Глава 5,
в которой Огнедел находит нового союзника, Помпилио размышляет, Кира попадает в ловушку, а Бедокур берется за старое

Заключив сделку с Тайрой и получив от нее средства на приобретение корабля и наем команды, Огнедел, разумеется, не мог игнорировать ее приказы и желания и сделал своей базой Фарху, согласившись разместиться неподалеку от колонии спорки. Прекрасно понимая, что они будут следить за каждым его шагом.

Но выбора у Мааздука не было.

Тогда не было.

Впрочем, Ричарду на Фархе понравилось: приятный климат, теплый океан, тишина, спокойствие… Огнедел не раз ловил себя на мысли, что с удовольствием построил бы здесь хижину да зажил отшельником, вдали от агрессивного, истеричного мира. Потом просветление заканчивалось, и Ричард признавался, что никогда не сможет уйти от людей: потому что некого будет убивать.

А без убийств он уже не мог.

И все, что ему оставалось, – чаще появляться на Фархе и проводить на планете больше времени, наслаждаясь тишиной и великолепными закатами. На несколько дней или недель превращаясь в обычного человека. Он любил проводить время на террасе, и если не смотрел на море, то пялился на колонию спорки, большое, тысяч на пять, поселение, жители которого предпочитали держаться от пиратов подальше. Спорки продавали Мааздуку продукты, делились инструментами и запасными частями, при необходимости присылали специалистов, даже лагерь пиратам построили, но в гости не ходили и к себе не звали. И Огнедел следил за тем, чтобы его люди не приближались к колонии.

Ричард прекрасно знал, что стоит им сойтись – обязательно появятся проблемы.

А сейчас ему нужно было их избегать.

Что же касается директора Фактории Ауроберта Спесирчика, он, разумеется, знал о колонии, однажды даже заглянул, специально сделав крюк, но ничего интересного не обнаружил, поскольку рубить мегатагены на этом континенте не имело смысла – леса было достаточно поблизости от точек перехода, а ничего другого спорки ему не предложили. Не потому, что у них ничего не было, а потому, что не хотели торговать с галанитом: нечистые дали понять, что намерены осваивать континент, а не гнаться за сиюминутной прибылью. Ауроберт все понял правильно, улетел и с тех пор ни разу к спорки не возвращался. Удивился предложению Рубаки навестить соседний континент, но послушался, когда Филарет рассказал, что капитан «Орлана», которого Спесирчик принимал за «официального» контрабандиста, то есть действующего в интересах коррумпированного правительства Скурийской республики, в действительности знаменитый Огнедел, террорист, на которого объявили охоту все адигены Герметикона.

Когда изумление прошло, Ауроберт сообразил, что заставить Огнедела искать с ним встречи могло только крайне важное и прибыльное дело, и отправился к спорки. Посадил свой крейсер, который официально считался ВТС – вооруженным торговым судном, – рядом с «Орланом» и был препровожден в дом. Долго, примерно минуту разглядывал Ричарда и лишь затем протянул руку:

– Не могу поверить, что это действительно вы.

– Почему? – осведомился Мааздук, отвечая на рукопожатие.

Они встретились на просторной террасе, с которой открывался великолепный вид на залив и колонию спорки. Терраса вдавалась в море, и кресла, в которых расположились мужчины, стояли очень далеко от дома, в тени небольшого навеса.

– Огнедел на Фархе… – Спесирчик умело продолжил играть изумление. Он знал, что убедителен, и так хотел расположить к себе террориста. – Как мне к вам обращаться?

– Ричард Мааздук, капитан военного флота Скурийской республики.

– Документы наверняка обошлись вам в кругленькую сумму.

– В очень кругленькую, – не стал скрывать Ричард. – Скурийцы оказались вашими достойными учениками.

Галанит улыбнулся, но его глаза остались холодными.

– Вас ищут по всему Герметикону.

– За мою голову объявлена колоссальная награда.

– А тем, кто вам помогает, обещана смерть.

– Но не галанитами.

– После того как Помпилио объявил охоту, мы вычеркнули ваше имя из списка разыскиваемых преступников, – улыбнулся Ауроберт. – Не хотим помогать адигену.

– У меня были недоразумения с вашими властями, – кивнул Огнедел. – Давно.

– Но это не значит, что мы забыли о тех террористических актах, – твердо произнес Спесирчик. – Погибли галаниты.

Огнедел вновь кивнул, показывая, что понял все, о чем хотел сказать директор Фактории, молча наполнил бокалы холодным белым и начал самую важную часть разговора:

– На что я могу рассчитывать, если мы договоримся?

– Предложение должно быть необычайно весомым, – тут же уточнил Спесирчик.

– Вы не останетесь разочарованы, – пообещал террорист.

– Огнедел исчезнет, – твердо ответил галанит. – Вы получите новые документы, новое лицо и возможность спокойно жить в одной из наших колоний.

– Не на Галане? – уточнил Ричард.

– Мы гарантируем вам безопасность. – Директор Фактории помолчал. – Вы сыграли замечательную партию на Кардонии, завершив ее удивительно красивым ударом по нашему давнему недругу. Нам это понравилось, но мы не можем официально поддержать террориста, на чьих руках кровь галанитов.

– Понимаю, – пробормотал Мааздук.

– И еще вы, надеюсь, понимаете, что договоренность распространяется только на вас? Заботиться о ваших подчиненных и допускать их на свои планеты мы не собираемся.

– А что насчет Рубаки? – поднял брови Огнедел.

