Октябрь, 892-й год Божий

Когда императрица Шарлиен вышла на зубчатые стены Цитадели, свежий ветерок гнал по поверхности Королевской Гавани белые барашки. — «Это очень впечатляющее зрелище», — подумала она, глядя вниз на крошечные модельки кораблей, стоящие на якорях под сверкающим солнцем среди бело-голубого мрамора. Прохладный ветерок приносил хорошее облегчение от дневной жары, а флаги и знамёна вдоль зубчатых стен трепетали и яростно хлопали под его напором, словно аплодируя раскинувшейся перед ней сцене. С другой стороны, Эдвирд Сихемпер, казалось, был впечатлён не столько открывшейся перед ним перспективой, сколько чувством облегчения от того, что здесь, на крепостной стене, она была в безопасности от любых таящихся убийц.

— Я действительно не верю, что тебе придётся дорого продать свою жизнь на службе мне, Эдвирд, — сказала она человеку, который всю свою жизнь оберегал её с тех пор, как она была маленькой девочкой.

— При всём уважении, Ваше Величество, я тоже так не думаю. Во всяком случае, не сегодня.

Она повернула голову, глядя на него с нежной улыбкой. Затем улыбка немного померкла, она протянула руку и положила её ему на плечо.

— Ты всё ещё думаешь, что это была ужасная ошибка, Эдвирд? — спросила она, и её тихий голос почти затерялся в пульсирующем шуме развевающихся по ветру флагов.

— Ваше Величество, в мои обязанности никогда не входило говорить что-ниб…

— Не говори глупостей, Эдвирд. — Она сжала его руку, покрытую кольчугой. — Я не верю, что тебе вообще нужно было что-то говорить с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать!

Вопреки усилиям, губы гвардейца дёрнулись в слабом подобии улыбки, и она рассмеялась.

— Эдвирд, Эдвирд! — Она мягко пожала его руку. — Какая жалость, что ты потратил столько времени, работая над своим бесстрастным лицом, когда единственный человек, которого ты действительно хочешь одурачить, может читать тебя как книгу!

— Что же, это вряд ли моя вина, что вы настолько умны, Ваше Величество, — ответил он.

— Нет, не твоя. И ты до сих пор не ответил на мой вопрос. Ты всё ещё думаешь, что это была ужасная идея?

Сихемпер мгновение смотрел на неё, потом повернулся и посмотрел на гавань. В последнее время они с королевой — «Императрицей, болван!» — поправил он сам себя — нечасто оказывались один на один, как сейчас. На самом деле, сейчас у неё было ещё меньше личной жизни, чем когда она была «всего лишь» Королевой Чизхольма.

— Ваше Величество, — сказал он наконец, всё ещё глядя на галеоны, стоящие на якоре так далеко под ними, — я не знаю. Должен признать, Император наилучший мужчина — наилучший муж для вас — чем я когда-либо искренне надеялся, вы сможете найти. Хорошо, что вы нашли кого-то, кого, я думаю, вы действительно можете любить, и который может любить вас в ответ. — Он наконец посмотрел на неё. — Не многие короли и королевы могут так сказать, когда всё сказано и сделано. Но является ли «Империя Черис» хорошей идеей или плохой… Это больше, чем я могу сказать.

— Это только вопрос времени, Эдвирд, — мягко сказала она. Настала её очередь смотреть на якорную стоянку, её глаза были рассеяны, когда они смотрели на голубую гладь залива Хауэлл, простиравшегося до алмазно-твёрдого горизонта за волнорезом гавани. — Чего бы я ни хотела, чтобы ни предпочитала, приближался день, когда у меня не было бы иного выбора, кроме как бросить свой собственный вызов Совету Викариев. Я всегда этого боялась. Когда Клинтан и остальная часть «Группы Четырёх» решили уничтожить Черис, и использовать нас для этого, я поняла, что мои опасения оправдываются.

Сихемпер сложил руки за спиной в позе «вольно», глядя на её прямой, как меч, позвоночник.

— А потом, Черис каким-то образом выжила. Не просто выжила, но и разгромила флоты, посланные против неё… в том числе и наш собственный. И пока я продолжала размышлять, что же мне делать, как Чизхольм и всё, что мне дорого, могут найти способ выжить, Кайлеб сделал мне предложение.

Она покачала головой, глубоко вдыхая тропический воздух. Для её северных пристрастий, в Черис часто бывало невыносимо жарко, а свет солнца нужно было испытать на себе, чтобы не относиться к нему легкомысленно. Она была рада, что целители посоветовали ей быть осторожной, и не подвергать себя опасности; несколько членов её свиты, включая Мейру Люкис, были менее осторожны, и в результате получили мучительные солнечные ожоги.

Но эти вещи были такой частью экзотической красоты, которой королевство Кайлеба очаровало её, как и свежие фрукты круглый год, кокосы, вкусная и разнообразная кухня и впечатляющие леса, ползущие по склонам черисийских гор подобно тропическому зелёному меху. Всё это так отличалось от всего, среди чего она выросла, словно было в волшебной сказочной стране, и всё же между черисийцами и её собственными чизхольмцами было так много общего. Различия, конечно, тоже были. Их, возможно, было даже больше, чем сходства. Но если различия были более многочисленными, то сходство было гораздо более важным, потому что под кожей, где жили их сердца и души, они были очень похожи.

— Ваше Величество, герцог не одобряет этого, — очень тихо произнёс Сихемпер, когда молчание Шарлиен затянулось, а она глубоко и печально вздохнула.

— Нет, не одобряет, — призналась она.

