Сентябрь, 892-й год Божий
I
Теллесбергский Дворец,
Теллесберг,
Королевство Черис
«Это было странно», — подумал граф Сосновой Лощины, когда его снова препроводили в тронный зал Теллесбергского Дворца. Он не верил, что может почувствовать себя более нервным, чем чувствовал во время своего первого визита сюда.
«К несчастью, я ошибался».
Сопровождаемый парой гвардейцев, один из которых был в чёрной с золотом униформе Черис, а другой в серебряно-синей Чизхольмской, он шёл по полированному каменному полу, под бесшумно вращающимися вентиляторами. Как он заметил, это была та же самая зала, что и раньше… за исключением незначительного факта, что приподнятый помост был немного больше и он больше не поддерживал только один трон.
«Неудивительно, что ему нужно было время, чтобы «подумать о своём ответе». — Несмотря на напряжение внутри себя, Сосновая Лощина понял, что трудно не улыбаться, глядя на привлекательную молодую женщину, сидящую на троне, который стоял справа от трона Кайлеба. — «Не могу поверить, что им обоим удалось организовать весь этот брак, так что никто в Изумруде ничего не пронюхал! Всё-таки Нарман был прав насчёт Шарлиен всё это время. И он был прав и насчёт кое-чего другого. Кайлеб достаточно опасен сам по себе, а вместе они превратят Гектора в приманку для кракена, и когда это случится, я лучше буду с одной лодке ними, чем в воде с Гектором».
Граф Серой Гавани стоял между двумя тронами, фактически около плеча каждого из двух монархов, сидящих на них, а архиепископ Мейкел стоял слева от короля. Если не считать первого советника, архиепископа и личных телохранителей, Кайлеб и Шарлиен были одни. Это было интересно. Отсутствие дополнительных советников — и свидетелей — свидетельствовало, помимо всего прочего, о том, что они оба намеревались говорить… откровенно. Было ли это хорошо или плохо для Изумруда, конечно, предстояло выяснить.
Он остановился на надлежащем расстоянии от двух тронов, поклонился обоим сидящим монархам, после чего выпрямился и застыл в почтительном ожидании.
— Ну, милорд, — сказал Кайлеб после нескольких задумчивых мгновений, — я сказал, что мы поговорим снова, я полагаю.
— Действительно, сказали, Ваше Величество. — Сосновая Лощина позволил себе небольшую улыбку. — На тот момент, однако, вы позволили мне предположить, что там будет только один монарх, когда мы это сделаем.
— Как видите, наши шпионы лучше, чем ваши. — Кайлеб улыбнулся в ответ, и его тон был лёгким, почти капризным. Однако Сосновая Лощина заметил, что его глаза не улыбались.
— На самом деле, Ваше Величество, мы уже пришли к выводу, что в свете некоторых других небольших сюрпризов, мы, в последнее время, настрадались. Я думаю, это как-то связано с тем, что случилось с нашим флотом — наряду с другими флотами, — он позволил себе коротко стрельнуть глазам в сторону Шарлиен, — в ходе недавних… неприятностей.
— Интересный выбор слов, — заметил Кайлеб. Он тоже взглянул на королеву, сидящую рядом с ним.
Потом он снова посмотрел на Сосновую Лощину. — Это было действительно «неприятно», милорд. И, в данном случае, для одних это было неприятнее, чем для других. Однако, если бы мы были склонны тратить наше время на переосмысление всех наших взаимных причин вражды, мы бы всё ещё сидели здесь в это время в следующем году. Поэтому, имея в виду причину, по которой ваш князь послал вас сюда, мы с королевой Шарлиен предлагаем двигаться вперёд, а не оглядываться назад. Однако никто из нас не слеп к прошлому, милорд. На самом деле, мы помним всё, что произошло, и было бы мудро, если бы вы и ваш князь учитывали это. И помнили, что я сказала минуту назад. Наши шпионы очень, очень хороши.
Сосновая Лощина склонил голову в знак молчаливого признания точки зрения Кайлеба. Он или Нарман, скорее всего, никогда не забудут об этом.
