Активированный датчик СНАРКа был закреплён на правом плече Гектора Корисандийского, где он предоставлял Мерлину, среди прочего, изысканно подробный обзор волос уха князя. Бывали моменты — множество раз — когда Мерлин испытывал сильное искушение использовать способность датчика к самоуничтожению, чтобы удалить Гектора из уравнения раз и навсегда. Сенсоры были сконструированы способными работать в связке со своими клонами, уничтожая конкретные указанные схемы во вражеском оборудовании своими зажигательными или кумулятивными «самоубийственными таблетками», и ему не составило бы особого труда провести несколько из них глубоко в ушной канал корисандийца и использовать объединённую силу их зарядов, чтобы уничтожить его, пока он спит.

К сожалению, он не смог бы скрыть того, что произошло, и даже если бы сэйфхолдийские целители механически заучивали знания в соответствии с Книгой Паскуаля, а не на какой-либо научной основе, последствия вспышки и взрыва, достаточного чтобы прожечь дыру в закалённой стальной пластине, не говоря уже о слуховом проходе, было бы трудно пропустить при любом посмертном вскрытии. Вопросы, которые возникли бы при этом — включая неизбежное утверждение, что черисийцы, должно быть, сделали это с помощью чёрной магии, предоставленной им их истинной госпожой, Шань-вэй (что, в конце концов, было бы неприятно близко к истине) — вряд ли нашли бы ответы.

«Достаточно плохо, что все в Корисанде уже и так думают, что мы пытались его убить», — отметил про себя Мерлин, поворачивая поле зрения сенсора от волосатой мочки уха князя и обратно через травянистый склон холма, на котором Гектор, его дочь, и граф Корис сидели на своих лошадях рядом с графом Каменной Наковальни. — «Добавление в эту смесь ещё и обвинений в колдовстве вряд ли поможет улучшить ситуацию!»

Эта мысль вызвала лёгкую улыбку на его губах, но его веселье исчезло, когда он подумал о том, что Гектор пришёл сюда посмотреть.

Часовой пояс Менчира был на шесть часов впереди Теллесберга. Хотя до восхода солнца над столицей Кайлеба оставалось ещё несколько часов, в Корисанде уже наступило утро, и войска, которым было поручено продемонстрировать Гектору своё новое оружие, ждали его и принцессу почти час.

— Хорошо, Ризел, — сказал Гектор. — Твои отчёты были достаточно интересны. Я с нетерпением жду возможность увидеть действующие орудия.

— Думаю, вы не будете разочарованы, мой князь, — сказал ему Каменная Наковальня.

— Я и не ожидаю этого, — заверил Гектор графа.

Каменная Наковальня ухмыльнулся ему, затем кивнул молодому офицеру, стоявшему рядом с ним. Молодой человек поднял с травы у своих ног флаг и энергично замахал им над головой. Кто-то внизу, у развёрнутой батареи орудий, увидел это и помахал в ответ другим флагом, и ожидающие орудийные расчёты перешли к действиям.

Сами орудия выглядели странно, особенно по сравнению с пушками, которые Подводная Гора готовил для Черис. Стволы были короткими и толстыми, что имело смысл только потому, предположил Мерлин, что они были скопированы непосредственно с эскизов, которые капитан Мирджин отправил домой. Мирджин набросал только эскизы карронад, которые были установлены по бортам черисийских галер, а не длинных пушек, которые они несли в качестве погонных орудий, и большая часть новой корисандийской артиллерии была сделана именно по этому образцу.

Граф Тартарян осознал последствия более короткой дальности выстрела, свойственной карронадам, как только флот начал тестовые стрельбы, и третьи партия корабельных пушек получила более длинные стволы, чтобы увеличить дальность выстрела орудия. Каменная Наковальня и его сын были знакомы с модифицированными, более длинными корабельными образцами, но они решили придерживаться этой модели карронады для своей новой полевой артиллерии. Это позволяло им ставить на поле боя значительно более тяжёлые орудия при том же весе металла, и «полевые карронады», как решил их называть Мерлин, чтобы иметь возможность отделять их от настоящих полевых орудий, имели в несколько раз большую дальность выстрела, чем гладкоствольные мушкеты фитильным замком. Против такого пехотного оружия, разработанная Каменной Наковальней артиллерия имела смысл. К сожалению — или, возможно, к счастью, с точки зрения Мерлина — Каменная Наковальня не был осведомлён о том факте, что черисийские морские пехотинцы теперь были вооружены ружьями, а не гладкоствольными мушкетами.