Халбрукская Лощина предельно ясно выразил своё неприятие — и негодование — её брака с Кайлебом. Конечно, не публично. Даже дядя королевы — или императрицы — должен был остерегаться публично оспаривать её политику, и как бы он её ни осуждал, он, по целому ряду причин, никогда не позволил бы себе продемонстрировать открытое несогласие. Но Шарлиен знала. Как и большинство её советников, и, хотя он, возможно, не высказывал открытого несогласия, его позиция абсолютно ясно давала понять, что его искренние симпатии лежат на стороне Храмовых Лоялистов, а не Церкви Черис. К несчастью, это становилось очевидным почти для всех.

«Включая Кайлеба», — грустно подумала она. Её муж никогда открыто не упоминал о чувствах её дяди, но то, что он не упоминал о них, говорило о многом такому проницательному человеку, как Шарлиен.

— И не только он один, — сказал Сихемпер, наконец-то позволив самому себе озвучить хотя бы часть того, что его беспокоило. — Я не лорд, Ваше Величество, и вряд ли им буду. Бог знает, я и офицером никогда не хотел быть! Но я охраняю вас с тех пор, как вы были маленькой девочкой, и, возможно, я узнал кое-что по пути, хотел я этого или нет. И в Чизхольме есть люди, которым нисколько не нравится ни этот брак, ни эта новая «Империя». Им всё это не понравится, в какую бы стороны они не пошли.

— Я знаю, что есть. — Она сложила руки под грудью и повернулась к нему. — Думаю, их больше среди знати, чем среди простых людей.

— При всём моём уважении, Ваше Величество, как раз знать беспокоит меня больше всего, — откровенно сказал Сихемпер.

— И, я полагаю, это правильно. Видит Бог, мы гораздо чаще видим интригующих дворян, чем какой-либо стихийный народный бунт. По крайней мере, против Короны. Но даже если чизхольмцы не такие «наглые», как черисийцы — пока! — они гораздо меньше стесняются выражать свои чувства, чем подданные многих других королевств. Эту мысль дядя Биртрим сам помог донести до дворян, чтобы они держали её в уме.

Сихемпер медленно кивнул, хотя выражение его лица всё ещё было обеспокоенным. Она была права. Простой народ Чизхольма тепло отнёсся к своей «девочке-королеве», когда умер её отец. Тот факт, что королева-мать Элана пользовалась огромной популярностью, конечно, не повредил, но по-настоящему покорила их та бестрепетная храбрость, которую они ощутили в «простой худенькой девочке», на которую так неожиданно и внезапно снизошла корона. И эта магия никуда не исчезла. Даже сейчас, когда он знал, что многие из них лелеяли сомнения по поводу её открытого противостояния Церкви, этот глубокий резервуар любви был рядом с ней.

«Но даже у океана есть дно», — сказал он самому себе, стараясь чтобы ощущаемое им беспокойство не отразилось на его лице.

— Я просто… не рад тому, что так долго не был дома, Ваше Величество, — сказал он.

— Что? Не боишься фанатичных черисийских убийц, преданных Церкви? — поддразнила она.

— Если говорить об этом, то у меня меньше забот на этот счёт, чем было до нашего приезда, и это не ложь. — Он покачал головой, печально улыбаясь. — Признаюсь, Ваше Величество, я не знаю, как вы это делаете, но черисийцы тоже едят из ваших рук!

— Чепуха. — Настала её очередь покачать головой, что она и сделала, причём гораздо сильнее, чем он. — О, я не стану отрицать, что они приняли меня близко к сердцу, но, я думаю, ко мне это имеет меньше отношения, чем к Кайлебу. Они действительно любят его, ты знаешь. Я думаю, они были бы готовы принять любую, если бы думали, что она сделает его счастливым.

— Правда? — Сихемпер сардонически изогнул бровь. — А тот факт, что красивая молодая независимая королева другого королевства, находящегося за тысячи миль отсюда, решила поссориться при этом с Церковью, не имеет к этому никакого отношения?

— Я этого не говорила.

— Да, не говорили, — фыркнул Сихемпер. — И всё-таки я волнуюсь меньше, чем раньше, и это факт. Конечно, никому не повредит, что Королевская — я имел в виду Имперская — Гвардия точно знает, какой ужасной катастрофой это станет для Черис, если они позволят чему-нибудь случится с вами! Я не думаю, что ваш народ дома отнесётся к этому благосклонно.

— Нет, не могу представить, что они смогли бы, — согласилась она с лукавой улыбкой.

— И не без причины, — прорычал Сихемпер, и его лицо снова стало серьёзным. Потом он склонил голову набок. — И всё же, — признал он, — я не стану отрицать, что испытал облегчение, когда смог оценить их.

— Ты признаёшь, что на тебя произвели впечатление чужие оруженосцы? — Она отступила назад, драматически прислонившись к зубчатой стене для поддержки, прижав одну руку к сердцу и широко раскрыв глаза, и, вопреки себе, он усмехнулся. Но при этом укоризненно покачал головой.

— Это не шутка, Ваше Величество, и вы хорошо это знаете. А если нет, Барон Зелёной Горы знает! Хотели бы вы услышать, что барон сказал мне, перед тем как мы отправились в Теллесберг?

— На самом деле, нет. — Она поморщилась. — Думаю, что он говорил мне то же самое, хотя и не так настойчиво. Как ты знаешь, настоящая причина, по которой он был так… капризен, заключалась в том, что я решила оставить его дома, в Черайасе.

— Он был «капризен», Ваше Величество? — Сихемпер снова фыркнул.

— Кроме всего прочего. Но он также признал, что я была права, наконец. Мне пришлось оставить его, чтобы следить за делами.

— Вы хотите сказать, Ваше Величество, — немного мрачно произнёс Сихемпер, — что он единственный человек, которому вы можете доверять, не видя его на протяжении четырёх или пяти месяцев.

