали его исключительный талант. К тому же, талант этот отличался редкой многогранностью. Художник умел работать в разных стилях. Я уже рассказывал Чарлзу, как Роберта Ферхэм однажды процитировала восторженный отзыв одного из маститых критиков. Картхэллоу мог бы пройти долгий плодотворный путь, однако слишком спешил жить и не хотел ждать наступления честного и надежного финансового благополучия. Он стремился найти короткую тропинку к исполнению своих желаний. Полагаю, для человека его дарования подобный способ обогащения можно считать очевидным. Такое не раз случалось и прежде. Например, голландец Меергерен сумел сколотить огромное состояние на подделке картин художника семнадцатого века Вермеера. Его собственные работы успеха не имели, вот предприимчивый имитатор и придумал продавать якобы только что обнаруженные произведения признанного мастера. Причем многим эти картины казались лучше уже известных полотен.

В разговор снова вступил Джонатан Бойс:

– Думаю, дело не ограничивается лишь нехваткой денег и удивительной способностью подражать стилю Рейнольдса.

– Естественно, – подтвердил Мордекай Тремейн. – Кое-какие обстоятельства на первый взгляд не представляются важными, однако вписываются в целое и многое объясняют. При первой встрече с Картхэллоу меня удивил острый интерес к преступному миру. Многие люди проявляют любопытство, в то время как его отношение было глубоко личным. К тому же, – добавил Тремейн с излишней скромностью, – мне показалось странным неоправданное внимание, какое человек его репутации и масштаба уделил столь незначительному чужаку, как я. Разумеется, если за этим не скрывалось неких серьезных намерений.

Поначалу я предположил, что художник попросту знал, что некоторые из его картин вызвали резкое недовольство публики, и опасался мести. Подумал, что он ищет защиты, хотя в действительности я не мог оградить его от насилия. Но теперь, вспоминая рассуждения Картхэллоу об успешно осуществленных злодеяниях, понимаю, что на самом деле он не мог противостоять тщеславному искушению и стремился выставить напоказ собственный триумф.

Как-то мы говорили об идеальном преступлении. Тогда Адриан заявил, что никто не должен заподозрить неладное. Только в этом случае как сам замысел, так и его осуществление можно считать безупречным. А в заключение добавил, что, наверное, досадно совершить идеальное преступление и остаться в неизвестности. Привел в пример трагическую судьбу Томаса Чаттертона – юного поэта, не имевшего возможности признать талантливые произведения своими, поскольку прежде выдал их за только что обнаруженные средневековые рукописи.

Картхэллоу сознавал высочайшее качество собственных подделок и в глубине души страдал от невозможности официального признания. Потеряв надежду поведать миру о своей гениальности, он попытался хотя бы немного утешить самолюбие в разговоре со мной.

Пенросс скептически посмотрел на него. Рассуждения Тремейна казались чересчур сложными и отвлеченными.

– В беседе с вами Картхэллоу упоминал о Белмонте? – уточнил инспектор.

– Напротив, это я назвал имя американского миллионера, – ответил Тремейн. – Адриан заявил, будто не знает такого человека, и уклонился от дальнейшего разговора. Обстоятельство меня удивило, поскольку незадолго до этого из надежного источника я узнал, что личность Белмонта непременно заинтересует художника.

– Мне ничего не известно о личных контактах Картхэллоу с Белмонтом, – произнес Пенросс. – Осмелюсь предположить, что художник намеренно держался в стороне, чтобы его имя не всплыло в случае подозрений насчет подлинности картины Рейнольдса. В конце концов, подозрения действительно возникли – пусть даже не у наших экспертов, а у американских. Не исключено также, что, зная вашу репутацию, он попросту боялся вас и пытался отвлечь от опасных мыслей.

– Если так, то результат оказался иным. Если бы Картхэллоу спокойно признал знакомство с Белмонтом и продолжил разговор, я бы не заподозрил ничего особенного. А так сразу задумался, что он мог скрывать. То же самое произошло и с Мортоном Уэстфилдом. Этого человека я случайно увидел в Лондоне вместе с Картхэллоу, а потом узнал здесь, на сцене. Однако когда я спросил самого Адриана, тот равнодушно отмахнулся, заявив, что я ошибся.

Но однажды ранним утром я увидел их вдвоем на пустынном пляже. Честно признаюсь, что спрятался и начал подслушивать. Многого, конечно, не разобрал, но уловил имена Белмонта и Рейнольдса. К тому же, Картхэллоу недовольно заметил, что, мол, не колбасу стряпает.

Джонатан Бойс внимательно слушал рассказ Тремейна и неустанно дымил трубкой, что свидетельствовало о волнении.

– Можно предположить, что Уэстфилд убеждал художника создать еще одну подделку. В Картхэллоу мошенник видел ценного сообщника, способного обеспечить твердый доход. Более того, Чарлз! Если Уэстфилд профессионально относится к своему делу – а вы утверждаете, что отдел учета отлично его знает, – то шантаж неизбежен. Подделав полотно великого мастера, Картхэллоу оказался во власти Уэстфилда: угроза разоблачения сразу лишила его свободы. Посредник пользовался положением и требовал новых фальшивок, причем с большей выгодой для себя.

– Не исключено, – кивнул Пенросс. – Во время скачек Уэстфилд встретился с художником и назначил тайное свидание в «Парадизе». Договориться они не смогли, поскольку Картхэллоу не из тех людей, кто готов поддаться шантажу, и между ними разгорелась ссора.

– Кое-что проясняется, Чарлз! – воскликнул Джонатан Бойс. – То ли случайно, то ли в целях самообороны Уэстфилд застрелил Картхэллоу и скрылся. Надеялся остаться вне подозрений и отсидеться в Фалпорте, но потом узнал, что полиция заинтересовалась, занервничал и сбежал.

– Не забывайте, – предупредил Мордекай Тремейн, – что по-прежнему остается открытым вопрос, как ему удалось дважды пройти по мосту, оставшись незамеченным.

– Помню, – промолвил Бойс. – Хотя ответа не знаю. Надеюсь, как только Чарлз поймает Уэстфилда, тот сообразит, что игра закончена, и заговорит.

Пенросс слушал рассуждения с непроницаемым выражением лица и только сейчас счел необходимым высказать собственное мнение:

– Что касается Уэстфилда, то игра действительно окончена. Но он уже не заговорит.

Его мрачная интонация встревожила Мордекая Тремейна.

– Вам известно нечто важное, Чарлз, – настойчиво произнес он. – Что именно?

– Мортон Уэстфилд мертв, – угрюмо сказал инспектор и после долгого молчания добавил: – Это одна из новостей, ради которых я пришел сюда. – Тело обнаружили сегодня во время отлива возле мыса Трекарн. Один из местных рыбаков заметил что-то странное и подплыл ближе… насколько смог. Как только он вернулся, сразу сообщил нам, а мы отправили поисковую команду. Это был Уэстфилд собственной персоной – никаких сомнений. Труп застрял между камней, и стал заметен в отлив. Иначе не нашли бы еще несколько недель.

– Каков вердикт? Самоубийство? – спросил Джонатан Бойс.

– Трудно судить. Не исключен несчастный случай. Вы же знаете, какой там берег. Место опасное, особенно если приезжий разгуливает в темноте. Край обрыва постоянно крошится и осыпается. Оступиться и сорваться ничего не стоит.

Мордекай Тремейн вспомнил суровую, неприступную скалу с острыми камнями внизу, где однажды стоял рядом с Адрианом Картхэллоу, и вздрогнул. Воображение нарисовало летевшую в пропасть беспомощную фигуру, а в ушах прозвучал отчаянный, разорванный ветром крик.

– Многое еще предстоит выяснить, – продолжил Пенросс. – Однако мотив вполне убедительный: столкновение преступных интересов, шантаж.

– Склонен согласиться, что Уэстфилд пытался шантажировать, – заметил Мордекай Тремейн, – но вам по-прежнему предстоит разобраться, какую роль сыграла в драме Хелен Картхэллоу.

– Да, – вздохнул Пенросс. – Мне по-прежнему предстоит разобраться, какую роль сыграла в драме Хелен Картхэллоу. Должен честно признаться, что пока не могу сказать ничего определенного. Ее история вызывает тревогу. А у вас есть какие-нибудь версии на сей счет?

