Глава 5. Ника
Виктория Николаевна неторопливо шла по тротуару, стараясь не смотреть по сторонам. Это давалось нелегко, все время тянуло оглянуться. Сейчас будет витрина… Ника остановилась, делая вид, будто разглядывает нелепые ситцевые платья, а затем осторожно взглянула назад. Нет, ничего подозрительного. Она дважды пересаживаясь с трамвая на трамвай, а потом удачно выбрала маршрут – через пустынные переулки, где любой подозрительный сразу будет же виден. Виктория Николаевна не имела опыта конспиративной работы, но прекрасно запоминала лица.
Ника посмотрела на свое отражение в витрине и покачала головой. Интересно, что сказали бы знакомые, считавшие ее первой модницей Столицы! Старая шляпка почти закрывала лицо, а пальто, позаимствованное из гардероба домработницы, уродовало фигуру, делая молодую и привлекательную женщину похожей на потертую жизнью провинциалку. Собираясь на эту встречу, Виктория Николаевна хотела подгримироваться, вспомнив давний опыт любительских спектаклей, но в конце концов поступила совершенно иначе, вообще отказавшись от косметики. Так ее узнать еще труднее. В последние месяцы приходилось долго стоять перед зеркалом, чтобы оставаться похожей на себя прежнюю.
…Когда-то Ника считала себя красавицей, ей хотелось, чтобы это замечали все. Теперь эти «все» перестали существовать, а тот, ради которого имело смысл останавливать время, не был рядом. Да, она изменилась, это читалось во взглядах знакомых, подруг. Изменилась… Ника даже про себя не могла произнести слова «постарела».
Виктория Николаевна посмотрела вперед. Газетный киоск, рядом – афишная тумба. Теперь – незаметно поглядеть на часы… Кажется, она не опоздала. Нужно обойти киоск и стать у самой кромки тротуара. Интересно, придет ли тот, другой? Обычно на свидание с нею мужчины не опаздывали, но здесь был иной случай. Человек, с которым предстояло увидеться, мог не появиться не по своей воле. Виктория Николаевна хотела вновь взглянуть на циферблат, но сдержалась. Не стоит рисковать – прохожие иногда бывают весьма наблюдательны…
Машина затормозила неожиданно и как-то беззвучно, шум тормозов утонул в уличном гуле. Щелкнула дверца:
– Садитесь!
Уже оказавшись в машине, Виктория Николаевна вспомнила, что не поглядела ни на автомобиль, ни на шофера. На миг стало страшно, но затем, быстро оглядевшись, она успокоилась. Все правильно: большой, не очень новый «ЗИС»… Когда машина тронулась с места, вклинившись в поток автомобилей, мчавшихся по Ленинградскому шоссе, Виктория Николаевна, наконец, взглянула на того, кто был за рулем. И тут описания совпали, только она почему-то представляла этого человека старше.
– Здравствуйте! – водитель разговаривал не поворачивая головы. – Я Флавий.
– Ника… – давнее прозвище прозвучало так тихо, что пришлось повторить. – Я Ника, меня прислал Терапевт.
– Хорошо…
Голос Флавия звучал холодно, даже безразлично. На какой-то миг он все-таки обернулся, скользнул взгядом. Вновь вернулся страх. Поможет ли ей этот человек? Интересно, почему он назвался Флавием? Ничего древнеримского, обычное лицо, не из тех, что нравятся женщинам. Таких, неприметных, тринадцать на дюжину. Разве что взгляд – резкий, напряженный и одновременно властный. Сколько ему лет? Спросить?
– Можно вопрос?
– Можно, – тон был таким, что у Виктории Николаевны почти пропала охота спрашивать.
– Простите… Сколько вам лет?
Человек рассмеялся – коротко, дернув уголками губ:
– Вопрос снимается, как нарушающий конспирацию. Тридцать пять.
Да, он выглядел старше. Впрочем, не ей замечать такое…
– Увы, рядом с вами смотрюсь болотным пнем. Вы меня еще в парике не видели!
Кажется, Флавий был способен даже на комплименты. Но вот парик – зачем?
– Сейчас мы повернем налево. Там будет тише – поговорим.
Ника кивнула. Она вдруг поняла, чем может привлекать этот человек – надежностью. Это было заметно по всему: как он вел машину, разговаривал, даже усмехался…
– Как там Терапевт?
Виктория Николаевна не сразу нашлась, что сказать. Терапевт чувствовал себя в последние дни плохо. Очень плохо…
– Не очень… Его хотели уложить в больницу. Сердце…
– А почему не лег? – Флавий резко дернул плечами. – Ну, интеллигенты! А еще врач!
– Не любите интеллигентов? – обиделась Ника.
Вновь усмешка – такая же короткая:
– Узнаю! Эмоции: люблю, не люблю… Здоровье – тоже оружие. Больной – плохой боец.
– А для вас люди – прежде всего, бойцы?
Флавий и на этот раз улыбнулся. Машина мчалась по шоссе, удаляясь от центра. Скоро начнутся пригороды, там действительно будет спокойнее…
– Вы напрасно задираетесь, Ника. От жизни товарища Терапевта зависят жизни многих людей. Неужели его здоровье не имеет значения?
«Товарищ Терапевт» прозвучало настолько непривычно, что Ника не сразу сообразила, как ей ответить.
– Вы, наверное, правы… господин Флавий. Но для меня товарищ Терапевт прежде всего человек, которого я очень уважаю и очень люблю!..
– Тем более надо было уложить его в клинику!.. Насколько я понял, вы из «бывших»?
