Глава 4,
в которой Кира наслаждается тинигерийским гостеприимством, «Пытливый амуш» посещает Фоксвилль, а Помпилио делает Тайру счастливой

Из всех адигенских миров Ожерелья Тинигерия считалась если не провинциальной, то близкой к этому планетой, развивающейся и проводящей экспансию не из-за амбиций, а в силу объективных факторов развития цивилизации, требующих постоянного расширения ресурсной базы. Спокойные до флегматичности тинигерийцы с удовольствием ограничили бы свои притязания одной-единственной планетой – своей собственной, и лишь непрерывные понукания братьев-адигенов заставляли их жить сообразно эпохе. Не было в них ни лингийской дерзости, ни верзийского упорства, ни анданской яркости, и даже каатианцы, над которыми в салонах Линги и Верзи было принято посмеиваться, казались на фоне тинигерийцев образцом неукротимости.

Тинигерийцы никуда не спешили, любили все большое и выстроили столицу мира в полном соответствии со своими вкусами. Каледо был самым тихим и спокойным сферопортом из всех виденных Кирой – в цивилизованных мирах, конечно же, не в сонном захолустье. Казалось, он просто-напросто нарисован на гигантском холсте, и любое изменение на нем, даже самое мелкое, требует тяжелой и трудоемкой работы художника: цеппели выходили из Пустоты плавно, всем видом показывая, что оставили суматоху на других планетах, и так же неспешно двигались наземные команды, помогающие кораблям приземляться и снимающие с них грузы. Сам город состоял из двух частей: классической Старой, выстроенной в любимом тинигерийцами монументальном стиле «катанго», и Новой, современной и более живенькой – разумеется, благодаря присутствию инопланетников.

Кафе «Павлин и пальма» находилось в Новой части Каледо, но не в центре, а на северо-западной окраине, от которой было рукой подать до бедного пригорода и, что самое неприятное, до района Выход-Выход, облюбованного уголовниками Омута. Выбор места показался Кире подозрительным, однако оспорить его было не с кем, и ровно в восемь пополудни, как велели в послании, девушка вошла в кафе и устроилась за столиком у двери. Для похода рыжая выбрала брючный костюм, к которому идеально подошли залихватское кепи и большие солнцезащитные очки, сделавшие лицо девушки неузнаваемым.

Кира заказала кофе, небрежно просмотрела вечернюю газету, с облегчением убедившись, что сумела сохранить свое появление на планете в тайне, и удивленно подняла брови, услышав девичий – так показалось вначале, а затем, как выяснилось – детский голос:

– Синьора скучает?

Вопрос задал чумазый мальчишка лет двенадцати, наряженный в потертый и большой, не по росту, пиджак, драный картуз, серую рубаху, полосатые штаны и новенькие, скрипящие ботинки, которыми мальчишка гордился и выставлял напоказ, подворачивая выцветшие штаны до лодыжек.

– Синьора?

– Не слишком ли ты молод для подобных вопросов?

– Но ведь я угадал?

Кира уже поняла, что ей прислали посыльного, и с интересом ожидала развития событий.

– Нет, не угадал. Я не скучаю.

И сделала вид, что увлечена газетой.

– Вы не скучаете, потому что нервничаете, – с неожиданной для его возраста проницательностью произнес мальчишка, и Кира мысленно прибавила ему два, а то и три года, решив, что низкий рост и худоба – следствие не юного возраста, а плохого питания.

– Я просто жду.

– Вы ждали меня, синьора.

– Я поняла.

– Я сейчас выйду, а вы через пару минут идите за мной.

– Далеко?

– Просто: идите за мной.

– Далеко?

– Я должен вас проводить, а не отвечать на вопросы.

Мальчишка повернулся и шагнул за дверь.

Остановить его? Схватить и допросить? А что дальше? Скорее всего, он ничего не знает и просто выполняет задание за небольшую плату. Хватать мальчишку бессмысленно, ей нужны люди, которые назначили встречу.

Кира расплатилась за кофе, бросив на стол мелкую монету, и поднялась на ноги.

Бахорские друзья Горизонта были уверены, что Эхо не откажется насолить адигенам, но Кома все равно испытывал сомнения, поскольку не ожидал, что их патлатый приятель отправится на дело в одиночку. Для похищения нужны исполнители, которые, в свою очередь, могут побояться ссориться с Помпилио, а чтобы страх не пропал втуне, а принес выгоду – могли и донести о готовящемся преступлении в местную полицию. Горизонт сомневался, но сомнения без доказательств – пустой звук, предъявлять ему было нечего, и Кома положился на слово Эха, заплатил пятьдесят цехинов и стал ждать развития событий. Нервничал, конечно, и, наверное, переживал бы намного меньше, зная, что небольшая, но сплоченная банда Эхо состояла из галанитов-полукровок, доверяющих только друг другу и традиционно ненавидящих адигенов. Особенно – лингийцев.

Было их четверо: сам Эхо, крепкий, словно дуб, Угрюмый, любящий ножи и машины Драйв, и красивый, как девушка, Шалик – сердцеед и бабник. На дело они отправились в объемном автомобиле, слегка походящем на катафалк, и были уверены, что справятся с одной-единственной девчонкой без особого труда.

– Она опоздала? – негромко спросил Шалик.

– Явилась вовремя, – качнул головой Драйв. – И Любчик дал знак, что она явилась одна.

– Тогда почему их до сих пор нет?

Чистивший ногти Эхо оторвался от своего занятия и внимательно посмотрел на красавчика:

– Торопишься?

Тощий, похожий на мышь Эхо выглядел самым безобидным членом банды, но при этом пользовался непререкаемым авторитетом, основанным в том числе на страхе. Связываться с ним – подлым и злопамятным – никто не рисковал.

– У меня свидание, – стушевался Шалик. – Тороплюсь.

Сидящий за рулем Драйв хмыкнул, но промолчал, а вот Угрюмый не сдержался:

– С кем?

– С твоей сестрой.

– Ноги отрежу, – тут же возмутился здоровяк.

– Она взрослая девушка.

– Вот выйдет замуж – пусть к тебе от мужа бегает, а пока она под моим надзором – будешь иметь дело со мной.

Страшненькая на лицо и жирная сестра, которую он никак не мог выдать замуж, была слабым местом Угрюмого, и здоровяк легко велся на любую шутку.

– Не волнуйся, не трогал я твою сестру и трогать не собираюсь.

– Вот и правильно.

Шалик помолчал, недовольный тем, что никто не заговорил о его любовных подвигах и не полез с расспросами, после чего поинтересовался:

– Эхо, мы девку сразу отдаем?

– Почти, – кивнул в ответ главарь. – Отвезем на склад рядом с Выход-Выходом, там и отдадим.

– Они нас там ждут? – уточнил красавчик.

– Нет, им я еще не сказал, где пройдет встреча. – Эхо вновь вернулся к чистке ногтей. – На всякий случай… А почему спрашиваешь?

И не удивился ответу:

– Может, того… уестествим бабенку? – Шалик облизнулся. – С нее не убудет, а нам – развлечение.

– Адигенского тела захотелось?

– С адигенами я не раз кувыркался, эту хочу.

– Почему?

– Красивая.

