Партсобрание закончилось поздно. На улице давно стемнело, с черного низкого неба беззвучно падали мокрые снежинки, кружась в свете уличных фонарей. Огромный город медленно затихал. Людской поток схлынул, в полупустом автобусе было тихо и уютно, хотелось ехать как можно дальше, до конечной, не выходя на знакомую с детства улицу. Домой не тянуло – может, впервые в жизни.

Ахилло все же пересилил себя и вышел на своей остановке. Отец уже наверняка начал волноваться, хотя новости, принесенные Михаилом, едва ли успокоят старого актера.

Дела были плохи – хуже некуда. На собрании должен был выступить Ежов, но он почему-то отмолчался, передоверив эту ношу новому заместителю. Все началось обычно, но затем, процитировав в должном количестве вождей, докладчик спокойно, будто речь шла о вещах обыденных, сообщил, что в стенах Главного управления действует вражеская нелегальная организация, известная как «Вандея». Некоторое время Ахилло еще надеялся, что дело закончится общими словесами, но докладчик начал называть фамилии. Кое-кто уже был осужден, попав в члены подполья как бы посмертно, но вот прозвучало имя Фриневского, затем полковника Альтмана, и, наконец, – старшего лейтенанта Пустельги. Что последует дальше, Михаил уже знал. Новый заместитель перешел к «соучастникам» и тем, кто «потерял бдительность», работая с врагами. Фамилий называлось много, из всех отделов, даже из неприкосновенного – иностранного. Капитан ждал: если он окажется «соучастником», то ему не дадут даже выйти из здания. Став лишь «потерявшим», можно было прожить еще неделю-другую.

Михаил немного ошибся. Его скромной персоне был уделен отдельный пассаж, из которого капитан узнал, что проявил «подозрительную слепоту», «доверчивость на грани предательства», «непрофессионализм», допустив вдобавок «игнорирование указаний руководства». Стало ясно, что Ежов не простил ему «слепоты», проявленной в Теплом Стане. На миг Ахилло ощутил нечто, похожее на злорадство: все-таки припек этого карлика с блеклыми глазками! Впрочем, это был не тот случай, когда он мог посмеяться последним.

Это было приговор. Докладчик упомянул, что чрезвычайные партсобрания состоятся послезавтра. На одном из них и будет решена судьба «матерого двурушника» Ахилло. Впрочем, исключения из партии часто происходили уже после ареста.

Михаил стоял у подъезда, докуривая папиросу. Страшно не было, скорее, он ощущал тупое безразличие. Конечно, можно еще побарахтаться. Сообщи он об убежище в Доме на Набережной, а заодно о некоторых делах Теплого Стана, чашу могла пронести мимо. Но вскоре заклание повториться. Тянуть время? А, собственно говоря, зачем? Ахилло помнил, как подследственные сходили с ума в ожидании ареста. Лучше сразу…

По улице торопились поздние прохожие, снег продолжал падать, желтые окна в доме напротив дышали покоем и уютом. Сегодня Михаил еще мог вернуться домой, увидать отца. В последний раз? В предпоследний? Какой-то сосед, заходя в парадное, вежливо поздоровался. Михаил кивнул, не задумываясь. Может быть, именно этого пригласят в понятые… Плохо, если арестуют дома: отец может не вынести. Бежать? Но куда? Никто не поможет, он теперь чумной. Даже Карабаев не подошел к капитану после собрания…

Пора было идти домой. Михаил по давней привычке оглянулся, и тут слух зафиксировал еле слышное гудение – где-то в начале улицы двигалась мощная машина. По позвоночнику пробежала дрожь: это могли ехать за ним. Если так, пусть берут здесь!

Мелькнул свет фар. Сознание автоматически фиксировало: «ЗиС», уже не новый, за рулем некто в штатском. Значит не за ним, «свои» разъезжают по-другому. Михаил уже собрался уходить, как вдруг замер на месте. Старый «ЗиС», черный или темно-синий, одинокий шофер! Конечно, это могло быть совпадением, подобных машин в Столице немало. Сейчас она проедет мимо, можно будет спокойно идти домой…

Автомобиль снизил скорость и начал тормозить. Открылась дверца. Высокий человек в сером плаще шагнул на тротуар. Из-под большой плоской кепки выбивались пряди белых волос. Седой неторопливо огляделся, заметил Михаила, немного подождал, а затем поднес руку к кепке:

– Товарищ Ахилло? Добрый вечер… Я вам звонил, но вы еще не вернулись…

Голос был спокойный, словно речь шла об обычном деловом свидании. Лицо незнакомца скрывала тень, но было заметно, что он совсем не стар, а седой парик лишь не особо удачная маскировка.