– С Филаретом у нас особые отношения, – улыбнулся Спесирчик. И легко перешел на другую тему: – Не думал, что вы согласитесь жить среди спорки.

– Как деловые партнеры они ничуть не хуже и не лучше людей.

– А как соседи?

– Тоже.

– Почему они согласились вас спрятать?

– Я им кое-что пообещал.

– Что именно?

– Нечто очень ценное… – протянул Мааздук. – То, что я собираюсь продать вам.

– Нас интересует только эксклюзив, – жестко предупредил террориста галанит.

– Спорки ничего не получат, – пообещал террорист. – Они меня спрятали, помогли выжить, но на большее они не способны. Теперь мне нужна сила Галаны.

– Зачем?

– Чтобы помочь вам уничтожить адигенов.

– Вы тоже их ненавидите? – удивился Ауроберт. – Из-за чего?

– Из-за того, что они ненавидят меня, – усмехнулся Огнедел. – Кстати, вы нарушили мои планы в Фоксвилле.

– Что же вы хотели сделать?

– Мои люди должны были тихо и спокойно захватить Помпилио и доставить сюда. А вы все испортили.

– Если бы не ваши люди, Помпилио уже был бы мертв.

– Я разве сказал, что мои люди должны были убить Помпилио? – прохладно осведомился Ричард, вновь наполняя бокалы белым. – Его должны были доставить сюда. Потому что он… – рука террориста чуть дрогнула, и на столик пролилось вино, – он должен был долго мучиться, а не просто сдохнуть.

Дрогнула не только рука, но и голос, и галанит сообразил, в каком бешенстве пребывает Огнедел, и извиняющимся тоном объяснился:

– Я опознал Помпилио в Гейтсбурге, случайно, абсолютно случайно, поверьте. Он прибыл инкогнито, на грузовом цеппеле, одетый как работяга, но я его узнал. Потом Помпилио нанял проводников и отправился в сторону Фоксвилля. Я опередил его и устроил засаду.

– Зачем? – поднял брови Ричард.

– Он ненавидит Галану и галанитов, – пожал плечами Спесирчик. – Этого достаточно. К тому же он прибыл инкогнито, выглядел как заурядный простолюдин, а значит, его смерть сочли бы стечением обстоятельств: ну приняли одни простолюдины другого простолюдина за преступника, с кем не бывает? – Спесирчик усмехнулся. – Но я стал бы героем.

– У вас не получилось, – подытожил Мааздук.

– Это мне известно, – не стал скрывать Ауроберт, доставая из кармана толстую сигару. – Что происходит сейчас?

– Мои люди захватили Помпилио.

– Он здесь?

– Еще нет. В пути… – Террорист улыбнулся, увидев вспыхнувший огонек зажигалки, и продолжил: – Но будь он здесь, он все равно был бы еще жив.

– Почему?

– Потому что он должен мучиться перед смертью, – повторил Ричард и вновь улыбнулся, на этот раз – шире. – А чтобы он мучился так, как я хочу, мне нужна еще одна посылка.

– Все очень сложно, – вздохнул галанит. – Нужно было просто его повесить. И посмеяться при этом. А тело скормить свиньям… или его самого скормить свиньям, живого…

Огнедел несколько секунд внимательно смотрел на собеседника, пытаясь понять, шутит он или нет, потом вспомнил, что перед ним галанит, а значит, никаких шуток, коротко усмехнулся и невозмутимо произнес:

– Только животные живут по простой формуле: еда-секс-еда. Людям подавай сложности.

– Вы позволите понаблюдать за придуманной вами экзекуцией? – жадно спросил Спесирчик.

– Вы уверены, что хотите этого?

– Очень! – почти выкрикнул галанит.

И террорист вновь скупо усмехнулся:

– В таком случае буду рад доставить вам это удовольствие… – Ричард выдержал короткую паузу. – Но есть нюанс, который вы должны знать: мои люди не сумели уничтожить цеппель Помпилио…

– «Амуш» на Фархе?

– Пришел в Гейтсбург пару дней назад и теперь идет по следу Помпилио.

– Вы пытались его уничтожить?

– Мои люди атаковали «Амуш» на пути в Фоксвилль, но безуспешно, – мрачно признался Мааздук. Он взял золотую зажигалку Спесирчика и пару раз высек огонь. – Уверен, капитану Дорофееву хватит ума и решимости отыскать мою базу.

– Каким образом?

– Сейчас он идет по вашему следу.

– Почему?!

– Потому что среди офицеров Помпилио есть люди странные, есть слегка сумасшедшие, есть жесткие, есть очень жесткие, но нет дураков, если вы понимаете, что я имею в виду, – объяснил Мааздук. – Уверен, они уже допросили Дребренди и Чапли и знают, что это вы пытались казнить их вожака. И у них появилось к вам много вопросов. – Улыбки Огнедела нельзя было назвать приятными, но сейчас он постарался сделать так, чтобы оскал получился отвратительным. – Опаснейших для вас вопросов.

– Гм… – Спесирчик на мгновение задумался, ему было страшновато признавать, что он привел на хвосте мстителей, но через секунду парировал: – Они ничего не посмеют мне сделать!

– Галанита они прикончат с особым удовольствием.

Ауроберт тихо выругался, признаваясь себе, что не до конца продумал последствия авантюры с убийством Помпилио.

– После нападения Дорофеев должен вернуться в сферопорт и запросить помощь, – пробубнил он. – У местных есть дряхлый импакто, и они не станут отказывать представителям Астрологического флота. И только потом «Амуш» появится здесь…

Спесирчику хотелось думать, что он располагает временем для бегства.