– Да.

Джонатан Бойс снова вынул трубку изо рта и с подозрением взглянул на Тремейна. Ему уже приходилось слышать этот тон. Судя по всему, инспектора Чарлза Пенросса ожидал шок.

Мордекай Тремейн испытывал смущение – тем более острое, чем яснее он понимал, что должен наслаждаться моментом. Все эти люди собрались здесь исключительно ради него. Но где же восторг власти? Где ликование и торжество? Он обвел взглядом переполненную гостиную. Все ждали, когда он заговорит. Привычным, почти машинальным жестом поправив пенсне, Мордекай Тремейн заговорил:

– Полагаю, инспектор Пенросс уже намекнул, зачем вас сюда пригласили. Во всяком случае, все мы, за исключением полковника Нила, хорошо друг друга знаем, и долгих объяснений не требуется.

Сидящий возле окна пожилой джентльмен с военной выправкой и седыми усами услышал свое имя, ощутил всеобщее внимание и с холодным самообладанием закинул ногу на ногу.

– Как единственный незнакомец, – заметил он, – должен признаться, что не понимаю, зачем понадобилось мое присутствие.

– Надеюсь, полковник, что мне поможете, – пояснил Мордекай Тремейн. – Во всяком случае, я счел необходимым позвать вас, учитывая ваш… глубоко личный интерес к Адриану Картхэллоу.

– Понимаю. Должен ли я сделать вывод, что вы рассчитываете услышать от меня имя убийцы?

– Нет, я имел в виду вовсе не это. – Мордекай Тремейн помолчал и многозначительно продолжил: – Видите ли, имя человека, повинного в смерти Адриана Картхэллоу, мне уже известно.

В комнате воцарилась тишина. Невыносимая тишина, наполненная коварным ледяным страхом. Элтон Стил медленно сжал большие ладони и посмотрел на Хелен Картхэллоу. Та сидела в кресле неподвижно, с бледным, словно обескровленным лицом. Инспектор Пенросс стоял, прислонившись спиной к дверному косяку. Легкая фигура воплощала нетерпение, блестящие глаза пристально смотрели на всех вместе и на каждого в отдельности.

– Отлично, – произнес он. – Если вы знаете, то чего же ждете? Разве не намерены никого арестовать?

Мордекай Тремейн ответил мягко, словно не заметив подтекста:

– Все не так просто. Когда человек умирает, смерть его не остается фактом, который можно рассматривать в отдельности. Есть много иных обстоятельств. Поэтому я и попросил вас собраться. Газеты уже немало написали о гибели Адриана Картхэллоу, а скоро сочинят еще больше. Ничего удивительного. Газеты для того и существуют, чтобы излагать факты. Однако незачем приводить те факты, что к делу не относятся.

Роберта Ферхэм сжала губы и так судорожно вцепилась в сумочку, что замок не выдержал напряжения и щелкнул. Тремейн посмотрел на нее.

– Вижу, что мисс Ферхэм понимает меня. История о том, как и почему Адриан Картхэллоу ушел из жизни, должна явиться миру, однако ни к чему вытаскивать на поверхность все эмоции и переживания. Определенные болезненные подробности не покинут этой комнаты… при условии, что каждый из вас поведает мне правду.

Хильда Ивленд выразила сомнение:

– Ясно, к чему вы клоните, Мордекай. Лишний скандал никому из нас не нужен. Но разве мы уже не сказали всего, что знаем?

– Проблема как раз в том и заключается, что не сказали. – Мордекай Тремейн в упор посмотрел на Хелен Картхэллоу. Та встретила его взгляд с открытым вызовом и резко возразила:

– Вы только что заявили, что знаете, кто убил Адриана. К сожалению, в этом нет ничего удивительного. Я уже сообщила полиции, что сама застрелила мужа.

– Вы, миссис Картхэллоу, объяснили полиции, будто убили супруга случайно. По вашей версии, он достал револьвер из ящика стола, после чего между вами завязалась борьба.

– И что дальше?

– А дальше вот что. Во-первых, на рукоятке остались отпечатки ваши, но не мистера Картхэллоу. Во-вторых, мистер Картхэллоу имел одну привычку: используя ключ из связки, которую неизменно носил в кармане, он непременно снимал его с кольца, а потом возвращал на место. Но когда вы привели меня в кабинет, связка висела в замке… причем ключ от ящика оставался на кольце.

Хелен Картхэллоу отвела взгляд. На лицо упал локон.

– Наверное, второпях он не снял ключ. Не помню. Это ничего не доказывает.

– Доказывает, – возразил Мордекай Тремейн. – Доказывает, что револьвер из ящика достал не мистер Картхэллоу, а кто-то другой. Доказывает, что вы выстрелили не случайно.

Льюис Холден порывисто вскочил. Светлая борода агрессивно нацелилась на обидчика. Лицо вспыхнуло гневом.

– Послушайте, Тремейн! Будь я проклят, если стану сидеть здесь и покорно слушать, как вы обвиняете Хелен!

Элтон Стил и Лестер Имлисон энергично поддержали его протест. Лицо Стила выражало открытую угрозу, а в чертах Имлисона Мордекай Тремейн прочитал мучительный страх.

– Вы находились в тот день в доме, мистер Имлисон, – негромко обратился он к молодому человеку. – Полагаю, вам известно, что миссис Картхэллоу говорит неправду.

Лестер Имлисон молчал. В эту минуту он выглядел человеком, сознающим необходимость решительной обороны, но опасающимся выдать себя поспешной репликой. Стил посмотрел на соперника с угрюмым подозрением. Хелен Картхэллоу металлическим тоном произнесла:

– Лестер тут ни при чем. Он не имеет отношения к убийству.

– Он имеет отношение к убийству, – жестко возразил Мордекай Тремейн.

На мгновение все замерли. Однако напряжение достигло предела, что-то неминуемо должно было случиться. Глядя на трех взбешенных мужчин, Мордекай Тремейн понимал, что позволил драме зайти слишком далеко.

– Присядьте, джентльмены, – попросил вежливо он, – и позвольте мне рассказать, что же действительно произошло в тот злосчастный день.

Все трое мгновенно его послушались. Тремейн дождался, пока они вернулись на свои места, и только после этого продолжил:

– В день убийства Адриан Картхэллоу должен был задержаться по делам в Уэйдстоу и планировал вернуться домой к обеду. Поэтому миссис Картхэллоу пригласила мистера Имлисона на свидание… в надежде, что, поскольку слуги отпущены, никто их не заметит.

Хелен испуганно вздрогнула, и Тремейн обратился непосредственно к ней:

– Нет необходимости подтвердить данное обстоятельство, миссис Картхэллоу. Ваши с мистером Имлисоном отношения не остались тайной. Ситуация усложнилась. На скачках ваш муж и мистер Имлисон едва не подрались. Вероятно, вы назначили свидание для того, чтобы каким-то образом разрядить обстановку. Не стану делать вид, будто понимаю мотив, но вы действительно условились встретиться здесь, в доме. А чтобы избежать сплетен, вернулись из Уэйдстоу поездом, в то время как мистер Имлисон приехал на машине.

Увы, мистер Картхэллоу изменил планы. Он сразу отправился сюда, а поскольку ехал по дороге, то оказался в «Парадизе» раньше, чем вы успели добраться поездом. Войдя в дом, вы обнаружили мужа в кабинете.

– Я сообщила полиции, что Адриан вернулся первым, – произнесла Хелен срывающимся голосом.

Мордекай Тремейн кивнул:

– Да, но не сообщили о том, что нашли его мертвым.

Мучительная агония в особенно темных на фоне бледного лица глазах отозвалась сердечной болью, но Мордекай Тремейн понимал, что обязан продолжить рассказ. Стараясь избежать малейшего намека на эмоции, он сказал:

– Вы знали, что мистер Имлисон собирался вернуться из Уэйдстоу на машине, а потому подумали, что он приехал раньше вас и неожиданно столкнулся с мистером Картхэллоу. Решили, что мужчины поссорились по известной причине и мистер Имлисон убил мистера Картхэллоу.