– Чем обязан? – вздохнул капитан. – Явились с повинной?

Седой покачал головой:

– Речь не обо мне, речь о вас. Товарищ Ахилло, Ежов завтра подпишет ордер на ваш арест. Что будет дальше, объяснять не буду. Я предлагаю иной выход…

– Дом на Набережной, четвертый подъезд? – усмехнулся Михаил. – Клетку с канарейкой брать?

– Знали? – в голосе Седого мелькнуло удивление. – Знали – и молчали?

– Знал. И молчал. Кстати, ваша конспирация никуда не годится. Любой хороший оперативник раскроет вас за неделю.

– Благодарю за предупреждение, – послышался негромкий смех. – Но у Ежова не осталось хороших оперативников. Значит, молчали? Выходит, те, кто рекомендовал вас, не ошиблись.

Ситуация была дикой, нелепой, и вдруг Ахилло сообразил, что это и есть спасительный выход. Забрать отца, сесть в машину и исчезнуть. Пусть ищут! Пусть кусают локти с досады!..

– Гражданин Седой, но ведь «Вандея» не спасает таких, как я, «малиновых». За что такая честь?

– Вам объяснят, – Михаилу показалось, что Седой улыбается. – Мы не судьи, мы лишь спасаем тех, кого еще можем…

С каждым словом капитан чувствовал, как на душе становится легче. Его не бросили! В этом страшном мире есть еще Бог, в которого он, Микаэль Ахилло, осмеливался не верить! Да, Бог есть! Его спасут. Гонимые, затравленные люди выручат «малинового» волка…

– Нет…

Слово вырвалось неожиданно, само собой. Михаил глубоко вздохнул и повторил:

– Нет, не поеду… Спасибо вам, но… Я не имею права. Мы – враги. Я служил этой власти. Вы – боролись…

– Почему вы думаете, что мы враги? – удивился подпольщик. – Я член партии с 17-го, никогда из нее не выходил и не выйду. Мы верим, что эти искривления когда-нибудь кончатся и партия во всем разберется. Но для этого нужны живые, а не мертвые! Вы – тоже нужны, Михаил Александрович…

Ахилло кивнул. Да, кто-то обязан уцелеть, выжить. Наверняка он понадобиться подполью. Но…

– Нет, – повторил он. – Не имею права. Пусть я не пытал, не насиловал, не грабил, но я из той же стаи. Мне не было больно, когда они творили зло. Я должен получить свое…

Седой задумался, качнул головой:

– Это – буржуазный индивидуализм, товарищ Ахилло. Вы коммунист и должны быть выше интеллигентских слабостей. Ваша жизнь важнее…

Михаил отвернулся. Чья жизнь? Волка? Полицейской ищейки?

– Спасибо. Если можно, помогите отцу… И еще… У вас в Доме на Набережной, в последнем подъезде, живет семья Шаговых – отец и дочка. Не забудьте их…

Седой бросил на капитана внимательный взгляд:

– Шаговы? Вчера мы их переправили. Но может, вы все же…

Ахилло почувствовал: еще секунда – и он согласится. Но чувство справедливости взяло верх. Он выбрал свою дорогу и обязан пройти ее до конца. Он не сможет пожать руку тому, кого выслеживал. Он грешен, а за грехом следует воздаяние. Умирать страшно, но тем, кто погиб по его вине, было еще страшнее…

Отец встретил Микаэля недоуменным взглядом, ожидая пояснений, но капитан не стал ничего рассказывать. Мелькнула мысль немедленно посоветовать отцу скрыться, но Ахилло знал, что старый актер не уйдет, не бросит сына…

За ужином Ахилло-старший еще раз попытался расспросить о делах, но Михаил сослался на усталость и, даже не выпив чаю, ушел в свою комнату. Закрыв дверь на задвижку, он быстро пересмотрел бумаги. Капитан помнил старое правило: разведчик, заботящийся о своем архиве – самоубийца. Он сжег в пепельнице несколько писем и старых фотографий. Взгляд упал на стопку бумаги. Несколько дней назад Ахилло думал написать о Доме на Набережной, затем – о Теплом Стане. А что если написать сейчас? И не в Большой Дом…

Михаил сел за стол. Рука быстро вывела: «Я, капитан Ахилло, считаю необходимым сообщить о некоторых важных фактах…» Он отложил ручку, перечитал незаконченную фразу и отодвинул листок в сторону. Писать было некому, а главное – не поможет. Подполье бессильно, им надо думать не об опытах Тернема, а о собственном безопасности. Передать сведенья на Запад? Эмигрантам, в парижские газеты? Но как? Да и не поверят, сочтут очередной «уткой» из страны большевиков. Если бы найти нужных людей здесь, спокойно все обдумать, наметить план. Но – поздно, он никуда не напишет и никому ничего не скажет. Поздно…

Ахилло лег на диван, не раздеваясь, чтобы не стоять перед незваными гостями в подштанниках. Странно, но он заснул сразу и спал крепко, без сновидений. Разбудил отец. Было утро, а под окном ждала черная машина, присланная из Теплого Стана.