– Дорофеев понял, что Помпилио в беде, и не станет терять время, – жестко отрезал террорист. – Он скоро явится.

– Хотите, чтобы я принял участие в возможном бою? – догадался галанит.

– Вам придется стать моим резервом.

– Почему придется?

Вопрос прозвучал весьма уверенно, но Мааздук уже понял, что директор Фактории полностью деморализован, и ответил спокойно, даже чуть вальяжно:

– Во-первых, это в ваших интересах, Ауроберт: вам, как и мне, необходимо почистить следы. – Унылое выражение лица показало, что с этим пунктом галанит абсолютно согласен. – Во-вторых, я недооценил Дорофеева: он играючи расправился с одним из лучших пиратов Герметикона, и я, не стану скрывать, опасаюсь встречи с ним. И хочу иметь в оперативном резерве еще один крейсер.

– У меня ВТС, – буркнул галанит.

Это замечание террорист прокомментировал выразительным взглядом.

– Ладно… – Спесирчик стряхнул с сигары пепел и перешел на деловой тон: – Я до сих пор ничего не знаю о товаре. Что вы можете предложить, кроме неукротимой ненависти к адигенам?

Огнедел кивнул, признавая право галанита на этот вопрос, вытащил из-за спины стандартный журнал и протянул Спесирчику.

– Полистайте.

– Что это? – непонимающе осведомился галанит.

– Бортовой журнал камиона «Шпарлик», исчезнувшего два месяца назад во время прыжка на Игуасу, – ответил террорист. – Помимо всего прочего, «Шпарлик» вез около полумиллиона цехинов для Первого Свободного банка, который, как вы знаете, сейчас испытывает серьезные финансовые трудности.

– Вы нашли «Шпарлик»? Поздравляю: это очень серьезный куш.

Однако пошутить не удалось.

– Я его захватил, – веско ответил Огнедел. – И я знаю, как можно лишить адигенов их флота – без сражения и кровопролития. Я это знаю.

Спесирчик, который стал очень серьезным, несколько долгих секунд смотрел террористу в глаза, а затем отложил журнал в сторону:

– Выкладывайте!

К сожалению, допрос Чапли и Дребренди не пролил свет на происходящее и оставил довольно много вопросов. Если нападение на Помпилио было импровизацией высокопоставленного галанита, что за цеппель поджидал в засаде «Амуш»? Как нападавшие связаны с теми, кто помог Помпилио бежать? И связаны ли они? А если связаны, то почему помогли Помпилио, но решили уничтожить «Амуш»? К тому же перед отлетом из Фоксвилля случилось событие, игнорировать которое Дорофеев не имел права: к одному из цепарей наземной команды подбежал мальчишка и передал запечатанный сургучом конверт: «Для капитана!» Внутри оказалось короткое послание: координаты и одно-единственное предложение: «Мессер Помпилио любезно согласился стать нашим гостем». И все окончательно запуталось.

Получается, что люди, вызвавшие Помпилио на Фарху, все-таки сумели с ним встретиться. Скорее всего, они и находились в том цеппеле, который сначала спас мессера в Фоксвилле, а затем преследовал его. Но почему Помпилио не написал послание? Или не добавил пару слов для подтверждения его истинности? Знает ли мессер, что является «гостем»? Или он пребывает в статусе пленника? С другой стороны, единственный след, на который им удалось напасть – Спесирчик, – тоже вел на запад, так же, как координаты из послания, а значит, имеет смысл отправиться в указанное место. Но при этом попытаться перехватить Спесирчика, поскольку он наверняка знает больше, чем сказал мэру и констеблю…

Размышлениям Дорофеев предавался в кают-компании, уютно устроившись в кресле с бокалом красного вина в руке, и не обрадовался, услышав стук в дверь и почти сразу увидев улыбающегося Бедокура: – Позволите?

Дожидаться ответа Чира не стал, распахнул дверь, перешагнул порог с левой ноги и почти внес в помещение красного, как вареный рак, алхимика.

«Опять…» – меланхолично подумал Базза, пригубив вино. Он давно привык к энергичному характеру шифбетрибсмейстера, смирился с ним, но сейчас капитану как никогда хотелось тишины и покоя.

– Бедокур? – осведомился он недовольно.

– Отпусти меня, придурок! – прошипел Мерса. Со стороны могло показаться, что здоровенный Бедокур приволок на суд капитана нашкодившего кота, а глаза алхимика, сверкающие не хуже кошачьих, показывали, что так просто он унижение не оставит и обязательно отомстит шифу. – Не смей ко мне прикасаться!

– Бедокур? – повторил Дорофеев.

– Все в порядке, капитан, – успокоил Баззу гигант. – Он просто стесняется.

– Я не хотел идти!

– И не хотел идти, – добавил Чира и наконец-то выпустил Мерсу. Тот выпрямился и принялся нервно разглаживать сюртук.

– Понятно. – Базза сделал глоток побольше, с удивлением обнаружил, что бокал опустел, и потянулся за бутылкой. – Вы хотели меня видеть?

– Капитан, скажите, в ближайшее время нас ожидает еще один бой? – поинтересовался Бедокур.

– Вероятность весьма высока, – не стал скрывать Базза.

– Во-от. – Бедокур посмотрел на злого Мерсу, словно произнося знаменитую фразу: «А я говорил!», и продолжил: – Я тут подумал…

– Ты не умеешь думать, идиот! – рявкнул алхимик.