— Возможно, вы заметили, милорд, что я сказал, что мы с королевой Шарлиен предлагаем двигаться вперёд. Позвольте мне уточнить, на тот случай, если контакты, которые, я уверен, вы поддерживали здесь, в Теллесберге, не смогли дать вам полной информации. Когда через несколько дней мы с Её Величеством поженимся, мы заложим фундамент для нового государства — Черисийской Империи. Королева Шарлиен продолжит править Чизхольмом в своём праве, а я продолжу править Черис в своём, но оба эти королевства станут подчиняться Черисийской Империи и войдут в неё. Корона этой империи изначально будет принадлежать мне, но королева Шарлиен будет моим соправителем, а не просто моим консортом. Она станет не просто моей женой, не просто моим старшим советником, а моим регентом и представителем. Любое решение, которое она примет в моё отсутствие, будет имеющим такую же законную силу, как и любое решение, которое мог бы принять я сам. И если я умру раньше её, то корона Империи — и корона «Старого Королевства Черис» — перейдёт сначала к ней, и только после её смерти к нашему старшему сыну. Для вас и для Изумруда, милорд, это будет означать два аспекта. Во-первых, условия, которые будут предложены Вашему князю — это те условия, о которых мы с Её Величеством обоюдно договорились. Это не условия Черис, и это не условия Чизхольма; это наши условия, и они не являются предметом переговоров. Ваш выбор, милорд, принять их или отвергнуть. Этот момент понятен?
— Понятен, Ваше Величество. — Сосновая Лощина сохранил голос ровным, хотя это и было трудно. Было очевидно, что Кайлеб сделал всё возможное, чтобы не вдавить гордость Изумруда в грязь более тщательно, чем он был должен, но факт оставался фактом, что он — и Шарлиен, напомнил сам себе Сосновая Лощина — был тем, кто диктовал условия. С другой стороны, тот факт, что у них была возможность сделать это, не сделало этот опыт более приятным.
— Очень хорошо, — сказал Кайлеб. — В таком случае, отнеситесь с пониманием ко второму последствию для Изумруда. Независимость вашего князя должна подойти к концу, а Изумруд должен стать частью новой Черисийской Империи. Есть два способа, с помощью которых это может быть достигнуто, и, если быть абсолютно честным, то самым привлекательным для меня лично, по многим причинам, могло бы стать низложение князя Нармана и официальная аннексия Изумруда в качестве части Королевства Черис. Как вы и я оба знаем, у меня достаточно личных причин не чувствовать, скажем так, особой нежности к вашему князю, и я полагаю, что с моей стороны вполне гуманно желать объяснить ему это достаточно ясно. Однако, после дальнейшего рассмотрения и всестороннего обсуждения этого вопроса с королевой Шарлиен, мы решили выбрать второй подход. Вместо того, чтобы присоединить ваше княжество к территории Королевства Черис, что мы имеем полное право сделать, обеспечив наше требование силой оружия, мы предлагаем присоединить княжество Изумруд к королевству Черис, как полноценное образование.
Сосновая Лощина внутренне насторожил уши. Он чувствовал, что его плечи напряглись, но сумел сдержать любые намёки на эмоции в выражении своего лица.
— Предполагая, что князь Нарман готов принять суверенитет Черисийский Империи и её правителя, и выразить согласие к любым необходимым внутригосударственным изменениям, которые правитель может потребовать от него, принимая, что императорская корона имеет право давать любые указания, которые она, в своём собственном благоразумии, сочтёт наиболее подходящими, ему будет разрешено сохранить корону Княжества Изумруд и стать вторым по рангу аристократом Империи. Только бесспорный наследник императорской короны будет иметь более высокое положение, чем он.
На этот раз Сосновая Лощина не смог удержаться и скрыть удивление — и огромное облегчение — от окружающих. Кайлеб заметил это и тонко улыбнулся.
