Мерлин гадал, понимает ли Кайлеб, что он медленно и ритмично переносит свой вес с ноги на ногу, стоя на причале, окружённый ураганом из знамён. Не говоря уже о нескольких десятках Королевских Гвардейцев, почётном карауле от Королевского Черисийского Флота и Королевской Черисийской Морской Пехоты, большей части его Королевского Совета, нескольких сверкающих драгоценностями рядов, которые выглядели как минимум половиной Палаты Лордов, значительной делегации из Палаты Общин, и каждом рядовом гражданине его столицы, который смог выпросить, одолжить, купить или украсть место достаточно близкое, чтобы увидеть единственно самое знаменательное прибытие в Теллесберг, по крайней мере, за последние пятьдесят лет.

Как и полагается правильному телохранителю, Мерлин бесстрастно стоял позади юного короля, внимательно выискивая потенциальные угрозы. — «Хорошо», — отметил он про себя, когда услышал, как салютующие орудия батарей гавани выстреливают свои приветствия в виде клубов дыма, — «что никто до сих пор не удосужился усовершенствовать артиллерию, с которой начал экспериментировать Подводная Гора. Единственный гаубичный снаряд, выпущенный в середину этого сборища на причале, имел бы катастрофические последствия для будущей истории Сэйфхолда».

«Конечно», — подумал он с чувством глубокого удовлетворения, пока вёсельные буксиры подводили величественный галеон, несущий знамя королевского синего цвета с серебряным думвалом Черис на нём, боком к причалу, — «если бы «Группа Четырёх» только знала, что на самом деле должно высадиться в этом доке, это имело бы ещё более катастрофические последствия».

Он с огромным трудом удержался, чтобы не расплыться в широкой улыбке, наблюдая за Кайлебом. В данный конкретный момент, король явно не думал о будущих политических и военных последствиях, несмотря на его похвальную работу по концентрации внимания на этих аспектах предполагаемого брака, проделанную им, когда он представлял его Парламенту. Было болезненно ясно, что, по крайней мере пока, эти последствия отошли на второй план в мыслях очень молодого жениха, собирающегося впервые встретиться со своей невестой.

Шарлиен Чизхольмская приказала себе спокойно и величественно стоять на высокорасположенной кормовой палубе своего галеона. Очень высокорасположенной палубе, кстати говоря. На самом деле, КЕВ «Думвал» был одним из всего четырёх галеонов, которыми обладал её военно-морской флот до злополучной кампании, закончившейся в Заливе Даркос, и, в отличие от галеонов Королевского Черисийского Флота, сопровождавших его в Теллесберг, «Думвал» сохранил и своё оригинальное громоздкое парусное вооружение, и свои высокие, массивные, многоэтажные надстройки, на носу и на корме. Эти же прилизанные, низкобортные суда избавились от этих особенностей в своём безжалостном стремлении снизить вес оборудования, размещённого в верхней части судна и улучшить мореходные качества и способность держаться круто к ветру, и это стремление, очевидно, было успешным. Сама Шарлиен была далеко не профессиональным моряком, но зависть её капитана к лёгкости управления черисийцев была очевидна даже ей, несмотря на все его попытки скрыть это.

На данный момент, однако, она была гораздо меньше озабочена относительными достоинствами галеона, по сравнению с молодым человеком, ожидающим её прибытия.

«Я не собираюсь бежать по трапу, как какая-то переволновавшаяся школьница. Ради Бога, я правящая королева! У меня есть достоинство королевы, которое нужно поддерживать… и абсолютно нет дела, до всех этих бабочек, что танцуют кругами у меня в животе».

Она сказала себе это довольно твёрдо.

Похоже, помогло это не очень.

«Сейчас же прекрати это! Ты знаешь, почему ты приняла это решение, несмотря на противодействие таких людей, как дядя Биртрим. По сравнению со всеми этими причинами, какое это имеет значение, как он выглядит, ради всего святого?!»

Она мысленно фыркнула от направления своих собственных мыслей и взглянула на молодую женщину, стоящую рядом с ней на кормовой палубе.