Судя по тону и ругательствам, Мерса опять был Олли: Энди не стал бы так себя вести и не стал бы сопротивляться, а покорно поплелся бы за Бедокуром, когда тому пришло в голову зачем-то навестить капитана.

Но в любом случае сбить Чиру с толку Мерса не сумел.

– Капитан, помните фейерверк, который мы с кем-то из Мерс устроили на Кардонии? – осведомился он.

– С Энди устроили, – хрюкнул алхимик. – Я бы не позволил так переврать рецепты шутих.

– Тот фейерверк вошел в историю, – кивнул Дорофеев, припоминая грандиозное зрелище, в результате которого его офицеры чуть не сожгли центр города, распугали местных, повредили башню и едва избежали тюрьмы.

– Валентин рассказывал, что огненное колесо долетело до прогулочного парохода.

– Полагаю, так и было.

– Из-за тебя я едва не оказался на каторге, – напомнил Мерса.

– Ты даже в околоток не попал, – отмахнулся Чира и весело продолжил: – И вот я подумал: а если сделать ракеты, вроде тех, что изготавливаем для фейерверков, но направить их не вверх, а на цеппель? Горизонтально то есть.

– Горизонтально только тебя делали, – окрысился Олли. – Слышал о такой науке – баллистика?

– Цеппель большой, и ракета должна в него попасть, даже если не особенно прицеливаться, – закончил шифбетрибсмейстер.

Несколько секунд Дорофеев размышлял над странным предложением, после чего осведомился:

– И что?

– И все, – не стал скрывать Бедокур.

– А в чем предложение?

– Ах, вы об этом! – Чира улыбнулся и принялся объяснять свой замысел, сопровождая рассказ обильной жестикуляцией: – Я сделаю трубку. В задней части размещу заряд, который будет ее толкать, то есть как будто обычный фейерверк. А спереди заложим заряд, только не такой, чтобы что-нибудь веселенькое получилось, а нормально так взрывчатки заложим, только нужно смотреть, чтобы она не взорвалась на старте.

– Вот именно! – подал голос Олли. – Как ты это сделаешь?

– Подумаешь и сделаешь, – хмыкнул Чира. – Когда ракета врежется в цеппель, она пробьет обшивку и взорвется… – Шиф на мгновение задумался. – Или засунем в трубу что-нибудь горючее, чтобы устроить пожар. Только тогда нужно подумать, как пробить обшивку, а не расплескать эту дрянь по «сигаре»…

– Мерса? – Капитан наконец-то обратился к алхимику.

– Капитан?

– Это возможно?

– Нужно считать. – На шифа Мерса старался не смотреть. – Но риск…

Характерами Энди и Олли отличались, но занудство было характерной чертой обеих ипостасей Мерсы, поэтому Базза поспешил его прервать:

– На борту есть нужный запас химикатов?

– Да.

– В таком случае считайте, – кивнул Дорофеев. – В вашем распоряжении не менее двенадцати часов.

– Запустим ракету с «макушки», – мечтательно произнес Бедокур. – Это будет красиво…

– Чира, хочу напомнить, что во время боестолкновения вы должны находиться в кузеле, – усмехнулся Дорофеев, возвращаясь к вину.

– Эх… – Шиф тяжело вздохнул. – Ладно, отправим одного Мерсу, ему все равно во время боя делать нечего.

– Куда вы хотите меня отправить? – кротко спросил алхимик, с некоторым удивлением разглядывая собеседников.

– Энди? – мягко осведомился Дорофеев.

– Да, капитан?

– Мне понравилась предложенная вами и шифбетрибсмейстером идея, и я хочу, чтобы вы немедленно занялись ее реализацией.

– Да, капитан, – покорно кивнул алхимик.

– Бедокур введет вас в курс дела.

Чира широко улыбнулся.

Самое интересное, что он действительно забыл…

Нет, не забыл, конечно, есть вещи, которые невозможно изгнать из памяти, и он отлично помнил кардонийскую тюрьму, в которую отправился, не желая мешать готовящейся сенсации: Лилиан дер Саандер уговорила лидеров Кардонии сесть за стол переговоров. Ради триумфа любимой имело смысл провести несколько дней в камере… которую его помощники превратили в роскошный номер комфортабельного отеля. Помпилио просто хотел помочь, но получил намного больше: узнав о его аресте, Лилиан немедленно приехала в тюрьму и… Разговор закончился ее обещанием выйти за него замуж. Этот разговор сделал Помпилио самым счастливым человеком во всей Вселенной. Так что он не скучал в тюрьме и уж тем более не грустил – он планировал свадьбу. Он. Планировал. Свадьбу.

Представлял, как пышно украсит Даген Тур, думал о том, кого пригласит, как стильно оденется и что скажет невесте, стоя перед алтарем. Он чувствовал себя влюбленным идиотом, и ему нравилось чувствовать себя влюбленным идиотом. Тот Помпилио, который летал по дальним мирам, до кровавого пота тренировался в Химмельсгартне и совершал другие не менее трудные дела, тот Помпилио с улыбкой молчал, не мешая влюбленному идиоту выдумывать себе счастливую жизнь. Строить планы на будущее, которое казалось невозможно прекрасным. Невозможно. Прекрасным. Невозможно… Невозможным…

Если бы он мог, то бегал бы по камере из угла в угол, но в те дни Помпилио был прикован к инвалидному креслу, поэтому просто катался по ней. И, кажется, пел. Негромко распевал простенькую и очень веселую песенку, конечно же, о любви. Глупую песенку, абсолютно подходящую влюбленному идиоту. Он был счастлив.