— Было бы хорошо, милорд, если бы вы и князь Нарман избавились от любых иллюзий, подразумевающих, что в Изумруде для него дела продолжат идти «как обычно». Император — или императрица — Черис будет хозяином — или хозяйкой — Империи. Ваш князь сохранит свой трон только по воле императора. Было бы неплохо для него твёрдо это запомнить, потому что я уверяю вас, мы с королевой Шарлиен, безусловно, это запомним.
Сосновая Лощина молча кивнул, и улыбка Кайлеба стала немного теплее.
— Ни королева, ни я не слепы к реалиям человеческой природы, или к том факту, что с точки зрения вашего князя, его причины для вражды с Черис были столь же обоснованными и столь же реальными, как причины вражды Черис с ним. Принимая это во внимание, и дабы не полагаться лишь на силу меча для обеспечения его послушания нашим решениям, мы предпочли бы найти другие средства для стимулирования и поддержания его послушания и сотрудничества. Откровенно говоря, милорд, мы считаем, что существует много областей, в которых князь Нарман мог бы иметь огромное значение для Черисийской Империи, точно так же, как мы признаем, что существует много возможностей, чтобы он мог испытать искушение создавать вместо этого проблемы. И поэтому, чтобы продемонстрировать нашу искренность, когда мы заявляем, что князь Нарман будет вторым по значимости аристократом Империи, одним из условий любого договора между нами будет помолвка его старшей дочери с кронпринцем Черис Жаном.
Глаза Сосновой Лощины распахнулись. Такая возможность никогда не приходила в голову ему или Нарману. Он знал, что выражение его лица выдавало слишком много, но Кайлеб — и Шарлиен, как он заметил — только улыбнулись.
— У королевы нет братьев и сестёр, — продолжил Кайлеб через мгновенье. — Очевидно, что нет у неё и ребёнка, рождённого ею. Таким образом, Жан будет нашим общим наследником до тех пор, пока мы не произведём на свет наших собственных детей. И, одинаково очевидно, что Жан и Жанейт будут стоять очень близко к престолонаследию даже после того, как мы породим своих собственных детей. В качестве поручительства с нашей стороны, что мы будем поддерживать и защищать принца Нармана, как и любого другого вассала Короны, до тех пор, пока он будет помнить о своих собственных обязательствах перед Короной, мы предлагаем объединить его семью с нашей семьёй. Мы понимаем, что существует разница в возрасте в несколько лет между Жаном и принцессой Марией, но эта разница меньше, чем во многих браках, заключаемых для гораздо менее весомых целей. И, если честно, мы верим, что принцесса Мария вполне подойдёт для того, чтобы стать императрицей-консортом Черис, если вдруг мы с королевой умрём, не родив собственных наследников.
— Ваше Величество — Ваши Величества — это гораздо щедрее, чем мой князь или я осмелился подумать, — сказал Сосновая Лощина, и, возможно, впервые в его жизни в качестве посланника или советника Короны, в его ответе не было даже следа дипломатических преувеличений. — Честно говоря, мой князь опасался — и был готов встретиться лицом к лицу — что вы потребуете его тюремного заключения или даже казни. Конечно, он никогда не рассматривал возможность, что вы можете предложить объединить его дом с вашим — с вашим обоими домами — взамен.
— Я буду откровенной, милорд, — сказала Шарлиен, в первый раз вступая в разговор. — Условия договора, которые только что описал вам король Кайлеб, исходят почти полностью из его предложений, а не из моих. Как и вы, я была ошеломлена щедростью его предложений. Если бы я была на его месте, я думаю, мне было бы гораздо труднее отреагировать таким образом после столь длительного и интенсивного периода враждебности. Тем не менее, по зрелому размышлению, я думаю, что в этом случае он проявил не меньше мудрости, чем великодушия. Хотя я никогда не зашла бы так далеко, чтобы сказать, что я верю, что совесть принца Нармана чиста, как свежевыпавший снег, я скажу, как кто-то, кто был вынужден, против своей воли, поддержать злейшего врага своего королевства в совершенно необоснованной войне против невинного друга, что я прекрасно понимаю, что не всё, что произошло между Изумрудом и Черис было делом рук князя Нармана. В этом смысле, по крайней мере, все мы стали жертвами «Группы Четырёх» и разложения, которое так запятнало и испортило Церковь. Как сказал мне Кайлеб, когда мы обсуждали этот вопрос, нам давно пора обратить внимание на проблемы — и на великого врага — которые являются общими для нас. Писание учит, что примирение — это одна из благочестивых добродетелей. Очень хорошо. Давайте примиримся с принцем Нарманом и Изумрудом, а затем пойдём вперёд вместе, чтобы противостоять великой борьбе нашей жизни.