— Ну да, — согласилась Шарлиен.

— Я думаю, что именно это беспокоит меня больше всего, Ваше Величество, — откровенно сказал Сихемпер. — Я вовсе не беспокоюсь о вашей безопасности здесь, в Черис. Если бы я был склонен пойти по этому пути, капитан Атравес уже вылечил бы меня. В некотором смысле, этот человек даже более впечатляющий, чем рассказы о нём. Но меня беспокоит то, что происходит в Чизхольме, пока мы здесь.

—  Честно говоря, это тоже беспокоит меня больше всего. — Она оглянулась на гавань. — Но это тот шанс, которым мы должны воспользоваться, и, по крайней мере, у меня есть мать и Марек, чтобы управлять всем за меня, пока я нахожусь в Черис. И, честно говоря, я думаю, что Кайлеб прав. Кто-то из нас должен первым провести время в королевстве другого, а учитывая решения, которые должны быть приняты — и тот факт, что даже самый тупой дворянин в Черайасе должен знать, что в данный момент Черис является ключевым военным элементом — это должна быть я в Черис, а не он в Чизхольме.

— Я знаю это, Ваше Величество. — Он немного удивил её, отвесив ей поклон. — Я только надеюсь, что Вы правы насчёт способности барона жонглировать всеми драконьими яйцами, которые мы оставили позади.

— Я тоже, Эдвирд, — тихо сказала она, снова глядя на галеоны, стоящие на якорях далеко внизу. — Я тоже.

— Можно вас на минутку, Мерлин?

Мерлин обернулся на вопрос и обнаружил, что стоит перед коммодором Подводной Горы. Довольно тучный офицер — Мерлин отменил про себя, что Подводная Гора чем-то напоминает ему князя Нармана — держал под левой рукой толстую папку, а правый рукав его форменной куртки был густо покрыт меловой пылью, что было верным признаком того, что он был в своём кабинете над главным пороховым складом Цитадели, рисуя диаграммы, вопросы и заметки на его покрытых грифельными досками стенах.

— Конечно, милорд. — Мерлин слегка поклонился, и Подводная Гора фыркнул.

— За нами сейчас никто не наблюдает, — заметил он. Мерлин выпрямился и выгнул одну бровь, а Подводная Гора пожал плечами. — Я ценю вашу любезность, сейджин Мерлин, но разве у нас с вами нет более важных дел, чем тратить время на поклоны и расшаркивания?

— Вежливость, милорд, никогда не пропадает даром, — ответил Мерлин немного уклончиво.

— Гладко стелите, сейджин, — хмыкнул Подводная Гора. Мерлин ещё секунду смотрел на него, после чего сдался.

— Ну хорошо, милорд. Что я могу сделать для вас сегодня?

— Так-то лучше! — Подводная Гора усмехнулся, затем вытащил папку из-под руки и помахал ею в направлении носа Мерлина.

— Я так понимаю, в папке что-то есть? — вежливо спросил Мерлин.

— Да, есть. Это мои последние заметки по артиллерийскому проекту.

— Понятно. — Губы Мерлина дрогнули, и он потянул себя за вощёные усы. — А, что же это за артиллерийский проект, милорд?

— Всё это! — нетерпеливо сказал Подводная Гора, и Мерлин покачал головой.

Официальная причина визита Кайлеба и Шарлиен на остров Хелен состояла в том, чтобы встретиться с Брайаном Островом Замка́, генералом Чермином, их старшими офицерами и штабами, чтобы завершить свои планы вторжения на Корисанд и официально запустить этот проект. Или, скорее, обсудить изменения, которые эти планы потребуют после Фирейдской Резни, как это уже стали называть. Они ещё довольно долго не будут брать никакие войска для абордажа, после того как карательная экспедиция адмирала Каменного Пика получила приоритет над всем остальным, и в каком-то смысле это было хорошо. Во всяком случае, это давало им больше времени, чтобы справиться с неизбежной неразберихой в последнюю минуту.

Однако настоящая причина поездки на остров Хелен во многом заключалась в том, что Шарлиен хотела увидеть место, где появилось так много инноваций, которые означали выживание Черис. Ну и, конечно, тот факт, что Кайлеб никогда не стеснялся использовать любую возможность, чтобы сбежать из дворца.

Фактически встречи с Островом Замка́, Чермином и их офицерами прошли более гладко, чем Мерлин позволял себе надеяться. Никто в Черис (или где-либо ещё на Сэйфхолде) никогда не пытался спланировать вторжение пятидесятитысячной армии через тысячи и тысячи морских миль. С другой стороны, Королевский Черисийский Флот накопил огромный опыт, когда дело касалось чисто морской логистики. Помогла и неизбежная задержка, связанная с Фирейдом. Она не только дала им больше времени, чтобы закончить производство оружия для сил вторжения — от кремнёвых винтовок до нагрудников, седел, уздечек и полевой артиллерии Подводной Горы — но и дала тем, кто планировал вторжение дополнительное время, чтобы снова и снова пересчитать все цифры (используя новые арабские цифры и абаки, которые Мерлин внедрил через Королевский Колледж). В результате, ни одна крупномасштабная операция, в которой когда-либо участвовала Нимуэ Албан — включая «Операцию Ковчег» — не была спланирована более тщательно.

«Это, конечно, не гарантирует, что планы сработают», — отметил он про себя. — «Но, по крайней мере, если они этого не сделают, это будет не потому, что не было времени расставить все точки над i и перечеркнуть все буквы t!»

Из-за этого, во многих отношениях, конкретно эти встречи были почти что формальностью. Но они были полезной формальностью, особенно когда дело дошло до того, чтобы ввести Шарлиен в курс дела. По мнению Мерлина, только это само по себе сделало бы эту поездку вполне стоящей.