Стало тревожно. Терапевт предупреждал: Флавий – большевик, из самых твердокаменных.
– Это… будет иметь значение?
Ответа не было. Машина миновала большой парк, больницу и приближалась к речному вокзалу. Не доезжая сотни метров, Флавий резко повернул налево. Теперь они ехали по пустой аллее. В летние дни сюда часто заходили отдыхающие, но в этот холодный апрельский день никто не пришел, чтобы прогуляться перед поездкой на речном трамвае. Авто затормозило, Флавий быстро оглянулся и удовлетворенно кивнул:
– Порядок! Отсюда не увидят… Поговорим. Так вот, насчет «бывших»… В данном случае это не будет иметь значения, поскольку за вас ручается Терапевт. Что он рассказал о нас?
– Ничего… – внезапно Нике показалось, что она на допросе. – Он лишь сказал, что у вас есть сведения о Юрии…
– Об Орфее, – резко прервал ее Флавий. – Ника! Сейчас и в дальнейшем – никаких имен! Здесь нас никто не услышит, но имя может вырваться у вас потом, случайно…
– Извините… Об Орфее. Он еще сказал, что вы хотите поговорить со мной…
– Ясно…
Флавий на секунду задумался.
– Но сначала вот что… Мы – небольшая подпольная группа. Наша цель – спасти тех, кого еще возможно. Как программа-максимум – несколько обуздать террор. Нас мало, и мы очень разные. Терапевт, как и вы, из «бывших», абстрактный гуманист…
– Это плохо? – стало еще обиднее. Флавий не выбирал выражений.
– Я лишь пытаюсь пояснить. Орфей просто не успел на гражданскую…
Орфей? Мысль показалась дикой, но затем вспомнились их разговоры, рассказы Юрия об отце, о брате. Тогда она не обращала внимания…
– Обо мне вы уже составили представление. Есть еще Марк – тот вообще Стенька Разин… В общем, Ноев Ковчег.
Виктория Николаевна кивнула. Вот, значит, с кем работал Юрий. А она не знала, она ничего не замечала!
– Извините… Орфей давно в вашей организации?
Флавий удивленно поднял брови:
– Это имеет значение?
– Да. Очень большое.
– Четыре года…
Как же она не поняла, не увидела? Но ведь Юрий ничего особенного не делал! Правда, книга… Он написал книгу – роман об Иисусе Христе! Спросить? Нет, ей не ответят. Лучше о самом главном.
– Господин Флавий, где сейчас Орфей? Что с ним?
– Его перевели из Казанской спецлечебницы в Столицу. Точнее, в новую клинику за городом.
Дыхание перехватило: Юрий здесь, совсем рядом! Новая клиника – всего лишь полчаса на автобусе! Но Ника тут же опомнилась. Это не та больница, куда можно пройти с кульком апельсинов.
– Состояние его прежнее. Ничего не помнит, полная амнезия. Если, конечно, не симулирует, но это почти невозможно…
– Помню…
…Когда пару месяцев назад Терапевт рассказал ей, что Юрий жив, но болен, Ника вначале обрадовалась. Он в больнице, а не в шахте или на заполярной стройке! Но затем до нее дошло: Орфей потерял память. Нет, не потерял, эти сволочи с ним что-то сделали!..
– Я пригласил вас сюда не только из-за этого, – помолчав, продолжал Флавий. – Ника, вам надо скрыться. Немедленно, сейчас…
– Что?!
– Они заинтересовались вами, и очень серьезно. Это как-то связано с Орфеем…
Виктория Николаевна ответила не сразу. Вначале надо было осознать, привыкнуть. Выходит, самое страшное еще не наступило? Скрыться – куда? Уехать из Столицы не так сложно, но ее найдут и в Питере у тетки, и в Тамбове у двоюродной сестры…
– Если вы согласны, мы сейчас заведем мотор и отправимся туда, где вы будете в полной безопасности.
Это прозвучало настолько просто, что Виктория Николаевна невольно улыбнулась:
– А разве такое возможно? «От их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей»?
Флавий улыбнулся в ответ – весело и немного озорно:
– Да, Ника. В свое время Орфей просил защитить вас. Мы держим слово… У вас остались дома какие-нибудь бумаги, вещи?
Ника чуть не рассмеялась. Вещи? У нее дома полно вещей, почти все – дорогие, ценные, платьями можно набить несколько чемоданов. Драгоценности, оставшиеся от матери, золотые безделушки, подаренные мужем… А ее угораздило выйти в город, надев старое пальто, которое Наташа, их домработница, как раз собиралась отдать старьевщику!
– Нет, ничего у меня там не осталось. Бумаги я давно сожгла…
– Хорошо… – Флавий задумался. – Вашему мужу, мне кажется, ничего не будет грозить. Он ведь личный пилот Сталина?
– Он мне уже не муж…
Флавий удивленно повернулся, и Ника поспешила пояснить, хотя разговаривать на эту тему было неприятно:
– Я подала на развод. Надо было сделать это давно, ведь у Саши… у Александра Артамонова другая семья. Он не хотел разводиться из-за карьеры, боялся за свой партийный билет. А я…
…Вначале она не разводилась, еще надеясь, что Саша одумается, вернется. Потом, когда у него родился ребенок от той, другой, муж уговаривал подождать. Ника не настаивала: перспектива оказаться в коммуналке без средств к существованию не радовала.