Несколько секунд бандиты молчали, припоминая фотографии Киры и представляя, что с ней можно сделать, а затем Эхо твердо произнес:

– Мы должны доставить ее в целости и сохранности.

– Никто не узнает.

– Она расскажет.

– Вряд ли похищение заказал влюбленный аристократ, который собирается на ней жениться, – продолжил упорствовать Шалик. – За нее или выкуп хотят получить, или убить планируют, так что состояние девки заказчику безразлично. Получит ее живую, но изрядно удовлетворенную, и все будет хорошо. Что скажете?

Возникла еще одна пауза, а затем Угрюмый хрипло заметил:

– Я бы попробовал.

Более осторожный Драйв промолчал, но по его глазам стало понятно, что и он бы не отказался от «развлечения». Ссориться с друзьями из-за такой мелочи Эхо не собирался, поэтому проворчал:

– Видно будет, – и ткнул пальцем в окно, показывая на вышедшего из кафе мальчишку. – Любчик! Скоро появится девка.

Шалик плотоядно улыбнулся.

Когда Кира вышла на улицу, мальчишка уже отошел шагов на двадцать, направляясь к маячившему впереди скверу, а возможно, если судить по количеству и высоте деревьев – парку, отделяющему Новый город от трущоб.

«Наверное, полицейские заходят в парк не часто, поэтому бандиты постараются заманить меня на одну из дальних аллей и там схватить…»

Замысел неприятелей Кира просчитала без труда, но с ответом на вопрос: «Что делать?» пока не разобралась. Идти? Это чревато похищением. Попытаться остановить мальчишку? Он слишком далеко и бросится наутек, едва услышит за спиной шаги. Развернуться и уйти? Но зачем, в таком случае, она летела на Тинигерию?

И девушка поймала себя на мысли, что ей не хватает Помпилио – спокойного, всегда уверенного в себе и всегда знающего, что нужно делать, Помпилио. Он бы наверняка отыскал выход из этой дурацкой ситуации, или не попал бы в нее.

«Что же делать? – Кира ускорила шаг. – Догнать и схватить его за ухо? Предложить денег за правду? Сколько у меня с собой? Кажется, пара цехинов…»

– Ой!

Увлеченная своими мыслями девушка напрочь позабыла об осторожности, не обращала внимание на происходящее вокруг и вскрикнула, когда Угрюмый грубо схватил ее за плечи.

– Ой!!

Рыжая как раз проходила мимо припаркованного у тротуара автомобиля и оказалась в ловушке.

– Ой!!!

Бандиты действовали слаженно: услышав короткий крик, Драйв завел мотор, сидящий на заднем диванчике Эхо распахнул дверцу и протянул руки, готовясь втащить добычу внутрь. Угрюмый, по плану, должен был втолкнуть девушку в салон, а за мгновение до этого Шалику полагалось нанести жертве оглушающий удар в голову. И Шалик ошибся. Промахнулся: в последний момент Кира ухитрилась уклониться, и дубинка скользнула по голове Угрюмого.

– Сука!

Свалить громилу Шалик не сумел, но от неожиданности здоровяк ослабил захват, Кира вырвалась, шагом разорвала расстояние, но тут же развернулась, чего от нее никто не ожидал, и ловким пинком втолкнула Угрюмого в объятия Эхо.

– Дерьмо!

Если бы громила твердо стоял на ногах, авантюра девушки не удалась бы, но удар Шалика смутил Угрюмого, толчок окончательно лишил равновесия, и он рухнул на не ожидавшего такого поворота событий Эхо.

– Идиот!

Шалик понял, что виноват в неразберихе, разозлился, попробовал повторить удар, но Кира с легкостью уклонилась, отступив еще на шаг, и Шалик совершил ошибку. Последнюю в жизни. Красавчик выхватил нож и нанес быстрый подлый выпад, надеясь резануть девушку по руке и заставить запаниковать. Но в ответ получил выстрел: увидев оружие, Кира выхватила спрятанный под жакетом пистолет и без колебаний пустила его в ход.

Промахнуться с такого расстояния рыжая не могла при всем желании, и пуля вонзилась Шалику в горло.

– Она стреляет! – взвыл Угрюмый, который как раз собирался выбраться из машины. Теперь это желание пропало. – Стреляет!!

Шалик поднес к ране руку, изумленно посмотрел на кровь, широко раскрыл глаза и начал медленно опускаться на колени. Когда они коснулись тротуара, взгляд бандита уже остановился.

– Проклятие!

Драйв надавил на акселератор, и машина рванула с места.

«Уходят!»

Кира видела одно: надежда узнать правду о смерти отца исчезает на глазах, и сделала то, чего от нее не ожидали: подскочила к стоящему впереди автомобилю, направила на водителя пистолет, рявкнула: «Вон!» и заняла его место.

Мальчик Любчик разглядывал происходящее с плохо скрываемым страхом.

– Что она делает? – изумился Угрюмый.

– Гонится за нами! – пробурчал Драйв, нервно поглядывая в зеркало заднего вида.

– Зачем?

– Откуда я знаю?!

– Что будем делать? – Теперь здоровяк смотрел на главаря.

– Ничего не будем, девка сама приедет туда, куда нам нужно, – с уверенностью, которой у него в действительности не было, произнес Эхо.

– Думаешь, приедет? – промямлил Угрюмый.

– Да.

– Приедет и убьет нас! – рявкнул Драйв, продолжая давить на акселератор. – Видели, что она с Шаликом сделала?

– Шалик сам дурак – подставился.

– А мы не подставимся? Что будет, когда она нас догонит?

Угрюмый коротко выругался.

– Что ты предлагаешь? – хмуро спросил Эхо.

– Нужно оторваться от нее и спрятаться, – ответил Драйв. – Плевать на деньги, ныряем в Выход-Выход и ложимся на дно.

– Так отрывайся, – пробормотал главарь.

– Я стараюсь…

И в этот момент Кира ударила их в первый раз – в задний бампер. Автомобиль тряхнуло. Угрюмый вновь выругался.

Девушка прекрасно понимала, что бандиты торопятся в Выход-Выход, и решила не позволить им скрыться. С уголовниками нужно было разобраться здесь и сейчас, и рыжая разобралась.

Еще один удар, куда более сильный, заставил бандитов заорать, а затем девушке удалась ловкая и сложная атака, необычное столкновение, заставившее машину Эхо развернуться посреди дороги. Завизжали тормоза, послышались крики – и бандитов, и прохожих, Драйв не удержал управление, и черный автомобиль на полном ходу врезался в фонарный столб.

Напротив главного входа в парк.

Прохожие сначала бросились на помощь, но через мгновение – после того, как из салона выбрался окровавленный, сжимающий пистолет Эхо, – с такой же скоростью метнулись наутек.

– Брось оружие! – крикнула Кира. Свой автомобиль она остановила примерно в тридцати шагах от уголовников, выскочила и укрылась за капотом. – Сдавайся!

В ответ Эхо выстрелил. Не очень уверенно – пуля попала в стекло задней дверцы, то есть очень далеко от девушки, и Эхо, наверное, мог остаться в живых, но все испортил Угрюмый. Громила покинул разбитый салон на пару секунд позже главаря, через другую дверь и не нашел ничего лучшего, как тоже выстрелить в Киру. Получилось намного прицельнее, чем у Эхо – пуля чиркнула по капоту, – но получилось зря, поскольку, оказавшись под перекрестным огнем, девушка повела себя так, как ее учили в армии. А учили ее на совесть.