Представляю, какой ужас охватил вас при виде лежавшего на полу кабинета мертвого тела. Нужно было заставить себя думать. Не поддаться истерике, а сохранить спокойствие, чтобы достичь единственно важной цели – спасти мистера Имлисона.

Вы подняли револьвер и тщательно стерли отпечатки пальцев. А пока проверяли, не оставил ли он каких-нибудь других следов, одновременно сочиняли собственную версию преступления. Поначалу вы решили, будто мистер Имлисон каким-то образом завладел оружием мужа и выстрелил с расстояния нескольких футов. Вот почему в первых показаниях вы сообщили полиции, что стояли в противоположном конце комнаты, а муж велел нажать на курок. История не слишком убедительная, однако в состоянии шока ничего лучше вам выдумать не удалось.

Когда же стало ясно, что версия не соответствует уликам, поскольку супруга убили с очень близкого расстояния, вы притворились, будто решили открыть правду, и заявили, что револьвер выстрелил случайно – в процессе ссоры и борьбы. Сам факт первой сомнительной версии, на мой взгляд, доказывал лишь одно: вы не верили в случайность гибели мужа и почти не сомневались, что его убили намеренно. Следовательно, вы знали конкретного человека, имеющего как мотив для расправы, так и возможность осуществить задуманное. И этот конкретный человек был очень вам дорог.

Не знаю, действительно ли вы разыскивали мистера Имлисона или окликали по имени, чтобы понять, прячется ли он в доме, но на всякий случай тянули время, желая дать ему возможность уйти как можно дальше, и именно поэтому не стали звонить в полицию. Спустились ко мне на пляж вовсе не в надежде на помощь, а чтобы максимально отложить приезд полиции и показать, что мистера Имлисона в доме нет. Иными словами, едва переступив порог, я сразу превратился в свидетеля.

С пляжа вы поднялись первой, а наверху удивили меня странной фразой: «Здесь никого нет». Тогда я, конечно, ничего не понял, но вы определенно хотели удостовериться, что мистер Имлисон не вышел из укрытия, а также предупредить его в случае опасности. Так что неосторожное замечание инстинктивно выразило чувство облегчения и заставило меня поверить, что посторонних нет.

Мордекай Тремейн замолчал, однако Хелен Картхэллоу не произнесла ни слова. Она сидела неподвижно, словно боялась потерять контроль над собственными действиями. Тремейн взглянул на нее с нескрываемым сочувствием и продолжил:

– Боюсь, мои слова больно ранят вас, миссис Картхэллоу, и все же лучше сказать все здесь, в тесном кругу, чем оставить для газет. Вы полагали, что мистер Имлисон приедет в особняк первым, а у него сломалась машина, и он на несколько минут опоздал. Обнаружил дверь открытой и вошел, поскольку не сомневался, что кроме вас в доме никого нет. Заглянул в кабинет и действительно нашел вас там… но рядом с телом мужа.

Он ничего не сказал. Не сомневаюсь, что в тот момент просто не мог говорить из-за потрясения. Увидев мужа мертвым, вы решили, что его убил мистер Имлисон. Он же, в свою очередь, сгоряча подумал, что это совершили вы. Именно поэтому мистер Имлисон не выдал своего присутствия, а вы погрузились в переживания и не заметили, что он наблюдает.

Скорее всего он смотрел в щель слегка приоткрытой двери и оттого решил, будто вы пытаетесь устранить свидетельства собственной вины. Наверное, даже заметил, как вы протираете револьвер. Но ему и в голову не могло прийти, что вы стремитесь спасти его.

Как только вы вышли из дома, Лестер проник в кабинет, чтобы, в свою очередь, убедиться в отсутствии опасных следов. Он увидел платок, который вы обронили, торопливо и нервно выискивая возможные улики против него. На самом деле сохранить спокойствие вам не удалось, и это обстоятельство доказывает вашу невиновность. Еще один убедительный факт в вашу защиту – абсолютная беспомощность сочиненной истории.

Мордекай Тремейн замолчал. Лестер Имлисон посмотрел на Хелен Картхэллоу с видом человека, только что познавшего откровение.

– Хелен, – пробормотал он. – Хелен, я не знал.

Думал…

Она уже успокоилась. Самое страшное миновало.

– Слишком поздно, Лестер, – ответила Хелен. – Наверное, так даже лучше для нас обоих.

В ее голосе не слышалось ни горечи, ни жесткости прежних дней. Мордекай Тремейн мягко добавил:

– Хочу сказать кое-что еще, миссис Картхэллоу, чтобы объяснить ваше отношение к мистеру Имлисону и его отношение к вам. Обоим казалось, будто любовь глубока, но кризис подтвердил, что ни один не готов к испытаниям. Каждый мысленно обвинял другого в ужасном преступлении. Старался защитить, не доверяя. Любви не осталось, ее сменил мучительный страх. Вот почему вы держались так жестко и цинично, а мистер Имлисон, хотя и пресекал обвинения в ваш адрес, предпочитал оставаться в стороне. Отдавая платок, он хотел показать, что знает о причастности к преступлению.

– Еще не поздно, Хелен! – взмолился Имлисон, вскочив. – Можно все исправить…

– Нет, Лестер, – отрезала она. – Пропасть слишком велика. Обратного пути нет.

Несколько мгновений он стоял, глядя ей в лицо, а потом медленно опустился в кресло. Несмотря на импульсивный порыв, Лестер сознавал ее правоту. Все, что их связывало, погибло безвозвратно.

Мордекай Тремейн наблюдал эту сцену с сожалением. Несмотря на то что при жизни Адриана Картхэллоу он осуждал роман под носом обманутого мужа, сейчас, при виде печального отречения, его сентиментальная душа глубоко страдала. Романтический настрой не допускал холодного созерцания.

Льюис Холден спас положение, не позволив неловкому моменту превратиться в невыносимо болезненную картину. Викинг стремительно подался вперед и, в упор глядя на Мордекая Тремейна яркими голубыми глазами, театрально воскликнул:

– Нельзя пройти только половину пути, Тремейн! Если Адриана убила не Хелен – точнее, если вы наконец признали, что это совершила не она – и если убил не Имлисон, то кто же?

– Сейчас услышите, – пообещал Мордекай Тремейн.

Ощущение театральности заставило его выдержать паузу. Он обвел собравшихся внимательным взглядом и не смог подавить тщеславного удовлетворения вершителя судеб.

Занервничала даже Хильда Ивленд:

– Не мучьте же нас, Мордекай! Скорее скажите, кто убил Адриана!

Лишь полковник Нил не поддался всеобщему напряжению. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, с легкой, чуть ироничной улыбкой на губах.

Мордекай Тремейн произнес:

– Мужчины и женщины не шествуют по жизни в одном-единственном направлении, а постоянно сворачивают с пути. Время от времени маршруты других людей пересекают их дороги или проходят параллельно – совсем близко. Поэтому в делах подобного рода нелегко выбрать одну-единственную важную линию и следовать по ней с начала до конца, чтобы показать, кто, когда и почему совершил преступление. Искомая правда скрывается в тени иных событий, происходивших в то же время, но не влиявших на главный сюжет, хотя порой все так перемешивается, что затрудняет выбор верного угла зрения.

Гибель Адриана Картхэллоу осложнилась наличием нескольких линий, непосредственно связанных с его судьбой, но принадлежавших другим людям. Только что вы услышали, каким образом отношения между миссис Картхэллоу и мистером Имлисоном запутали и без того сложную проблему. Но есть и целый ряд других непонятных обстоятельств. Например, портрет. Уничтожил ли его в порыве ревности мистер Имлисон? Или Адриан Картхэллоу сделал это сам, по той же причине? Каждая из версий представлялась вполне вероятной, но, к счастью, мисс Ферхэм помогла устранить неопределенность и вывела мои размышления из тупика.

Роберта Ферхэм вжалась в кресло. Сейчас она выглядела усталой, слабой… и испуганной.

– Я не убивала Адриана, – пробормотала Роберта, нервно облизав губы. – Нет! Нет!

Никто даже не взглянул в ее сторону. Полковник Нил подал голос:

– Все это весьма увлекательно, но не кажется ли вам, что пора перейти к делу?