– Хорошо, – подытожил Флавий. – Тогда все в порядке, можем ехать…
Несмотря на бодрый, решительный тон, Виктория Николаевна вдруг поняла, что этот человек думает совсем о другом. Что-то не так, он сказал еще не все…
– Господин Флавий, – ее рука легко коснулась плеча подпольщика. – Вы что-то хотели мне сообщить?
– Не знаю… – неохотно откликнулся он. – Вы – подруга Орфея, я обязан позаботиться о вас…
Виктория Николаевна кивнула:
– Да, конечно… Вы принимаете меня за избалованную светскую даму, с которой следует обращаться, словно с дорогой куклой? Велели спрятать – вы прячете. Я способна на большее, господин Флавий!
Подпольщик молчал, лицо его оставалось невозмутимым, но Ника чувствовала, что ей не верят. Она заговорила вновь – быстро, боясь, что не успеет все сказать:
– Вы правы, я много лет жила без всяких забот, даже не работала, и не только потому, что Саша… Артамонов, был против. Мне нравилось – покой, свободное время, отдельная квартира. Я прожила так до тридцати лет – пусто, бессмысленно. Оказалось, что я не нужна даже собственному мужу… Но теперь я стала другой! Я… я хочу помочь вам, Терапевту, всем остальным… И я не могу оставить Орфея. Господин Флавий, вы же должны хорошо разбираться в людях, поверьте мне…
Флавий медленно покачал головой.
– Я вам верю. Но речь другом. Самое простое: вас арестуют и спросят обо мне, о Терапевте…
– Я буду молчать!
Подпольщик грустно улыбнулся:
– Молчать там вы не сможете…
Виктория Николаевна закусила губу и отвернулась, не желая, чтобы Флавий видел ее лицо. Да, правда, она не выдержит. Подпольщик прав – куклу надо прятать в сундук. Красивую куклу, правда немного постаревшую, с непрошеными морщинками в уголках губ… Но ведь Юра выдержал!
– Скажите, господин Флавий, Орфей не выдал вас?
– Нет никаких признаков, – ее вопрос, кажется, удивил, подпольщик ждал чего-то другого.
– А ведь ему наверняка угрожали, может быть, не только угрожали…
Флавий задумался:
– Все не так просто. Он молчал о группе прежде всего потому, что его арестовали совсем за другое. И кроме того, Орфей – очень сильный человек. Он может играть с ними на равных.
– Если смог Орфей, смогу и я. Я очень изменилась после его ареста. Я состарилась, господин Флавий! Со старостью человек умнеет, даже такой, как я…
– Нам это не грозит, – спокойно отреагировал подпольщик.
– Поумнеть?
Ника чувствовала, что Флавий колеблется.
– Нет, состариться. При нашей работе… Ладно, Ника. Терапевт ручается за вас, да и я вам верю. Слушайте…
Поверили! На миг Ника почувствовала радость. Так хорошо ей не было уже много месяцев. Она не кукла! Она сможет что-то сделать!..
– О группе они не знали и не знают – пока. Но ваш друг был им нужен для какого-то важного дела. Надо узнать, для чего именно. Сейчас Орфея привезли в Столицу, вероятно, чтобы попытаться вернуть ему память. Вы нужны им именно для этого. Не представляю, что они задумали, но нам очень важно установить контакт с Орфеем и постараться понять, что кроется за всем этим. Риск чудовищный, но кроме вас послать некого…
Ника молчала, обдумывая услышанное. Подпольщик внимательно наблюдал за нею.
– Вы думаете, я нужна им для того, чтобы вылечить Орфея? Но зачем? Я ведь все-таки окончила медицинский… Неужели встреча со мной способна вылечить? Я не настолько самонадеянна…
– Я не учился на медицинском, – спокойно ответил подпольщик. – Может, они думают, что Орфей все-таки симулирует и хотят на него надавить. А может, что-то другое. Я знаю этих людей, они редко ошибаются. Если вы нужны им – значит нужны…
– Ну тогда, – она секунду помолчала, затем резко выдохнула. – Согласна! Я не подведу вас. Ни вас, ни Терапевта…
– Верю… – подпольщик еле заметно улыбнулся. – На всякий случай, если они все же знают о группе и спросят вас…
Он жестом остановил Нику, пытавшуюся что-то сказать.
– Опишите меня – машину, внешность… Ну, внешность можете слегка изменить. Скажите, что меня зовут – ну, скажем… Лантенак…
– Маркиз? – от неожиданности Ника чуть не засмеялась. Флавий невозмутимо кивнул:
– Совершенно верно. Если не отцепятся, уточните, что в разговоре с вами я упоминал Фротто, Рошжаклена… Ну и так далее. Историю Франции еще не забыли?
– Вандея?
Слово показалось почему-то знакомым, причем не только из книжек. Ну конечно, ей же рассказывали, об этом говорила вся Столица!
– Вы, кажется, поняли, – кивнул подпольщик. – О «Вандее» сейчас немало болтают… а мы не станем мешать. Но это на крайний случай. Теперь…
Он быстро оглянулся, но на аллее было по-прежнему пусто.
– Я высажу вас у метро, и с этого момента действуйте одна. С Терапевтом видеться запрещаю. Когда они на вас выйдут, держитесь естественно. Не пытайтесь разыгрывать спокойствие, вы испуганы, вы волнуетесь за Орфея. Но сразу не соглашайтесь, требуйте объяснений, гарантий, пока не нажмут всерьез. Вот тут уже капитулируйте. А в дальнейшем, увы, я вам не советчик… Бойтесь человека в капюшоне, который очень не любит дневного света. Он самый опасный, ему нельзя верить ни в чем. Вопросы есть?
– Никак нет, товарищ Флавий!