Услышав второй выстрел и звук удара пули в капот, Кира немедленно сменила позицию, обежала свою машину, резко уменьшив расстояние до Угрюмого – маневр стал для здоровяка полной неожиданностью, и, оказавшись на убойной позиции, без колебаний выстрелила бандиту в голову. Тут же развернулась к пришедшему в себя Эху и всадила пулю ему в грудь. Две пули.

Постояла немного, держа бандитов на прицеле и убеждаясь, что больше не поднимутся, затем мысленно обругала себя за несдержанность, спрятала оружие и направилась к угнанной машине.

– Что она сделала потом? – с неподдельным любопытством осведомился Туша.

– Села в машину и уехала, – доложил мальчик Любчик. – А перед этим застрелила Эхо и Угрюмого, а еще раньше – Шалика.

– Кто был четвертым?

– Драйв, он за рулем сидел.

Погоня продолжалась недолго, и побежавший следом Любчик успел увидеть случившееся, можно сказать, из первого ряда. После чего отправился в условленное место и поведал ожидавшим посланца приятелям безрадостные новости.

– Драйв жив?

– Не думаю.

– Почему?

– Когда полицейские его вытаскивали, у него голова вот так болталась. – Любчик продемонстрировал, как именно «вот так» болталась голова у четвертого члена банды, и Туша с Горизонтом мысленно согласились с его выводом: «вот так» голова могла болтаться только у покойника.

И еще оба подумали, что провал не стал катастрофой: никто из бандитов не выжил, а значит, не расскажет о них полицейским. Хвост обрублен.

– Это будет труднее, чем я рассчитывал, – признался Иона, бросив взгляд на приятеля. – Она действительно хороша.

– Сегодня к ней придет полиция, – мрачно поведал Горизонт.

– Она ничего не скажет.

– Почему ты так думаешь?

– Ей нужны ответы, – объяснил Туша. – Она скажет, что на нее просто напали, и будет ждать следующего послания от нас.

– Пожалуй, – подумав, согласился Кома. – Продолжаем?

– Обязательно.

– Привлечем других парней?

Помолчали, раздумывая над тем, что тинигерийские уголовники не оправдали ожиданий и следующие вряд ли окажутся лучше, после чего Иона подвел итог беззвучному совещанию:

– Хочешь сделать что-то хорошо – сделай это сам, – намекнув, что придется поработать.

– Мараться не хотелось, – поморщился Горизонт.

– Но придется.

– Согласен, придется.

– О чем вы говорите? – поинтересовался Любчик. – Хотите, я подгоню других ребят?

И тем напомнил о себе.

Похитители одновременно повернулись к мальчишке, некоторое время молчали, после чего Туша спросил:

– Готов работать на нас?

– Что делать? – отозвался повеселевший Любчик.

– То же, что и для Эхо: нам нужен толковый помощник из местных.

– Сколько заплатите?

– А сколько тебе обещал Эхо?

– Равную долю.

Иона и Кома вежливо заулыбались, показывая мальчишке, что шутка удалась, после чего Горизонт предложил:

– Пять цехинов.

– Десять, – попросил Любчик.

И был удовлетворен: и полученным согласием, и тем, что Туша выдал ему золотую монету в качестве аванса. Убедившись, что мальчишка рад сотрудничеству, Иона свел перед собой пальцы и очень серьезно произнес:

– Слушай внимательно, Любчик: тебе нужно съездить в отель и передать письмо, которое мы сейчас напишем. Но передать так, чтобы не попасться…

Смерть страшна.

Смерть – это беда.

Смерть – жуткий, накрывающий с головой кошмар, ужасно жестокий в своей бессмысленности.

Смерть отнимает, всегда отнимает… не создает – уничтожает, а смысл есть только у жизни, у того, что идет вперед. А смерть… она хоть и страшна, но отвратительно глупа в своем дремучем проявлении, и ее можно обмануть.

– Лилиан… – шепчет Помпилио.

Она улыбнулась, но промолчала. Наклонилась, наградив страстным, но быстрым поцелуем, и вновь выпрямилась, продолжая мягко, неспешно двигаться на нем… Белокурая чаровница. Красивая настолько, что мир, со всеми его красками, тускнеет рядом с ней и делается скучным. Красивая и манящая, как чудесная мечта… Сбывшаяся мечта.

– Лилиан… – Помпилио улыбается, поднимает руку и прикасается к щеке любимой.

И замирает от восторга при виде ответной улыбки, в которой столько любви, что хватило бы на всю Вселенную. И чувствует себя счастливым, увидев огонь, пылающий в ее прекрасных глазах.

– Лилиан…

Говорили, что девушка чудовищно горда и ничто не способно растопить ее ледяной взгляд. И уж тем более – ее ледяное сердце. Но это ложь и глупость, потому что лед Лилиан предназначался для кого угодно, но только не для Помпилио – с их самой первой встречи и до самого последнего разговора в кардонийской тюрьме: она вошла в камеру женой дер Саандера, а вышла невестой дер Даген Тура. Никогда между ними не было льда, только нежность, и Помпилио счастливо смеется, наслаждаясь жаркой любовью.

– Лилиан…

– Мне нравится, когда ты повторяешь мое имя, – отвечает девушка, вновь наклоняясь к мужчине. И светлые локоны щекочут его грудь.

– Лилиан…

– Я люблю тебя… я безумно тебя люблю…

И Помпилио понимает, что наконец-то вырвался из страшного, чудовищного сна, в котором его любовь сгорела на ступенях кардонийского дворца. И повторяет, бессчетное число раз повторяет имя прекрасной девушки, навсегда завладевшей его сердцем. Кричит ее имя, рывком поднимается и прижимает любимую к себе: горячую, неистовую, страстную…

Помпилио счастлив.

– Лилиан…

И больше ничего не нужно.

Бесконечная Вселенная сжимается в точку, имя которой – Лилиан. Становится центром и смыслом – Лилиан. Это начало и конец, путь и цель, сосредоточие любви и самого замысла.

– Лилиан…

Смерти нет, рассеялся кошмар, он очнулся от чудовищного забытья, в котором пребывал…

Помпилио открыл глаза.

– Лилиан?

Но женщина, которую он прижимал к себе, не ответила. Возможно, не захотела. А скорее всего – не смогла. Потому что женщина продолжала дрожать и вздрагивать всем телом, царапая ему спину острыми ногтями. Черноволосая, мокрая от пота женщина. Через несколько секунд она затихла, но не отстранилась, наоборот, крепко прижалась к Помпилио, не желая размыкать объятия.

«Тайра…»

Они в спальне, на очень широкой кровати, белье пребывает в беспорядке: простыни скомканы, подушки валяются на полу, шторы не задернуты, и в комнату уже ворвался первый утренний луч. Солнце поднялось над горами, а последнее, что осталось в памяти Помпилио – вечер у камина, неспешный разговор под тихий треск поленьев.

Бокал вина…

Тайра отстраняется и устало опускается на кровать. Она не смотрит ему в глаза, отворачивается, но Помпилио успевает заметить скользнувшую по ее губам улыбку. Очень довольную улыбку. Тайра потягивается, не оборачиваясь, отыскивает одеяло, укрывается с головой и просит:

– Подай, пожалуйста, подушку.