– Слишком долго говорю? – Мордекай Тремейн обаятельно улыбнулся. – Просто хотелось освободиться от второстепенных соображений, чтобы четче обозначить главную проблему. – Он обратился к Хелен: – Когда вы, миссис Картхэллоу, обнаружили тело мужа, вам не пришло в голову, что он мог совершить самоубийство?

Она покачала головой. Тремейн понял: тему самоубийства ей предлагали не впервые.

– Нет, – ответила Хелен после долгого молчания. – Никогда не думала ни о чем подобном.

– Почему же?

– Такие люди, как Адриан, не накладывают на себя руки. Он бы реагировал на любую опасность иначе: скорее всего попытался бы скрыться. Уехал бы в Южную Америку – туда, где его не смогли бы найти. Адриан не лишил бы себя драгоценной жизни. К тому же…

Мордекай Тремейн молча ждал продолжения и после долгой паузы услышал:

– Револьвер лежал на полу слишком далеко, чтобы выпасть из руки Адриана. Я знала, что он не мог застрелить себя.

– Оставалось ли тело в первоначальном положении, когда я его увидел?

Хелен задумалась и бросила на Лестера настороженный взгляд:

– Нет. Нет. Адриан сидел на стуле, а голова лежала на столе. Я… столкнула его, и он упал на пол. Стул опрокинулся.

– Почему и для чего вы это сделали?

Ее бледное лицо исказилось болью. Локон упал на лоб. Мордекай Тремейн тихо подсказал:

– Кажется, я знаю ответ. Вы подумали, будто кто-то хладнокровно убил мистера Картхэллоу, когда он сидел за столом, и не захотели, чтобы у полиции сложилось такое же впечатление.

Ее молчание означало согласие. Мордекая Тремейна захлестнула волна сострадания. Судя по всему, Хелен решила, что Лестер Имлисон застрелил соперника не в порыве безумного гнева, а преднамеренно и спокойно, поскольку оставался вне подозрений. Какие невыразимые мучения она, наверное, испытала!

– Адриан Картхэллоу был успешным художником, – произнес Тремейн. – Зарабатывал огромные деньги. Однако получал не так много, как хотелось бы, и не так часто. Запутался в долгах. Занял у мистера Холдена несколько тысяч фунтов, а ведь наверняка существовали и другие кредиторы, не готовые ждать бесконечно. Поэтому он начал искать эффективный способ борьбы с финансовыми трудностями. И нашел. Таким способом стала продажа картин прославленных старинных мастеров… с одной-единственной оговоркой: эти картины Адриан Картхэллоу писал сам.

Да, он был непревзойденным имитатором. Не только обладал удивительной способностью подражать стилю Гейнсборо, Рейнольдса, Лоренса, но и освоил технологию старинной живописи. Даже эксперты не замечали подделки. Трудность заключалась лишь в сбыте произведений: требовалось найти агента, готового придумывать красивые легенды, продавать полотна и хранить тайну их происхождения.

Нужного человека звали Гэлли. Как они встретились, мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем. Картхэллоу нередко наведывался в странные места и общался с сомнительными людьми. Объяснение звучало вполне убедительно: поиск моделей и изучение подлинной жизни. Гэлли был опытным и ловким мошенником, способным без зазрения совести обмануть самого искушенного покупателя.

На полном лице Хильды Ивленд отразилось недоверие.

– Неужели вы, Мордекай, пытаетесь доказать, что Адриан вступил в сговор с аферистом Гэлли ради продажи фальшивых картин старых мастеров?

– Совершенно верно, – подтвердил Тремейн. – Трудно точно определить, сколько сделок ему удалось совершить. Доподлинно известно о продаже одной картины. Под видом произведения Рейнольдса ее приобрел Уоррен Белмонт – американский миллионер, недавно побывавший в Лондоне. Гэлли обставил обман с театральным размахом: Белмонт поверил и в оригинальность творения, и в историю драгоценной находки. Полотно якобы обнаружили среди старинных картин, собранных в фамильном доме некоего пэра, только что вступившего в наследство и не желавшего оглашать собственное имя. Подделка была выполнена с безупречным мастерством, британские эксперты не заметили обмана. Однако в Нью-Йорке специалисты проявили более высокую квалификацию и высказали подозрение в подлинности произведения. В результате Уоррен Белмонт затеял тайное расследование. Не исключено, что в скором времени всплывут и другие шедевры подобного рода: проверка в самом разгаре.

До недавнего времени Гэлли обитал в Фалпорте под именем Мортона Уэстфилда и выступал в «Павильоне» в составе театрально-концертной труппы. Он встречался с Картхэллоу: однажды ранним утром я сам стал свидетелем их тайной беседы на пустынном пляже. Из услышанных фраз сделал вывод, что Гэлли требовал новых работ. Вероятно, художник казался ему волшебной гусыней, бесконечно несущей золотые яйца. Картхэллоу не скрывал недовольства. Скорее всего он понимал, что с увеличением числа подделок неминуемо возрастет риск разоблачения. А может, уже знал, что Уоррен Белмонт заподозрил обман и начал задавать неприятные вопросы. Мистер Холден вполне справедливо отметил, что в последнее время Картхэллоу беспокоился и явно что-то скрывал.

Уэстфилд, точнее, Гэлли, не чуждался шантажа. Создав и продав одну фальшивку, художник отдал себя во власть сообщника. Вместо того чтобы остаться хозяином положения и отчислять посреднику маленькие проценты, он превратился в раба, вынужденного расплачиваться за молчание все новыми и новыми картинами. Отказать прямо Картхэллоу боялся, зная, что если Гэлли заявит в полицию, его положение и репутация безвозвратно погибнут. Сам Гэлли, конечно, тоже не выкрутился бы, но с учетом вспомогательной роли и добровольных показаний против сообщника отделался бы нестрогим наказанием.

Пока Мордекай Тремейн говорил, его пенсне сползало. Однако в критический момент, когда уже ничто не могло предотвратить падения, молниеносным движением он вернул оптический прибор на место.

– Возможно, – мягко проговорил Тремейн, – вы уже догадались, к чему я клоню?

Хильда Ивленд и Хелен Картхэллоу смотрели на него вопросительно, а вот Элтон Стил нетерпеливо наклонился и с несвойственной горячностью уточнил:

– Хотите сказать, что этот тип Гэлли – или, если угодно, Уэстфилд – может оказаться причастным к убийству?

Мордекай Тремейн не ответил. Он сидел молча, с загадочным видом, и внимательно смотрел на присутствующих. Высказанное Стилом предположение энергично подхватил Льюис Холден:

– Считаете, что именно Гэлли заставил Адриана неожиданно вернуться домой? Полагаете, преступник заявил, что хочет поговорить без свидетелей, а потом во время ссоры случайно или намеренно застрелил его? Честное слово, Тремейн, если все, что вы только что рассказали о торговле подделками, правда, то мотив налицо!

Он повернулся к инспектору Пенроссу, по-прежнему невозмутимо стоявшему возле двери.

– Вы проверили Гэлли, инспектор? Какова его история? Он предоставил убедительное алиби?

Пенросс посмотрел на Мордекая Тремейна, и тот многозначительно сказал:

– К сожалению, Гэлли не в состоянии представить информацию. Дело в том, что он мертв.

– Мертв? – растерянно повторил Холден. – Но как? Когда это произошло?

– Тело обнаружили среди камней у подножья мыса Трекарн. Полиция обратилась к газетам с просьбой придержать информацию, пока продолжается следствие. Возможно, произошел несчастный случай – как вам известно, обрыв там опасный. Не исключено и самоубийство.

– Бедняга, – пробормотал Элтон Стил. Заметив всеобщее удивление, он смутился и пожал плечами: – Извините. Наверное, если Гэлли убил Адриана, то следовало бы сказать, что туда ему и дорога. Но я всегда недолюбливал Картхэллоу и притворяться не собираюсь. По-моему, покойник получил по заслугам.

– Элтон!

В возгласе Хелен упрек смешался со страхом. Мордекай Тремейн посмотрел на нее, а Стил повернулся в кресле так, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Не беспокойтесь, Хелен, – усмехнулся он. – За одну лишь неприязнь к Адриану меня не повесят. Сначала придется доказать, что я его убил.