Она постаралась пошутить, и это удалось – подпольщик хмыкнул:
– Желаю удачи, госпожа Ника!
Домой Виктория Николаевна возвращалась затемно. Фонари горели вполнакала, и переулок, где она прожила столько лет, казался мрачным и неуютным. Возле ворот Ника заметила двух крепких молодых людей в одинаковых плащах и столь же похожих шляпах. Мелькнула мысль о новых соседях, вышедших подышать свежим воздухом, но тут же стало ясно: это не соседи, не подгулявшая компания и даже не грабители, поджидающие поздних прохожих. Сердце упало: началось! Ход сделан – «малиновые» спешат показать, что она уже несвободна, ее сторожат, следят за каждым шагом… Пусть! Страх исчез, оставалась презрение и гадливость. Вся их подлая шайка не смогла победить нескольких смелых людей! Они не всесильны! Сейчас им кажется, что они имеют дело с пугливой истеричкой. Ладно, увидим! Ника спокойно прошла мимо соглядатаев и даже заставила себя улыбнуться. Ближайший молодой человек отодвинулся в сторону и вежливо приподнял шляпу…
Два дня прошли спокойно, Никто не звонил, не приходил навестить. В огромной квартире было пугающе пусто. Муж, как всегда, был где-то далеко. В последнее время его командировки стали особенно длительными и, как догадывалась Виктория Николаевна, опасными. Наташа, домработница, еще не вернулась из отпуска. Вначале это даже радовало. Можно было успокоиться, без помех подумать о том, что предстоит. Первый день Виктория Николаевна не выходила из дому, время от времени поглядывая в окно. Молодые люди в одинаковых плащах, сменяясь, простояли у ее подъезда до полудня, а затем исчезли. На следующее утро Ника все же решилась. Тщательно приведя себя в подобающий вид, она надела новый, недавно купленный плащ и, убедившись, что выглядит даже лучше, чем надеялась, не торопясь вышла на улицу. У подъезда никого не было, словно «топтуны» потеряли к ней всякий интерес. Впрочем, Виктория Николаевна слыхала о подобном: слежка снимается на день-другой, человек уже уверен, что беда миновала, и тут они вновь оказываются рядом…
Погода была превосходной, и Ника долго гуляла по Центру, заходила в магазины, внимательно приглядывалась к театральным афишам и даже заставила себя сходить на новую картину в «Арбатском». Фильм показался чудовищно глупым, и Ника порадовалась, что так редко бывает в кино…
…Слежку она заметила примерно часа через три, уже собираясь домой. Молодые люди, похожие, как близнецы, на прежних, проводили ее по Горького, через Манежную площадь и Собачью площадку. Ника постаралась держаться так, словно это никак ее не касалось. Обернулась она только возле самого дома. Пусто! «Топтуны» не стали провожать ее до подъезда. Наверняка вся эта затея нужна была не для того, чтобы выведать ее дневной маршрут. «Малиновые» намекнули: мы здесь, мы помним, мы не забыли…
В квартире стояла тишина, лишь надоедливо тикали большие стенные часы. Ника повернула рычажок радиотарелки, висевшей на кухне. Тишина… Странно, в это время обычно передавали новости… Еще не понимая, что случилось, она подбежала к немецкому ламповому приемнику, нажала на кнопку… Мертво! Даже лампочка, подсвечивавшая декоративный рисунок на панели, не зажглась.
В случайности уже не верилось. Пока она была в городе, кто-то постарался, чтобы радио замолчало. Зачем? Испытать ее нервы? Пустая квартира, молчащее радио… Что еще может быть? Телефон? Ника подбежала к столику, где застыл большой черный аппарат. Телефон в их квартире работал без сбоев, начальство Александра Артамонова заботилось об этом в первую очередь. Уже догадываясь, что будет дальше, Ника сняла трубку…
Наконец, пришел страх. Она была одна в пустой квартире, отрезанная от мира, словно замурованная в гробнице. Захотелось выбежать на улицу, уехать к кому-нибудь из подруг, а еще лучше – к Терапевту. Он ведь болен, надо справиться о здоровье… Виктория Николаевна подошла к окну: на улице пусто, никто не стоял возле дома. Вздохнув с облегчением, она уже прикидывала, что захватить с собой из вещей, когда наконец до нее дошло. Ну конечно, так она и должна поступить! Очевидно, «малиновые» остались не очень довольны. Жертва слишком много сидит дома, ни с кем не желает общаться. И вот ей снова намекнули…
Она чуть было не попалась. Еще бы немного – и Ника пошла к Терапевту, а за нею заскользили бы тени в одинаковых плащах. Неглупо! Они даже не поставили «топтунов» под окнами, словно приглашая: путь свободен…
Ника заставила себя успокоиться, присела в кресло, взяла с полки первую попавшуюся книгу. Она будет сидеть здесь, продуктов хватит еще на пару дней, потом выйдет на рынок – и снова домой. Она выдержит! Может, даже хорошо – нет соблазна позвонить кому-нибудь. Без радио можно и потерпеть…
Телефон ожил ночью. Такие звонки были привычны, мужа часто вызывали на очередное задание. Но, уже подбежав к столику, она остановилась. Александра не было дома, он уехал еще неделю назад. Ника схватила трубку – тихо. Не став кричать «Алло!», Виктория Николаевна осторожно положила ее на рычаг. Все ясно! Тем, кто звонил, нужен не уехавший летчик Артамонов, а она сама. Может, проверяли, дома ли, а скорее всего, напоминали о себе. Мы здесь, мы не забыли…
Телефон звонил еще дважды – с перерывом в час, звонил долго, но Виктория Николаевна уже не вставала. Интересно, что они еще придумают? Отключат свет? Перекроют воду?