А потом вошел Теодор.

Вошел молча, не постучав, сохраняя на лице спокойное, чуть отстраненное выражение, увидев которое, Помпилио понял, что услышит плохие новости. А услышав – окаменел. Не переспрашивал, потому что влюбленный идиот исчез, и его место занял бамбадао. А бамбадао все понимал с первого раза. Но даже ему, сильному и жесткому, потребовалась целая минута, чтобы до конца, до каждой клеточки осознать случившееся. Чтобы боль поглотила его душу, но не сломала, а придала сил. Чудовищная боль помогла Помпилио сделать то, на что он потерял надежду и во что уже никто не верил – Помпилио встал на ноги.

Теодор бросился к нему, собираясь поддержать, но Помпилио поднял указательный палец, приказав слуге остановиться, постоял, чуть пошатываясь, затем распорядился: «Палку», оперся на протянутую трость и отправился к Лилиан. И ни один стражник не осмелился ему помешать…

– Ведьма права, – прошептал Помпилио, стоя перед окном гостиной. – Я помнил только смерть.

И продолжал помнить, но теперь эти воспоминания перестали сочиться кровью, а при имени любимой перед глазами Помпилио больше не вставал ее обугленный труп. Теперь он видел ее улыбку. Видел взгляд, которым она встретила его в Заграшлоссе. Видел ее восемнадцатилетней девчонкой на первом балу, той девчонкой, которая посмела отказать самому Помпилио дер Даген Туру. Слышал ее обещание.

– Ведьма действительно меня излечила…

Когда-то Помпилио думал, что самое трудное – признаваться в своих слабостях другим. Поэтому он недолюбливал исповеди и, случалось, лгал священнику. Со временем это прошло, и Помпилио понял, что в действительности нет ничего сложнее, чем признаваться в слабостях самому себе. Согласиться с тем, что ты не идеален и не столь силен, каким себя считаешь.

«Я люблю Лилиан…»

Нет, не так… В этой фразе и кроется главная ошибка, потому что в действительности она звучит так:

«Я любил Лилиан».

В одном слове – вся его боль. Боль, которая стала его жизнью. Его смыслом. И его проклятием.

«Любил…»

Вот что нужно понять: прошедшее время. Он долго не мог смириться с этим фактом, осознать его, а главное – принять. Он цеплялся за прошлое, как будто тот проклятый день на Кардонии можно прожить заново – счастливо. И ведьмин обман показал всю его глупость.

Лилиан больше нет.

Лилиан – прошедшее время.

Она останется с ним навсегда, в этом ведьма права, но Лилиан не сможет жить с ним. Придется расстаться по-настоящему, оставив от того, что было, только теплые, очень светлые воспоминания – в этом ведьма тоже была права.

– Я любил… – прошептал Помпилио.

И неожиданно понял, что в тумане любви к Лилиан он совершенно позабыл о женщине, потянувшейся к нему за помощью и поддержкой. Потянувшейся робко, неосознанно, но все-таки – потянувшейся.

Он знал, что Кира страшно переживает все, что с ней случилось, что их свадьба – это союз разбитых, обгоревших на Кардонии сердец, но был так увлечен своей болью, что не замечал ничего вокруг. Он поддержал Киру, не позволил ей рухнуть в пропасть отчаяния, но и только. После свадьбы много путешествовал, носился по Герметикону в поисках Огнедела, позволив жене справляться со своими проблемами самостоятельно.

Это было неправильно.

Это было жестоко.

А затем Помпилио поймал себя на том, что назвал Киру женой: впервые – в мыслях.

И улыбнулся.

– Я долго думал и теперь знаю точно, – сказал Помпилио, остановившись около кровати, на которой лежала ведьма. В той же, кажется, позе, в которой он ее оставил, до подбородка укрывшись простыней. – Мне есть за кого бояться.

– Ты уверен?

Помпилио помолчал, глядя на улыбающуюся Тайру, после чего неспешно и очень серьезно произнес:

– Спасибо.

– Я рада, что смогла помочь, – в тон ему ответила ведьма. – Я хотела тебе помочь.

Он кивнул и присел на край кровати. Вполоборота к женщине, не приближаясь.

– Кира – хорошая девочка, и вы с ней – замечательная пара, – сказала она, поскольку прекрасно поняла, за кого боится Помпилио. – Береги ее, и… и не беспокойся: от меня Кира никогда ничего не узнает. Ты и только ты примешь решение: рассказать ей о нас или нет.

– Договорились, – коротко ответил адиген. – А теперь расскажи об Огнеделе.

И теперь Тайра все поняла правильно: настало время решать накопившиеся проблемы. Она привстала, удобнее устроившись на подушках, и произнесла:

– Он явился за помощью. Ты обложил его со всех сторон, дышал в затылок, и он это знал. Он боялся. Он пришел ко мне, потому что я была его последней надеждой.

– Ты ему помогала, поскольку знала, что я буду искать Огнедела, пока не найду, а значит, он станет отличной приманкой, – произнес Помпилио, глядя ведьме в глаза.

– Не только поэтому, – спокойно ответила Тайра. – У Огнедела было чем заплатить.

– Что-то серьезное?

– Очень серьезное. Новая технология, которая перевернет Герметикон.

– Именно так? – поднял брови Помпилио.

– Именно так, – подтвердила женщина.

– Что за технология?

– Чуть позже… – Она улыбнулась. – А пока я расскажу о том, что Огнеделу недостаточно просто убить тебя. Он хочет, чтобы ты мучился, чтобы перед смертью ты увидел, как жестоко он убьет Киру.