– Подождите! – воскликнул Льюис Холден. – Подождите! – Он съежился в кресле, лицо его отразило предельное напряжение. – Кажется, что-то складывается. Предположим, Гэлли действительно пришел сюда и застрелил Адриана – не преднамеренно, а во время ссоры, когда оба вышли из себя. Допустим, он уже знал, что полиция напала на след фальшивой картины и рано или поздно доберется до него. Разве не логично в данной ситуации предпочесть самый легкий исход? Что ни говори, а мыс Трекарн – известное место самоубийств. Если события развивались именно так, то все сразу проясняется!

– Версия несомненно симпатичная, – признал Мордекай Тремейн, – но она возвращает нас в начало. Каким образом Гэлли удалось не только войти в дом незамеченным, но точно так же выйти? Я пригласил вас сюда для того, чтобы спросить, не готов ли кто-нибудь помочь мне ответить на эти вопросы.

Молчание продолжалось долго. А потом Элтон Стил глубоко вздохнул и произнес:

– Значит, все-таки Гэлли.

Все сразу заговорили. В общем гуле слышались различные оттенки: удивление, недоумение, облегчение. Главным образом, облегчение.

Мордекай Тремейн посмотрел на полковника Нила: одинокая, отчужденная серая фигура казалась неизмеримо далекой.

– Вы, полковник, в тот день прогуливались по округе. Может, заметили убийцу?

Полковник Нил покачал головой:

– Боюсь, что ничем не могу вам помочь. Никого не видел.

– Он мертв. Понимаю ваше отношение, но самому Гэлли свидетельство очевидца уже не повредит.

Полковник холодно улыбнулся:

– И все же не готов сказать, что видел его. Не заметил ни души.

В разговор вступила Хильда Ивленд:

– Но, Мордекай, даже если Гэлли бродил где-то поблизости, из этого вовсе не следует, что он заходил в дом. Как известно, необходимо пересечь мост. Матильда обязательно заметила бы его и выгораживать не стала бы.

– Верно, – кивнул Тремейн. – Не стала бы. Следовательно, мы в тупике.

– Не исключено, что Гэлли проник в дом не через мост, – предположил Льюис Холден.

– Что ты имеешь в виду? – резко уточнил Элтон Стил.

– Он мог взобраться по скале.

– Но это нереально, Льюис, – возразила Хелен Картхэллоу. – Скала практически отвесная.

Однако викинг настаивал на собственной версии:

– Да, скала отвесная, и все же… Хелен, помните тот день два года назад, когда Адриан захотел исследовать обрыв? Заметил расщелину в камне и вообразил, будто там может быть пещера. Мы закрепили веревку и спустили его.

Она нахмурилась:

– Да, помню. Но все равно не вижу связи.

– Подумайте хорошенько! Мы обвязали веревку вокруг железной скобы в рыбацком наблюдательном пункте на скале. И эта скоба по-прежнему на месте!

Мордекай Тремейн с сомнением проговорил:

– Веревка должна быть очень длинной, ведь расстояние от рыбацкой хижины до пляжа немалое.

– Вовсе не обязательно, чтобы веревки хватило на весь путь. Верхняя часть стены действительно отвесная; не залезет даже муха. Но если преодолеть этот участок, то пробраться дальше будет несложно. Сильный мужчина вполне способен справиться.

– Звучит разумно, – одобрил Мордекай Тремейн. – Гэлли мог обмотать вокруг скобы прочную двойную веревку, спуститься по скале до того участка, где в работу включились руки и ноги, а потом стянуть веревку, чтобы не оставлять следов. Предположим, подобным способом преступнику удалось покинуть дом. Но как же он сумел войти? В этом случае невозможно обвязать веревку вокруг скобы.

Холден сник.

– Невозможно, – грустно подтвердил он. – Невозможно.

Он помолчал и через пару мгновений снова оживился:

– Понял! Матильда Викери увидела бы Гэлли, если бы тот прошел по мосту в светлое время суток. Значит, убийца преодолел опасный участок задолго до возвращения Адриана, еще в темноте!

– То есть весь день просидел в пустом доме, ожидая возвращения жертвы?

– Да! Если Матильда Викери не заметила его, значит, он поступил именно так! Тем более что тщательно скрывал свою связь с Картхэллоу!

Роберта Ферхэм тихо вскрикнула и побледнела:

– Значит… значит, он находился в доме, когда я… я…

Мордекай Тремейн наклонил голову:

– Именно так, мисс Ферхэм. Если Гэлли избрал данный способ, то, следовательно, оставался в особняке во время вашего визита. Иными словами, вы оказались наедине с убийцей. К счастью, – добавил он сухо, – не подозревали об опасности.

Холден продолжал развивать версию, внося все новые подробности:

– Гэлли понимал, что веревка способна вызвать подозрение, а потому приплыл по морю. В то утро прилив достиг пика в половине четвертого утра. В конце мыса расположены несколько пещер – не очень широких, но достаточно глубоких. При полном приливе ничего не стоило спрятать и привязать лодку. После этого, в темноте, Гэлли вполне мог забраться по камням, пройти по мысу до пляжа, подняться по тропинке к мосту и преодолеть его, оставаясь незамеченным.

Он дождался приезда Адриана, застрелил его и спустился по веревке незадолго до возвращения Хелен. Дальняя часть мыса безлюдна, и заметить его никто не мог. К этому времени начался дневной прилив, так что забрать лодку из пещеры не составило труда.

Убийство могло оказаться спонтанным, но обратный путь все равно следовало продумать заранее, чтобы не привлекать внимания к визиту. Днем никто не смог бы заметить лодку с моря, поскольку пещера глубока и темна, а обойти мыс пешком никому не придет в голову: даже в отлив вода все равно покрывает значительную часть пути.

Холден замолчал, посмотрел едва ли не с гордостью и после паузы добавил:

– Итак, вот вам версия, Тремейн. Что скажете о подобном объяснении?

Мордекай Тремейн одобрительно кивнул:

– Благодарю вас, мистер Холден. Изложение чрезвычайно наглядное. – И невозмутимо добавил: – Полагаю, вы поступили именно так.

Сначала показалось, будто его последнюю фразу никто не понял. Только через несколько минут Хильда Ивленд дрожащим голосом произнесла:

– Мордекай… вы же… вы не считаете, что Адриана убил Льюис?

– Боюсь, что я имею в виду именно это.

Холден стремительно выпрямился, словно невидимая сила толкнула пружину. Светлая борода воинственно нацелилась на обидчика, а голубые глаза викинга негодующе вспыхнули.

– Послушайте, Тремейн, я вовсе не настроен на подобные шутки! – крикнул он.

– Вам лучше всех известно, что я не намерен шутить, – веско возразил Мордекай Тремейн.

Холден опомнился и заставил себя расслабиться. Инспектор Пенросс по-прежнему стоял возле двери, всего в ярде от него, и пристально наблюдал за происходящим. Холден натянуто улыбнулся:

– Полагаю, данные нелепые обвинения имеют веские основания. Потрудитесь объяснить, в чем они заключаются.

Хелен Картхэллоу с изумлением смотрела на Тремейна.

– Уверена, произошла ошибка, – тихо пробормотала она. – Ужасная ошибка. Льюис не мог этого сделать.

– Никакой ошибки, – мрачно заверил ее Мордекай Тремейн. – Незадолго до того, как вы пришли ко мне на пляж и рассказали о гибели мужа, я проснулся от хлопка, который потом определил как выстрел, и услышал странный, похожий на жужжанье звук. Особого внимания я не обратил, поскольку плеск волн заглушает остальные шумы. К тому же, трудно рассуждать здраво, балансируя между сном и явью. Однако впоследствии, когда встал вопрос, мог ли кто-нибудь проникнуть в дом незамеченным, странное жужжанье вспомнилось и встревожило меня. После долгих размышлений я наконец понял происхождение звука: так работает лодочный мотор.