Наутро телефон вновь онемел. За окном было пусто. Ее вновь приглашали пройтись по городу, навестить знакомых… Ника решила было не поддаваться, показать характер, но вдруг вспомнила разговор с Флавием. «Не пытайтесь разыграть спокойствие…» Подпольщик прав. Кто она для «малиновых»? Симпатичная дамочка из привилегированного круга, любящая наряды и драгоценности, терпящая измену мужа и изменяющая сама. Такая не выдержит – убежит из дому, будет жаловаться, искать помощи…
Подумав, Виктория Николаевна привела себя в порядок, поглядела в зеркало, оставшись, в целом, довольной увиденным, и спокойно вышла из дома. В переулке было пусто, лишь несколько случайных прохожих неторопливо шли по тротуару. Ника усмехнулась: кто-то из них был явно «не случайным». Ну что ж…
Она зашла на телефонную станцию и написала заявку о поломке аппарата. Увидев номер, дежурный крайне удивился, долго извинялся, уверяя, что в ближайшие же часы телефон заработает. Ника хотела было зайти в радиомастерскую, чтобы вызвать мастера, но решила подождать. Если телефон не починят, она пойдет в другую организацию – туда, где служит ее бывший муж. Интересно, решатся ли «малиновые» шутить с телефоном личного пилота Сталина?
Возвращаться в пустую мертвую квартиру не хотелось, как и ходить по магазинам, и Ника решила просто погулять по городу – куда глаза глядят, тем более погода вновь выдалась отменная. Попутно Виктория Николаевна решила проверить, сможет ли она заметить их ?
Стараться не пришлось, она почти сразу же увидела знакомую парочку – молодых людей в одинаковых плащах. Они появились внезапно, словно из-под земли, и не торопясь проследовали за нею. Значит, кошки-мышки кончились… Ника заглянула в кошелек и, убедившись, что захватила с собой достаточно крупных купюр, подняла руку, останавливая такси. Краем глаза она успела заметить, что ее преследователи остановились, не пытаясь что-либо предпринять, а один из них вновь вежливо прикоснулся рукой к шляпе.
Таксист, подбодренный обещанием заплатить сверх счетчика, лихо промчался через весь Центр. Несколько раз Ника оборачивалась, но в потоке машин невозможно было различить преследователей. Да и смогут ли эти двое успеть? Не всемогущи же «малиновые»! Наверное, «топтуны» сейчас звонят по телефону, оправдываясь, что «объект» оказался не по зубам… Несколько успокоенная и даже повеселевшая, Виктория Николаевна велела таксисту остановиться у Пассажа, надеясь, что здесь ее потеряют окончательно. Щедро расплатившись с шофером, она вышла из машины… Те же двое! Улыбаются, один все так же галантно приподнимает шляпу…
В глазах потемнело. Все-таки они всесильны! Наверное, фокус не так сложен – проследить машину, обогнать, вежливо встретить… «Топтуны» отошли в сторонку, сделав вид, что любуются ширпотребом в витрине, а Ника все стояла у кромки тротуара, не в силах сделать и шагу. Бесполезно, все бесполезно! Пока с нею просто играют – вполсилы, без всякой злости. А что будет дальше? Флавий предупреждал! Ника впервые по-настоящему пожалела, что не приняла предложения подпольщика. Где бы ни пришлось скрываться, лишь бы не видеть этих ухмыляющихся вежливых лиц! Пока они вежливы, а потом? Ей не стать героиней. Ударят по лицу, раз, другой, она скажет все. И не потому, что так страшна боль, просто сопротивление не имеет смысла…
– Виктория Николаевна!
Голос показался знакомым. Ника обернулась: рядом затормозило небольшое серое авто. Из открытой дверцы выглядывал крепкий парень в форме гражданского воздушного флота. Молодое лицо улыбалось:
– Здравствуйте! За покупками собрались?
Она, наконец, узнала. Игорь Кобец – сослуживец мужа, летчик, летавший вместе с Чкаловым в Америку. В последний раз они виделись совсем недавно, на правительственном приеме…
– Здравствуйте, Игорь! А вы…
– Вот, обкатываю! – летчик погладил автомобиль по теплому боку. – Из Штатов привез! Может, вас подбросить? Или вы в Пассаж?
Ника нерешительно оглянулась. «Топтуны» по-прежнему разглядывали витрину. Сумасшедшая мысль вдруг мелькнула в голове. Игорь – любимец Сталина, Герой Союза, таких, как он, «малиновые» обходят за версту…
– Игорь… – она наклонилась к летчику. – Помогите!
– Что случилось? – Кобец недоуменно оглянулся. – Только прикажите!
Ника какое-то мгновение колебалась, затем решилась:
– За мной следят. Видите? Вон – двое…
Кобец быстро окинул взглядом тротуар, лицо его стало жестким и злым:
– Та-а-ак! Значит, уже за жену Артамонова взялись, сволочи! Вот суки, прошу прощения, Виктория Николаевна… Александр знает?
– Нет. Он в командировке…
– Ясно… – летчик секунду подумал, затем ухмыльнулся:
– Ну, сейчас будет цирк! По счету три садитесь в машину. Один, два…
Ника еще не успела хлопнуть дверцей, как мотор взревел, и серое авто помчалось по улице. Ника обернулась – «топтуны» смотрели им вслед, и на лицах их уже не было усмешки. Кобец поглядел в зеркальце заднего вида.