«Не то чтобы эти карронады не были достаточно большой занозой в заднице, чтобы продолжать», — мрачно подумал Мерлин. — «И он, и его сын, безусловно, были правы в том, что касалось веса орудий. Они собираются установить двадцатичетырёхфунтовые орудия на лафетах подобных тем, на которые мы устанавливаем двенадцатифунтовые орудия, и будет множество случаев, когда мы не сможем использовать против них максимальную дальность стрельбы наших винтовок. И это доставит неприятности. Много неприятностей».

«И если они пока всё ещё не разобрались с винтовками, то слишком умный, заноза-в-заднице, сын Каменной Наковальни без сомнений понял, в чём смысл кремниевых замков, которые наша артиллерия использует вместо фитилей».

Новые, имевшие размер мушкета, ружья с кремниевыми замками, уже выдаваемые Корисандийской Армии, возможно всё ещё были гладкоствольными, но они всё равно были способны стрелять намного быстрее и были намного удобнее старых фитильных мушкетов. К счастью, корисандийцы наткнулись на узкое место в производстве более маленьких, более лёгких деревянные лож для переоснащённого оружия, но они всё равно собирались получить гораздо больше, чем надеялись Мерлин и Кайлеб.

Пока он размышлял о невесёлых последствиях существования полевых карронад и новых мушкетов, орудийные расчёты были заняты. Он заметил, что они также в полной мере использовали концепцию упакованных зарядов. Они всё ещё продолжали использовать молотый порох — в записях Мирджина не было явных указаний как делается зернистый порох — что означало, что вес к весу, он был слабее, и что отдельные, уже упакованные заряды, имели тенденцию к разделению на составляющие их компоненты, если их перевозили на большие расстояния. Но всё это было полезно и хорошо, и они всё же значительно повысили скорострельность своей артиллерии.

«И это ещё одно место, где им помогут их короткие стволы орудий», — подумал Мерлин. — «Их артиллеристы смогут стрелять быстрее, чем наши, а это значит, что ботинок, по крайней мере, будет на другой ноге… и при этом чертовски прищемит нам пальцы».

Далёкий флаг рядом с пушками снова взлетел, а затем прогремели выстрелы. Плоское, тяжёлое, глухое сотрясение ударило по ушам наблюдателей, их лошади дёрнулись под ними от незнакомого шума, а короткие стволы орудий сделали вспышки выстрелов ещё более впечатляющими. Идеально круглые, грязно-белые кольца дыма унеслись прочь лёгким ветерком, и выпущенные пушками ядра врезались в ждущие их цели с ужасающей силой.

Барон Подводной Горы предпочитал в качестве демонстрационных мишеней набитые соломой манекены, и Мерлин всегда находил облака летящего золотистого сена весьма — даже отвратительно — эффективными для того, чтобы донести свою точку зрения. С другой стороны, граф Каменной Наковальни предпочитал бочки с водой, и огромные, подсвеченные солнцем брызги, разлетавшиеся, когда пушечное ядро пробивало бочку, были впечатляющими. Как и скорость стрельбы, которую демонстрировали артиллеристы, когда они выполняли перезарядку своих орудий, двигаясь столь же ровно и эффективно, как любой черисийский орудийный расчёт.

«Хотел бы я, чтобы другая сторона состояла исключительно из идиотов», — мрачно подумал Мерлин, наблюдая, как зарождающаяся корисандийская полевая артиллерия демонстрирует князю Гектору свои успехи. — «Эти орудия будут омеднёнными, что сделает их жутко неудобными, особенно в тёплой и влажной местности. Но учитывая, насколько меньше металла в каждой карронаде, их литейные заводы могут выпускать их больше — и быстрее — за то время, которое у них есть».