И Помпилио понял, что не солгал Тайре: теперь ему было за кого бояться, потому что, услышав слова ведьмы, он похолодел. Однако ответил уверенно:

– Кира на Линге.

– Он выманил ее.

– Она в его руках?

– Не знаю, но два дня назад твоей жены еще не было на Фархе.

– Хорошо. – Он прищурился, повторил: – Хорошо. – Вновь улыбнулся, чувствуя, как холод страха уступает место холоду бешенства, и следующий вопрос задал очень спокойно. Очень обдуманно: – Сколько у Огнедела людей?

– В его распоряжении два импакто, – сообщила ведьма. – В одиночку «Парнатур» им противостоять не сможет, но скоро сюда прибудет «Амуш».

Помпилио поднял брови.

– Я распорядилась оставить твоим людям подсказку, – ответила Тайра на невысказанный вопрос. – Я знала, что мы сумеем договориться.

В оперу все же пришлось сходить.

Капитан дер Палиоло – не забывший извиниться за поздний визит – передал Кире приглашение дара Генриха Шейло на второй завтрак, и отказаться не было возможности.

«Пропала!» – поняла девушка, припомнив предупреждение Помпилио, однако действительность оказалась не столь ужасной. Нет, пожалуй, ужасной, поскольку уставшей Кире пришлось подняться в шесть утра, чтобы успеть выбрать платья и драгоценности – и для завтрака, и для предполагаемого выхода в свет. Доставку всего необходимого организовал заботливый портье. К половине двенадцатого подали экипаж, и ровно в полдень девушка входила во дворец Шейло. Можно было бы сказать, что гигантское, отделанное золотом здание занимало изрядную часть Старого города, но это было бы не совсем верным, поскольку дворцы остальных восьми даров отличались столь же впечатляющими размерами.

Дар Генрих, встретивший дорогую гостью на крыльце, не забыл упомянуть, что немного обиделся, но сделал это в шутливом тоне, с уважением отнесся к желанию Киры сохранить инкогнито и пообещал, что ни за что не раскроет тинигерийскому обществу ее настоящее имя. «Пусть мучаются».

На том и порешили.

Появление старого вдовца рука об руку с молодой девушкой, лицо которой скрывала плотная вуаль, произвело фурор в тихом болоте светской Тинигерии. Дар представил Киру как «адиру N», и хотя весь театр прекрасно знал, кого сопровождает Генрих, инкогнито было сохранено.

Что же касается оперы, она оказалась великолепной, и волшебный голос Бартеломео Бардолио еще долго звучал в голове Киры.

В отель девушка вернулась около четырех утра, твердо отказав старому дару в устройстве в ее честь «прекрасного бала-маскарада: ведь маскарад – превосходный способ сохранить инкогнито», и обнаружила на столике в гостиной знакомого вида конверт с коротким посланием:

«Если вы по-прежнему хотите знать правду о смерти вашего отца, вам следует…»

Инструкции были даны четкие, и в шесть пополудни Кира прибыла на железнодорожный вокзал Каледо, такой же огромный, как все остальные здания Старого города. Однако размеры вокзала определялись не столько архитектурным стилем и тягой к гигантомании, сколько объективными причинами: размерами поездов.

Так получилось, что три огромных континента Тинигерии разделялись не очень широкими проливами: одна лига между Асопо и Клайну и двадцать лиг между Асопо и Ференером. Во втором случае в проливе располагалось множество скалистых островов, позволивших построить надежный мост, самая длинная арка которого едва дотягивала до четверти лиги. В результате все три материка оказались надежно соединенными по суше, и наибольшее распространение на Тинигерии получил железнодорожный транспорт, к созданию которого местные подошли с привычной основательностью. Тинигерийцы выбрали широченную колею, в два раза превышающую обычную для Герметикона, и разработали для нее гигантские паровозы на кузельной тяге и высоченные вагоны, для пассажиров – двухэтажные. Тинигерийские составы вызывали изумление у всех, кто видел их впервые, но кардонийцы, чей главный континент отличался колоссальными размерами, в точности скопировали их, поэтому Кира подошла к своему вагону без изумления или трепета.

Разумеется, к вагону первого класса.

Помощник проводника проводил девушку в апартаменты: гостиная, спальня, уборная и гардеробная, помог разместить нехитрый багаж и осведомился насчет ужина:

– Адира желает пройти в ресторан или остаться у себя?

– Еще не решила, наверное, выйду в свет.

– Ресторан первого класса ожидает гостей начиная с восьми вечера. Он расположен на первом этаже третьего вагона. На втором этаже находится салон. Салон открыт круглосуточно.

– Благодарю.

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо.

Кира уселась в кресло у окна, раскрыла вечернюю газету, улыбнулась, увидев броский заголовок: «Дар Генрих вывел в свет очаровательную незнакомку!» и фотографию: черное вечернее платье, драгоценности, скрывающая лицо вуаль и импозантный здоровяк в военном мундире по правую руку.

Все-таки в светской жизни есть определенный шарм.

– Как думаешь, к ней приставили охрану? – негромко поинтересовался Кома.

– Обязательно, – кивнул Туша, открывая вторую бутылку пива. Он не доверял ходящим по вагонам продавцам и купил спиртное в Каледо, причем не на вокзале, а в проверенной лавке, располагавшейся напротив их гостиницы.

– Так уж и обязательно? – недоверчиво прищурился длинный.

– Генрих Шейло обожает выставлять себя весельчаком и балагуром, но в действительности он самый умный и хитрый из всех тинигерийских даров.

