— Простите меня, Ваше Высокопреосвященство.

Мейкел Стейнейр оторвал взгляд от последней пачки документов, потому что отец Брайан Ашир приоткрыл дверь его кабинета. Учитывая суматоху и волнение от прибытия королевы Шарлиен сегодня утром, в этот день архиепископу удалось сделать очень мало, а с некоторыми документами на его столе нужно было разобраться как можно быстрее. Было нелегко выкроить необходимую пару часов из своего графика, чтобы справиться с ними, и отец Брайан знал это так же хорошо, как и Стейнейр. С другой стороны, младший священник был выбран в качестве личного секретаря и помощника архиепископа не наобум. Стейнейр доверял его суждению безоговорочно, и, при нормальных обстоятельствах, Ашир был настолько невозмутим, насколько мог бы желать любой архиепископ. И всё же сегодня днём в его голосе было что-то необычное. Нечто очень необычное.

— Да, Брайан?

— Я сожалею, что беспокою вас, Ваше Высокопреосвященство. Я знаю, насколько вы заняты. Но… тут есть кое-кто, кого, как я полагаю, вы должны увидеть.

— «Кое-кто»? — Стейнейр вопросительно поднял брови. — Случилось ли так, что у этого человека есть имя, Брайан?

— Ну, да, Ваше Высокопреосвященство. Дело в том, что… — Ашир совсем нехарактерно для него замялся, затем покачал головой. — Я считаю, что было бы лучше, если бы я просто привёл её сюда, если это приемлемо, Ваше Высокопреосвященство.

Теперь любопытство Стейнейра было по-настоящему хорошо подогрето. Он не мог представить, что могло так взбудоражить Ашира. Судя по тому, что только что сказал его секретарь, посетитель, о котором шла речь, явно, был женщиной, а Стейнейр не мог вспомнить ни одной женщины в Черис — за исключением, возможно, королевы Шарлиен — которая могла бы вызвать у него такую реакцию. Но он знал молодого священника достаточно долго, чтобы согласиться выполнить его просьбу, даже если это не совсем совпадало с обычным протоколом посещения примаса всея Черис.

— Очень хорошо, Брайан. Дай мне минутку или две, чтобы привести это в порядок, — он махнул рукой в сторону отчёта, который просматривал, — а затем приводи её.

— Да, Ваше Высокопреосвященство, — пробормотал Ашир, и вышел, тихо закрыв дверь.

Стейнейр задумчиво глядел на эту дверь в течении нескольких ударов сердца, затем пожал плечами, вставил клочок бумаги, чтобы отметить место, где остановился, и начал складывать листы доклада по порядку.

Что бы ни вызвало взволнованную реакцию его секретаря, это не повлияло на чувство времени Ашира, или его способность оценивать, сколько времени нужно его архиепископу. У Стейнейра было ровно столько времени, чтобы отложить отчёт в сторону, навести на своём столе некое подобие порядка, и настороженно выпрямиться в своём удобном кресле. Затем дверь открылась, и Ашир прошёл через неё вместе с просто одетой женщиной, чьих тёмных волос лишь слегка коснулось серебро, которую сопровождали два мальчика. Черты мальчиков совершенно ясно давали понять, что они были её сыновьями, но в них было что-то ещё. Что-то… знакомое, хотя Стейнейр не мог понять, что именно. Старший из них выглядел как подошедший к подростковому возрасту; младшему было, может быть, десять или одиннадцать лет. Это было первое, что пришло в голову Стейнейра, но новая мысль последовала за первой почти мгновенно.

Они были напуганы. — «Особенно мальчики», — подумал он. Их мать смогла скрыть это лучше, но, несмотря на силу воли, отразившуюся на её лице, в её глазах также был страх. И что-то ещё. Что-то мрачное, страстное и пронизанное железной гордостью.

— Ваше Высокопреосвященство, — тихо сказал Ашир, — позвольте мне представить мадам Адору Диннис.

Глаза Стейнейра распахнулись, и он вскочил на ноги, даже не осознавая, что он сделал. Обогнув стол и пройдя к ней через весь кабинет тремя быстрыми шагами, он протянул руку.

— Мадам Диннис! — Он услышал удивление в своём собственном голосе, и ему показалось, что он слышит кого-то другого. — Это очень неожиданно!