В долгосрочной перспективе, он был уверен, что более длинноствольные полевые орудия Подводной Горы должны быть в состоянии справиться со своими менее далеко стреляющими корисандийскими аналогами. Но «долгосрочная перспектива» не была тем, на что он особенно хотел полагаться, не тогда, когда «краткосрочная перспектива» будет перемежаться с телами черисийцев. По крайней мере, отсутствие каких-либо корисандийских экспериментов с ружьями означало, что черисийская пехота сохранит главное преимущество в любом виде дальнего боя. Это само по себе должно было в значительной степени гарантировать тактическое превосходство на поле боя.

«С другой стороны, французские винтовки превосходили прусские во франко-прусской войне, и это не помешало прусской артиллерии надрать задницу французской армии. Вот это весёлая мысль, Мерлин!»

Он поморщился, продолжая наблюдать за демонстрацией, разыгравшейся под его веками, в то время как сам он сидел в своей затемнённой комнате. Кайлеб вряд ли обрадуется, узнав об этом, решил он, но в этом есть и свои плюсы. Теперь, когда Нарман больше не был врагом, вопрос о том, что представляет собой следующая естественная стратегическая цель для Черис, был драматически упрощён. Сейчас, наблюдая за новым оружием, которое Гектор вводил в бой, Мерлину было ясно, что пришло время ускорить их график вторжения в Корисанд.

«Я лишь надеюсь, что мы сможем ускориться в достаточной мере», — подумал он.

— Это было действительно впечатляюще, Ризел, — сказал князь Гектор Каменной Наковальне с однозначной искренностью, когда расчёты пушек чистили стволы своих орудий.

— За большинство из этого вы можете благодарить Корина, — улыбнулся Каменная Наковальня, с очевидной гордостью за сына. — Ну, его и Чарльза Дойла. К концу следующей пятидневки у нас будет три полных батареи, и сейчас они задумались над использования картечи и картечных зарядов в полевых условиях. Не думаю, что в ближайшее время нам придётся ломать стены.

— Не могу такого представить. — Гектор слабо улыбнулся. — На самом деле, я вполне уверен, что Кайлеб рассчитывает на то, что ему придётся наносить удары по стенам. Я рассчитываю на то, что вы и Корин позаботитесь о том, чтобы он разочаровался в этом отношении.

— Мы сделаем всё возможное, мой князь. — Каменная Наковальня коснулся в торжественном салюте своего нагрудника, наполовину кланяясь в седле, и Гектор кивнул.

— Я знаю, что так и будет, Ризел. Я уверен.

Каменная Наковальня выпрямился, затем поглядел вниз по склону, где артиллеристы почти закончили с чисткой после демонстрации.

— Мой князь, если бы вы смогли сказать пару слов этим людям, это бы хорошо сказалось на моральном духе.

— С удовольствием, — с улыбкой ответил Гектор. — Как ты думаешь, если Айрис тоже скажет что-нибудь, это как-то поможет?

— Мой князь, — Каменная Наковальня улыбнулся принцессе, — большинство из них молодые, впечатлительные и впервые в жизни далеко от дома. Если прекрасная молодая принцесса скажет им, какие они замечательные, и очень укрепит их дух! Но, мне кажется, что было бы хорошей идеей пойти и предупредить их, что их собирается посетить королевская особа, прежде чем вы неожиданно появитесь.

— Прекрасно! — Айрис фыркнула и улыбнулась дяде. — Ты имеешь в виду, пойти и предупредить их, чтобы они были должным образом поражены моей несравненной красотой, не так ли, дядя Ризел?

— На самом деле, — сказал Каменная Наковальня с необычной рассудительностью, — тебе нужно проводить немного больше времени, глядя в зеркало, Айрис. С тех пор, как все эти угловатые коленки и ободранные, как у сорванца, локти стали достоянием прошлого, ты стала очень похожа на свою мать. И, по правде говоря, твоя мать была единственной причиной, из-за которой я по-настоящему завидовал твоему отцу. — Его глаза на мгновение смягчились, а затем вспыхнули весёлым блеском. — Конечно же, это был брак по договорённости. В противном случае, я уверен, она бы выбрала мою несравненную мужскую грацию и обаяние. Я, конечно, очень старался убедить её сбежать со мной, но она всегда была рабыней семейного долга.

— Без сомнения, — сухо сказал Гектор, а затем и сам улыбнулся. — Я думаю, тебе пора поторопиться и предупредить ваших артиллеристов о нашем приближении. Мне бы очень не хотелось лишиться своего лучшего полевого командира, обезглавив тебя за lèse-majesté в самый канун вторжения.