«И я хочу, чтобы Братство перестало… топтаться на месте и решило, что мы можем посвятить её полностью во всё! Чёрт побери, эта женщина даже умнее, чем я думал! Нам нужны её мозги и её проницательность, и они нужны нам сейчас, а не через четыре или пять проклятых лет»!

На его лице не отразилось ни малейшего признака разочарования, и он — снова — напомнил себе, что Шарлиен была Императрицей Черис меньше месяца. Иногда это было трудно осознать, учитывая, насколько полно она участвовала в планировании и проектах, которые Кайлеб уже начал реализовывать. Некоторые из её предложений, особенно на дипломатическом фронте, представляли собой значительные улучшения, и Кайлеб обнаружил, что она, вероятно, была лучшим источником объективной критики, который он когда-либо имел. Что, конечно, только усилило его собственное разочарование от осторожности братьев Святого Жерно.

«Я бы сказал, от их ледяной осторожности, за исключением того, что никто в Черис никогда не видел ледника», — язвительно подумал Мерлин, затем мысленно встряхнулся и снова сосредоточился на Подводной Горе.

— Всё это занимает довольно много места, милорд, — заметил он. — Не могли бы мы быть немного точнее?

— Ну, хорошо, — сказал Подводная Гора. — Вы хотите обсудить их здесь, в коридоре, или пройдёте в мой кабинет?

Мерлин заметил, что стены кабинета Подводной Горы были действительно покрыты свежими диаграммами. Некоторые из них были довольно интересными. Было очевидно, что Подводная Гора сконцентрировался на способах разработки разрывных снарядов для гладкоствольных стволов, что имело смысл, учитывая количество артиллерийских орудий гладкоствольного типа, уже находящихся в эксплуатации. Не говоря уже о том незначительном факте, что нигде в мире не было нарезной артиллерии.

— Самая большая проблема со разрывным выстрелом — я думаю назвать их «снарядами», поскольку это в основном полые оболочки, наполненные порохом — это заставить их взорваться, когда и где они должны, — сказал барон.

— Да? — спросил Мерлин поощряюще нейтральным тоном, тщательно подобранным, чтобы подразнить Подводную Гору. Черисиец тоже понял это, и его глаза блеснули.

— Ну, это небольшая трудность, — сказал он. — Проще говоря, для этого нужен запал. Одна из возможностей, я полагаю, могла бы заключаться в том, чтобы использовать короткоствольное оружие — что-то даже короче, чем карронаду, которая, вероятно, могла бы метать снаряды так же, как катапульта метает камни. В любом случае, что-то с стволом, достаточно коротким, чтобы один из канониров мог достать до него и поджечь запал на снаряде после того, как его загрузили в ствол. Конечно, я полагаю, что большинство людей было бы несколько встревожено, стоя рядом с зажжённым запалом на снаряде, находящимся внутри орудия, которое может выбрать именно этот конкретный момент, чтобы дать осечку. — Барон покачал головой. — Я подозреваю, что ожидание детонации может быть немного нервным.

— Могу себе представить, — согласился Мерлин, мужественно сопротивляясь сильному искушению улыбнуться.

— Я уже зашёл так далеко, — продолжил Подводная Гора более серьёзно, — когда мне пришло в голову, что нет необходимости поджигать запал вручную, если я могу использовать вспышку в стволе орудия для той же цели, поэтому я начал пытаться придумать запал, который мог бы быть «самовоспламеняющимся» и давать достаточно надёжное и прогнозируемое время горения. Я пробовал фитили и огнепроводные шнуры, ну и всякие другие способы. Лучше всего работает, как мне кажется, по крайней мере на тестах, тот, что представляет собой полую деревянную запальную трубку, заполненную мелкозернистым порохом. Нам наконец-то удалось придумать состав, который горит действительно с предсказуемой, постоянной скоростью, и, с помощью относительно тонкостенной трубки, мы действительно можем выбирать разное время горения. Мы также обнаружили, что если мы сделаем отметки на запальной трубке с равными интервалами, и пробьём отверстие на одной из них так, чтобы пороховой заряд воспламенялся в определённой точке запального канала, то мы можем с удивительной точностью регулировать интервал между выстрелом и детонацией снаряда.

Мерлин знал, что, в данном случае, «мы» на самом деле означает «я», и сложил руки на груди, позволяя своему собственному выражению соответствовать возросшей серьёзности черисийца.

— Как я понимаю, это было отнюдь не просто, — сказал он. — Однако, из того, что вы уже сказали, я подозреваю, что это не главная проблема.

— Нет, не главная, — сказал Подводная Гора с выражением, которое Мерлин распознал как огромную сдержанность. — Проблема, сейджин Мерлин, заключается в том, что не имеет значения, насколько надёжно может быть рассчитан запал, если метательный заряд просто вдувает проклятый запал внутрь снаряда и гасит его ещё внутри ствола пушки!

— О! — Мерлин кивнул, снова подёргивая себя за ус. Он нахмурился в явной задумчивости, хотя и не думал о том, о чём мог бы думать по мнению Подводной Горы. Трудность заключалась не столько в решении проблемы Подводной Горы, сколько в том, чтобы избежать её слишком быстрого решения.

— Посмотрим, правильно ли я всё понял, — сказал он спустя несколько секунд. — Вы не хотите, чтобы канонир должен был физически поджигать запал на ваших «снарядах» при каждом выстреле, поэтому разработали такой, который поджигается воспламенением метательного заряда. Далее вы сказали, что запал, который вы придумали, позволяет вам определять время с достаточно надёжной точностью… когда он вообще работает. Но когда порох позади снаряда взрывается, запал является слабым местом в стенке снаряда, и он срабатывает преждевременно?