Михаил совсем забыл об этом, хотя еще вчера созвонился с капитаном госбезопасности, который в эти дни замещал Волкова. Требовалось оформить очередную кипу бумаг о пребывании ЗК Гонжабова в ведомстве «лазоревых». Совсем недавно ему казалось очень важным узнать что-то новое о пребывающем в секретной командировке бхоте, но теперь любопытство исчезло, дела бывшего коминтерновца его уже не касались. «Умирай спокойно, капитан», – сказал на прощание узкоглазый убийца. Но покоя не будет. Он, Михаил Ахилло, действительно послужил тому, неведомому, кого бхот называл Владыкой. И от этого умирать будет еще тяжелее.

Все же капитан решил ехать. Так было лучше, иллюзия дела позволяла на время забыть о неизбежном. Глядя на мелькавшие за окнами автомобиля дома, Ахилло пытался рассуждать спокойно. В конце концов, еще не все потеряно: он жив, здоров, свободен и даже вооружен. Надо быть совершенным фанатиком или полным дураком, чтобы, подобно кролику, ждать приближения удава. Вчера он поступил верно и не поехал с Седым, но капитана хорошо учили, он знает, как прятаться, как менять внешность, доставать документы. Он может перейти границу, затаиться… Будут, конечно, искать. Большой Дом бросал на поиски таких беглецов все силы, не спасали ни опыт, ни осторожность. Этим летом пытался скрыться нарком Украины Успенский – инсценировал самоубийство, одновременно пустив слух, что собирается бежать в Чехословакию, а сам залег на «дно» где-то в Сибири. Не помогло! Выследили, доставили в Столицу… Но ведь были другие, удачливые. Ведь скрывается уже который год неуловимый Владимир Корф!

…И все-таки, это тоже не выход. Бежав, Ахилло станет изменником – настоящим, а не «липовым». И тогда в последний свой час он не сможет честно смотреть смерти в глаза…

В Теплом Стане царила странная тишина. Коридоры были пусты, даже охраны стало поменьше. Очевидно, в эти дни здесь произошло нечто важное, и теперь все решили слегка перевести дух. Невольно зашевелилось любопытство: что тут было? Новый эксперимент Тернема? Впрочем, спросить было некого, да никто и не собирался отвечать на подобные вопросы. Уже знакомый Михаилу капитан госбезопасности предложил присесть и долго объяснял, какие именно бумаги требуются, как их писать и в скольких экземплярах. Ахилло кивал, прикидывая, что работа может занять целый день. Тот, похоже, понял и, усмехнувшись, достал из толстой папки готовый комплект – документы какого-то зэка, уже оформленные по всем правилам. Оставалось поблагодарить, пообещать никому не рассказывать и направиться в свой кабинет, дабы приняться за дело.

…Все это время Михаила не покидала одна и та же мысль: если за ним приедут из Большого Дома, то будут ли брать прямо на объекте или «коллегам» придется сторожить у входа? Последнее, несмотря на безнадежность ситуации, почему-то развеселило: «малиновые» будут мерзнуть под холодным ноябрьским снежком, не решаясь переступить границу чужой «епархии»! Не попроситься ли здесь переночевать, хотя бы в камере Гонжабова?..

Некоторые документы требовались в нескольких экземплярах, и Ахилло попросил принести ему в кабинет пишущую машинку. Печатать пришлось самому, поскольку на каждой бумаге стоял гриф «Совершенно секретно». Работа шла медленно, приходилось следить, чтобы не попасть по соседней букве. Капитан постарался сосредоточиться и даже не услыхал, как дверь начала медленно отворяться…

…В комнате кто-то был. Ахилло провел ладонью по лицу, устало оглянулся…

– Бросайте эту ерунду, Михаил!

Комбриг Волков стоял посреди комнаты в своей обычной серой шинели с саперными петлицами. На боку болталась командирская сумка – краснолицый явно куда-то собрался.

– Я работаю, товарищ комбриг…

Волков покачал головой, придвинул стул и сел рядом. Красная, словно ошпаренная, рука легла поверх бумаги.