— Конечно, мой князь! — Каменная Наковальня снова хлопнул себя по нагруднику, развернул коня и поскакал вниз по пологому склону, разбрызгивая влажные комья земли.

— Дядя Ризел действительно хотел жениться на маме? — тихо спросила отца Айрис, когда граф уехал.

— Нет. — Гектор покачал головой, слабо улыбаясь вслед Каменной Наковальне. — Но он, без сомнения, обожал её. Но он был уже вполне счастлив в браке, и он так же любит свою супругу. На самом деле, — он повернулся, чтобы посмотреть на свою дочь, — я иногда думаю, что все обожали твою мать. И Ризел прав. Ты с каждым днём всё больше и больше походишь на неё, несмотря на твои волосы. Он была более рыжей. Твоему брату достался цвет её волос. Жаль, что он больше ничего не получил.

— Отец… — начала Айрис, и Гектор поморщился.

— Я обещаю, что не буду браться за него снова. И ты права. Он молод, но у него ещё есть время, чтобы дорасти до короны. Или, во всяком случае, так должно быть. Но как бы сильно ты его не любила, я не могу не желать, чтобы он почувствовал хоть немного той тревоги, которой чувствуешь ты по поводу неминуемого вторжения Черис.  Я бы чувствовал себя намного счастливее после перехода власти, если бы он это сделал.

Выражение Айрис было явно несчастным, но она только кивнула.

— И возвращаясь к разговору о престолонаследии, — продолжил Гектор, намеренно смягчая тон, когда повернулся к графу Корису, который сидел на лошади рядом, пока они с Айрис разговаривали, — есть ли ещё какие-нибудь намёки на то, кто стоял за покушением?

— Нет, мой князь, — признался Корис. — Мои агенты опросили каждого владельца магазина, уличного торговца и нищего в Менчире в поисках свидетелей, которые могли бы опознать убийц или рассказать нам, куда они отправились после нападения. Мы даже пытались — без успеха — найти создателя арбалетов на случай, что он сможет вспомнить, кто их у него купил. Единственное, что я могу вам сказать наверняка, это то, что их клейма не корисандийские.

— Даже так? — Гектор задумчиво потёр подбородок. — Это интересно. Есть ли у нас хоть малейшее представление о том, чьи это клейма, если они не наши?

— Я подозреваю, что они харчонгские, мой князь. К сожалению, Харчонг находится за пределами нашей обычной области интересов. Я пытаюсь получить подтверждение этого, но пока без особого успеха.

— Но они не корисандийские, и они были сделаны так далеко отсюда — где бы это ни было на самом деле — что вам трудно даже понять, кто является производителем, — сказала Айрис, её карие глаза были такими же задумчивыми, как и у её отца. — Это само по себе важно, разве нет?

— Возможно. — Корис кивнул. — Эта мысль приходила мне в голову, Ваше Высочество. Иностранное оружие, которое трудно отследить, вполне может навести на мысль, что это была акция, тщательно спланированная иностранцами. Однако я не думаю, что нам следует делать поспешные выводы в этом отношении. Это не значит, что я не сильно склонен думать о том же, о что думаете вы, разве только, что я пытаюсь держать свой ум открытым для всех возможных вариантов.

— Я понимаю, милорд. — Айрис улыбнулась ему. — И я благодарна вам за то, что вы напомнили мне о необходимости рассмотреть других возможных виновников, помимо Кайлеба.

— Если кто-то, во всём княжестве, кроме вас двоих, и обвиняет в этом кого-то, кроме Кайлеба, то я ничего об этом не слышал, — криво усмехнулся Гектор.

— Вот и хорошо! — Айрис отвернулась от Кориса и оскалила зубы. — Если бы это был не Кайлеб, я бы все равно не пролила ни слезинки, видя, как его обвиняют в этом. И судя по той реакции, которую я вижу, мысль о том, что он пытался убить тебя, действительно привела в ярость многих из твоих подданных, отец!

— Удивительно, как попытка убийства, осуществлённая иностранцами, может заставить людей забыть все причины, по которым они… раздражены своим собственным князем, не так ли? — заметил Гектор со смехом.