– И самый старый, – зачем-то добавил Горизонт.

И ошибся.

– Нет, самый старый здесь Вильгельм Лоро, он патриарх Палаты Даров, но это неважно. – Туша сделал большой глоток и вытер губы. Помолчал, весело поглядывая на приятеля, и уточнил: – Будешь?

Кома себе пива не купил, сказал, что глупо тащить бутылки, если по вагонам будут ходить продавцы, и теперь с завистью поглядывал на запас Ионы.

– Буду.

– Угощайся.

Длинный радостно схватил бутылку, а Туша продолжил:

– Учитывая, что речь идет о жене Помпилио, а значит – о невестке дара Антонио, Генрих внимательно изучил все материалы дела, не поверил той ерунде, которую наговорила Кира, и распорядился приставить к ней телохранителей. Потому что последнее, что ему нужно в этой жизни, – это лингийская ярость. А она будет, если он не убережет девчонку.

– Согласен, – подумав, ответил Горизонт. – Телохранители едут в ее вагоне?

– Думаю, один из них исполняет роль помощника проводника, а двое или трое других прикидываются контролерами и ходят по составу.

– Зачем?

– Нас ищут, – равнодушно ответил Иона.

И тем заставил приятеля поперхнуться пивом.

– Ты серьезно? Они нас видели?

– Мы что, вызываем подозрения?

– Надеюсь, нет.

– Тогда какая разница, видели они нас или нет? – Туша хихикнул. – Когда я сказал «нас», я имел в виду не нас, а преступников. Тинигерийцы догадываются, что преступники рядом, но понятия не имеют, кто они. В смысле – мы. Так что не дергайся.

Горизонт покрутил головой и кивнул, признавая правоту приятеля.

Собираясь в путешествие, компаньоны остановили выбор на вагоне второго класса, выкупив для себя одно из четырехместных купе второго этажа. С одной стороны, здесь не было так шумно и грязно, как в сидячих вагонах третьего класса, с другой – пассажиров в вагоне меньше, и контролеры тщательно проверили всех, изучив документы с маниакальной тщательностью. Но подозрений у них Иона и Кома не вызвали.

– Говорят, в первом классе купе состоят из четырех комнат, – протянул Горизонт, откидываясь на спинку дивана.

– Там не купе, а апартаменты, – поправил его Туша.

– Круто.

– А в самых крутых вагонах всего два салона: на первом этаже и на втором. В них половину вагона занимает гостиная.

– Так путешествуют богатеи?

– Могут себе позволить.

– А мы ютимся в этом гадюшнике. – Кома с отвращением оглядел клетушку купе.

– В третьем классе еще хуже, – напомнил Иона.

– В третьем классе я бывал, теперь хочу в первый.

– Нужно было родиться адигеном.

– Я пытался, не получилось.

– Или выйти за адигена замуж, – размеренно продолжил Туша. И это его замечание вызвало яростное восклицание:

– Фу!

– Я пошутил, – поспешил успокоить приятеля здоровяк. – Хотя на Галане, как я слышал, начали поговаривать о том, что гомосексуализм не является психическим расстройством.

– Другие варианты оказаться в первом классе есть? – осведомился Горизонт, оставив без комментариев странные наклонности галанитов.

– Стать богатым.

– Заработать много денег?

– Удивлен твоей догадливостью, – съязвил Туша, но его длинный приятель не среагировал на подначку.

Вместо этого сделал большой глоток пива и спросил:

– Почему кто-то становится богатым, а кто-то – нет?

– Нужен ум.

– И все?

– И удача.

– То есть у тебя нет ни того ни другого?

– Я думал, мы говорим о тебе.

Они рассмеялись, после чего Кома перевел взгляд на багажную полку, где лежали чемоданы со снаряжением, и негромко поинтересовался:

– Когда начнем?

– Когда явится Любчик и скажет, что Кира пошла на ужин. – Туша посмотрел на карманные часы. – Минут через двадцать, я полагаю.

Ответив помощнику проводника, что еще не решила, идти ли ей на ужин, Кира слукавила: полученные от неизвестных инструкции четко приказывали ей отправляться в ресторан, а затем – в салон.

«Там вы получите следующие указания. Если мы сочтем, что в поезде безопасно, разговор состоится этой ночью».

Из чего следовало, что люди, выманившие ее с Линги, находятся в поезде. Возможно – в этом же вагоне первого класса, возможно – сядут с ней за один столик в ресторане и заведут светский разговор ни о чем. Возможно…

Опасные, судя по всему, люди, поскольку они извинились за «недостойное поведение наших посланников», а их гибель назвали «чрезмерным, но в целом заслуженным наказанием». Вот так. Бандитов попросили доставить Киру для разговора, бандиты повели себя невоспитанно и были наказаны. Ничего страшного, разговор все равно состоится, а предыдущие посланники… «Забудьте об этом недоразумении, адира».

Четыре трупа предложено выбросить из головы.

Кира ожидала от бандитов несколько иного поведения, думала, что они проявят раздражение и злость, но хладнокровное равнодушие неизвестных произвело на девушку куда более сильное впечатление. И рыжая вновь подумала, что безрассудно ввязалась в чрезвычайно опасное предприятие. Да, она без труда расправилась с четырьмя бандитами, но их наниматели лишь пожали плечами. Они знали, с кем имеют дело, и не боялись ни положения девушки, ни ее подготовки. Любого другого подобный вывод мог напугать, Киру он сделал более осторожной.