Ему ничего не остается, как подчиниться.

При этом Помпилио увидел бутылку белого вина, печально плавающую в серебряном ведерке, в котором прежде был лед, наполнил бокал – один бокал, – сделал глоток, а вернувшись на кровать, предложил Тайре.

И только тогда ведьма повернулась и посмотрела ему в глаза.

– Спасибо.

И сделала маленький глоток.

– Зачем? – тихо спросил он. Сначала хотел разораться, как следует выругаться, но потом понял, что ни один крик не способен повернуть время вспять и помочь прожить ночь заново. – Зачем?

– Ты больше не будешь помнить ее смерть, – спокойно ответила Тайра, глядя на Помпилио поверх бокала. – Никогда.

– Буду.

– Нет. Ты будешь знать, что Лилиан умерла, но не будешь возвращаться к ее смерти. Ты будешь помнить только хорошее.

– Я буду помнить, что спал с тобой, думая о Лилиан?

– Мы не просто спали, Помпилио, это было бы слишком пошло, – улыбнулась Тайра. – Нравится тебе или нет, но я – ведьма. Ты пустил меня в свою голову, и я справилась с той тьмой, которую в ней нашла. Ты никогда не забудешь, что Лилиан умерла, но ее смерть больше не будет рвать тебе душу. Ты будешь помнить, как Лилиан погибла, но не станешь вспоминать об этом каждый день. Я стала временем, которое тебя излечило.

Несколько долгих секунд Помпилио смотрел на ведьму, затем взял из ее руки бокал и сделал большой глоток.

– Ты могла просто побывать в моей голове и сделать все, что ты перечислила… – Он не спрашивал, он догадался. – Нам не требовалось заниматься любовью.

– Да, – подтвердила Тайра.

– Что возвращает нас к вопросу: зачем? – спросил адиген.

Он больше не хотел орать. И шею наглой ведьме тоже не хотел сворачивать… наверное… Он хотел получить ответ на свой вопрос.

– Затем, что все имеет цену. – Женщина вернула себе бокал и сделала следующий глоток. – Ты знаешь об Ахадире.

– Я не знаю главного – как до него добраться.

– И тем не менее ты знаешь об Ахадире, ты знаешь, что наша священная планета не легенда, что она действительно существует. Ты знаешь о Красных Камнях Белого, ты знаешь о Трех Сестрах Тау, ты, дерзкий лингиец, стал причиной смерти Старшей Сестры, и за одно это я должна была тебя убить.

– Если ты должна меня убить, то ты слишком много болтаешь. – Помпилио отобрал у Тайры бокал и добавил в него вина.

– Возможно, еще убью, – хрипло пообещала ведьма.

– Когда ты это узнаешь?

– Должно пройти время.

– Может получиться так, что я успею первым. – Он сделал глоток, после чего вновь отдал бокал женщине.

– Ты меня и пальцем не тронешь.

Помпилио прищурился, обдумывая слова Тайры и тон, которым она их произнесла, после чего негромко спросил:

– Ты хочешь от меня ребенка?

– Надеюсь на это, – не стала скрывать спорки. И с вызовом посмотрела адигену в глаза.

– Зачем?

– Он скрепит нас самыми прочными узами.

– С чего ты взяла, что я заинтересуюсь судьбой нечистого ребенка?

– С того, что ты – адиген, а в жилах ребенка будет течь твоя кровь.

Несколько секунд Помпилио пристально смотрел Тайре в глаза, затем вновь завладел бокалом, вновь его наполнил, сделал большой глоток и лишь после этого спросил:

– Не слишком ли хорошо ты обо мне думаешь?

– Ровно так, как ты заслуживаешь.

– Ты пытаешься сыграть на том, что это будет мой первый ребенок, но я всегда буду помнить, что за сотни лет жизни…

– Я ни разу не забеременела, – перебила его ведьма.

И Помпилио вздрогнул. Вновь глотнул вина и спросил:

– До сих пор ты не хотела детей?

– До сих пор у меня не получалось, – честно ответила женщина, натягивая простыню до подбородка и отказываясь от бокала.

– Почему ты думаешь, что получится на этот раз?

– Потому что я – ведьма, Помпилио, я умею смотреть в будущее.

– И никогда не ошибаешься?

– Бывает, ошибаюсь, – кивнула Тайра. – Но я не хочу ошибиться в этот раз. – Помолчала и добавила: – Я рада, что не убила тебя, зверь.

– Ты не рада, ведьма, ты счастлива.

Помпилио поднялся и вышел из спальни.

Тайра заложила руки за голову и улыбнулась.

Над приобретением мотоциклета Помпилио думал неделю, и дело, конечно же, было не в деньгах. Как любой адиген, Помпилио испытывал вполне объяснимое отвращение к изобретениям галанитов, а как любой сторонник паровой тяги – к воняющим нефой двигателям внутреннего сгорания. Он внимательно изучил предложенные Акселем образцы, опробовал их, научившись сносно управлять мотоциклетом, но к окончательному мнению не пришел и обратился за помощью к Бедокуру. Тем более что именно шифбетрибсмейстеру предстояло при необходимости чинить новомодное устройство. Сначала Чира сказал, что переусложненным велосипедам не доверяет, а через два дня испытаний попросил себе такой же, «ездить по родной долине…» В результате решение было принято, и мотоциклет занял свое место на «Амуше».

– Поднимай! – крикнул Крачин, отцепив лебедку. И махнул рукой, поскольку услышать его цепари никак не могли. Трос, извиваясь, потянулся вверх, к зависшему над мегатагенами кораблю, а Крачин провел рукой по рулю мотоциклета и негромко позвал: – ИХ!

Тишина.

– ИХ!

Нет ответа.

Аксель повернулся и увидел, что маленький Бабарский стоит всего в трех шагах позади и, задрав голову, невозмутимо разглядывает сросшиеся кроны гигантских деревьев.

– Ты меня слышал?

– Меня всегда мутит после «корзины грешника», – сообщил суперкарго, не сочтя нужным перевести взгляд на старшего помощника. – Слабый вестибулярный аппарат.

– Поэтому ты не услышал мой вопрос?

– Поэтому не ответил.

Крачин понимал, что на новом месте ему придется непросто, что в сложившейся команде его примут настороженно и еще не скоро оценят и поймут. Но Крачин даже не догадывался, насколько трудным будет этот путь. Каждый подчиненный Помпилио обладал уникальным набором странностей, а вместе они походили на сбежавшую из психиатрической лечебницы сборную по бадминтону. При этом, как смог убедиться Аксель, каждый из офицеров «Пытливого амуша» был профессионалом высочайшего класса.

Отношения с ними у Крачина складывались по-разному. На дальнем полюсе находился Галилей Квадрига, который, кажется, до сих пор не знал, что на «Амуше» появился старший помощник. На противоположном – капитан Дорофеев, предложивший Акселю дружбу. Отношения с ИХ были скорее теплыми, и они даже начали говорить друг другу «ты». Но иногда суперкарго нереально бесил.

– Когда я смотрю на кроны мегатагенов, у меня начинает кружиться голова, – продолжил Бабарский.

– Отвернись, – предложил Крачин.

– Не могу – шею свело.