– Не валяйте дурака! Приказ о вашем аресте подписан, за вами приедут часа в три пополудни. Решили брать здесь – меньше шуму…

– Спасибо, что предупредили.

Холод сковал руки. Значит – все…

– Не за что! – Волков дернул щекой. – Не изображайте философа, Михаил, у вас плохо получается! Имейте в виду, Ежов почему-то на вас особенно зол…

Ахилло пожал плечами. А если и не особенно? Какая разница?

– И что думаете делать?

Капитан внезапно понял, что краснолицый пришел не зря, не только для того, чтобы понаблюдать за обреченным.

– Вчера мне предложили бежать..

– Коллеги или подполье? – по пунцовому лицу промелькнула усмешка.

– Подполье.

– Отказались? Разумно: стать крысой не лучший выход, как и пуля в висок. Вы контрразведчик, а не гимназист, проигравшийся в карты. Слушайте… Мне придется уехать. Сначала на Дальний Восток, а там и подальше. Я зашел за вами, Михаил!

– Зачем я вам?

Вопрос показался лишним, пустым. Значит, понадобился. Разве дело в этом?

– Будет интересная работа, – комбриг оскалился. – Вам понравится. Это не девочкам иголки под ногти загонять! Собирайтесь, поехали…

– А как же Ежов?

Ахилло вдруг почувствовал, что начинает поддаваться. Это был выход – и куда лучший, чем пуля в висок. Главное – вырваться, переждать страшное время…

– Николай? – в голосе комбрига было легкое презрение. – Да катился бы он к чертям! Его скоро спишут в расход, но до этого он успеет наломать дров. Не беспокойтесь, Михаил, в моем хозяйстве вас не тронут. Если что, обращусь к товарищу Иванову – не откажет. Слыхали о таком?

Ахилло кивнул: слыхал. Иванов, он же Салин, он же Чижиков, он же Коба, он же Сталин… Высоко, летает товарищ Волков!..

– Договорились? – комбриг встал, холодная рука слегка коснулась плеча Михаила. – Тогда собирайтесь, пора…

Ахилло уже хотел было согласно кивнуть, но внезапно замер. Он отказался уйти с Седым – для того, чтобы служить Волкову? Вот значит, чего стоят его принципы. Запахло смертью, и он, Микаэль Ахилло, готов на все…

Михаил тоже встал – теперь они стояли лицом к лицу.

– Прошу прощения, товарищ майор госбезопасности. У меня срочная работа. Если вы не возражаете…

В пустых светлых глазах мелькнуло удивление.

– Вы не умрете героем, Михаил! Даже если прострелите себе висок, они найдут вас и на том свете.

Горло пересохло. Ахилло понимал, что краснолицый говорил правду.

– Знаю… И все равно – с вами не хочу. Уходите!

Их глаза встретились, на миг Михаилу стало холодно, словно его обдало ледяным ветром, но Волков первым отвел взгляд:

– Как хотите, капитан. Что ж, каждому свое…

Дверь захлопнулась, Ахилло рухнул на стул и закрыл глаза. Он чуть не поддался. Но Михаил понимал: достаточно сделать лишь шажок, пусть самый маленький, а дальше придется идти до конца. А что там, в конце, он знал…

…Уже полгода Ахилло искал неуловимого Генриха, раскинувшего агентурную сеть по всей Столице. Осторожный разведчик не оставлял следов, арест отдельных агентов не мог разрушить всей паутины. Но летом 36-го Михаилу, тогда еще лейтенанту, повезло. Захваченный с поличным шифровальщик Генерального Штаба начал давать показания. Резидента он не знал, но среди прочих назвал фамилию одного из завербованных «Ниловым», помощником Генриха. Тот, будучи арестованным, поспешил признаться. Он действительно был связан с «Ниловым», более того, он знал его настоящую фамилию и адрес. Опергруппа помчалась на квартиру, но обнаружила на дверях сургучные печати. Случилось то, что вполне могло произойти в эти месяцы. «Нилов» был арестован, но не за шпионаж, а как «тайный троцкист» и «двурушник». Ахилло, просмотрев следственное дело и узнав, что тот получил причитавший ему «червонец», совершенно успокоился и написал рапорт, прося доставить осужденного в его распоряжение. И только ставя подпись, он обратил внимания на несущественную мелочь. «Нилов» был осужден не просто на десять лет, а на десять «без права переписки». Что это означало на практике, лейтенант Ахилло хорошо знал…

Он бросился к начальству, надеясь успеть, но было поздно. Группу «контрреволюционеров-троцкистов», куда попал «Нилов», только что отправили для «спецобработки».