Её рука слегка дрогнула в его пальцах, и посмотрев в эти глаза он увидел истощение — и отчаяние — спрятавшееся за страхом и гордостью. То, как ей удалось проделать весь путь от Храмовых Земель до Черис, не будучи опознанной и схваченной Инквизицией, было больше, чем он мог себе представить.

— Воистину, — сказал он ей, мягко сжимая её дрожащую руку, когда его собственное удивление стало хотя бы немного ослабевать, — Бог творит Свои таинства так, что они находятся за пределами человеческого понимания или предсказания. Вы и ваша семья были в моих молитвах с тех пор, как епископ-исполнитель Жеральд и отец Пейтир получили последнее письмо от вашего мужа, но я не мог представить, что он будет настолько милостив, что позволит вам добраться до Черис!

— Письмо, Ваше Высокопреосвященство? — повторила она. Он услышал усталость и напряжение в глубине её голоса, но её брови поднялись, а взгляд обострился. — Эрайк смог отправить письма?

— Конечно, конечно, он смог, — сказал Стейнейр. Он протянул другую руку, сжимая уже обе её, и покачал головой. — По крайней мере, одно из них. Я понятия не имею, как ему это удалось, и я не буду притворяться, архиепископ Эрайк и я часто не могли прийти к единой точке зрения. Очевидно, то, что произошло здесь, в Черис, с момента его последнего визита, является достаточным доказательством этого. Но судя по последнему письму, которое он каким-то образом смог отправить епископу-исполнителю и отцу Пейтиру, я могу сказать вам, что в конце своей жизни ваш муж вспомнил истинное прикосновение Бога. — Он снова покачал головой. — Здесь, в Черис, мы не имели подтверждения его смерти, но из письма, которое он послал — и из вашего собственного прибытия сюда — я должен предположить, что предвиденный им конец действительно настиг его.

— О, да, — почти прошептала она, подбородок её на конец задрожал, а в глазах заблестели слёзы. — О, да, Ваше Высокопреосвященство. Настиг. И вы правы. Я верю, что он почувствовал перст Божий, несмотря на всё, чего ему это стоило.

— Что вы имеете в виду? — мягко спросил Стейнейр, потому что в её голосе и манерах было что-то, что говорило больше, чем её слова. Она мгновение смотрела на него, затем взглянула на двух мальчиков, которые наблюдали за ней и архиепископом израненными, встревоженными глазами.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказала она уклончиво, — это мои сыновья, Тимити Эрайк и Стивин. — Тимити, старший из двух, неуклюже кивнул с настороженным выражением, когда его мать представила его, но Стивин только посмотрел на архиепископа. Горе и напряжение младшего мальчика резанули Стейнейра, как нож, и он выпустил одну из рук мадам Диннис, чтобы протянуть руку подросткам.

— Тимити, — сказал он, и сжал руку парнишки в рукопожатии равного, прежде чем отпустить её и легко положить ту же руку на голову младшего мальчика. — Стивин. Я знаю, то, что случилось в вашей жизни за последние несколько месяцев, было пугающе. Я даже представить не могу, как вашей матери удалось доставить тебя в Черис. Но знайте это, вы оба. Здесь вы в безопасности, как и она. Никто не причинит вам вреда и не будет угрожать вам, и я знаю, что говорю от имени короля Кайлеба, когда говорю, что все вы трое будете взяты под его личную защиту. И мою.

Нижняя губа Стивина задрожала. Выражение лица Тимити было более сдержанным, более настороженным, но через мгновение он снова кивнул.

— Могу ли я секундочку поговорить с вами наедине, Ваше Высокопреосвященство? — попросила Адора. Её взгляд на короткое мгновение метнулся в сторону мальчиков, которые всё ещё смотрели на Стейнейра, а не на неё, и архиепископ кивнул.

— Конечно. — Он подошёл к двери кабинета и открыл её, выглядывая в рабочую зону Ашира. — Брайан, не могли бы ты отвести Тимити и Стивина на кухню и посмотреть, не сможет ли повар найти им что-нибудь поесть? — Он с улыбкой оглянулся через плечо. — Прошло довольно много времени с тех пор, как я был в вашем возрасте, ребята, но мне помнится, что меня было невозможно накормить по-настоящему.

Недолгая ответная улыба промелькнула на лице Тимити, а затем исчезла. Мгновение он с тревогой смотрел на свою мать, и она кивнула.

— Идите со святым отцом, — мягко сказала она. — Не беспокойтесь обо мне. Как говорит архиепископ, теперь мы в безопасности. Я обещаю.

