Это был первый раз, когда Мерлин увидел внутреннее убранство Здания черисийского Парламента своими собственными глазами.

Ну, своими собственными визуальными рецепторами, если он хотел быть неукоснительно точным.

Оштукатуренные стены зала были обшиты панелями высотой выше человеческого роста, сделанными из древесины редких тропических деревьев, которыми изобиловали более северные леса Черис. Потолочные вентиляторы, установленные на выставленных напоказ балках, медленно и непрерывно вращались над головами, вытягивая тепло вверх, а огромные световые окна-жалюзи на потолке открывались утреннему солнечному свету, помогая охлаждающему движению воздуха. Ещё больше солнечного света проникало сквозь окна, вставленные в толстые, препятствующие проникновению тепла стены типичной черисийской архитектуры. Несмотря на постепенно увеличивающуюся жару раннего дня и большое количество людей, собранных в одном месте, здесь, в зале, было всё ещё на удивление прохладно, что говорило о мастерстве людей, которые спроектировали и построили его.

В Черис не было официального разделения по зданиям между Палатой Лордов и Палатой Общин. У обеих Палат были собственные залы заседаний, где значительная часть работы — большая её часть, на самом деле — выполнялась на заседаниях небольших комитетов, но это было рабочее пространство Парламента, его дом. Мерлин задавался вопросом, как долго это продлится, и будет ли Парламент перенесён в отдалённом будущем в новое, более крупное здание. Это казалось маловероятным, хотя бы потому, что в новом и большем Парламенте было бы слишком много членов, чтобы делать что-либо эффективно, не разделяясь внутри себя на фракции.

Однако сейчас, он нашёл текущую расстановку странным образом обнадёживающей. И даже если ни у одной из Палат не было своего отдельного зала, было чёткое разделение в расстановке сидячих мест по правой и левой стороне их общей палаты, так они были расставлены у кафедры Спикера.

Ряды сидений были расположены в форме многоярусной подковы с кафедрой, стоящей между её открытыми концами, при этом члены Палаты Общин сидели слева от Спикера, на удобных скамейках за отдельными письменными столами с чернильницами и графинами, наполненными водой. Но их столы были простыми — конечно, хорошо изготовленными и отполированными, но без резьбы или других украшений. По сути, это были обычные стулья и столы, предоставляемые тем людям, кто занимал парламентские должности, полученные в ходе выборов, а не по праву наследования.

Лорды сидели справа от Спикера. Их скамьи имели такую же толщину обивки, как и у их коллег из простонародья, но на передней стороне каждого из столов на этой стороне Палаты был изображён герб мужчины — или, в очень редких случаях, женщины — что сидели за ним. Некоторые из этих гербов были простой резьбой по дереву, другие были сильно позолочены и раскрашены; а некоторые из них были отлиты из золота или серебра и украшены драгоценными камнями, которые отражали свет, падающий из световых люков и окон танцующими отблесками красных, зелёных и синих огней.

Несмотря на всё это, Палата была не настолько впечатляющей, как на том настаивали эмоции Мерлина, учитывая его знание того, каким когда-нибудь мог стать этот зачаток. Конечно, британская Палата Парламента всегда поражала Нимуэ Албан своей нарочитой скромностью, несмотря на то что её вполне справедливо называли «матерью парламентов». Это сооружение, в этом мире, будет претендовать на тот же титул для себя в грядущие века, предполагая, что Черис удастся выжить, поэтому он предположил, что вполне уместно, чтобы и оно избегало своего рода рассчитанного на определённый эффект величия, которое архитекторы «Архангелов» предусмотрели в конструкции Храма.

В любом случае, пока Парламенту было не нужно огромное здание, здесь, в Черис. Пока ещё нет. Несмотря на осведомлённость нескольких последних монархов о настоящей истории Земной Федерации и их преднамеренную политику продвижения в этом направлении, Черис всё ещё оставалась обществом, которое лишь недавно вышло за рамки настоящего феодального строя. Относительно стандартов страны, где родилась Нимуэ Албан, количество людей, имеющих право на участие в выборах, всё ещё оставалось в высшей степени ограниченно требованиями по уровню состояния и грамотности одновременно. Оно было намного больше, по отношению к общему количеству жителей, чем в любом другом государстве отличном от Черис, включая «Республику» Сиддармарк, но всё равно оставалось относительно небольшим. На самом деле, Палата Общин, не смотря на свою номинально гораздо большую представительскую основу, была лишь немногим больше Палаты Лордов.