— В общем, да. — Подводная Гора пожал плечами. — В течение довольно долгого времени я не был уверен, разрушается ли оболочка снаряда вокруг запала, или сам запал просто целиком вдувается внутрь снаряда. Я подозревал, что имело место последнее, но поскольку никто раньше не имел опыта работы со снарядами такого типа, я не мог исключить возможность того, что снаряды, которые я разработал, просто имели стенки слишком тонкие, чтобы выдержать давление от выстрела. По тому, что оставалось после взрыва снаряда, ничего нельзя было сказать наверняка, поэтому я попробовал выпустить пару сотен снарядов с твёрдыми запальными трубками вместо запалов. Количество преждевременных взрывов значительно снизилось, но они всё ещё происходили, поэтому я сел и некоторое время думал об этом.

— В конце концов, я понял, что по крайней мере часть того, что происходило, состояла в том, что пороховая начинка двигалась внутри полости снаряда, когда был произведён выстрел, а выделяемое от трения тепло вызывало преждевременные детонации. Поэтому я попытался стабилизировать заряд, наливая горячую смолу, чтобы удержать всё на месте. Я должен был действовать осторожно, чтобы сохранить канал открытым так, чтобы пламя от запала достигло основного заряда, но это оказалось не слишком сложно.

— После того, как я начал использовать смолу, у нас больше не было преждевременных взрывов… до тех пор, пока мы использовали твёрдые запальные трубки, вместо огнепроводного шнура. Это казалось довольно убедительным доказательством того, что стенка корпуса была достаточно прочной, но я хотел быть уверен. Поэтому я снарядил несколько десятков снарядов мукой вместо пороха, вставил в них огнепроводный шнур и выстрелил в неглубокую воду, чтобы ныряльщики смогли их достать. Когда я осмотрел их, стало очевидно, что сам запал — или, во всяком случае, некоторое его количество, достаточное чтобы выполнить его работу — вдувается в оболочку, но стенки под давлением выстрела не трескаются, что подтвердило мои подозрения о причинах.

Он помолчал с выражением лица человека, разрывающегося между убеждением, что по крайней мере часть его замысла оказалась работоспособной, и что он изобрёл метод для доказательства этого, с одной стороны, и разочарованием из-за своей неспособности исправить ту часть замысла, которая, с другой стороны, работоспособной не оказалась.

— Так, конечно, происходит не каждый раз, — сказал он после этого. — Но так случается достаточно часто, и заставить артиллеристов принять что-то новомодное будет достаточно сложно, даже если они не будут бояться, что каждый снаряд взорвётся внутри орудия, либо сразу в тот момент, когда он покидает ствол. Знаете, им просто немного сложно чувствовать теплоту и счастье по отношению к чему-то, что может их убить.

— Да, пожалуй, я это понимаю. — Мерлин слегка улыбнулся. Затем он снова подёргал себя за ус, и его улыбка превратилась в хмурое выражение, когда он задумался.

— Скажите мне, — сказал он наконец, — основываясь на том, что вы только что сказали, создаётся впечатление, что вы заряжали орудия плотно прижимая запал к метательным заряду.

Подводная Гора кивнул, и Мерлин поднял одну бровь.

— А вы не думали снарядить свой «снаряд», чтобы запал был обращён в сторону от метательного заряда?

— Что? — нахмурился Подводная Гора.

— Я спросил, не хотите ли вы…

— Минуту! — Поднятая рука Подводной Горы прервала его, а глаза коренастого коммодора сузились, когда он напряжённо задумался. Потом он начал кивать. Сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее.

— Конечно! Я должен был додуматься об этом сам! Пламя от метательного заряда распространится вокруг всей оболочки, так же?

— Во всяком случае, я так думаю, — согласился Мерлин.

— Конечно, распространится! И если он пройдёт вокруг и подожжёт запал спереди, вместо того чтобы вбить его в полость снаряда сзади…

Подводная Гора подошёл к одной из покрытых сланцем стен, схватил кусок мела и начал делать для себя какие-то пометки. Он перечитал их, нетерпеливо покачал головой, стёр одну строчку и сделал мелом поправку, потом кивнул и оглянулся через плечо на Мерлина.

— Вы очень полезны, когда приходите с визитом, сейджин Мерлин, — сухо сказал он. — Почему-то вам всегда удаётся указать мне правильное направление, не так ли?

— Старался один такой, — пробормотал Мерлин.

— О, конечно, так и есть, — согласился Подводная Гора.

— Могу ли я ещё чем-нибудь помочь вам, милорд? — поинтересовался Мерлин таким нейтральным тоном, как будто он уже сменил тему, о которой думал.

— На самом деле, есть ещё две проблемы, о которых я хотел узнать ваше мнение.

— Конечно, милорд.

— Оба они имеют отношение к новым нарезным орудиям, — начал Подводная Гора. — Я испробовал несколько подходов, стараясь заставить снаряды для них попадать в нарезы. Один из них казался многообещающим, и заключался в том, чтобы обрамить метаемый снаряд оболочкой из мягкого металла, типа свинца, который можно было бы вдавливать в нарезы, как мы делаем с новыми винтовочными пулями. К сожалению, свинец продолжает отрываться, и снаряды не всегда идут по нарезам.

— Один из моих блестящих молодых помощников предположил, что мы могли бы нарезать ствол пушки наподобие спирали, чтобы он тоже был закрученным. Не круглое отверстие, как вы понимаете, а нечто более трапециевидное, но закрученное вокруг своей центральной оси, чтобы заставить выстрел вращаться, без участия нарезов вообще. Честно говоря, я думаю, что это, вероятно, сработает, но я обеспокоен разрушением канала ствола. Вот почему я всё ещё убеждён, что ответом является некоторая форма рифлёной нарезки; это просто вопрос выяснения того, как заставить выстрел физически зацепиться за пазы.