– Проклятие!

– Не ругайся, – попросил суперкарго. – Грубые выражения делают меня нервным, и могут начаться судороги.

И как с ним говорить?

Аксель тяжело вздохнул, а ИХ двумя руками взялся за шею, сделал вид, что размял ее, вернув голову в нормальное положение, после чего подошел и внимательно, словно видел впервые в жизни, оглядел мотоциклет.

Обсудив с Помпилио и Бедокуром все возможные варианты, Крачин выбрал самую лучшую внедорожную машину Герметикона – «Инди», галанитского производства. В меру большую, удобную и мощную. В свое время Аксель испытал ее в лингийских горах, остался доволен и не сомневался, что в мегатагеновых лесах Фархи мотоциклет проявит себя еще лучше.

Но у Бабарского на этот счет были сомнения.

– Мы поедем на этом? – спросил он, продолжая разглядывать «Инди».

– Что тебя смущает?

– Я простужусь.

– Надень шарф.

– Я потеряю равновесие и упаду.

– Закрой глаза.

– И упаду, – с нажимом повторил ИХ.

– Держись за меня.

– Обниматься?

– Можешь остаться здесь, – прорычал Крачин, усаживаясь в седло. – У меня, знаешь ли, дела в Фоксвилле.

Бабарский пробубнил себе под нос несколько слов, кажется, оскорбительных, но послушно уселся позади Акселя и ухватился за него руками.

– Если хочешь, могу привязать тебя к седлу, – хмыкнул Крачин.

– Когда меня начнет тошнить, я не стану отворачиваться, – пообещал Бабарский. – Поехали.

И вскрикнул, когда «Инди» рванул с места.

Увы, законы мироздания не подлежат пересмотру, и главный из них гласит, что все проходит.

Абсолютно все. Истекли и те «пятнадцать минут славы», которые почти достались маленькому городу на маленькой планете. Точнее, не истекли, а растворились в небытии, обернувшись пшиком, поскольку у Фоксвилля так и не получилось стать местом, где повесили самого знаменитого путешественника Герметикона.

И это обстоятельство сильно угнетало мэра Чапли и констебля Дребренди. Нет, не отсутствие туристов в далеком будущем, а прибытие мстителей в ближайшем настоящем.

– Но ведь мы его не повесили, – в очередной раз повторил констебль. – Он уехал в добром здравии.

– Мы хотели его повесить, – в очередной раз не согласился с ним Чапли. – Это им не понравится.

– А кто им скажет?

– Кто угодно! – Мэр вздохнул. – На нас с тобой донесут сразу, как только здесь объявятся дружки Помпилио.

– Убьем, – предложил Дребренди.

– Дружков?

– И дружков, и доносчиков.

– Похоже, другого выхода нет.

И они снова выпили.

Городские власти обсуждали свои проблемы в кабинете мэра, окна которого выходили на главную площадь Фоксвилля, аккурат на виселицу, которой не хватило совсем чуть-чуть, чтобы стать знаменитой. Обсуждения вгоняли городские власти в депрессию, но как Дребренди и Чапли ни старались, они постоянно возвращались к этой теме.

– Проклятый Спесирчик!

– Скотина!

– Он хоть завтра на свою Галану вернется, а нам расхлебывай!

– Зря мы его послушали.

Директора Фактории они поминали постоянно и, не сговариваясь, обвиняли во всех неприятностях. Проклинали себя за податливость, но понимали, что выхода у них не было: мэр и констебль оказались между молотом и наковальней. Наковальней выступал директор Фактории. Ссориться со всемогущей Компанией, подмявшей под себя почти всю торговлю драгоценной сердцевиной, Дребренди и Чапли не хотели. Но при этом они знали о могущественных друзьях самого знаменитого лингийца и догадывались о скором появлении молота…

– Может, все-таки уедем на дальнюю вырубку?

– Давай придерживаться плана, – качнул головой мэр. – Мы не знали, что это за человек, и собирались повесить его по приказу Спесирчика… – помолчал и горестно добавил: – Правда, потом Помпилио расскажет, что мы обо всем знали…

– Помпилио еще должен выжить. – Дребренди покачал головой. – Поэтому давай придерживаться моего плана: убивать всех, кто будет задавать вопросы.

– А если их будет слишком много?

– Вопросов?

– Людей, которые их задают.

– Тогда скажем, что ничего не знали.

Дребренди опрокинул еще один стакан крепкой бедовки и насторожился, услышав с улицы шум мотора.

– Мотоциклет.

– Кто-то из наших?

– Не похоже… – Констебль выглянул в окно и прищурился. – Я этих парней вижу впервые.

– Выглядят опасными?

– Половина из них.

– У меня все болит, – пожаловался Бабарский, с трудом сползая с седла. – Ты едва меня не убил.

И пошатнулся, показывая, что едва стоит на ногах.

– Путешествовать по этому лесу – одно удовольствие, – не согласился Крачин. – Земля твердая, ровная, лишней растительности нет, нужно лишь объезжать стволы…

– Не знаю, что у вас, у драгун…

– У кирасир, – поправил ИХ Аксель.

– … называется комфортом, – продолжил фразу суперкарго, не обратив никакого внимания на замечание Крачина. – Но я едва жив. Мне нужны массаж и микстура от насекомых.

– В тебе завелись вши?

– Я что-то проглотил, и, боюсь, оно отложит внутри меня что-нибудь неприличное.

– Оно сожрет твой мозг.

– Что тебе известно об этих насекомых? – с подозрением осведомился суперкарго.

Однако ответить Крачин не успел. Прозвучал вопрос:

– Могу я узнать, кто вы?

ИХ и Аксель резко повернули головы вправо и сделали вид, будто только что разглядели подошедших местных: двух пожилых бородачей, видимо, главных, и трех крепких мужиков с ружьями. Смотрели местные неприветливо, однако ИХ молниеносно вошел в роль и радостно произнес:

– Прекрасный городок… мэр, если не ошибаюсь?

– Мэр Чапли, – подтвердил мэр Чапли.

– Очень приятно, ваша честь, – расплылся в улыбке Бабарский, тряся слегка опешившее руководство города за правую руку. – Меня зовут Плючик, Испистриспискиос Плючик, можно просто Испис, я представляю человека, зафрахтовавшего во-он тот грузовик… А вы, полагаю, констебль?

– Как вы узнали? – пробормотал Дребренди.

– В ваших глазах я вижу гордость и власть.

– Как вы сказали, вас зовут?

– Испистриспискиос Плючик, – повторил Бабарский, не сбившись ни в одном слоге.

Ушлый ИХ пользовался большим количеством поддельных документов и достаточно походил на галанита, чтобы прикидываться одним из них.

– Как я узнаю, что вы тот, за кого себя выдаете?

– Вот бумага, подтверждающая мою заинтересованность в этом грузовике. – Бабарский извлек из сумки снабженный алхимической печатью лист и позволил собеседникам его изучить. – Я правильно понимаю, синьоры, что вы не чужды нашей маленькой сделке?

– Что вам нужно? – поинтересовался мэр, жестом отпуская охрану. Далеко вооруженные мужики не ушли, но разговор они слышать перестали.

– Внезапно выяснилось, что я должен передать с капитаном пакет. Ничего противозаконного, но важно, чтобы послание как можно скорее покинуло Фарху.