Сразу стало ясно, каким способом убийца покинул неприступный дом… если им был человек, не входивший в круг подозреваемых лиц. Далее: приняв море в качестве пути отступления в обход моста, я догадался, что для спуска по отвесной части скалы преступник использовал веревку, а дальше пробрался по камням. Вспомнил, что когда мистер Картхэллоу показывал хижину рыбаков, в глаза мне бросилась вкопанная в землю прочная железная скоба – идеальная опора для веревки. Все эти рассуждения касались бегства с места трагедии. Оставалось понять, как преступнику удалось проникнуть в дом. В голову приходило одно-единственное объяснение: злоумышленник еще затемно спрятал лодку в глубокой пещере у подножия скалы и прошел по мосту, чтобы дождаться возвращения хозяина.

Стараясь выглядеть равнодушным, Льюис Холден демонстративно вытянул ноги.

– Все это я только что рассказал вам, – скептически заметил он. – Но чудо совершил другой человек. Гэлли.

– Должен вас огорчить, – возразил Мордекай Тремейн. – Дело в том, что в «Павильоне» в тот день давали дневное представление, и в половине третьего Гэлли открывал программу. Это важное обстоятельство выяснил инспектор Пенросс. Вы же в данное время официально находились в Сент-Могане, что обеспечивало вам алиби. Однако когда мы с инспектором слегка углубились в суть вопроса, то обнаружили любопытную особенность. По словам вашего хозяина, мистера Трегарвена, в тот день вы устроили особенно долгую рыбалку. Вышли из бухты до рассвета, с ранним приливом, а вернулись под вечер, с поздним приливом. Рыбачили в одиночестве, и никто не увидел, что на самом деле вы оставили лодку в пещере и провели день в ожидании мистера Картхэллоу.

Мордекай Тремейн поправил пенсне и смерил Льюиса Холдена внимательным взглядом. Вдруг показалось, что викинг утратил значительную долю самообладания.

– Не отважусь с уверенностью назвать мотив вашего поступка, хотя, зная отношение покойного к женщинам, догадаться нетрудно. Помните, я зашел за вами тем утром, когда мы вместе отправились в Сент-Моган? На туалетном столе стояла фотография молодой особы – очень вам дорогая, но не известная даже ближайшим друзьям. Я упомянул о снимке в беседе с миссис Ивленд, и она удивилась. Сказала, что, несмотря на доверительные отношения, вы никогда не упоминали имени Маргарет. Сразу стало ясно, что фотография ни о чем ей не говорит.

Полагаю, план убийства зрел долго, и это означает, что вы имели веские основания для ненависти. Стремление мистера Картхэллоу к роскоши помогло вам осуществить сложный замысел. Вы привели приятеля в казино, а когда тот проиграл, дали денег в долг, отлично понимая, что очередная попытка обмануть судьбу приведет того к краху.

Я увидел вас вместе в Лондоне, как вы, разумеется, помните, хотя упорно избегаете любых упоминаний о случайной встрече. С первого взгляда стало ясно, что вы поощряете азарт Картхэллоу, а он рискует больше, чем может себе позволить. Скрыть глубокое разочарование ему не удалось. К тому же, он сделал вид, будто не узнает меня – лишнее доказательство его отчаянного положения.

Вы играли роль верного, щедрого друга. Дали взаймы пять тысяч фунтов и не торопили с возвратом. Притворялись, что тревожитесь, и старались убедить не принимать проблему близко к сердцу, сознавая, что тем самым подталкиваете мистера Картхэллоу к более решительным действиям. Рассказывали всем вокруг – даже мне, постороннему человеку – об угнетенном моральном состоянии друга и о его неизбежном срыве. Надеялись, что идея распространится в умах. Вы хотели, чтобы Картхэллоу жил на нервах, и готовили общественное мнение к возможному самоубийству.

Льюис Холден провел ладонью по шелковистой бороде. Жест должен был продемонстрировать беззаботность, однако рука заметно дрожала.

– Таким был ваш план, – продолжил Мордекай Тремейн. – Самоубийство не влечет за собой попыток найти виновного и, тем самым, освобождает от риска. Поэтому вы тщательно готовили почву для самоубийства. Не могу сказать, что вы знали о связи мистера Картхэллоу с Гэлли, но в целом история должна была привести вас в восторг. Уважаемый художник погряз в долгах и, чтобы выпутаться, занялся подделкой произведений старых мастеров. Идеальный повод для сведения счетов с жизнью!

Картхэллоу неожиданно вернулся из Уэйдстоу, потому что вы убедили его встретиться тайно. Обещали специально приехать из Сент-Могана, чтобы поговорить наедине, без свидетелей. Не сомневаюсь, что придумали убедительную причину для встречи.

Вам было известно, что Адриан хранит в ящике стола револьвер. Вы знали калибр и остальные параметры. Знали и то, что при желании в Лондоне можно купить подобное оружие, оставшееся со времен войны. Стоит оно недешево, однако свободно от регистрации, а значит, скрыто от полиции. Именно такой револьвер приобрел мистер Картхэллоу.

Вернувшись домой, Адриан не подозревал о вашем присутствии, а потому прошел в кабинет, сел на стул и стал ждать. Таким образом, мизансцена была готова, и вы появились, словно только что прибыли. Позаботились даже о мелочах: например, прихватили солнцезащитные очки на случай, если кто-нибудь ненароком заметит вас. Какая-никакая, а маскировка. Во всяком случае, вы вошли в кабинет в очках: полагаю, чтобы показать, что явились с солнца. Руки держали в карманах, и ничего не подозревавший Картхэллоу не сообразил, что вы в перчатках.

В комнате вы сняли очки, бросили их в ближайшее кресло, приблизились к Картхэллоу и, прежде чем он успел что-либо понять, выстрелили ему в голову. В упор. Вытащили у него из кармана ключи, перешли к столу возле окна и достали из ящика его револьвер. Ошибка заключалась в том, что в замке осталась вся связка, в то время как сам Картхэллоу всегда снимал нужный ключ с кольца.

Затем вы подтащили стол к тому стулу, на котором сидел уже мертвый Картхэллоу, и расположили тело так, чтобы создать иллюзию самоубийства. Понимая, что перемещение стола способно вызвать неудобные вопросы, все-таки не решились тащить труп к столу. Знали, что неизбежно останутся следы, и эксперты-криминалисты непременно обнаружат их. Ясно, что если тело мертвого человека изменило положение, то версия самоубийства исключается. Таким образом, чтобы избежать лишних подозрений, вам пришлось передвинуть стол и изобразить стрельбу в центре комнаты. Конечно, положение довольно странное, но не значительное.

После этого настала очередь револьвера. Вы знали, что полиция быстро выяснит, что Картхэллоу убит не из собственного оружия. Во-первых, было видно, что револьвер не стрелял, а во-вторых, следы на стволе и на казенной части не соответствовали пуле и гильзе. Вы обнаружили пулю в раме картины и извлекли ее с помощью заранее приготовленного медицинского пинцета. Затем, все еще в перчатках, взяли револьвер убитого и, отойдя на максимально возможное расстояние, выстрелили снова – на сей раз в отверстие от первой пули. Разумеется, вы понимали, что при этом отверстие будет шире и глубже оставленного первой пулей, а следов пороха и разрушений также станет больше. И все же надеялись, что иллюзия самоубийства предотвратит детальную баллистическую экспертизу. К тому же, огнестрельное оружие нередко ведет себя загадочно.

Пока все шло точно по вашему плану. Полиции предстояло увидеть Адриана Картхэллоу сидящим за столом с револьвером в руке, а изучение пули и гильзы доказало бы, что выстрел произведен из данного оружия. Если бы вдруг пуля застряла в черепе, вы бы забрали его револьвер и патроны, а взамен оставили бы свои. Предполагая, что револьвер Картхэллоу не зарегистрирован официально, вы считали себя в безопасности. Все «уэбли» похожи друг на друга, как две капли воды, и никто не доказал бы, что это чужой экземпляр.

Неожиданно четкая схема дала сбой. Вы выстрелили во второй раз, забрали первую пулю и гильзу, проверили все, что требовало внимания… и услышали, что в дом кто-то входит!