— До сих пор самая многообещающая вещь, которую я пробовал, — это отлить выстрел с металлическими шипами. — Мел треснул, как взрыв стаккато, когда он постучал по одной из диаграмм на стене. — Как вы можете видеть, идея заключается в том, что, когда артиллеристы вставляют выстрел в ствол, они соединяют нарезы с шипами. Затем выстрел съезжает вниз, вращаясь по ходу движения, пока не упирается в метательный заряд. Когда происходит выстрел, шипы поднимаются обратно по канавкам, что придаёт выстрелу быстрое вращение, и он отправляется в плавание к своей цели.

Он отвернулся от стены, чтобы свирепо улыбнуться Мерлину, и тот улыбнулся в ответ.

— Проблема вот в чём, — продолжил Подводная Гора, и его улыбка слегка померкла. — Во-первых, как мы и ожидали с самого начала, бронза слишком мягкая, особенно при использовании системы «шип-и-паз». Внутренности стволов просто разлетаются в клочья всего лишь после нескольких выстрелов. Во-вторых, я так же обнаружил, что, даже в случае подхода "шип-и-паз", давление в стволе опасно возрастает.

— Что вы имеете в виду, говоря «даже в случае подхода шип-и-паз»?

— Я ожидал, что давление в стволе резко возрастёт, когда я попробую свинцовое покрытие. В конце концов, выстрел запечатывает канал ствола намного более тщательнее, поэтому было неизбежно, что давление будет расти так же, как оно выросло в винтовках, когда мы начали использовать в них пули с полым основанием. Но я скорее надеялся, что достаточное количество метательных газов сможет уйти вокруг снаряда, который меньше по диаметру, чем канал ствола, используя систему нарезов. Что, кстати, — мимоходом добавил он, — является одной из причин, по которой я злюсь на себя за то, что не понял, что те же самые газы могут поджечь запал проходя мимо снаряда. Во всяком случае, я надеялся, что давление газов между корпусом снаряда и стенкой канала ствола позволит газам выйти и уменьшить давление.

— Это я могу понять, — признал Мерлин.

— Ну, я полагаю, что, по крайней мере, часть газов делают именно это, — сказал ему Подводная Гора. — К сожалению, я не думаю, что этого достаточно. И есть ещё фактор, о котором я изначально вообще не думал. Снаряды, которые мы разрабатываем для существующих гладкоствольных орудий, имеют тот же размер, что и ядра, которыми они уже стреляют, и поскольку они заполнены порохом, а не твёрдым железом, снаряды на самом деле легче, чем выстрелы, сделанные первоначально для этих пушек. Но в нарезном стволе снаряд не должен иметь сферическую форму. На самом деле, вам не нужна такая форма. Поскольку объект цилиндрической формы в любом случае более удобен для нарезки, то в итоге мы получим вытянутый снаряд. В случае разрывного снаряда, это даёт мне большую внутреннюю полость, что означает, что я смогу упаковать туда больше взрывчатки, а тот факт, что снаряд полый, в какой то степени, послужит тому, что его вес будет «внизу». Однако, для цельного выстрела, общий вес резко возрастает, и даже с начинкой из пороха, и правильно спроектированный снаряд, достаточно прочный, чтобы выдержать давление газов при выстреле, и при этом не разрушиться, будет иметь полость с достаточно толстыми стенками, и будет весить больше, чем ядро для этого же орудия. И этот больший вес означает, что пушка должна работать в более сложных условиях, чтобы бросать снаряды с той же скоростью, с какой она бросает ядро, и это так же увеличивает давление в канале ствола.

— Всё так, — сказал Мерлин, кивая, чтобы показать, что он следит за мыслью.

— Мы можем отлить пушки из чугуна, а затем сделать им нарезные канавки, — сказал Подводная Гора. — С другой стороны, у нас уже есть сотни — на самом деле, тысячи — новых бронзовых орудий. Я уверен, что мы могли бы придумать что ещё, куда можно пустить всю эту бронзу, но после того, как мы пошли на все эти трудности, с литьём, в первую очередь, кажется ужасно жалко просто выбросить их — по крайней мере как артиллерийские орудия, я имею в виду. Это одна проблема. Другая проблема, откровенно говоря, заключается в том, что чугун намного более хрупок, чем бронза. Я не уверен, что он будет соответствовать тем нагрузкам, которые будут на него оказываться после того, как мы начнём производить нарезные орудия больших калибров. А нам не обойтись без поистине огромных частей… вероятно, таких же больших или ещё больших, чем у старого «великого думвала».

«Который», — подумал Мерлин, — «весил почти шесть тонн».

— Но что бы вы использовали вместо этого? — спросил он вслух.

— В данный момент, я думаю в терминах ковкого железа, — ответил Подводная Гора, не слишком удивив Мерлина. — Это будет дорого — даже дороже бронзы — но мастер Хоусмин сказал, что его мастера по железу справятся с этой задачей. Я думаю, что он, вероятно, прав в этом отношении, но производство качественных оружейных стволов из ковкого железа будет так же дорогостоящим с точки зрения времени изготовления.

Мерлин снова кивнул. Он не был удивлён трудностями, с которыми столкнулся Подводная Гора. На самом деле, если он и был удивлён, то только тем, как быстро черисиец столкнулся с ними. — «Что было очень глупо с его стороны», — подумал он. Если сэр Альфрид Хиндрик и продемонстрировал что-то, так это то, что его ум был таким же острым и сосредоточенным, как и у принца Нармана, хотя и совершенно в другом направлении.