Ахилло добился приема у замнаркома, получил нужную визу и, взяв машину, помчался куда-то на окраину Столицы. В местах «спецобработки» бывать еще не приходилось, и лейтенант поневоле чувствовал неуверенность и страх. Успокаивало одно: «Нилов», почуяв неизбежную гибель, тоже станет сговорчивее.

Шофер привез его к небольшой заброшенной часовне. Подоспевшие караульные, увидев подпись на рапорте, козырнули и провели лейтенанта через пустой подвал к большой металлической двери. Разводящий повернул ключ в замке. На Михаила дохнуло холодной сыростью – за дверью был вход в подземелье. Ему выделили сопровождающего, молодого сержанта с фонарем. Шли быстро, ориентируясь по значкам, нанесенным масляной краской прямо на мокрых стенах. Каждую секунду Ахилло ожидал отдаленного эха выстрелов, но вокруг стояла странная, глухая тишина, лишь вдалеке слышался легкий стук – где-то капала вода. Михаил, боясь опоздать, прибавил шагу. Сержант отставал, лейтенант оглянулся и увидел, что молодого паренька трясет от страха.

Вскоре они оказались в небольшой, вырубленной прямо в скале комнатке, где стоял старый стол, два стула и несгораемый шкаф. Тут было пусто, но за дверью, которая вела куда-то вглубь подземелья, горел неровный, трепещущий свет. Сержант козырнул и, не дожидаясь разрешения, поспешил обратно. Ахилло невольно поежился, достал свой рапорт с резолюцией замнаркома, поправил на всякий случай портупею и открыл дверь.

Здесь было не так темно. В уши ударил странный звук, будто где-то поблизости били доской о доску. Лишь пройдя несколько метров, лейтенант сообразил, что это удары ладоней. Там, за поворотом, аплодировали – мерно, в такт, отбивая странный неровный ритм. В глаза ударили лучи света: несколько фонарей висели на стенах или были поставлены прямо на землю. В небольшом четырехугольном зале вдоль стен стояли десятка два крепких парней в одинаковых черных куртках. Ладони отбивали такт, под который в центре зала танцевали двое – мужчина и женщина. Их лица терялись в полутьме, но Михаил сразу же отметил, что танец был какой-то странный. Неуверенно переступали ноги, не в такт дергались руки, голова женщины была закинута назад. «Черные куртки» бить в ладоши, и тут Ахилло почувствовал, как к горлу подступает ком: на груди женщины он разглядел большое пятно. Кровь уже успела свернуться, в лучах фонаря она казалась черной…

– Чего тебе, лейтенант? – широкоплечий верзила недружелюбно глядел на непрошеного гостя. В холодных неживых глазах горела ненависть.

– Вот…

Спасительная бумага явно удивила верзилу. Он бегло проглядел ее, буркнул: «Жди тут» и неторопливо направился куда-то вглубь, где темнела еще одна дверь.

Танец продолжался. Сомнений не было, эти двое давно мертвы. Пули пробили женщине грудь, прострелили мужчину насквозь, но мертвецы двигались, неведомая сила заставила их танцевать на потеху нелюдям в черных куртках. Тем было весело: смех то и дело переходил в гогот, на красных, налитых кровью лицах блуждали ухмылки…

– Отставить! – негромкий голос донесся откуда-то из глубины. Аплодисменты стихли, «черные куртки» замерли, а те, что танцевали, медленно, с глухим деревянным стуком опустились на пол. Рука мужчины легла на голову его спутницы, словно пытаясь защитить от поругания. В дальнем проходе стоял кто-то высокий, широкоплечий. Резкий жест рукой, и «черные куртки» выстроились в два ряда вдоль стены. Широкоплечий бросил быстрый взгляд на лежавшие посреди зала трупы и шагнул вперед.

– Слушаю вас, лейтенант!

Говорить не было сил. Ахилло протянул бумагу. Светлые глаза скользнули по гостю, на пунцовом лице мелькнула усмешка:

– Первый раз здесь?

Михаил кивнул. Краснолицый повертел бумагу в руках:

– Поздновато!.. Ну пойдемте, Михаил…

Они прошли мимо трупов, перешагнули невысокий порог и оказались в еще одном зале – на этот раз огромном. Несколько фонарей освещали лишь небольшую его часть, остальное заливала тьма.

– Что с вами? – краснолицый явно почувствовал, что лейтенанту не по себе.

– Н-ничего, – выдавил из себя Ахилло.

– Привыкайте! Папиросу?

От первой же затяжки стало легче, увиденное сразу же показалось дурным сном.