«Конечно», — угрюмо подумал Мерлин, глядя на собравшийся Парламент через плечо Кайлеба, пока король, впервые после своей коронации, в полном придворном облачении, шёл к кафедре Спикера, — «есть причина, по которой Палата Лордов имеет так много представителей».

Целая треть мест в верхней палате — по большей части тех, которые несли на себе самые впечатляющие  гербы — занимали не светские вельможи, а епископы и влиятельные аббаты Церкви Господа Ожидающего. Вне зависимости от того, что мог желать Хааральд или его непосредственные предшественники, у них не было никакой возможности создать парламент без предоставления Церкви обширного представления в нём.

Однако, некоторые из мужчин, сидевших на этих конкретных местах, были не мужчинами, кто сидел на них до Битвы в Заливе Даркос. Большинство из тех, кто был заменён новичками, выдвинутыми и рукоположенными на эти должности архиепископом Мейкелем, в яростном протесте подали в отставку, когда их собратья решили поддержать Кайлеба и Стейнейра в их стремлении к независимости от Совета Викариев. Однако, двое из них были отстранены по Королевскому Ордеру и в настоящее время находились в достаточно удобных кельях, ожидая судебного разбирательства. Так происходило, когда Корона располагала неопровержимыми доказательствами того, что люди, о которых шла речь, активно участвовали в заговоре с целью убийства короля.

«Неопровержимые доказательства, которые я предоставил Волне Грома», — подумал Мерлин с мрачным удовлетворением. — «Хотелось бы, чтобы этого не было — не было никаких заговоров, с целью убить Кайлеба — но это всё равно что желать, чтобы солнце не светило. И, по крайней мере, оставшаяся часть Церкви перенесла арест двух её старших членов светскими властями по светским обвинениям, которые имеют высокую вероятность смертного приговора, если он будет вынесен, гораздо лучше, чем я боялся».

Кайлеб подошёл к кафедре, неся в руках Державный Скипетр (который, в случае Черис, был богато позолоченной и украшенной драгоценностями, но всё равно бескомпромиссно впечатляющей булавой), и Мерлин подавил внутренний смешок. Этот «Скипетр», без сомнения, пришёлся бы весьма кстати, чтобы открыть любую дверь, которую кто-либо имел неосторожность закрыть перед его носителем. Что только подчёркивало тот факт, что в Черис не было глупого вздора на тему кто, и кому равен. Как не было и обычая, по которому монарх формально «просил» о допуске его в Палату Общин. Хааральд VII и его непосредственные предшественники, возможно и признавали свою ответственность за перемены, производимые в Черис, но они были очень осторожны в том, чтобы к настоящему времени сохранить истинную власть в руках монархии. Вот почему, каждый мужчина, и группка женщин, в этой зале, стояли, склонившись в поклоне, пока Кайлеб водружал скипетр на ожидающую его подставку перед кафедрой.

— Садитесь, милорды и миледи, — пригласил король после короткой паузы, и подошвы и одежды зашуршали и зашелестели, когда Парламент повиновался. Он снова подождал, пока все усядутся, а затем наклонил голову, разглядывая ожидающие его лица со спокойствием, которого, как подозревал Мерлин, он на самом деле не испытывал.

— Мы призвали вас, чтобы поделиться с вами содержанием и последствиями письма, которое Мы недавно получили от нашего доверенного слуги, графа Серой Гавани, — начал он. — Это касается решения Её Величества Королевы Шарлиен о предложении, которые Мы передали ей лично руками графа Серой Гавани.

Он сделал паузу, но каждый человек в этом зале сидел очень, очень тихо. Мерлин подумал, что эта тишина была подтверждением того, что секретность удалось сохранить. Все знали, что Серая Гавань отправился в Чизхольм в качестве специального посланника Кайлеба, и даже наименее проницательному политическому тупице было ясно, что первого советника не послали бы, если бы Кайлеб не хотел сказать Шарлиен что-то значимое. Но никто за пределами ближайшего круга советников Кайлеба не знал, что это было, и желание Парламента узнать было почти осязаемым.

— Сим, Мы объявляем вам, — чётко сказал Кайлеб, — что Королева Шарлиен приняла Наше предложение о браке.