– И вы мчались сюда из Гейтсбурга? – недоверчиво прищурился Чапли.

– А что мне оставалось? Когда речь идет об Омуте…

– Я не хочу это слышать, – перебил Бабарского констебль.

– Вот и славно, – одобрил его ИХ. – Где я могу отыскать капитана?

– Он наблюдает за погрузкой.

– Вы меня представите?

– Конечно, – кивнул Чапли. – Я провожу.

Суперкарго повернулся к Акселю:

– Мы отправимся к цеппелю, а ты можешь пока пропустить стаканчик чего-нибудь крепкого.

– Спасибо, синьор Испри… синьор Плючик, – почтительно отозвался Крачин, всем своим видом показывая, что имя своего начальника он воспроизвести не в силах.

Дребренди рассмеялся.

– Только не расслабляйся, – чуть строже произнес ИХ и направился к грузовику.

Разделив путешественников, а главное, увидев, насколько легко они согласились расстаться, Дребренди слегка успокоился. Не до конца, конечно же, поскольку долгая полицейская жизнь научила констебля всегда ожидать подвоха, но достаточно для того, чтобы отпустить двух из трех телохранителей. Последний продолжал стоять в десяти шагах и держать винтовку в руках, ибо длинный спутник галанита показался Дребренди опасным малым.

– Ты откуда?

– С Эрси, синьор, – вежливо ответил Аксель.

– Далеко тебя занесло.

– Значение имеют только деньги.

– Галанит хорошо платит? – удивился Дребренди, припомнив жадность Спесирчика.

– Синьор Плючик ведет рисковые дела и заботится о своей безопасности. Он платит мне, а я решаю проблемы.

Констебль без стеснения оглядел рослого Крачина, обратив особое внимание на кобуру с пистолетом, которую Аксель демонстративно расстегнул в самом начале разговора.

– По рукоятке видно, что оружие хорошее, – пробубнил Дребренди, перехватив взгляд Крачина.

– Это бамбада, – спокойно сообщил Аксель, который взял на разведку свое любимое и самое мощное оружие: ручную бамбаду по имени «Пятнашка».

– Ты бамбальеро? – изумился констебль.

– А что в этом такого?

– Ничего, просто… – Дребренди едва не ляпнул, что совсем недавно к ним заглядывал адепт Высокого Искусства, но вовремя прикусил язык и сменил тему: – Давно ты с галанитом?

– Два года. – Во время разговора Крачин неспешно разглядывал местные достопримечательности и, ответив, кивнул на эшафот: – Красивая виселица.

Он тоже умел менять темы.

– Разбираешься в них? – поднял брови констебль.

– Могу отличить толковый механизм от дешевой поделки.

– И как тебе наша?

– Толковый механизм, – кивнул Аксель. – Для кого используете?

– Здесь бывают преступники.

– Рубят лес без разрешения?

– Грабят банки.

– Когда вешали в последний раз?

– Не слишком ли много вопросов ты задаешь?

– Вроде нет, – пожал плечами Крачин и удивленно осведомился: – А в чем дело? Стесняетесь рассказывать о казнях?

И тут Дребренди понял, что «молот», который они с Чапли со страхом ожидали, прибыл и стоит перед ним. «Молот» принял облик спокойного рослого мужчины с элегантной, интеллигентного вида бородкой и расстегнутой кобурой, и «молот» готов начать убивать в любой момент.

И нервы констебля не выдержали.

– Может, дадим им чуть больше времени? – спросил Галилей, услышав, что Дорофеев приказал рулевому взять курс на Фоксвилль. – Они не пробыли в городе и часа.

– Вполне достаточно, – хладнокровно ответил капитан.

– Вы уверены?

– Галилей, они не должны захватывать Фоксвилль, – усмехнулся Дорофеев. – Их задача – изучить обстановку и оценить уровень угрозы. Если угроза есть – подать сигнал.

– Каким образом? – заинтересовался Квадрига.

– Не знаю, – пожал плечами капитан. – Возможно, они что-нибудь сожгут.

– Хм-м…

Чтобы дать разведчикам время, Дорофеев распорядился заложить широкую дугу, из-за чего «Амуш» приближался к Фоксвиллю с востока. Цеппель неспешно проплыл над двумя стоящими под погрузкой камионами и завис над главной площадью, которую капитан опознал по зданию, похожему на мэрию, и современной виселице.

– Вижу старшего помощника, – доложил прилипший к боковому окну Галилей.

– Что он делает? – спросил Дорофеев.

– Кажется, все-таки решил захватить город…

– Стреляй! – крикнул констебль, обращаясь к телохранителю. – Стреляй!

И потянулся за пистолетом.

Крачин понимал, что рано или поздно Дребренди сорвется, и, несмотря на расслабленный вид, был готов ударить в любой момент. И ударил – намного опередив телохранителя констебля. Впрочем, у местного парня с винтовкой не было и шанса против опытнейшего бамбадира. Аксель выхватил «Пятнашку» и выстрелил до того, как ствол винтовки начал поворачиваться в его сторону, убедился, что телохранитель выронил оружие и схватился за плечо, одним прыжком добрался до констебля, не позволив тому достать пистолет, развернул его, превратив в живой щит и направил бамбаду на выскочивших из бара мужиков, среди которых были и двое телохранителей.

– Всем стоять!

– Иначе что? Убьешь его?

Судя по ворчанию, друзей у констебля было не особенно много, однако Аксель не позволил фоксвилльцам допустить фатальную ошибку:

– Иначе я всех вас перестреляю! – ответил Крачин и, подтверждая свои слова, вскинул пистолет над головой и надавил на спусковой крючок.

Местные сначала замерли – грохот выстрела кого угодно заставит замереть, а затем дружно отступили, увидев упавшую к ногам Акселя птицу.

– Я – бамбадир, – чуть тише сообщил Крачин. – Еще вопросы есть?

А чтобы вопросов точно не появилось, Дорофеев распорядился открыть оружейные порты, из которых на грустных фоксвилльцев весело уставились шестиствольные «Гаттасы».

– Главное, что никто не погиб, – задумчиво произнес Бабарский. – Я не люблю терять деловых партнеров, это плохо для репутации, а репутация в моем бизнесе очень важна.

– Ты нас обманул, – хмуро произнес Чапли. – Ты разрушил свою репутацию.

– Вовсе нет, – ответил ИХ и с наслаждением чихнул. – Кажется, у меня развивается аллергия на ваши кактусы.

– Ты нас обманул, – повторил мэр.

– Я действительно зафрахтовал тот грузовик, и вы, друзья мои, обязательно получите долю от сделки… Ну или ваши наследники. Так что перед Честными я абсолютно чист.

Мэр и констебль одновременно и одинаково поморщились, но промолчали.

Промолчал и Дорофеев, хотя его так и подмывало рассмеяться. Но он не мог, поскольку в постановке Бабарского изображал Важного Капитана, Который Не Снисходит До Общения С Провинциалами. А Крачин продолжал играть роль громилы и молча стоял за спиной суперкарго.

Дело происходило в кают-компании, у замочной скважины которой по очереди сменяли друг друга офицеры «Амуша».

– Тогда предлагаю покаяться, – произнес Бабарский, правильно интерпретировав выражение лиц пленных.