– Не обращайте внимания! Ребята решили немного повеселиться… Ну, где наш шпион?

Он направился к дальней стене. Луч фонаря упал на неподвижную груду тел. Их убили недавно, в воздухе еще плавал сырой запах крови. Многие умерли не от пуль – кровь запеклась на огромных рваных ранах. Ахилло прикрыл глаза…

– У вас есть его фото? Давайте…

«Нилова» нашли быстро, он лежал сбоку, придавленный чьим-то трупом.

– Вот что, – решил краснолицый. – Возвращайтесь в Главное управление. Завтра я составлю рапорт и перешлю. На чье имя?

– На имя Фриневского…

Все было бесполезно. Михаил опоздал, и рапорт был нужен лишь для подтверждения этого невеселого факта.

– Что вы хотели из него вытрясти?

Ахилло пожал плечами:

– Он знал резидента. Настоящую фамилию, адрес, явку… Да что теперь!..

Назавтра лейтенант собрал группу, чтобы начать все сначала, но внезапно его вызвали к замнаркома. Вскоре в руках Михаила оказался рапорт командира спецотряда «Подольск» комбрига Всеслава Игоревича Волкова. Там было все: фамилия Генриха, его адрес и даже место тайника, который группа искала уже второй месяц. Ахилло не поверил своим глазам, но тут же вспомнил тех, плясавших под мерный удары ладоней. Осужденный и расстрелянный «Нилов» не смог отмолчаться даже после смерти…

Теперь, когда собственная гибель уже стояла у порога, Михаил понял: его не оставят в покое. В смерть не уйти. Живой ли, мертвый, он расскажет все: номер подъезда, где прятали спасенных, подробности их встречи с Карабаевым, с его «земелей». Его не отпустят – как не отпустили Веру Лапину. Теперь он начал догадываться, что случилось с Сергеем Пустельгой…

Ахилло достал револьвер и несколько раз провернул барабан. Патронов хватало. Можно уйти сейчас, неожиданно, добраться до ближайшей железнодорожной станции, затеряться где-нибудь в глухой деревеньке. Нет, найдут и там! Агента «Вандеи» капитана Ахилло настигнет железная рука советского правосудия… Привычная, глупая формулировка вдруг показалась чем-то реальным: холодная ладонь впивается в горло, останавливает дыхание…

Капитан спрятал револьвер и вдруг подумал, что настоящий агент «Вандеи» употребил бы оставшееся у него время с куда большим толком. Он еще жив, а значит имеет шанс уйти, хлопнув дверью. А хлопнуть можно громко, очень громко! Испортить аппаратуру, устроить пожар… убить Тернема!..

Мысль показалась страшной – и одновременно пугающе-доступной. Тернем – человек, ради которого воздвигался этот центр! Все остальные способно лишь выполнять приказы, даже воля товарища Сталина не может заменить ум зэка в белом халате. Да, дверью можно хлопнуть, это будет месть настоящего профессионала!..

Михаил быстро опомнился. Тернем – беспомощный, слабый человек, уже успевший пережить арест, следствие, годы «тюрположения». Он жертва той же стаи, к которой принадлежит капитан Ахилло. Но он не просто обычный человек – он гений. Таких убивать нельзя. Он, Ахилло, – не Нарак-цэмпо.

Но мысль о Тернеме не уходила. Трогать физика нельзя, но поговорить… Спросить – и заставить ответить, узнать, что готовится за стенами объекта в Теплом Стане. Это будет неплохим завершением карьеры контрразведчика Михаила Ахилло.

В коридоре никого не оказалось, даже охранник куда-то исчез. Капитан прошелся по этажу и уже собрался повернуть туда, где находился кабинет ученого, но передумал. У кабинета обязательно будет охрана, его остановят. Но есть другой путь – через переход, в лабораторный зал. Сейчас день, ученый вполне может быть там. Правда, у зала тоже пост…

Михаил осторожно заглянул в знакомый коридор. Странно, там тоже не было ни души. Дверь в зал была прикрыта, но, подойдя ближе, капитан заметил небольшую щель. Итак, там кто-то есть, возможно охранник зачем-то заглянул внутрь…

Михаил оглянулся, неслышно протиснулся в дверь и прижался спиной к большому ящику, стоявшему неподалеку от входа. Где-то в глубине зала разговаривали. Прислушавшись, Ахилло понял, что узнает голос Тернема. Он осторожно выглянул и никого не заметил. Зал казался пустым и мертвым. Не горели лампы на огромной, похожей на шкаф, приборной панели, молчал мощный генератор, увитый толстыми разноцветными кабелями. Не работало и то, что, вероятно, и было здесь главным – странный, похожий на прозрачную призму прибор, помещенный в металлическую сферу, от которой по всему залу тянулись провода. Наверняка это и есть загадочное «Ядро-Н»…

Оставалось узнать, с кем разговаривает ученый. Голоса приблизились, и Михаил сумел разобрать сначала отдельные слова, а потом и целые фразы.