Проблема, как только что указал Подводная Гора, заключалась в том, что чугун был хрупким. Сэйфхолдийские технологии литейного производства были удивительно развитыми для культуры, где энергия пара была под запретом, но они всё ещё были довольно далеки от готовности к массовому производству стали. Сама технология была на руках, но всё ещё оставались препятствия, которые нужно было преодолеть.

Тот факт, что сэйфхолдийские литейные заводы в течение столетий использовали водяные колеса, помогал, но только в последние несколько десятилетий такие люди, как Эдвирд Хоусмин и его «механики», начали применять механизацию к этому процессу в более широком смысле. Первоначально единственной настоящей функцией водяных колёс было приведение в движение воздуходувки для повышения температуры в сэйфхолдийских доменных печах и кричных горнах. Процессы превращения доменного чугуна в ковкое железо и сталь были не технологичнее, чем, возможно, в 1700 году в Европе.

Хоусмин был одним из пионеров — и все они дислоцировались прямо здесь, в Черис — который выступал за замену древесного угля коксом, сделанным из богатых запасов угля в королевстве. Он также взял на себя инициативу в разработке процесса, который на старой Земле назывался «пудлинговым», в результате чего его литейные заводы производили ковкое железо — на самом деле, очень высококачественное ковкое железо — в количестве в несколько раз большем, чем любые другие литейные заводы на Сэйфхолде. Но даже несмотря на это, ковкое железо, было всё ещё было дороже чугуна, прежде всего из-за большего количества труда, процессов и времени, нужных для его производства.

В его нынешних, довольно грубых методах, было достаточно места для улучшения, но то, что он сделал до сих пор, не требовало истинного одобрения Церкви, поскольку оно полностью основывалось на новых применениях техник, которые уже были одобрены. С другой стороны, все они были в основном эмпирическими. Они были разработаны людьми с многолетним практическим опытом ковки железа и стали, но без теоретического понимания того, почему придуманные ими улучшения сработали. Любые систематические усилия, направленные на изменение нынешних возможностей Хоусмина, должны были потребовать развития этого теоретического понимания, и это должно было стать проблемой перед лицом «Запретов Чжо-чжэн».

Корень текущей проблемы Подводной Горы однако был в том, что единственной альтернативой при производстве артиллерийских орудий была бронза, чугун или ковкое железо. Бронза была превосходным материалом для гладкоствольных дульнозарядных орудий, но, как только что пожаловался Подводная Гора, она была одновременно дорогой, и слишком мягкой, чтобы долго противостоять деформации нарезов. Чугун был относительно дешёвым, и методы работы с ним на литейном производстве были хорошо отработаны, но даже с использованием пескоструйной обработки для уменьшения пористости, пушки из чугуна получались гораздо более хрупкими, чем бронзовые, и могли лопнуть или треснуть под тем давлением в стволе, что прогнозировал Подводная Гора. Так что реально оставалось только ковкое железо. Если Эдвирд Хоусмин сказал, что его литейные заводы смогут производить столь необходимые пушки из ковкого железа, у Мерлина не было причин сомневаться в этом, но и Подводная Гора был прав, что дёшево это тоже не будет.

— Хорошо, — наконец сказал он, — у меня есть пара мыслей.

— Во-первых, в том, что касается существующих орудий и давления в стволе. Если я правильно вас понимаю, вы говорите, что, если мы готовы принять более низкую скорость снаряда, мы, вероятно, могли бы поддерживать давление в допустимых пределах для имеющихся орудийных стволов, даже с более тяжёлым весом снарядов. Это достаточно верно?

Подводная Гора кивнул, а Мерлин пожал плечами.

— В таком случае, почему бы вам не спросить мастера Хоусмина, можно ли изготовить относительно тонкостенную трубку с нарезами, типа внутренней гильзы из ковкого железа, которая будет помещена в ствол уже имеющегося гладкоствольного орудия? Я думаю, что если мы сможем сделать такую гильзу, нарезать внутреннюю резьбу на срезе ствола, буквально привинтив начало гильзы к стволу, а потом сделаем достаточно мощный выстрел из орудия, разве это не разопрёт внутреннюю гильзу и не приварит её более или менее на место в качестве постоянного вкладыша, который будет защищать бронзу от износа?

— Я… не знаю, — медленно сказал Подводная Гора. — Похоже, это должно иметь смысл. Во всяком случае, это, безусловно, то, о чём нужно спросить Хоусмина.

Мел загрохотал, пока он делал дополнительные заметки. Он отступил на шаг, чтобы перечитать их, и задумчиво нахмурился.

— Прочность имеющихся орудийных стволов всё равно будет ограничивать вес и скорость выстрела, — сказал он. — В этом вы правы. Но, я думаю, у нас достаточный запас, чтобы справляться с более тяжёлыми снарядами, чем сейчас. И повышение прочности, не говоря уже об использовании взрывчатого наполнителя, сделало бы идею более чем стоящей, если бы мы смогли понять, как это сделать.

— Я тоже так думаю, — согласился Мерлин. — С другой стороны, у меня появилась ещё одна мысль, пока вы говорили о том, почему ковкое железо лучше чугуна.

— Вот как? — Подводная Гора отвернулся от стены с грифельной доской, и его брови пошли вверх.

— Да. Вы сказали, что чугун слишком хрупок, чтобы противостоять ожидаемому вами давлению в стволе.

Подводная Гора немного нетерпеливо кивнул, а Мерлин пожал плечами.

— Ну, мне пришло в голову, что хотя вы правы, говоря, что ковкое железо менее хрупкое, это возможно, не единственный способ получить ту прочность, которую вы ищете.