Наверное, с паникой справиться не удалось. Вы не ожидали ничего подобного и занервничали. Предполагалось, что миссис Картхэллоу осталась в Уэйдстоу, а слуги вернутся только к вечеру. Вы не знали, сколько человек вошло и кто конкретно. Не завершив осмотра, поспешили уйти, ведь любая встреча означала бы неминуемый конец. Торопливо забрали свой револьвер и скрылись в саду, но в спешке забыли солнцезащитные очки и пинцет.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Все сидели неподвижно и, словно завороженные, слушали подробную обвинительную речь – тем более ошеломительную, что произносил ее скромный пожилой джентльмен в старомодном пенсне. Никто не смотрел на Льюиса Холдена. Викинг утратил обычную живость, на лице его проступили глубокие морщины. Но он ни словом, ни жестом не проявил смятения.

– Вечером вы вернулись из Сент-Могана в состоянии шока, – произнес Мордекай Тремейн. – Поразило вас не само известие о смерти Картхэллоу – об этом вы уже знали, – а факт, что Хелен Картхэллоу заявила о собственной вине. Подобного развития событий вы никак не могли ожидать и оказались перед неразрешимой проблемой. Не хотели, чтобы кого-либо обвинили в совершенном вами преступлении, и в то же время боялись попасть под подозрение.

С самого начала меня заинтриговали два обстоятельства: ваше настойчивое стремление навязать всем и каждому версию самоубийства и стремление защитить миссис Картхэллоу. Общая картина так мало напоминала добровольное прощание с жизнью, а вы так упорно твердили об этом, что я поневоле задумался: уж не знаете ли вы чего-то особенного, подтверждающего версию? Сомнения привели к следующей мысли: а если кто-то пытался превратить сцену убийства в сцену самоубийства, но преждевременное возвращение миссис Картхэллоу помешало закончить оформление декораций?

Забрезжила надежда найти ответ. Признаюсь, я подозревал мистера Имлисона, но вскоре осознал, что слишком много обстоятельств не вписывается в схему. Например, если бы мистер Имлисон запланировал убийство мистера Картхэллоу, то вряд ли договорился бы с миссис Картхэллоу о свидании на месте преступления… конечно, если они не были сообщниками. Сговор представлялся невозможным ввиду очевидной попытки миссис Картхэллоу представить смерть мужа как несчастный случай: в этом случае ни один из сообщников не имел бы алиби. А если Лестер пристрелил соперника в ходе неожиданной встречи и ссоры, то при чем тут передвинутый стол и пинцет?

Чем дольше я размышлял об этом, тем яснее понимал, что придется искать третью сторону – человека, знавшего о скором возвращении мистера Картхэллоу, но испуганного неожиданным появлением миссис Картхэллоу и – предположительно – мистера Имлисона. К тому же, человек этот пришел и ушел не через мост, а по морю.

Третьей стороной могли быть только вы, мистер Холден. Вы уехали на рыбалку в Сент-Моган, так что отлучиться сюда на моторной лодке не составило бы труда. Вы знали, о чем договорились мистер и миссис Картхэллоу, и не сомневались, что дома никого не будет. Вы упорно развивали версию самоубийства, а незадолго до смерти Адриана рассуждали о его тяжелом состоянии и об опасности нервного срыва. Вы поддерживали с ним близкие отношения и даже находились в курсе его финансовых проблем. Данные подробности постепенно сложились в целостную картину, а финальную точку поставила ваша ложь в парке. Именно тогда я перестал сомневаться, что вы – тот самый человек, которого разыскивает полиция.

Холден поднял голову. В голубых глазах застыл вопрос. Мордекай Тремейн пояснил:

– Полагаю, вы боялись попасть под подозрение из-за упорной защиты миссис Картхэллоу. Подобное поведение близкого друга вполне естественно, однако вы, видимо, испугались, что зашли слишком далеко, и попытались представить убедительный аргумент. А потому сказали, что любите Хелен.

Я сразу понял, что это ложь. Во-первых, видел фотографию Маргарет, а во-вторых, миссис Ивленд заявила, что нежных чувств вы не питаете. Ошибиться в столь важном вопросе она не могла. Итак, вы солгали. А если солгали, значит, имели на то серьезное основание.

Не сомневаюсь, что вы убили не только мистера Картхэллоу, но и мистера Гэлли. Наверное, знали о его связи с Адрианом. А главное, он много знал о вас. Слишком много. Не исключено, что пытался шантажировать вас, как шантажировал Картхэллоу. Чтобы заставить держать язык за зубами, вы столкнули Гэлли в пропасть на мысе Трекарн.

Мордекай Тремейн замолчал. И тогда Холден беззлобно произнес:

– Умный дьявол. Собрав нас здесь, вы знали, что Гэлли не мог убить Картхэллоу. А весь этот вздор насчет случайного падения со скалы или самоубийства со страху нагнали исключительно для наживки.

Мордекай Тремейн кивнул:

– Да, для наживки.

– Вы понимали, что я не допущу, чтобы кого-то – а особенно Хелен – обвинили в моем преступлении. Однако все-таки сомневались в себе и для надежности собрали вот эту милую компанию, сделав вид, будто дело почти закрыто. Для полной ясности осталось лишь определить, как именно Гэлли сумел войти и выйти незамеченным. Рассудили, что, узнав о собственной безопасности, я испытаю такое облегчение, что потеряю осторожность и на радостях выложу всю историю, полагая, что сваливаю тяжесть вины на Гэлли. И ваш план четко сработал. Я повел себя, как ягненок, которого ведут на бойню!

Холден посмотрел в окно. Мордекай Тремейн сурово предупредил:

– Игра закончена.

– Не беспокойтесь, – отозвался викинг. – Я не собираюсь искать путь к отступлению. Умею проигрывать. – Он откинулся в кресле. – Каким же глупцом я был! Наивным, доверчивым глупцом!

Он рассмеялся – тихо, с осознанием нелепости собственного положения. И продолжал смеяться даже тогда, когда инспектор Пенросс положил руку ему на плечо и объявил, что Льюис Холден арестован за преднамеренное убийство Адриана Картхэллоу, а все им сказанное может быть использовано обвинением.

Садовая калитка распахнулась. Инспектор Пенросс бодро прошагал по дорожке и уселся в свободный шезлонг.

– Слышал, что завтра вы уезжаете, – произнес он.

Джонатан Бойс вынул изо рта трубку.

– Да, Чарлз, отпуск завершается. В половине десятого мы отправимся в путь.

Пенросс помолчал и внезапно охрипшим голосом сказал:

– Зашел, чтобы поблагодарить… за вашу помощь.

Посмотрел на Мордекая Тремейна.

– Всю сложную работу вы, Чарлз, сделали сами, – смущенно возразил Тремейн. – Наблюдать со стороны и давать советы легко. Все трудности позади?

Инспектор кивнул:

– Можно ликовать. Холден дал подробные показания. Относительно мотива вы не ошиблись: та самая девушка с фотографии. Он признал ошибку. Объяснил, что обычно убирал карточку в ящик стола, чтобы Картхэллоу случайно не увидел, а в то утро забыл. Не оставалось другого выхода, кроме как попытаться отвлечь ваше внимание.

Холден был обручен с этой девушкой, но накануне свадьбы она уехала в Штаты с Картхэллоу. Умерла в Сан-Франциско от пневмонии, осложненной плохим питанием. К этому времени Картхэллоу устал от нее и бросил ее. А жениться так и не потрудился; вы же знаете, как он относился к женщинам.

– Да. Наблюдал на примере Роберты Ферхэм, – подтвердил Мордекай Тремейн. – Должен признать, что приятного мало. Кстати, Льюис Холден – вымышленное имя?

– Именно. Вот почему Картхэллоу не узнал того человека, чью любимую соблазнил и бросил. Слышал о помолвке, но с женихом никогда не встречался. Впрочем, в любом случае личность обманутого соперника его не интересовала.

Холден искренне любил девушку, а потому ничего не забыл. Узнав, что Картхэллоу бросил ее, отправился в Америку, чтобы разыскать девушку и вернуть. Но, к сожалению, опоздал. Бедняжка умерла за пару месяцев до его приезда.