Леди Мейра Люкис была единственной фрейлиной, которую она привезла с собой. Отчасти это было связано с тем, что одним из первых действий Шарлиен было сокращение количества фрейлин, которое обычно поддерживалось королевой-консортом, в качестве преднамеренной тактики, направленной на то, чтобы уменьшить склонность её аристократов думать о своей находящейся в подростковом возрасте королеве, как о трепещущей девушке, нуждающаяся в ласке… так и о субъекте для «подходящего брака», манипуляций или устранения. Та же логика была применена при выборе списка гостей для этого путешествия, и ни у кого не возникло никаких вопросов относительно того, какую из её сравнительно короткого списка фрейлин она выберет. Мейра Люкис была не просто её самым близким другом среди чизхольмского дворянства; кроме этого, она была племянницей барона Зелёной Горы.

Но на самом деле Мейра не была тем, кто занимал её мысли в данный момент, и её губы слегка сжались, когда она подумала о человеке, который должен был стоять рядом с ней.

Марек Сандирс был наиболее близок к тому, кого она могла бы назвать отцом после смерти короля Сейлиса. — «Если кто-нибудь ещё должен был присутствовать на её свадьбе, это должен был быть дядя Мейры», — подумала она. Но он не мог быть здесь. Не был он и единственным человеком, по чьему присутствию она будет скучать. У неё не было другого выбора, кроме как отправиться без него, так же как она была вынуждена оставить королеву-мать Элану в качестве своего регента, в то время как она уплыла, чтобы впервые встретиться со своим женихом. Они были единственными двумя кандидатами, чьим способностям и лояльности она могла полностью доверять.

И тот факт, что это было правдой, также объяснял причину, по которой она была вынуждена взять с собой герцога Халбрукской Лощины.

На самом деле она не верила, что её дядя мог бы в её отсутствие раздуть восстание против неё, особенно с его собственной сестрой, оставшейся в качестве её регента, но она не могла полностью убедить себя, что она уверена в этом. Несмотря на то, что она знала, что он любит её, она также знала, что, принимая это решение, она надавила на него слишком сильно. Его вера — не просто в Бога, но в Божью Церковь — никогда не позволила бы ему одобрить этот брак. Из-за её политики, которую согласие принять предложения Кайлеба сделало кристально ясной для всего мира. Где-то должна была быть разделительная черта между тем, что любовь дяди к ней могла перенести без активного сопротивления, и тем, что Мать-Церковь потребует от своего верного сына, несмотря на эту любовь, и Шарлиен не имела намерения оставлять его в положении, которое вынудило бы его посмотреть в лицо этому решению.

Ей хотелось, чтобы он смог заставить себя присоединиться к ней на палубе. Но он сослался на «морскую болезнь», несмотря на спокойные воды Теллесбергской Бухты, и вместо этого удалился в свою каюту. Вот почему мужчина, который на самом деле стоял рядом с ней, был графом Серой Гавани, а не кто-то из чизхольмцев.

Краешком глаза она посмотрела на его профиль. Его радость от возвращения домой была очевидна, и она видела, как его глаза нетерпеливо обшаривают разноцветную толпу, толпящуюся на пристани. Доски пристани были покрыты роскошными толстыми коврами — она поняла, что ковры были чизхольмского синего цвета, и задумалась, где Кайлеб нашёл их в достаточном количестве. Знамёна обоих королевств хлопали и рвались на ветру, а почётные караулы были выстроены в идеальном порядке. Тем не менее, выражение лица Серой Гавани ясно давало понять, что ему совершенно безразличны вся эта помпезность и торжественность. Его глаза искали кого-то — какого-то одного конкретного человека — и она увидела, как они сузились, когда он нашёл того, кого искал.

— Там, Ваше Величество, — тихо сказал он, хотя, учитывая шумные возгласы, эхом доносившиеся от берега, вряд ли кто-то на расстоянии более трёх футов мог услышать его, даже если бы он кричал. Его правая рука лишь слегка двинулась, скорее более воображаемым, чем видимым жестом. — Слева от королевского штандарта, — добавил он, и Шарлиен почувствовала, как её слегка бросило в краску, когда она последовала его указаниям.

— Это было действительно так очевидно, милорд?