– Ага! – констатировал он. – Вон, белая машина, видите?
Виктория Николаевна оглянулась, но различить в потоке нужную не смогла.
– Держитесь покрепче!
Ника кивнула, на всякий случай ухватившись за сиденье. Вовремя! На полном ходу машина свернула в переулок. Сзади послышался визг тормозов – белый «пикап» ехал следом. Кобец тоже заметил его, хмыкнул и внезапно свернул в темную подворотню. Ника охнула и закрыла глаза. Машина не снижая скорости промчалась по большому двору, распугивая домохозяек, развешивающих белье, и нырнула в ворота, выходившие в другой переулок, а затем вновь повернула, на этот раз на оживленную улицу. Ника открыла глаза, оглянулась. Белый «пикап», словно приклеенный, ехал сзади.
– Ничего! – улыбнулся Кобец. – Фокус номер два…
Машина проехала с километр и остановилась у перекрестка. Вспыхнул красный свет. Два трамвая – один навстречу друг другу, начали неторопливо пересекать улицу.
– Иду на таран! – Игорь закусил губу и резко выжал газ. Ника даже не успела испугаться. Авто проскочило перед самым носом одного из трамваев. Яростный звон сигнала… Серая машина проехала сотню метров, а затем свернула на обочину.
– Пусто? – Кобец взглянул в зеркальце и покачал головой. – Нет, не верю!
Он повернул в узкий переулок, притормозил, а затем вырулил на большой, заполненный машинами проспект. Теперь они ехали обратно, в сторону Центра. Летчик, повеселев, принялся беспечно насвистывать.
– Игорь, – Ника оглянулась, но белой машины сзади уже не было. – Спасибо!.. Но вам ничего за это?..
– Мне? – Кобец хохотнул. – Да я завтра к Сталину пойду, пусть узнает, что эти гниды за Артамонова взялись. Ишь, летуны им понадобились!..
Летчик был прав, ее мужа в обиду не дадут. Но ведь они с Артамоновым, по сути, уже в разводе…
– А вы их… не боитесь?
Кобец вновь засмеялся, но ответил серьезно, без улыбки:
– Я, Виктория Николаевна, раз двадцать бился, мне на том свете, почитай, уже пятилетку прогулы ставят… Вас куда подбросить?
– Н-не знаю, – шумный проспект отпугивал, и Ника поспешила указать на ближайший перекресток. – Здесь налево…
– Понял…
Машина свернула на небольшую тихую улицу, Кобец аккуратно притормозил у тротуара и оглянулся.
– Чисто! – удовлетворенно заметил он. – Ну что, понравилось?
– Очень! – Ника заставила себя улыбнуться. – Еще раз спасибо, Игорь.
Она открыла дверцу, собираясь выходить, но летчик придержал дверь:
– Погодите…
Он помолчал, а затем заговорил совсем другим тоном, без тени шутки:
– Мой знакомый, у которого старый «ЗИС», передает вам привет…
Ника замерла.
– Он считает, что опасность слишком велика. Если хотите, я отвезу вас к нему…
И тут Ника все поняла. Казалось, с души свалился тяжелый камень. Ее не бросили! У нее есть друзья, способные помочь даже сейчас! Хотелось немедленно сказать «да», сбежать, спрятаться и до конца дней молить Бога за большевика Флавия и Героя Союза Игоря Кобца…
– Значит, вы не случайно?
Летчик широко улыбнулся, но отвечать не стал. Ника захлопнула дверцу, уже все решив, и вдруг вспомнила: Орфей! Она уедет, а Юрий навсегда останется где-то там, больной, обреченный. Какая же она сволочь!..
– Мой знакомый сказал также, что опасность куда больше, чем думалось. Вами заинтересовались не только те, кто сегодня портил вам настроение, но кое-кто повыше…
Еще повыше? Ясно… Нике показалось, что она слышит голос Флавия. Итак, из нее не вышло героини. Три дня слежки, и она уже готова бежать куда глаза глядят. Но что она может? Последние дни сильно поубавили уверенности…
– Игорь, – она растерянно поглядела на летчика. – Понимаете… Мне надо подумать, хотя бы час…
Кобец вновь оглянулся и слегка нахмурился:
– Здесь стоять не могу. Через час – на том углу, где перекресток…
Он кивнул в сторону проспекта.
– Лучше никуда не ходите, Виктория Николаевна. Здесь тихая улица, погуляйте…
– Да, спасибо, – она вышла из машины и внезапно обернулась:
– А вы что посоветуете, Игорь?
Летчик пожал плечами:
– Раз наш общий знакомый считает, что вам лучше с ним встретиться… Буду ждать всего минуту, если вас не увижу, значит – остаетесь…
– Да, – Ника попыталась улыбнуться. – Вы очень хороший человек, Игорь!..