Его дочь нахмурилась, и он снова усмехнулся, в этот раз ещё сильнее.

— Айрис, каким бы хорошим ни был князь — а я никогда не претендовал на святость, моя дорогая — по крайней мере, некоторые из его подданных будут всегда недовольны им. Так бывает. Я не смог бы сделать всех счастливыми, даже если бы попытался, и это не вина тех, кого я делаю несчастными, что они не очень меня любят. Это одна из причин, по которой я стараюсь не давить слишком сильно на какую-либо оппозицию — по крайней мере, здесь, дома — и одна из причин, чтобы уравновесить требования и желания палаты лордов с требованиями и желаниями палаты общин. Я не теряю сна из-за того, что никогда не смогу осчастливить всех, но правитель, который забывает, что по крайней мере некоторые из его подданных имеют законные причины быть недовольными им, вряд ли будет продолжать править очень долго.

Она очень серьёзно кивнула, и он улыбнулся ей.

«Ризел даже не понимает, насколько он прав», — подумал он. — «Ты так похожа на свою мать. А Гектор так мало похож на меня… или твою мать. Но, по крайней мере, у него будешь ты, не так ли, Айрис? И может быть, он действительно будет достаточно умён, чтобы выслушать тебя. Я уверен, что за всю историю случались более маловероятные чудеса… даже если я не могу вспомнить навскидку ни одного».

— Граф Каменной Наковальни снова машет своим флагом, мой князь, — заметил Корис.

— Тогда давай спустимся вниз и немного поднимем немного боевой дух, хорошо, Айрис? —  спокойно сказал Гектор и повернул коня в направлении ожидавших артиллеристов.

— Ненавижу полагаться на кого-то из Сиддармарка, — с несчастным видом сказал епископ-исполнитель Томис Шилейр.

— Как и я, милорд, — согласился отец Эйдрин Веймин, интендант епископа-исполнителя Томиса. — Однако, в данный момент, у нас нет другого выбора, не так ли?

К сожалению, в данный момент, у них не было большого выбора. Было мучительно ясно, что Королевский Черисийский Флот — и насколько знал Веймин, настоящие стаи черисийских капёров — с радостью захватит, потопит или уничтожит каждое курьерское судно Церкви, с которым столкнётся.  С другой стороны, у проклятых еретиков были все основания не раздражать Республику Сиддармарк. Это означало, как ни досадно было это признавать, что депеши Шилейра Совету Викариев и Управлению Инквизиции в Зионе имели гораздо больше шансов добраться до места назначения на борту сиддармарксого торгового судна, чем на борту одного из собственных судов Матери-Церкви. Шилейр покачал головой, но выражение его лица не стало счастливее, и Веймин едва ли был удивлён.

— Боюсь, архиепископ Борис и Канцлер не будут очень рады прочесть наши послания, даже когда — и если — они получат их, — продолжил епископ-исполнитель.  — И я весьма сомневаюсь, что викарий Жаспер будет рад услышать, что Гектор проявляет интерес к тем же «улучшениями», что и черисийцы!

— Я тоже сомневаюсь, что будет, — согласился Веймин.

«С другой стороны», — подумал интендант, — «у Гектора тоже нет большого выбора. И какой бы указ не решил издать в Зионе Великий Инквизитор, правда в том, что я не могу разглядеть в новой артиллерии ничего, что хоть как-то приблизилось бы к нарушению Запретов».

Это не было той точкой зрения, которую он намеревался отразить в своих сообщениях. Он понимал, что в глазах Клинтана любая вещь черисийского происхождения будет подозрительной. Вообще, до некоторой степени, в этом отношении он был искренне согласен с главой своего собственного ордена. И независимо от того, было ли что-то недопустимое в новой артиллерии, факт оставался фактом: её введение было симптомом адского увлечения Черис новыми и опасными вещами. Веймин часто думал, что черисийцы были влюблены в перемены ради самих перемен, как бы громогласно они не возражали, что стремятся только к повышению эффективности в пределах границ, разрешённых Запретами. А тот факт, что они были так далеко от Зиона и Храма, порождал свои собственные тенденции к опасной независимости мыслей, как знал Веймин из своего собственного опыта здесь, в Корисанде. Корисандийцы и близко не были так демонически одержимы ниспровержением установленного порядка, где бы они его не видели, но даже они были гораздо более… свободномыслящими, чем любой слуга Инквизиции мог бы найти по-настоящему удобным.