Подводная Гора выглядел озадаченным, а Мерлин махнул рукой, словно человек, пытающийся найти в воздухе точное слово, которое ему было нужно.

— Я хочу сказать, что вы мыслите в терминах сплошной массы металла, достаточно прочной, чтобы выдержать залп этих ваших новых нарезных пушек.

— Конечно. Вы же не предлагаете сделать их из дерева?

— Не совсем. — Мерлин ухмыльнулся резкости, которая проскользнула в тоне Подводной Горы. — Мне пришло в голову, что, возможно, мастер Хоусмин должен поискать другой подход. Что если вместо того, чтобы пытаться отлить пушку в виде единого массивного куска металла, а затем рассверливать и нарезать канал ствола, он бы использовал для ствола относительно тонкую трубку из ковкого железа, подобную «втулке», о которой мы говорили несколько минут назад. Но что будет, если вместо того, чтобы засовывать её внутрь бронзового пушечного ствола и расширять её там, он очень плотно обмотает её проволокой?

Подводная Гора открыл было рот, как бы автоматически отметая эту мысль, но тут же замер. Его глаза расширились от внезапной догадки.

— Вы хотите сказать, что мы могли бы обернуть элемент жёсткости вокруг довольно лёгкой трубки, — медленно произнёс он. — Я не вижу никаких причин, по которые это могло бы не сработать, если мы обернём его достаточно крепко и плотно.

— Я думаю, что проволока будет намного менее хрупкой, чем чугун или даже ковкое железо, — согласился Мерлин. — Конечно, отдельные проволочки будут иметь тенденцию к изгибу и растяжению, но не будут рваться и трескаться, как твёрдый металл при таком же давлении.

— Но, кроме этого, — со всё возрастающим энтузиазмом сказал Подводная Гора, — нам не придётся гадать, есть ли здесь дефекты металла, как это бывает с чугуном. Мы сможем проверить каждый дюйм проволоки по отдельности, прежде чем она попадёт в орудие!

— Да, конечно. — Одобрительное удивление Мерлина вовсе не было притворным. В очередной раз, гибкий ум Подводной Горы снова рванулся вперёд, как только ему указали на возможные варианты.

— Я не знаю, практично ли это, по крайней мере, на существующем оборудовании мастера Хоусмина, — сказал черисиец, почти подпрыгивая на кончиках пальцев ног, пока его ум продирался сквозь призму возможностей и сопутствующих производственных проблем, которые они должны будут преодолеть. — Во-первых, мы говорим о большом количестве проволоки, и я понятия не имею, каковы его возможности по её производству. И я в достаточной мере уверен, что обмотка должна быть действительно плотной, плотнее, чем мы можем сделать с помощью мускульной силы, что потребует от его механиков выяснить, как это можно сделать с помощью энергии воды. Если они не могут это сделать с тем, что у них есть сейчас, я уверен, что они могут понять, как построить всё, что им нужно, чтобы построить всё что им требуется, чтобы сделать это!

Он повернулся к стене с грифельной доской, яростно грохоча мелом во время письма. Затем он так же быстро повернулся к Мерлину, указывая на него куском мела.

— Я ни на минуту не поверю, что вы «случайно» подумали об этом, сейджин Мерлин. — «Это могло бы быть обвинением, хотя и не было». — С другой стороны, сегодня я не буду больше задавать вопросов. У меня есть странное чувство, что если я продолжу так делать, то мы подойдём к объяснениям, которые вы в действительности не хотели бы давать.

Мерлин сумел удержать выражение своего лица под контролем. Это был не первый раз, когда один из комментариев Подводной Горы указывал в этом направлении, но этот был более явным, чем большинство других, и он решил не упоминать о третьей проблеме, связанной с нарезными пушками, с которой должен был столкнуться маленький коммодор. Запальная система, которую он разработал для своих гладкоствольных снарядов, будет работать отлично, полагаясь на вспышку от первоначального поджига. Но расположение такого типа запалов на носу нарезного снаряда, вероятно, окажется более проблематичным. Так как нарезной снаряд должен приземлиться носом вперёд, установленный на носу запал, в большинстве случаев, будет расплющен при ударе о цель или же вдавлен внутрь снаряда. В первом случае, снаряд, скорее всего, вообще не взорвётся, во втором он взорвётся настолько быстро, что не сумеет достаточно глубоко проникнуть в цель.

«Я просто позволю решить эту маленькую проблему вам самому, милорд», — сухо подумал он.  — «Я уверен, что решение придёт вам в голову достаточно быстро. Пусть, вероятно, это и не принесёт много пользы, но я могу, по крайней мере, притвориться, что у меня нет ответов на всё. Кроме того, я хочу посмотреть, как вы подойдёте к проблеме. В одном я уверен — это будет интересно».

— Не волнуйтесь, Мерлин, — продолжил Подводная Гора, чьи глаза заблестели так, словно он только что прочитал мысли Мерлина. — Я обещаю быть хорошим. Но мне будет интересно увидеть реакцию Хоусмина на «мои» предложения о том, как подойти ко всему этому. Вы же понимаете, что собираетесь начать ещё один раунд «адских инноваций», не так ли?

— Эта мысль как-то не приходила мне в голову, — сказал Мерлин с безграничной — и абсолютно фальшивой — искренностью.

— О, конечно, не приходила! — хихикнул Подводная Гора, покачав головой, и снова повернулся к своим меловым записям. — Я рад, что отец Пейтир вернулся на борт архиепископа Мейкела, потому что это будет по меньшей мере столь же огорчительно для некоторых людей, о которых я могу думать, как и первая партия улучшений артиллерии.

«О, я надеюсь, сэр Альфрид», — подумал Мерлин, наблюдая, как коммодор обдумывает свои записи. — «Я очень на это надеюсь»!