– В чем? – осведомился Чапли.

Однако констебль уже понял, что выйти из «Амуша» можно двумя способами: в «корзине грешника» или без нее, и сдался:

– Ваш лысый приятель жив и здоров. Во всяком случае, был таким, когда я видел его в последний раз.

– Где это было?

– В лесу. – Дребренди помолчал. – Сначала мы собирались его повесить в городе, но он вырвался, захватил мотоциклет и уехал. Мы попытались его догнать, отправились в лес, но… – констебль выдержал еще одну паузу и честно закончил: – К счастью, он тоже никого из нас не убил.

– Мессер не любит охотиться на мелкую дичь, – обронил Дорофеев.

Бабарский бросил на капитана недовольный взгляд и продолжил допрос:

– Куда наш друг направился?

– Это не важно, потому что за ним шел цеппель.

– Что значит «шел цеппель»? – насторожился суперкарго. – И говорите чуть громче.

– Пусть они расскажут все с самого начала, – произнес Базза, обращаясь к ИХ. И на этот раз удостоился от суперкарго благосклонного взгляда.

– С самого начала! – жестко приказал Бабарский.

Мэр и констебль вновь переглянулись, и Чапли неохотно выложил все, как потребовали:

– К нам прилетел Ауроберт Спесирчик, директор Фактории и сказал, что нужно повесить парня, который скоро приедет в Фоксвилль. Мол, речь идет об известном преступнике.

– Клянусь, мы узнали Помпилио, только когда схватили! – вырвалось у констебля.

– Мессера Помпилио, – поправил его ИХ.

– Мессера Помпилио, – с готовностью поправился Дребренди.

– Что было дальше?

– Мы не могли отказать Спесирчику, организовали казнь, но появился неизвестный цеппель, на нас напали…

– Что за цеппель? Импакто? – Офицеры подумали, что речь идет о корабле, который атаковал «Амуш» несколько часов назад, но ошиблись.

– Нет, не крейсер – обычный торговый цеппель анданской постройки. Название и порт приписки были скрыты.

– Цвет гондолы?

– Обыкновенно серый, цвет «сигары» стандартный. В общем, ничем не примечательное судно.

– Хорошо, – кивнул Бабарский, постаравшись сделать так, чтобы пленные не услышали облегчение. Впрочем, мэр и констебль были слишком взволнованы, чтобы замечать оттенки его голоса.

– Возникла неразбериха, мессер Помпилио похитил мотоциклет и уехал. Мы организовали погоню, но мессер Помпилио нас… В общем, мы перестали его преследовать. Мессер Помпилио уехал, но я думаю, его схватили.

– Почему?

– Он очень крутой, но не всемогущий, – объяснил констебль.

– Кто преследовал мессера?

– Я… и мои парни.

– Ты видел цеппель во время погони?

– Его тень, – сообщил Дребренди.

– Куда двигался мессер?

– На запад.

– Цеппель шел за ним?

– Когда я видел его в последний раз, цеппель рыскал по курсу, видимо, они периодически теряли мессера Помпилио из виду. Но в двадцати лигах к западу течет река, перейти ее вброд невозможно, и, думаю, у реки мессера Помпилио точно догнали.

– Понятно… – ИХ помолчал. – Поговорим о Спесирчике. На каком цеппеле он летает? На импакто?

– Да, но корабль числится в реестре торговым судном.

– Цвет?

– Цвет «сигары» обычный, серый, гондола, мотогондолы и рули – красные, Спесирчику нравится яркий оттенок.

Тоже мимо.

– Спесирчик сказал, что опознал мессера Помпилио в Гейтсбурге, узнал, куда он направляется, и организовал засаду. Хотел прославиться и стать героем Галаны, как человек, повесивший самого Помпилио… мессера Помпилио.

«Значит, на планету мессера заманил кто-то другой, – понял Дорофеев. – Скорее всего, ребята с неизвестного цеппеля».

– Где сейчас Спесирчик?

– Улетел сразу после побега мессера Помпилио.

– В Гейтсбурге его не было, – сообщил ИХ капитану.

– Откуда ты знаешь?

Бабарский выразительно посмотрел на Дорофеева, но промолчал.

– Его цеппель взял курс на запад, – сказал Чапли.

– Что там? Океан?

– Океан, а за ним – другой континент, – ответил Дребренди. – А на соседнем континенте есть колония спорки.

– Спесирчик ведет с ними дела?

Мэр и констебль одновременно пожали плечами.

«В любом случае другого следа у нас нет, – подумал Дорофеев. – Нужно лететь на запад».

Кира дер Даген Тур, урожденная Дагомаро, происходила из богатой семьи, имевшей и экономический, и политический вес. Она с детства привыкла к уважению окружающих и некогда искренне полагала, что адигены обладают примерно такими же привилегиями, может, с поправкой на древность рода. Жизнь на Линге несколько рассеяла это заблуждение, а то, что произошло после попытки похищения, окончательно открыло девушке глаза на истинное положение вещей. Статус адигены, причем – лингийской адигены, мало того – супруги самого Помпилио, обеспечил Кире запредельно особенное отношение представителей закона в этой весьма непростой ситуации.

Вернувшись в отель, девушка бросила разбитый, простреленный в нескольких местах автомобиль у главного входа, но хотя и старалась, не разглядела на лице швейцара даже тени удивления. Служитель распахнул двери и поприветствовал гостью, ни в коей мере не покушаясь на ее законное право являться в отель когда угодно и на чем угодно. Поздним вечером и на угнанной машине? «У вас наверняка были на то причины, адира, если в машине остался багаж, я направлю к вам носильщика». У стойки чудеса продолжились. Кира попросила вызвать полицию, в ответ портье учтиво осведомился, можно ли отогнать «то средство передвижения на задний двор?» – а получив разрешение, уточнил, во сколько адире дер Даген Тур будет угодно принять служителей закона. Девушка ответила, что в любое время, ведь чем раньше она расскажет о преступлении, тем лучше, на что заботливый портье заметил, что после энергичной прогулки будут уместны расслабляющий массаж, ванна с душистыми травами или морской солью – на выбор специалиста – и легкий ужин с белым вином. Замечание насчет расследования он пропустил мимо ушей. Кира сочла предложение разумным, портье пообещал, что все будет подготовлено в кратчайший срок, и в результате беседа с полицейскими состоялась лишь три с половиной часа спустя.

Отдохнувшая и посвежевшая Кира вышла в гостиную в домашнем платье и с достоинством ответила на приветствия вскочивших с кресел служителей закона:

– Синьоры.

– Для нас большая честь познакомиться с вами, адира дер Даген Тур.

Это заявление девушка подтвердила едва заметным кивком. И таким же способом предложила гостям вернуться в кресла.

– Вы путешествуете вместе с супругом?

– Нет, я прибыла на Тинигерию одна, по личному делу.

– Уверен, вам понравится наша планета.

– Не сомневаюсь.

– Несмотря на мелкие недоразумения.

– К счастью, они уже позади.

– К счастью, – подтвердил страж закона.

Кира улыбнулась.