У нее был целый час. Шестьдесят минут – без «топтунов» за спиной, на свободе. Итак, надо решать. Лучше всего действительно пройтись по тихой улице, где ее никто не знает и не сможет помешать…
Вначале Ника бездумно шла мимо старых пятиэтажных домов, давно нуждавшихся в свежей краске, и лишь через несколько минут сообразила, что улица ей знакома. Да, она уже бывала здесь! Года два назад они гуляли с Юрием… Ну, конечно, где-то недалеко находится дом, где Орфей жил много лет! «Страна детства», как выразился он когда-то…
Вначале совпадение удивило, но затем Ника почувствовала в этом особый смысл. От ее решения, возможно, будет зависеть жизнь Орфея, и где подумать об этом, как не здесь? Жизнь Юрия… Ника заставила думать себя об этом отвлеченно, словно речь шла о ком-то постороннем. Нет, не о постороннем, а об Орфее, таком же подпольщике, как она сама, о том, кто работал вместе с Терапевтом, Флавием и Марком. Все остальное надо пока забыть…
Что она может? Нет, не так… Зачем она им ? Вернуть Орфею память? Если попытаются применить гипноз, Ника нужна им как посредник, человек, хорошо знающий больного. Или все проще? Они считают, что Орфей симулирует. В этом случае ее приведут к Юрию, приставят к виску наган… Нет, едва ли. Орфей был в Казанской спецбольнице, там кадры достаточно опытны, чтобы распознать симуляцию. Тогда зачем?.. Но в любом случае она увидит Юрия! Увидеть, поговорить, запомнить, понять…
Ника неторопливо шла по улице, вспоминая знакомые места. За одним из домов мелькнула позолота. Купол! Ну, конечно, здесь есть церковь – небольшая, старинная, о ней Юра тоже рассказывал! Ника ускорила шаг. Захотелось войти под древние своды, постоять в полутьме, глядя на неяркие огоньки горящих свечей. В церкви Виктория Николаевна бывала очень редко. Узнай об этом кто-то чужой, муж мог нарваться на крупные неприятности, и Ника как-то отвыкла. Она не бывала в церкви даже в последние страшные месяцы, хотя и часто молилась, но дома, тайком…
Виктория Николаевна свернула за угол и недоуменно остановилась. С церковью было что-то не так. Одна половинка обитых старым металлом дверей лежала на земле, другая – беспомощно повисла на согнутых петлях, исчезла икона над входом… Ника сделала еще несколько шагов и все поняла. Значит, и этот храм тоже…
На сердце стало тяжело. Церковь, где крестили Орфея, куда он ходил ребенком… Почему-то показалось, что теперь Юрий совсем беззащитен, если даже эти священные стены не смогли устоять. Неожиданно пришла в голову страшная мысль: ее привозят к Орфею, Ника помогает ему выздороветь – а дальше? Юрий зачем-то нужен им – здоровый, помнящий. Его опять начнут допрашивать, а когда Орфей откажется говорить, револьверное дуло приставят ей к виску…
Это было настолько реально, что Ника почувствовала леденящий холод, будто смерть уже стояла рядом. Страшный ларчик открывается просто. Орфея не смогли сломать, его искалечили, лишили памяти. Теперь же им займутся более основательно, и Ника должна послужить надежным стимулом…
Она еле сдержалась, чтобы не броситься бежать – подальше, куда глаза глядят. Хорошо, что Кобец будет ждать! Она не опоздает, вот прямо сейчас она прочитает молитву и пойдет обратно…
…Но страх уже уходил. Вернулось спокойствие, а с ним – ясность. Да, и такое возможно. Ею заинтересовался «кое-кто повыше». Намек ясен, «кое-кто» – из окружения Сталина, если не сам Величайший из Великих. Может, от того, что Ника сможет узнать, будут зависеть жизни сотен людей – таких же, как она, Юрий, Терапевт, Игорь Кобец…
Виктория Николаевна нерешительно оглянулась. Захотелось зайти, хотя бы для того, чтобы после рассказать Орфею. Когда он сможет прийти сюда сам, здесь наверняка будет стоять какая-нибудь фабрика-кухня имени Челюскинской Льдины. Ника подняла глаза к тому месту, где темнел след сорванной иконы, перекрестилась…
Внутри оказалось даже хуже, чем она думала. Исчез алтарь, пропали иконы, чьи-то руки изувечили фрески, от цветных оконных стекол остались лишь жалкие осколки. Ноги ступали по груде мусора – деревянных щепок, штукатурки, битых бутылок. Они добрались и сюда… Ника прошла к тому месту, где когда-то стоял алтарь, поглядела вверх. Фрески, украшавшие купол, уцелели. Пантократор спокойно и бесстрастно глядел с небес на разоренную, изгаженную землю. Стало горько – Всемогущий не защитил, не спас. Почему? Неужели они, Его создания, столь грешны, столь виновны? Ника опустила голову. Бесполезно! Некого просить о помощи, не к кому воззвать: защити и спаси рабов Твоих Юрия и Викторию, и всех иных, имена же их Ты сам веси…
Ника закрыла глаза, вспоминая молитву, которую она читала давно, еще в детстве, но слова путались, не складываясь. Она забыла. Она зря зашла сюда…
Шорох… Кто-то был рядом. Ника резко обернулась.
…Возле разбитого окна, у кучи наваленных досок, стоял высокий старик в длинном темном плаще. Седые волосы касались плеч, но, несмотря на возраст, незнакомец держался удивительно прямо, не горбясь и не сутулясь. Он что-то внимательно разглядывал, держа перед глазами обломки разбитой доски. Ника почему-то не испугалась. Старик не походил на тех, кто разрушал храмы, и уж конечно, на ее «малиновых» преследователей. Мелькнула догадка – священник! Он не бросил гибнущий храм!..
Она подождала несколько секунд, а затем осторожно, стараясь не шуметь, подошла ближе. Старик медленно повернулся, на Нику в упор взглянули темные, близко посаженные глаза. Конечно же, он священник: небольшая седая борода, серебряный крест на груди…
– Здравствуйте!
Старик слегка поклонился, глядя по-прежнему строго и выжидательно. Ника заторопилась:
– Вы извините, я зашла сюда… Вы, наверное, настоятель…
– Нет… – он грустно улыбнулся. – Мой храм, как и сей, – руина ныне… Думал отца Леонида повидать, священника здешнего. Вот и пришел…
– Страшно!