После этого месть превратилась в цель жизни. Не испытывая недостатка в средствах, Холден целиком посвятил себя этой идее. Когда Картхэллоу вернулся в Англию и принялся активно строить карьеру, Холден познакомился с ним и постепенно превратился в его близкого друга.

Как вы верно заметили, он поощрял страсть художника к игре, хотя в данном случае особое поощрение вряд ли требовалось. План заключался в том, чтобы довести Картхэллоу до полного краха, когда самоубийство показалось бы единственным выходом из тупика, и нанести смертельный удар.

Холден знал и о поддельных картинах, и о преступном сговоре между Картхэллоу и Гэлли. Понимал, что при желании может выдать художника полиции, тем самым спровоцировав арест, суд и тюремный срок, однако хотел большего. Мечтал о личной мести в высшей, самой чистой форме – об убийстве.

Информация о продаже Уоррену Белмонту фальшивого полотна Рейнольдса позволила ему убедить Картхэллоу в необходимости разговора наедине. Холден объяснил, что подозревает серьезную опасность, а потому хочет обсудить положение с глазу на глаз, чтобы попытаться найти достойный выход. Картхэллоу поверил в добрые намерения друга и еще до отъезда в Уэйдстоу назначил время встречи. Он и не планировал остаться на скачках до самого вечера, как сказал жене и всем остальным.

Разумеется, Гэлли интересовался ближним окружением художника. Думаю, что Картхэллоу даже мог рассказать ему о тревоге друга. Во всяком случае, он присматривал за Холденом, а после убийства сделал правильные выводы. Для него Картхэллоу стал ценной находкой; понятно, что потеря лишила его щедрого источника доходов. Гэлли встретился с Холденом, сообщил, что знает об убийстве, и потребовал серьезной платы за молчание.

Естественно, что перспектива пожизненного шантажа не обрадовала Холдена, однако он сообразил, что прямой отказ смертельно опасен для него. Притворился испуганным и предложил встретиться на мысе Трекарн, чтобы обсудить условия сделки. Объяснил, что идет следствие, и встреча в людном месте нежелательна. Причина выглядела вполне естественной; к тому же, Холден убедительно сыграл роль испуганного, растерянного человека, и Гэлли согласился. Эта ошибка стоила ему жизни. Холден пришел первым, затаился, а когда тот появился, стукнул его по голове тяжелым камнем, подтащил тело к обрыву и сбросил в воду.

Инспектор печально вздохнул:

– Ну, вот и все. Правда, должен признаться, что во время вашего финального выступления в «Парадизе» я пережил несколько напряженных моментов. Вы, любители, имеете возможность рисковать, в то время как мы, профессионалы, должны действовать безупречно. Поэтому меня терзали мучительные сомнения относительно судебных правил и допустимости доказательств. К счастью, Холден принял поражение на веру, а после того как я взял его под охрану и доставил в полицию, безропотно дал признательные показания.

Мордекай Тремейн кивнул:

– Чем предотвратил возможные трудности. Как он воспринимает свое положение?

– Судя по всему, смирился с судьбой, – ответил Пенросс. – Более того, держится так, словно, исполнив главное дело жизни, и не думает о будущем. Но поведение его может измениться, как только речь зайдет о наказании.

– Скорее всего сейчас Холден верит, будто исполнил высшее предназначение и не нуждается в продлении своих дней.

– Наверное, он по-настоящему любил свою девушку.

– Да, любил. Однако не сомневаюсь, что долгое время ее судьба служила лишь оправданием цели. Истинной любовью стала месть. Холден поддался идее убийства. Именно по этой причине не совершил очевидного поступка: не сообщил в полицию о мошенничестве Картхэллоу и Гэлли. Как вы справедливо заметили, захотел большего: собственными руками лишить врага жизни и почувствовать себя избранным орудием высших сил.

Пенросс покачал головой:

– Не могу не сочувствовать бедняге. Он пережил тяжелые времена, когда любимая сначала покинула его, а потом умерла. Ну, а Картхэллоу… насколько могу судить, несмотря на талант, потеря невелика.

– Адриан Картхэллоу имел право жить, Чарлз, – веско возразил Мордекай Тремейн. – Вам это отлично известно. Ни один человек не вправе брать закон в свои руки. – Он поправил пенсне и взволнованно добавил: – Я должен был раньше заметить неладное и постараться что-то исправить. Чувствовал, что назревает кризис, но никак не мог попасть в точку, добраться до истины. Если бы я приложил дополнительное усилие и постарался проникнуть в душу Холдена, он бы открылся. Однажды Льюис сказал, что, не имея цели, человек не живет. Странно слышать подобное заявление от того, кто существует без видимого назначения, но я поленился сделать выводы. Не довел мысль до логического завершения.

Пенросс тронул его за плечо.

– Понимаю, как вы переживаете, – сочувственно заметил он. – Я давно занимаюсь расследованием, но всякий раз страдаю, когда приходится надевать на кого-нибудь наручники. Конечно, если задерживаю не банального вора. Вы не могли сделать больше, чем сделали. Холден не стал бы откровенничать. Прожив так долго рядом с Картхэллоу и ничем не выдав собственных намерений, не открыл бы душу вам – человеку со стороны.

– Вероятно, – согласился Мордекай Тремейн. – Но видите ли, Чарлз, начиная с первой встречи с Адрианом меня не покидало странное чувство: казалось, судьба намеренно сводила нас. Игра воображения? Не исключено. И все же не могу избавиться от мысли, что Картхэллоу упорно старался подружиться со мной. Он испытывал угрызения совести и хотел убедиться, что я приехал просто так, без намерения следить за ним.

В тот день на пляже, когда Хелен Картхэллоу пришла и заявила, что убила мужа, я как раз обдумывал ситуацию, чувствуя, как опасно затягивается узел. Но не предполагал, что развязка наступит так скоро и будет настолько страшной. Скорее всего, я услышал второй выстрел Холдена. А первый, которого не помню, заставил меня проснуться. Если бы я потрудился заметить точное время, ответ бы нашелся значительно быстрее.

– Все не так уж плохо, – возразил Пенросс. – Поступок Холдена послужил для кого-то избавлением.

– Вы о полковнике Ниле? – уточнил Мордекай Тремейн.

– О нем, – кивнул инспектор. – Вряд ли почтенный джентльмен приехал в Фалпорт, чтобы поправить здоровье.

– Полагаете, он собирался свести счеты с Картхэллоу? – Мордекай Тремейн с сомнением покачал головой. – Право, не знаю, Чарлз. Желание убить человека и готовность исполнить намерение – понятия несоизмеримые. Но теперь вопрос о цели приезда полковника Нила в Фалпорт носит сугубо абстрактный характер. Он вне подозрений.

– Да, – произнес Пенросс. – Вне подозрений.

Оба замолчали, а через пару мгновений Мордекай Тремейн спросил:

– Вы ведь пожалеете ее, Чарлз, правда? Ей сейчас и так нелегко.

Инспектор взглянул на него с пониманием:

– Не беспокойтесь. Не собираюсь полоскать грязное белье дольше, чем это необходимо. Признание Холдена поможет избежать многих неудобных вопросов.

Вскоре Пенросс ушел, а Мордекай Тремейн отправился к скалам. Он опасался этого момента. Боялся черной пустоты отчаяния, грядущего на смену вдохновению преследования и обаянию тайны.

Романтизм и идеализм тонули во всепоглощающем мраке. Хотелось видеть упорядоченный, счастливый мир без обмана, предательства и ужасного убийства. Верить в счастливый конец. Но вместо этого жизнь посылала исковерканные судьбы и извращенные страсти.

Мордекай Тремейн медленно брел по тропинке над обрывом. Вечерний ветер доносил соленый запах моря, внизу мирно плескались волны. Он пытался убедить себя, что бессмысленно сожалеть о прошлом. Нужно смотреть вперед, не обращая внимания на разочарование и сердечную боль.

Он взглянул вниз, на пляж, и у самого края воды заметил две фигуры. Элтон Стил стоял, крепко обняв свою спутницу. Мордекай Тремейн снял пенсне и принялся старательно протирать стекла. Глаза его увлажнились. В сердце вновь затеплилась сентиментальная искра.

Что ж, для Хелен Картхэллоу конец истории все-таки оказался счастливым.