— Вероятно, нет, Ваше Величество. — Граф повернул голову и улыбнулся ей. — С другой стороны, у меня есть собственная дочь.

— Я не собираюсь быть нервной девицей, — сказала она ему, выразив свои прежние мысли словами, и увидела, как губы Мейры почти сложились в улыбку, когда Серая Гавань усмехнулся.

— Если Ваше Величество позволит мне указать на это, это немного глупо с вашей стороны. Вы всё ещё очень молоды, как вы знаете. Старше, чем Кайлеб, правда, но всё равно молоды. Весь мир имел достаточно возможностей узнать, что, молоды вы или нет, вы оба — грозные правители. Но хотя бы сейчас, Ваше Величество, вспомните, что ваш трон уже отнял у вас бесчисленные удовольствия, которыми могут наслаждаться менее благороднорождённые молодые женщины и мужчины. Наслаждайтесь этим. Не беря в расчёт государственные вопросы, как бы ни были правдивы все аргументы, которые я использовал, следуя моим обязанностям убедить вас в государственной прозорливости и мудрости принятия этого решения, я заверяю вас, что молодой мужчина, ожидающий вас там — очень хороший молодой человек. Он сделает вас счастливой, если это вообще возможно, и я обещаю, что вам никогда не придётся сомневаться в его чести или стыдиться какого-нибудь решения, которое он может принять.

— Дай Бог, чтобы вы были правы, милорд, — сказала она тихо и искренне.

— Я верю, что так и будет, — ответил он. — Конечно, я предубеждён. Я был бы плохим первым советником, если бы не был таким, я полагаю. Но я наблюдал, как Кайлеб рос, Ваше Величество. Я имел честь знать одновременно и его отца, и его мать, видел, что за брак был у них… и научил его желать такого же.

Шарлиен кивнула, но её взгляд был прикован к фигуре, на которую ей осторожно указал Серая Гавань.

Они были всё ещё слишком далеко, чтобы она могла разобрать какие-либо детали, но она могла видеть, что он был выше, чем кто-либо из мужчин, стоящих вокруг него. На самом деле, она с некоторым удовлетворением заметила, что только одетый в чёрное с золотом гвардеец, с бдительным видом стоящий за его спиной, казался выше.

Она увидела цепь, которую по черисийскому обычаю использовали вместо её королевской короны, сверкающую вокруг его шеи золотым и зелёным огнём, и почувствовала отчётливое чувство облегчения от того, что Кайлеб воздержался от придворных регалий. Она ожидала этого, но, когда они подошли к гавани и она обнаружила, что ищет поводов для беспокойства, ей пришло в голову, что она могла ошибаться. В конце концов, всё, что могло пойти не так, так обычно и шло, и последнее, что ей было нужно — это выглядеть одетой слишком бедно рядом со своим предполагаемым женихом. И не менее плохим вариантом было бы выглядеть слишком богато.

«Да прекрати ты этот скулёж!» — отругала она себя. — «Даже если Серая Гавань прав, ты по-прежнему королева. У тебя всё ещё есть обязанности, видимость которых нужно поддерживать».

«Кроме того, он не может быть таким красивым, как на том портрете».

Вопреки её стараниям, у неё вырвался кудахтающий смешок, когда она, наконец, позволила себе обдумать эту нелепую мысль. Из всех глупых, дурацких вещей, о которых она могла бы беспокоиться в такой момент, как этот, эта должно быть была самой пустоголовой и бесполезной из всех.

Что не заставило её исчезнуть.

Серая Гавань взглянул в её в сторону, когда она рассмеялась, и она с улыбкой покачала головой. Она никогда не стала бы объяснять ему причины своего веселья. Даже если у него была своя собственная дочь.

Достаточно странно, но смех, казалось, помог. Или, возможно, она просто наконец позволила себе признать, что даже правящая королева может питать хотя бы несколько романтических фантазий.

«Но держу пари, он действительно не такой милый, как на его портрете».

Галеон, при помощи вёсельных буксиров, прижался к причалу на набережной и остановился.