Ника вновь оглядела оскверненный храм, подумав, как тяжело видеть такое тому, кто посвятил себя служению Богу.
– Страшно, – согласился ее собеседник. – Но не разор страшен. Страшно то, что в душах, сотворивших сие. Вот, смотрите…
То, что было в его руках – обломки черной доски. Икона – Георгий, поражающий змия. Чьи-то руки сорвали ризу, изрезали и исцарапали краски, раскололи дерево пополам…
– Знаю икону сию, – продолжал старик. – Елена Владимировна Орловская ее храму подарила. Сын хворал, она его вымолила. Икона древняя, суздальского письма…
Ника осторожно прикоснулась к краю разбитой черной доски, и тут только поняла: Елена Орловская, мать Юрия! Конечно же, Орфей рассказывал об этом! Он тяжело болел, надежды уже не было…
– Можно?
Старик кивнул, и Ника взяла в руки то, что уцелело, два неровных обломка. Она попыталась соединить их, и на мгновение показалось, что икона цела. Георгий, Божий воитель, глядел спокойно и немного устало, словно не радуясь победе. Может, знал, что ждет его дальше, – арест, пытки, казнь. Каппадокийский сотник, погибший за дело Христово шестнадцать веков назад, тот, кто хранит в небесах Юрия Орловского…
– Простите, отец… – Ника взглянула на своего собеседника, но тот покачал головой:
– Не служу я ныне. Зовите, как родители нарекли – Варфоломеем Кирилычем.
– Виктория Николаевна… Скажите, Варфоломей Кириллович, эту икону можно реставрировать?
– Мудреное слово, – старик улыбнулся. – Можно, Виктория Николаевна. Как никак, памятник культуры древнерусской…
Последняя фраза прозвучала с недвусмысленной иронией. Стало немного стыдно: ее не поняли. Внезапно захотелось рассказать все, попросить совета. Ведь для этого и ходят в храм!
– Дело не в том, что она – памятник культуры. Я… Я знаю того, кому икона принадлежала. Этот человек… он мне очень дорог. Сейчас он в беде, ему нужно помочь. Но я не знаю, смогу ли…
Варфоломей Кириллович слушал, не перебивая, затем кивнул:
– И вы зашли сюда просить помощи…
Это был не вопрос – скорее, констатация факта. Виктория Николаевна растерялась:
– Нет. Не совсем так… Просто я увидела церковь. Мы с ним бывали здесь… Варфоломей Кириллович, я не помощи прошу! Я просто не знаю, хватит ли сил. Мои друзья… Они думают, что я смогу…
– Отчего же им ошибаться? Верите ли вы им?
Верила ли она Терапевту? Флавию?
– Да, конечно!..
– Тогда поверьте и в этом. Кто ведает, может они знают вас лучше, чем вы сами…
Но сомнения не исчезали. Слишком неравны силы. Несколько смелых людей – и громадная бесчеловечная машина, чудище – «озорно, стозевно и лаяй»…
– Люди слабы, – Варфоломей Кириллович как будто читал ее мысли. – Но слабы не тем, что сил не имеют. Слабы тем, что не хватает веры.
– В Бога? – чуть улыбнулась Ника. Что иное мог сказать священник?
– В себя, – спокойно возразил старик. – Потому и ждут знамения. Помните Евангелие? Без чудес даже Христу не верили. Дивно! Уже без малого двадцать веков Спаситель с нами пребывает, а мы все боимся. Не бойтесь, Виктория Николаевна!
– Я… я постараюсь.
Она понимала, что Варфоломей Кириллович по-своему прав, но одно дело – логика, другое – ужас, что творился в стране, омут, готовый затянуть ее саму…
– И вы ждете знака, – по губам старика скользнула усмешка, не злая, скорее, чуть ироничная. – Неужто без этого так трудно поверить?
– Да. Трудно…
Ника поняла, что пора уходить. Она осторожно передала обломки Варфоломею Кирилловичу, и тут ей показалось, будто с ними что-то не так. Старик теперь держал икону совсем иначе, не придерживая рукой. Он повернул образ к свету, и у Ники перехватило дыхание: икона была совершенно целой, даже трещина, расколовшая ее пополам, исчезла.
– Это… – с трудом проговорила она. – Как это, Варфоломей Кириллович? Она же…
– Не ведаю, – Нике показалось, что в темных глазах блеснули веселые искры. – В ваших руках сей образ был, Виктория Николаевна!
– Но… я ничего не делала! – Ника растерянно огляделась, словно все это подстроил кто-то невидимый. – Почему?
– Говорил Спаситель: иным даже знамения мало, – покачал головой старик. – Вы женщина образованная, Виктория Николаевна, считайте сие реставрацией…
Ника не знала, что и думать. Фокус? Но зачем? Да и невозможно такое; трещина не исчезает без следа. Но… Разве дело в этом? Она спросила совета, не верила в себя, сомневалась…
– Я… я поняла, – выдохнула Ника. – Я все поняла, Варфоломей Кириллович. Спасибо вам!
Священник улыбнулся:
– Не мне. Трудно будет, позовите. Может, рядом окажусь. И главное – не бойтесь, Виктория Николаевна!..
Она кивнула и поспешила к выходу. Уже у порога, вспомнив, что не попрощалась, Ника обернулась, но старика в церкви не было. Наверное, он вышел через небольшую дверь у алтаря, которой обычно пользовались священники…