Примерно в половине девятого девушка явилась в ресторан, в дорожном платье, которое приобрела в Каледо вместе с вечерним и прогулочным. Брать с собой много багажа девушка не собиралась, оставила его в отеле, но строгое бежевое платье так сильно понравилось, что она не смогла с ним расстаться, взяв на замену брючному дорожному костюму.

Войдя в ресторан, Кира раскланялась с попутчиками-тинигерийцами, возвращающимися домой из сферопорта, однако в беседу вступать не стала, отужинала в одиночестве, после чего переместилась в салон, в котором шумно обсуждали вчерашний бенефис Бартеломео Бардолио, явно претендующий на роль главного светского события Тинигерии этого года. В первую очередь благородные адигены спорили об имени таинственной незнакомки, не особенно доверяя слухам о том, что дар Генрих сопровождал молодую супругу Помпилио дер Даген Тура, потому что: «Наш дар еще способен преподнести сюрприз! Уверен, это его будущая жена!» К счастью, билет на поезд Кира приобрела на вымышленное имя, в лицо никто из попутчиков ее не знал, и вечер прошел спокойно. Но скучно. Девушка заняла угловое кресло, положила на колени модный журнал и неспешно потягивала вино, дожидаясь обещанного знака. В начале одиннадцатого, когда спор в салоне достиг апогея, а Кира допивала второй бокал, мальчишка-посыльный положил перед ней узкий конверт белой бумаги, спрятанное в котором послание гласило:

«Немедленно возвращайтесь в апартаменты!»

Игра началась.

План был не идеальным и при этом – весьма сложным технически, зато гарантированно оставляющим не у дел тайную охрану Киры, в наличии которой Туша не сомневался.

Едва состав покинул станцию – а следующая остановка ожидалась лишь через шесть часов, – Иона и Кома повесили на дверь купе табличку «Не беспокоить», тщательно заделали щели, переоделись в крепкие, не стесняющие движений комбинезоны, сняли с багажной полки оборудование и открыли окно. Купе находилось на втором этаже, поезд на этом участке пути двигался не быстро, что полностью соответствовало планам компаньонов. В их больших чемоданах оказалась настоящая коллекция легких, но прочных металлических трубок, из которых они неспешно собрали замысловатую конструкцию: хлипкую с виду, но надежную в действительности, выдвинули ее в окно и по очереди выбрались на крышу вагона. Сначала Горизонт, а затем – передавший ему рюкзак со снаряжением Туша. Несмотря на размеры, двигался Иона необычайно ловко.

Иона и Кома не были акробатами или альпинистами, но, разрабатывая план похищения, сразу остановили выбор на тинигерийских поездах и тщательно подготовились к операции. Что же касается приглашения Эха, это был экспромт в надежде избежать крайне опасной работы в поезде.

Оказавшись на крыше, компаньоны осторожно пошли по ней, бесшумно перебираясь с вагона на вагон, пока не достигли первого класса. Отсчитали нужное количество окон, опустили телескопическую палку с зеркалом на конце, убедились, что в апартаментах никого нет, закрепили за технологические штыри страховочные тросы, спустились к крайнему окну и ловко вскрыли его снаружи. Открыли, пробрались внутрь и тут же принялись собирать конструкцию, в точности повторяющую ту, что установили в своем купе. Закончили незадолго до того, как Любчик передал Кире распоряжение возвращаться в апартаменты, и замерли, ожидая, как поступит девушка.

Не явится ли она в сопровождении полиции?

Тем временем Кира вежливо кивнула улыбчивому помощнику проводника, вошла в апартаменты и включила свет, одновременно выхватив пистолет. Оглядела гостиную и слегка расслабилась: никого.

Конструкцию Кома и Туша собрали в гардеробной, а окно пока не открывали, чтобы не насторожить девушку сквозняком. Сами сидели тихо, как мыши, что и дало рыжей возможность сделать неправильный вывод:

Никого.

Кира закрыла дверь, но не на цепочку и сделала шаг вперед. Остановилась, напряженно прислушиваясь, не послышатся ли подозрительные звуки из спальни, сделала еще один шаг, раздумывая, не вызвать ли помощника проводника, придравшись к какой-нибудь несуществующей небрежности или грязи, и в этот миг почувствовала, что сознание ее начало туманиться, а очертания мебели, только что резкие, «поплыли», сливаясь со стенами и превращаясь в размытые пятна…

«Меня отравили!»

Это была последняя мысль перед тем, как девушка потеряла сознание.

Услышав звук падающего тела, Туша и Горизонт бесшумно появились из гардеробной и переглянулись. Еще они одновременно улыбнулись, но не заметили этого, поскольку их лица закрывали респираторы.

– Не верится, что у нас так легко получилось, – проворчал Кома, запирая дверь апартаментов на цепочку. – Думал, она будет осторожнее.

– У нас еще ничего не получилось, – не согласился Иона. – Мы еще не доставили ее заказчику и не получили деньги.

– Не волнуйся, получим.

– Все равно не торопись праздновать.

– Заткнись.

– Мы даже не сняли ее с поезда.

– Заткнись!

Горизонт распахнул окно, выставил в него конструкцию, высунулся сам и три раза моргнул вверх мощным фонарем.

– Думаешь, они увидят?

– Обязательно, – спокойно подтвердил Туша. – Мы проверяли: свет хорошо виден.

И в подтверждение его слов мимо окна просвистел тонкий трос с карабином на конце: капитан летящего над поездом цеппеля увидел сигнал, подошел к вагону и бросил похитителям конец.