— Ваше Величество, — с глубоким поклоном сказал Сосновая Лощина, — я вижу, что сообщения о вашей мудрости, которые наши, по общему признанию, неполноценные изумрудские шпионы, — он позволил себе сухую улыбку, — смогли доставить к нам в Эрейстор, не смогли отдать вам должного. Как полномочный представитель моего князя, я принимаю от его имени ваши самые великодушные условия. Так же, как я не боюсь, что он почувствует какое-то искушение аннулировать моё согласие.
— При условии, что вы оба понимаете это, милорд, — снова вступил в разговор Кайлеб. Сосновая Лощина посмотрел на него, и увидел жёсткость в королевских глазах. — Во-первых, второго шанса не будет. Пока князь Нарман сохраняет верность нам, мы будем сохранять верность ему. Но если он окажется не заслуживающим доверия, в следующий раз не будет ни щедрости, ни милосердия.
— Я понимаю, Ваше Величество, — тихо сказал Сосновая Лощина.
— Тогда не менее ясно поймите второй момент, милорд. Условиями этого договора, этим браком мы положим конец вражде между Домом Армак и Домом Бейтц. Но поступая так, ваш князь — как мы с королевой Шарлиен — объявит свою личную войну — войну наших домов, а не просто войну наших государств — против «Группы Четырёх», Совета Викариев и самого Великого Викария. Обратного пути здесь не будет, граф Сосновой Лощины. Это решение, эта декларация — навсегда. Единственный возможный исход — победа или полное уничтожение, и я советую вам и вашему князю долго и усердно подумать о характере смерти, которой Великий Инквизитор подверг Эрайка Динниса. Это судьба, которая ждёт любого из врагов Храма, которые попадут в его власть.
— Это я тоже это понимаю, Ваше Величество, — сказал Сосновая Лощина ещё тише, спокойно встречая взгляд Кайлеба. — На самом деле, сам князь Нарман сказал мне почти то же самое. Я не буду притворяться, что был счастлив услышать это, или что мысль о том, чтобы поднять свою собственную руку, а тем более мой меч, против Матери-Церкви, не наполнила меня с тревогой. Я сын Матери-Церкви, и всё, чего я когда-либо хотел — это быть верным ей. Но как может любой человек совести быть верным тому, кто, как сказал мой князь, «свистнул нашему княжеству, словно нанятому разбойнику и приказал нам перерезать горло невинному человеку»?
— Правильный вопрос, милорд, — мягко сказала Шарлиен. — Как не прискорбно, есть те, кто будет настаивать на том, что послушание Божьей Церкви, требует от них согласия даже на такие действия, как это, когда им приказывают делать это люди, носящие оранжевый.
— Я был таким человеком, Ваше Величество, — признался Сосновая Лощина. — И в каком-то маленьком уголке моей души, я бы хотел, чтобы это так и было. Моему сердцу не хватает этой уверенности. Но, как мучительно ясно дало понять письмо архиепископа Мейкела, действительно существует разницу между самим Богом и Архангелами, с одной стороны, и смертными, развращёнными людьми, которые утверждают, что говорят от имени Бога, с другой. То, что мы должны Богу, мы не должны тем, кто извращает всё, чем Он является, чтобы служить своим собственным целям.
— Если мнение принца Нармана действительно совпадает с вашим, милорд, — сказал Кайлеб, — то мы с королевой Шарлиен будем тепло приветствовать его. Так же, как, — он вдруг улыбнулся, — я уверен, что «Группа Четырёх» будет «тепло» приветствовать всех нас, хотя, возможно, в несколько иной манере, если у них когда-либо появится такая возможность!