Швартовы были поданы на берег и затянуты вокруг ожидающих их кнехтов, когда экипаж выбрал слабину на них, а изящные сходни, чьи безупречно белые тросы поручней сверкали на солнце, плавно выдвинулись на своё место. Отгремело последнее салютующее орудие, пороховой дым отнесло в сторону, ненадолго затмив солнечный свет, и наступил краткий момент почти полной тишины, прерываемый только звуками морских птиц, виверн, и голосом маленького ребёнка, громко спрашивавшего свою мать, что происходит. А затем, когда стройная царственная фигура появилась наверху трапа, у входного порта в высоком борту галеона, трубачи, сконцентрированные позади Кайлеба, заиграли свои пышные, золотые фанфары приветствия.

Шарлиен приостановилась, когда заиграли трубачи, и Мерлин спросил себя, поняла ли она, что фанфары, которые они играют, предназначены только лишь для королевского дома Черис. Он не знал этого, но его усиленное зрение приблизило её лицо на расстояние вытянутой руки. Он увидел, как её глаза слегка расширились, увидел, как её голова поднялась с ещё большей гордостью, увидел, как порозовели её щеки. А потом она пошла вниз по трапу.

Никто её не сопровождал. Её собственные телохранители замешкались позади неё, их лица ничего не выражали, несмотря на беспокойство, которое ощущалось почти физически. Благодаря СНАРКу, который продолжать осуществлять охранное наблюдение за Шарлиен с момента прибытия Серой Гавани в Чизхольм, Мерлин знал, что она специально приказала своей страже оставаться на борту «Думвала», пока она сама будет идти навстречу своему новому мужу и приветствовать своих новых подданных.

Никому из них это не понравилось, и, следует отметить, что капитан Уиллис Гейрат, их командир, возражал против её решения до тех пор, пока она не приказала ему — в очень нетипичной для неё вспышке раздражения — заткнуться. То же самое она приказала и сержанту Эдвирду Сихемперу, бывшему с детства её личным оруженосцем, пусть и немного менее экспрессивно. Она едко указала обоим своим опекунам, что если какой-нибудь из подданных её предполагаемого мужа был достаточно безумен от ненависти к королеве, с которой он никогда не встречался, чтобы совершить самоубийственную попытку покушения перед лицом всех гвардейцев, которых Кайлеб собирался поставить на караул, тогда в долгосрочной перспективе ни один из них не сможет защитить её, что бы они ни делали.

Капитан Гейрат и сержант Сихемпер явно не были обеспокоены «долгосрочной перспективой». Они были заинтересованы в том, чтобы сохранить её жизнь прямо сейчас, и Мерлин обнаружил, что безмерно сочувствует им. Несмотря на это, Мерлин знал, что когда приветственные возгласы черисийцев удвоились в силе и объёме, инстинкты Шарлиен не подвели её. Когда эта одинокая, стройная фигура спустилась вниз по трапу, чтобы впервые поприветствовать людей своего будущего мужа, символика её жеста не ускользнула от внимания этих людей.

«Она держит их на своей ладони», — восхищённо подумал Мерлин. — «И, возможно, самое лучшее в этом то, что она сперва приняла решение и нашла время, чтобы выяснить, почему только потом».

От Кайлеба этот жест тоже не ускользнул.

— Оставайтесь здесь… все! — наполовину прокричал он, сквозь бедлам приветствий, свиста и криков.

Больше, чем несколько человек, из числа специально назначенной официальной приветствующей делегации, повернули головы, поскольку команда короля предназначалась им. На лицах одного или двух человек отразилось негодование, но большинство из них лишь моргнули от удивления, так как он без долгих рассуждений отбросил всю тщательно срежиссированную церемонию, которая была запланирована, чтобы приветствовать королеву Шарлиен.

«Привыкайте к этому, люди», — подумал Мерлин с язвительным удовольствием, когда Кайлеб сам вышел вперёд. — «Эти двое достаточно плохи сами по себе, когда речь заходит о протоколе. Подождите, вы ещё не видели их в действии одновременно!»

«Бог мой, он выглядит лучше, чем на портрете!»