Однако, несмотря на всё это, Веймин твёрдо верил, что, в конце концов, Матери-Церкви — и, да, даже викарию Жасперу, если на-то пошло!  — пришлось бы перенимать хоть какие-то черисийские новшества. Например, новую артиллерию, и понятие превосходства галеона, вооружённого пушками, над традиционной галерой. Преимущества, которые подобные вещи давали Черис, были просто слишком значительны, чтобы их можно было преодолеть, не повторяя их.

«И разве это не сделает Великого Инквизитора счастливым»? — язвительно подумал Веймин.

— Хотел бы я, что мы могли хотя бы рассказать им о том, кто пытался убить Гектора, — сказал епископ-исполнитель Томис.

— Я думаю, весь мир знает, что это был Кайлеб, милорд, — сказал Веймин со смешком, и Шилейр фыркнул.

— Если ты действительно веришь в это, Эйдрин, у меня есть неплохая недвижимость на дне Храмовой Бухты, которую я готов продать тебе!

— О, я не верю в это, милорд, но это, вероятно, делает нас единственными людьми во всей лиге Корисанда — за исключением князя Гектора и графа Кориса, конечно — которые не верят. И вы должны признать, что это оказало благотворное влияние на поддержку князя здесь, в Корисанде.

— Да, так и есть, — признался Шилейр. — На самом деле, хотя я и не должен этого признавать, иногда я почти жалею, что это не удалось тому, кто это сделал.

Глаза Веймина сузились, и епископ-исполнитель быстро покачал головой.

— Я сказал почти, Эйдрин. Тем не менее, правда заключается в том, что, если Кайлеб не сильно более некомпетентен, чем даёт нам думать его, продемонстрированная на текущий момент, результативность, то он собирается победить Гектора. Несмотря на любые черисийские «инновации», которые Гектор может решить перенять, он, в конце концов, проиграет. Когда это случится, это будет ещё один удар по позиции Матери-Церкви, и, зная Гектора, всегда есть шанс, что он, в итоге, по крайней мере попытается достичь какого-то сделанного в последнюю минуту соглашения с Кайлебом, если единственной альтернативой будет полное поражение.  И это, Эйдрин, будет даже более разрушительным для Матери-Церкви. Гектор, погибший от рук черисийцев и ставший мучеником во имя Божьего дела, хотя бы мог стать объединяющим фактором. Гектор живой, и ставший пленником Черис, томящийся где-то в зловонной темнице, может быть даже полезен для нас. Но Гектор живой и ведущий переговоры с Черис, будет чем угодно, но только не ценным активом.

— Совершенно верно, милорд, — согласился Веймин, но при этом покачал головой. — Но почему-то я сомневаюсь, что так когда-нибудь случится. Если и есть хоть один человек на лице Сэйфхолда, которого Кайлеб Черисийский ненавидит каждой частичкой своего существа, то это Гектор Корисандийский, особенно после смерти его отца. Если я не сильно ошибаюсь, единственным подарком, который Кайлеб хотел бы получить от Гектора после переговоров, было бы его собственное бьющееся сердце.

— Да знаю я. Знаю! — Шилейр махнул рукой. — Я и не говорил, что это возможно, Эйдрин. Но это не мешает мне время от времени просыпаться по ночам.

Веймин понимающе кивнул. Епископ-исполнитель ему в общем нравился, хотя он всегда думал о Шилейре как о недалёком и не очень умном человеке. Но если бы это было так, то, в конечном итоге, он вряд ли попал в такое место как Корисанд или к архиепископу Борису Бармину. Но Бог свидетель, этот человек находился под таким давлением, что его хватило бы на троих епископов-исполнителей. Неудивительно, что его воображение разыгрывало такие невероятные сценарии.

«И, тем не менее», — подумал интендант, — «если и есть во всём мире одна вещь, в которой я уверен, так это то, что даже сам Лангхорн не смог бы достичь какого-либо «соглашения путём переговоров» между Гектором Корисандийским и Кайлебом Черисийским!»