— Но…

— Всё в порядке, Тим, — сказала она более твёрдо. — Я не на долго.

— Да, мэм, — сказал он после ещё одного момента нерешительности, и положил руку на плечо брата. — Давай, Стив. Держу пари, у них есть и горячий шоколад.

Он вывел Стивина за дверь. Голова младшего повернулась, продолжая удерживать взгляд на матери, пока дверь между ними не закрылась, и Стейнейр сам повернулся к ней.

— Пожалуйста, мадам Диннис, — пригласил он. — Садитесь.

Он подвёл её к месту на одном конце небольшой софы в углу своего кабинета, а затем сел на другом конце, наполовину развернувшись лицом к ней, вместо того чтобы снова занять своё место за столом. Она оглядела комнату, кусая нижнюю губу и явно стремясь обрести душевное равновесие, затем снова посмотрела на него.

— Мои мальчики знают, что их отец мёртв, — сказала она, — но я ещё не рассказала им, как он умер. Это было нелегко, но я не могла рисковать, что они выдали себя, пока мы не окажемся в каком-то безопасном месте.

— Теперь они в безопасности, — мягко подтвердил он вновь. — У вас есть обещание, как лично моё, так и моего офиса.

— Спасибо. — Она пристально посмотрела на него, затем её ноздри раздулись. — Я искренне благодарна за ваше обещание, и я знаю, что ничего из того, что вы сделали, не было сделано из личной неприязни к Эрайку. И всё же, я надеюсь вы простите меня, но я не могу полностью отделить ваши действия от того, что с ним произошло.

— И вы не должны быть в состоянии делать это, — ответил он. — Во всяком случае, пока. И никто не может обвинить вас, если это разделение никогда для вас не наступит. Я не буду притворяться, что ваш муж был повсеместно любим здесь, в Черис, потому что это не так. И всё же его никогда не ненавидели… во всяком случае, насколько мне известно. Говоря за себя, я никогда не считал его злым человеком, каким я считаю Великого Инквизитора. Я только чувствовал, что он слаб и, простите меня, испорчен. Испорчен теми пятнами разложения, которые прилипли ко всему Совету Викариев и всем старшим членам епископата.

— Он был слаб, — согласилась она, и её глаза снова наполнились слезами. — Но он оказался сильнее, чем я когда-либо предполагала. Определённо сильнее, чем он когда-либо сам подозревал. Эта сила пришла к нему под конец.

— Расскажите мне, — мягко попросил он, и она глубоко вздохнула. Слеза вырвалась и скатилась по её щеке, и она расправила плечи, словно солдат, стоящий перед битвой.

— Я была там. — Голос её был низким и хриплым. — Я должна была быть там. Я видела всё, что они делали с ним, прежде чем они, наконец, позволили ему умереть. Это заняло часы, Ваше Высокопреосвященство. Он даже не был человеческим созданием в конце, только поломанным, освежёванным, истекающим кровью куском плоти, и «Мать-Церковь» назвала это правосудием.

Её голос перешёл в шипение, когда она произнесла последнее слово, словно это было проклятие. Слёзы потекли ручьём, но в этих заплаканных глазах вспыхнул свирепый гнев, когда она посмотрела на мужчину, сменившего её мужа на посту архиепископа Черис.

— Вы ошибаетесь в одной вещи, Ваше Высокопреосвященство, — сказала она ему безапелляционно. — Не каждый член Совета Викариев испорчен. Даже не каждый священник Инквизиции, несмотря на яд Клинтана в самом сердце Управления. Вот откуда я знаю, что ему предложили лёгкую смерть, если только он подтвердит версию «Группы Четырёх» о том, что произошло здесь, в Черис.

— Он отказался сделать это. — Она встретилась с ним взглядом, и её подбородок поднялся с гордостью несмотря на то, что слёзы текли по её лицу. — У нас с мужем никогда не было нормального брака, Ваше Высокопреосвященство. Вы правы, он был испорченным и слабым человеком. Но я говорю вам — мне никогда не будет стыдно за Эрайка Динниса. Нет ничего, что бы эти лживые монстры в сердце Церкви смогли бы когда-либо сказать, когда-нибудь сделать, чтобы заставить меня забыть сделанный им выбор, смерть, которой он умер. В конце своей жизни, он был кем угодно, только не слабым.