– …разве что в объеме гимназии. Для меня это – китайская грамота…

Судя по голосу, собеседник Тернема был молод, не старше Михаила.

– Вы преувеличиваете. Впрочем, если упростить до невозможности… Когда-то нам так объяснял покойный Семирадский – мне и Семену Аскольдовичу… Представьте себе, что мы живем на поверхности кристалла, на одной из его граней, но нам доступны не три, как сейчас, а лишь два измерения. То, что за гранью, для нас просто не существует. Но достаточно овладеть третьим измерением, и мы обойдем весь кристалл. Наш мир – лишь одна из граней…

Трудно сказать, понял ли неизвестный, но Ахилло сообразил без труда. Речь явно шла об опытах, проводившихся в этом зале. «Параллельное измерение» – как выразился один белохалатник.

– И ваша установка?.. – тот, с молодым голосом, тоже догадался.

– Пытаюсь, – в голосе физика послышалась усмешка. – Пока я могу лишь убрать объект с нашей грани, а вот куда он попадает и попадает ли вообще… Понадобятся годы, возможно, десятилетия…

– Тем более вам надо уезжать! Большевики превратят ваше открытие в оружие. Это может быть очень опасно, господин Тернем!

Ахилло едва не присвистнул. Выходит, «лазоревые» – такие же портачи, как и «малиновые». Вражеский агент в Теплом Стане! Ай да служба безопасности!

– Нет, я останусь, – твердо ответил ученый. – Хотелось, конечно, увидеть Богораза, поглядеть, как там у вас, но нет… Я нужен тут. Дело в том, Бен, что я один смогу если не остановить, то сдержать эту свору. «Пространственный Луч» они не получат, а моя «Тропа» будет иметь радиус всего несколько тысяч километров. Такое уже делается в Америке. Так что опасности для вас я не вижу. А эта установка не будет готова и через двадцать лет, ручаюсь…

– Но излучатель, господин Тернем! Энергия «Голубого Света»!

Михаил весь обратился в слух. Значит не он один чувствовал опасность!

– Вы не правы, Бен! «Голубой Свет» положительно влияет на человеческий организм, я сам видел результаты опытов…

Вот даже как? Ахилло не поверил. Орденоносец Гонжабов менее всего походил на филантропа. Кажется тот, кого назвали Беном, тоже был не столь наивен.

– Они что-то делают с излучением, господин Тернем! Пропускают через какой-то кристалл, в результате свойства резко меняются…

– Я не знал… – чуть помолчав, ответил физик. – Значит, меня обманули и в этом. Что ж, тем более я нужен здесь! Сделаю, что смогу…

Голоса стали удаляться, говорившие прошли в глубь зала. Ахилло осторожно выглянул из своего укрытия. Тернем, и тот, второй, стояли возле сферы, под которой была спрятана прозрачная призма.

– А эти… грани, они одинаковые? – донесся голос Бена. – Другие миры такие же, как наш?

Тернем рассмеялся:

– Если бы я знал, то незачем было бы и стараться. Посмотрим… Теоретически они подобны, различия могут быть в мелочах. Плюс-минус несколько лет, несущественные отличия в истории…

– А если я сейчас стану туда, – продолжал его собеседник, указывая на платформу, сверкавшую светлым металлом. – И вы включите установку?

– Надеюсь, вы шутите? Если я включу установку, вы увидите вспышку – и все! От вас не останется даже пепла. Ведь это только передатчик, приемника пока нет…

– И никаких шансов?

Тернем покачал головой:

– Теоретически? Одно из двух: если количество «граней» конечно, то шансов нет. Но если их бесчисленное множество, то, по теории вероятности, где-нибудь в этот момент будет включена подобная же установка, только на прием. Так что, пятьдесят на пятьдесят. Практически – значительно меньше, аппаратура еще несовершенна…

Теперь они говорили тихо, Тернем что-то объяснял, а молодой человек кивал, соглашаясь. Затем оба направились к выходу, и капитан поспешил укрыться в своем убежище.

– Удачи вам, Бен! Кланяйтесь нашим…

Молодой человек ответил на каком-то неизвестном Михаилу языке, кивнул и, осторожно оглянувшись, вышел из зала. Тернем постоял у двери и не спеша вернулся обратно.