Эта мысль вспыхнула в мозгу Шарлиен, когда Кайлеб подошёл к подножию церемониального трапа, улыбаясь ей и протягивая сильную мускулистую руку, на которой сверкали украшенные драгоценными камнями кольца. Он стоял высокий, стройный и широкоплечий в своей льняной куртке до бёдер и свободных брюках из хлопкового шёлка. Золотые и серебряные нити, украшавшей куртку вышивки, отражали утренний солнечный свет. Крошечные драгоценные камни мерцали среди традиционных, вихрящихся, волнообразных узоров, а его пояс, замысловато украшенный бляшками из кованого серебра в форме раковин, сверкал почти как зеркало.

Но по-настоящему она увидела только его глаза. Эти улыбающиеся, карие глаза, которые встретились с её глазами, были наполнены не долгом, обязывающим монарха жениться, чтобы служить нуждам своего народа, а искреннем радушием молодого человека, приветствующего свою долгожданную невесту.

Мерлин был очень взволнован. — «Она такая красивая!»

Кайлеб знал, что таращился словно какой-то придурковатый, местечковый болван, но ничего не мог с этим поделать. Несмотря на всё, что Мерлин рассказал ему, он во многих отношениях боялся этого момента. Отчасти, как он подозревал, потому, что уголок его разума не мог отбросить упрямый пессимизм, что что-либо столь важное, столь критичное для выживания его народа, должно было быть исключительно предметом холодного политического расчёта. И жертвой.

Но молодая женщина, протягивающая ему свою тонкую, изящную руку, не была предметом расчёта и жертвой. Её чёрные волосы под золотой, предназначенной для выхода на публику, короной блестели на солнце, а в огромных глазах искрился интеллект. Её обманчиво простое платье было соткано из шёлка стального чертополоха, даже более лёгкого и гладкого, чем хлопковый шёлк, и скроено по непривычному образцу. Черисийские фасоны, как мужские, так женские, отдавали предпочтение свободным, не стесняющим движение предметам одежды, хорошо подходящим для экваториального климата. Платье Шарлиен было сшито гораздо более обтягивающим, наглядно демонстрируя, несмотря на её стройность, роскошные изгибы фигуры и она откинула голову назад, когда он осторожно, почти деликатно взял её пальцы своими и поднёс её руку к губам.

— Добро пожаловать в Черис, Ваше Величество, — сказал он, когда приветствия, раздающиеся на берегу позади него, снова удвоились.

— Добро пожаловать в Черис, Ваше Величество.

Шарлиен едва могла слышать его сквозь шум голосов, пульсирующий вокруг них, подобно какому-то урагану человеческой энергии. Её собственная рука сжалась на его руке, чувствуя мозоли от меча на его пальцах, силу его хватки и странное чувство удовольствия, которое охватило её, когда она поняла, что её голова лишь немного выше его плеча. Гардероб графа Серой Гавани подготовил её к экзотике черисийских фасонов, и, взглянув на Кайлеба, она поняла, что эти свободные, разноцветные одежды идеально подходят для его мускулистой фигуры.

Несомненно, в данный конкретный момент, было довольно глупо думать об этом.

— Спасибо, Ваше Величество, — сказала она, повышая голос чтобы перекричать крики толпы. — Приветствие ваших людей… ошеломляющее.

— Они ждали вас с нетерпением с тех самых пор, как прибыло ваше письмо, — пояснил Кайлеб. Затем его глаза смягчились. — Как и я.

Это могла быть вежливая придворная, ничего не значащая, лесть. Но это было не так, и Шарлиен улыбнулась, услышав искреннее приветствие и удовольствие в его голосе.

— Ваш портрет не отдаёт вам должного, Ваше Величество, — ответила она с дьявольским блеском в глазах и увидела, что он слегка покраснел. Затем он засмеялся и покачал головой.

— Если вы можете сказать так после того, как действительно встретились со мной, возможно, нам лучше попросить королевского оптика проверить ваши глаза!

Его собственные глаза наполнились юмором, и она засмеялась в ответ. Затем настала её очередь качать головой.

— Ваше Величество — Кайлеб — я уверена, что мы найдём время, чтобы познакомиться друг с другом. Однако сейчас я уверена, что ваши люди ждут нас.

— Нет, Шарлиен, — сказал он, встав рядом с ней, проведя её руку себе под локоть и повернувшись, чтобы сопровождать её до конца пути по трапу. — Нет, наши люди ждут нас.