Полицейских было двое. Высокий, мясистый, с большим грубым лицом, на котором выделялся здоровенный нос, показался девушке настоящей тушей. Ему следовало бы выступать в цирке или на борцовской арене. Звали его инспектор Абал, а пахло от него смесью шиповника и горного флонтина – фиолетового цветка с резким запахом, который обожали тинигерийцы. Напарником Абала служил столь же высокий, но худой, с совершенно неприметным лицом полицейский по имени Уран Дюкри. Он держался чуть позади инспектора, даже когда напарники стояли рядом, и в основном молчал.

Покончив с формальностями, Кира поинтересовалась, известна ли собеседникам причина, по которой она хотела их видеть. Собеседники заверили адиру, что полностью в курсе происходящего и рады, что адира отыскала время для встречи. Затем осведомились о ее версии случившегося и услышали ожидаемое.

– Я стала жертвой нападения, – сообщила Кира тщательно подобранным грустным тоном.

– Мы изо всех сил стараемся сделать Каледо безопасным и дружелюбным городом, но, увы, до полного искоренения преступности еще далеко, – немедленно отозвался инспектор, соорудив на лице сообразное случаю выражение учтивой печали и безусловной уверенности в завтрашнем дне.

– Жаль, что невозможно построить идеальное общество, – вздохнула девушка.

– Совершенно с вами согласен.

– Спасаясь от беспощадных преступников, я была вынуждена воспользоваться чужим автомобилем, кажется, сейчас он на заднем дворе… Я хотела бы возместить владельцу ущерб и извиниться за способ, которым позаимствовала автомобиль.

– В этом нет необходимости, адира, – спокойно ответил инспектор, глядя Кире в глаза. – Дар Генрих Шейло распорядился подарить пришедшему вам на помощь подданному новую машину. А полицейское управление собирается наградить смельчака серебряным знаком.

Дюкри кивнул, подтверждая слова напарника, Кира ответила очередной светской улыбкой, но про себя вздохнула, поняв, что теперь ей точно не отвертеться от встречи с высшими адигенами Тинигерии. Сохранить инкогнито не удалось, и отныне дядюшки и тетушки Помпилио начнут рвать ее на части, из лучших побуждений, разумеется, вызванных любопытством: ведь до сих пор Кира побывала только на одном крупном светском мероприятии – на собственной свадьбе, и слухи о ней ходили самые фантастические.

– Не сомневалась, что дядюшка Генрих поступит именно так, – протянула девушка, с трудом припоминая моложавого здоровяка, громогласного и веселого, чей голос легко перекрывал гомон целой улицы – таким дар Шейло запомнился Кире во время свадьбы.

– Щедрость дара Генриха общеизвестна, – поддержал беседу Абал.

Дюкри вновь промолчал.

– Ну что же, раз все вопросы улажены, не вижу смысла задерживать вас более, синьоры, – ровным голосом сказала девушка.

Однако избавиться от полицейских настолько просто у нее не получилось.

– Прошу прощения, адира, – тщательно подбирая слова, произнес инспектор. – Я понимаю, что вы устали, но соблаговолите ответить на несколько вопросов: нам нужно уточнить детали произошедшего.

Было совершенно понятно, что стражи закона не уйдут, пока не получат ответы, и Кира согласилась:

– Спрашивайте.

Полицейские изобразили на лицах сосредоточенность и абсолютно одинаковыми жестами извлекли из карманов блокноты и карандаши. Однако вел беседу по-прежнему инспектор.

– Вы сказали, что стали жертвой нападения, – припомнил он, испытующе глядя на Киру.

– Совершенно верно.

– Но свидетели утверждают, что это вы преследовали бандитов.

– Совершенно верно, – повторила девушка.

– Как такое возможно? – с искренним любопытством осведомился здоровяк.

– Преступники напали, когда я шла по тротуару, – рассказала Кира. – Грубо схватили меня, если вы понимаете, как можно грубо и одновременно оскорбительно схватить женщину, и попытались затолкать в автомобиль. Полагаю, имела место попытка похищения. Возможно, за меня хотели получить выкуп.

– Мы тоже так считаем, адира, – не стал скрывать Абал.

– В тот момент я была жертвой, – подвела итог девушка.

– Как долго это продолжалось?

– Несколько секунд, вплоть до того момента, как я освободилась и застрелила одного из преступников.

– Прекрасный выстрел в шею, – спокойно произнес инспектор. – Очень точный.

– Остальные тоже удались неплохо, – хладнокровно парировала Кира.

– Вы ни разу не промахнулись.

– У меня превосходный учитель.

Девушке очень не хотелось прятаться за именем мужа, но допрос начал утомлять, и следовало напомнить полицейским, что ее терпение небезгранично. Абал, надо отдать должное, прекрасно понял намек, никак его не прокомментировал и лишь заметил:

– Осталось совсем немного вопросов, адира.

– Надеюсь.

– Почему вы стали преследовать бандитов?

– Они меня оскорбили.

– А вы этого не потерпели.

– Если бы они попытались вырвать у меня сумочку, я, пожалуй, не помчалась бы за ними, но преступники хотели меня похитить, вели себя грубо и нанесли оскорбление действием. А у нас на Линге не принято терпеть подобные обиды.

Худой одобрительно улыбнулся, но тут же вернул на лицо прежнее равнодушное выражение.

– Я слышал, вы родом с Кардонии, – заметил Абал.

– Это не имеет отношения к тому, что мы, лингийцы, не терпим обиды, – холодно и с отчетливо прозвучавшим высокомерием отозвалась Кира.

– Прошу прощения, если я, сам того не желая, задал бестактный вопрос, – немедленно повинился инспектор.

– Я действительно родом с Кардонии, – улыбнулась девушка. – Но это обстоятельство не имеет отношения к моему положению.

– Почему вы их убили? – неожиданно резко спросил Абал, надеясь сбить рыжую с толку. Но не получилось.

– Потому что они начали в меня стрелять, – не менее резко ответила Кира.

– Логично…

Дюкри вновь улыбнулся и вновь мгновенно стер с лица веселое выражение.

– Но я застрелила не всех, – легко продолжила девушка. – Вы допросили водителя?

– Он насмерть разбился во время столкновения со столбом.

– Печально.

– Вы никогда раньше не видели этих преступников?

– Никогда.

– С кем вы должны были встретиться в Новом городе?

– Я гуляла.

Все понимали, что адигена лжет, но все знали, что ложь будет записана в протоколе как самая настоящая истина. Адигену спросили – адигена ответила, сомнения в искренности ответа выходили за рамки должностных полномочий инспектора Абала.

– Как долго вы планируете пробыть в Каледо, адира?

– Еще не решила, – протянула Кира. – Да и какое это имеет значение?

– Я подумал, что вам будут интересны результаты расследования.

– Вы всегда можете переправить их мне в письменном виде.

– Безусловно, адира. – Инспектор поднялся на ноги. – Позвольте поблагодарить за предоставленное нам время.

– Я всегда с уважением относилась к работе полицейских служб. Я считаю, что все мы обязаны оказывать посильную помощь в раскрытии преступлений.

– Благодарю.

Кира проводила полицейских взглядом, потерла висок пальцами левой руки, размышляя, отправиться спать сразу или выпить на террасе бокал белого, и тяжело вздохнула, услышав от горничной, что капитан дер Палиоло, адъютант Генриха Шейло, умоляет о встрече, чтобы передать личное послание дара.

Светская жизнь накатывала на девушку бронированным паротягом.