Ахилло перевел дух. Вот ему и ответили на все вопросы! Интересно, откуда этот парень? По виду русский – не иначе из эмигрантов. Чья же разведка добралась до Теплого Стана? Выходит, ЗК Тернем вовсе не так прост, его не сломала тюрьма, он не превратился в послушного исполнителя приказов Корифея Всех Наук! Ахилло вспомнил о револьвере, о своей нелепой мысли – и ему стало стыдно. Великий ученый лучше него знал, что надлежит делать…

Вот и все! Можно было возвращаться, подставлять запястья под стальные браслеты – или разнести себе череп из табельного оружия. Ахилло окинул взглядом лабораторный зал, странные, неведомые приборы, сферу, таинственное «Ядро-Н». Блеснул металл квадратной площадки. Значит, не останется даже пепла?

Михаил горько усмехнулся. Вспышка – и все! Что ж, это лучше, чем красные рожи ублюдков из катакомб…

Капитан оправил гимнастерку и шагнул вперед.

– Гражданин Тернем!

– Слушаю вас… – физик недоуменно оглянулся, его взгляд наткнулся на револьвер.

– Мне… поднимать руки?

– Это лишнее. Достаточно того, что вы включите установку.

– Я… я не понял вас!

– Конечно, поняли, – вздохнул Ахилло. – Я слышал ваш разговор с Беном. Если меня арестуют – погибнем вместе. Так что вам лучше отправить меня за пределы… нашей грани, так кажется? Если спросят – скажите правду, вам угрожали оружием…

– Ах вот оно что…

Тернем нерешительно потянулся к небольшому рычажку. Его движение не понравилось капитану:

– Стойте! Имейте в виду, это не проверка. Мне терять нечего. Или погибнем вместе, или я исчезну, а вы останетесь и продолжите ваше дело. Так что не делайте глупостей!

Рука, протянутая к рычажку, опустилась. Ученый задумался, затем решительно мотнул головой. Щелчок – лампы на пульте загорелись, откуда-то снизу, из-под пола, донеслось мощное гудение. Краем глаза Ахилло заметил, как засветилась прозрачная призма под металлической сферой.

– Нет, не могу! – Тернем резко обернулся. – Кто бы вы ни были, гражданин капитан, вы погибните! Ваша смерть…

– Вы говорили, что шансы – пятьдесят на пятьдесят…

– Но это же теория! На практике вы просто сгинете, от вас ничего не останется…

Михаил усмехнулся:

– Это тоже подходит…

Страха не было, напротив, капитан чувствовал невиданное, охватывающее всю душу, волнение. Он перешагнет грань – первый! В любом случае, это не худший финал… Генератор уже гудел, мигали лампы, призма горела белым огнем…

– Скорее, гражданин Тернем!

Следовало спешить, в зал в любой момент могла ворваться охрана.

– Готово… Если не раздумали, становитесь посреди той площадки.

Ахилло выбрал место как раз в центре. Наверное, сейчас следовало помолиться, но капитан не верил в Творца. Хотелось одного – чтобы скорее все кончилось, пока не вернулся страх.

– Сейчас. Вот…

Тернем что-то набросал на листке бумаги.

– Если вам очень повезет… Это бланк наркомата госбезопасности. Я написал, что вы – участник научного эксперимента…

Об этом Михаил не подумал. Кажется, физик соображал куда быстрее, чем он сам. Ведь там, за гранью, если даже Михаил уцелеет, его не будут ждать пионеры с цветами. Там тоже какой-то научный центр, свои «лазоревые», «малиновые» и Бог весть кто еще.

Ахилло спрятал оружие и уложил бумагу в нагрудный карман.

– Включайте!

– Погодите, молодой человек! – рука, уже протянутая вперед, к горящему лампами пульту, отдернулась. – Так нельзя. Я буду отвечать за вас, за вашу гибель! Если не перед властями, то перед Богом…

Ахилло внезапно рассмеялся:

– Нет, гражданин Тернем, в любом случае виноваты не вы…

Конечно, ученый, который через минуту превратит Михаила в яркую вспышку света, не виноват. И даже те, что готовят ему пытки и смерть – даже они не виновны. Виноват он сам – сейчас, в эту секунду, Ахилло понял это с полной, окончательной ясностью. Он выбрал волчью тропу, и тропа привела его сюда…

– Глаза! Закройте лицо ладонями!..

Михаил зажмурился, прижал руки к лицу…

…Плеснуло беспощадное пламя. Он еще успел подумать, что таков, наверное, адский огонь.