— Это хорошо согласуется с его последним письмом, — тихо сказал Стейнейр, вытащив безупречный носовой платок из рукава своей рясы и передав его ей. — Я, конечно, не знаю никаких подробностей его смерти. Но я знаю, что он нашёл в себе силы, о которых вы говорите. И что, какими бы ни были его недостатки, в конце своей жизни он ясно видел и говорил правду — не просто другим, но себе. Каждую среду, с тех пор как пришло его письмо, я провожу поминальную мессу для слуги Божьего Эрайка.

Она судорожно кивнула, сжимая носовой платок. Прошло несколько секунд, прежде чем она могла говорить снова.

— Я должна сказать мальчикам, — сказала она затем. — Они должны знать, и в любом случае пройдёт не так уж много времени, как им скажет кто-то другой. Наш корабль покинул Порт-Харбор вечером в день его казни, и экипаж не знал никаких подробностей. Они знали, что он был казнён, и мальчики, конечно, тоже. И хотя команда не знала подробностей, некоторые из них… размышляли о том, на что это было похоже. Они понятия не имели, кто мы, никогда не догадывались, что говорят о отце моих сыновей. Я сказала им, что думаю, что это не та тема, которую должны слушать такие молодые мальчики, и я должна признать, что после этого они старались не говорить об этом в их присутствии. Но это был не очень большой корабль, Ваше Высокопреосвященство, и я знаю, что они оба слышали… кое-что из этого. Я не могла предотвратить этого, хотя я верю — и молюсь — что мне удалось защитить их от худшего. Но я не могу делать это вечно.

— Конечно, не можете. — Он наклонился вперёд и мягко коснулся её колена. — Я понимаю, что им, в их сознании, может быть трудно отделить меня от того, что случилось с их отцом, особенно учитывая тот факт, что я тот, кто занял его пост здесь, в Черис. Но одна из обязанностей этого поста — служить всем детям Божьим, так что, если я могу оказать какую-либо помощь, когда вы решитесь сказать им, пожалуйста, позвольте мне помочь.

— Я думаю, что, возможно, если вы сможете объяснить им, или хотя бы попытаетесь объяснить, почему это происходит, это может помочь, — ответила она. Затем она покачала головой. — Я не знаю, есть ли кто-нибудь, кто может объяснить им это, Ваше Высокопреосвященство. Не в их возрасте.

— Не так давно, — сказал Стейнейр, — король Хааральд был вынужден объяснить двум своим кузенам — двум мальчикам, которые оба моложе вашего Тимити — почему умер их отец. Ему пришлось объяснить, что их отец пытался убить кронпринца и короля, и был убит их собственным дедом в процессе этого. — Он грустно улыбнулся. — Дети несут достаточное бремя, не веря, что их отцы могут быть предателями или могут быть испорченными. Без необходимости принимать их смерть в бесчестии. Из того, что вы сказали, по крайней мере, отец ваших сыновей умер, говоря правду, противостоя своим палачам с храбростью истинной убеждённости и выступая за эту убеждённость, несмотря на несправедливость его казни. В их возрасте это будет слабым утешением для такой потери, особенно когда они узнают природу смерти, которой он умер. Но им нечего стыдиться. В этом вы правы, миледи, и со временем они поймут это. Это не избавит от боли, но, возможно, это как минимум поможет им почувствовать гордость за своего отца, которую он так справедливо заслужил в самом конце его жизни. И хотя Бог знает, что им — и вам — понадобится время, чтобы исцелиться, я обещаю вам, что мы будем оказывать вам всё это время, всю поддержку, которую мы только сможем предоставить.

— Я рада, — тихо сказала она, и он изогнул одну бровь. Она увидела это и покачала головой.

— Я рада, — повторила она. — Я надеялась и молилась, чтобы Эрайк умер не зря. Что «Группа Четырёх» действительно лгала, и что человек, который заменил моего мужа здесь, в Черис, действительно был человеком Божьим, а не просто кем-то, ищущим политической выгоды, как бы оправданно не было то, что он сделал, особенно в свете собственных злоупотреблений Церкви. Я рада видеть, что человек заменивший его — человек Божий.

— Я стараюсь таким быть. — Он улыбнулся ей со смесью грусти и юмора. — Бывают моменты, когда я не настолько уверен в своём успехе, как мне хотелось бы. Но я стараюсь.

— Я понимаю. — Она смотрела на него ещё немного, затем глубоко и ровно вздохнула. — Отче, — сказала она, — я согрешила, и прошло уже три месяца с тех пор, как я последний раз посещала мессу. Вы выслушаете мою исповедь?