Одно или два удара сердца, казалось, никто ничего не мог понять. Затем это произошло, и волна удивления прокатилась по Парламенту, словно сильный ветер по луговой траве. Мерлин видел, как она проносится по сидящим членам палаты представителей и пэрам, и, не смотря на присутствие короля, несмотря на торжественность самого Парламента, её сопровождал хор изумлённых голосов.

Даже усиленный слух Мерлина оказался не способен выделить какие-либо отдельные замечания из этого спонтанного бедлама, а Кайлеб даже и не пытался. Он просто подождал несколько секунд, позволяя вопросам и восклицаниям своей аудитории идти своим чередом перед тем, как, наконец, кашлянуть и повысить свой голос.

— Милорды и миледи! — резко сказал он. — Это похоже на перерыв? — Голос короля пронзил гомон, который прекратился с поразительной быстротой. Многие лица выглядели смущёнными из-за волнения, охватившего их владельцев, но даже у них преобладающими эмоциями были удивление и напряжённые размышления.

— Благодарю вас, милорды и миледи, — сказал Кайлеб, когда вновь воцарилась тишина. Затем он позволил себе небольшую улыбку. — Мы полагаем, что вряд ли можем сильно винить вас за это удивление. Согласие Её Величества на наше предложение руки и сердца было нелёгким решением. Потребовалось большое мужество и мудрость, чтобы закрыть глаза на неизбежную ярость, которая будет вызвана её решением у тех продажных индивидуумов, которые в настоящее время контролируют Храм. Не может быть никаких сомнений, что, приняв это решение, она нерушимо венчала, — он снова улыбнулся собственному выбору слов, — судьбу её королевства с судьбой нашего. По своей собственной воле, она согласилась встать рядом с нами и нашим народом на смертельную борьбу за душу Матери-Церкви и наше собственное выживание. Можете не сомневаться, что это битва, к которой она решила присоединиться, и с этого момента не будет пути назад ни для неё, ни для Чизхольма, так же как нет его и для Черис. Всё это она осознанно и добровольно приняла вместе с нашей рукой в браке.

Неподвижность и безмолвие были абсолютными.

— Согласно условиям нашего предложения, которое Мы намереваемся обнародовать вам сегодня, и которое будет предоставлено каждому из вас в письменной форме после этого выступления, короны Черис и Чизхольма будут равны друг другу до конца жизни Её Величества и нашей собственной. После наших смертей обе короны будут объединены, в лицах наших детей, в единую корону Черисийской Империи.

— Тем временем, Мы и Её Величество представим парламентам обоих королевств условия, на которых мы предлагаем создать новый, общий и совместный Имперский Парламент, который будет консультировать и помогать нам в справедливом управлении обоими королевствами в условиях их новых имперских отношений друг с другом. Флоты и армии наших государств будут объединены в новый Имперский Флот и Имперскую Армию, а возможность получить чин в этих общих вооружённых силах нашего нового и более крупного государства будет открыта как для черисийцев, так и для чизхольмцев. Будет учреждена Имперская Казна, в которую оба королевства будут вносить свой вклад, а наши законотворцы, в согласии с законотворцами Чизхольма, будут согласовывать законы обоих королевств, чтобы подданные одного могли пользоваться правами, привилегиями, обязанностями и повинностями другого.

— И, поскольку, всегда будет угроза того, что отношения наших королевств станут неравноправным партнёрством, в котором одно королевство становится — или считает, что оно стало — слугой другого, а не равным ему, Теллесберг и Черайас должны быть равны как столицы. В течении четырёх месяцев каждого года, то есть в течении полугода, учитывая время плавания между Черис и Чизхольмом, Мы с Её Величеством будем проживать и управлять обоими королевствами находясь в Теллесберге, а в течении следующих шести месяцев жить и управлять обоими королевствами, находясь в Черайасе. Без сомнения, обоим городам будет не просто приспособиться к этому, но это произойдёт, милорды и миледи.

Кайлеб сделал паузу, глядя на ошеломлённую тишину, и в этот момент его лицо выглядело гораздо старше. Его глаза были такими же твёрдыми, как и лицо, и когда он снова заговорил, его голос звучал твёрдо и чётко, пронизанный гранитной решимостью и железными намерениями.

— Поймите Нас правильно, милорды и миледи, — сказал он Парламенту. — Это не будет союзом неравных. Мы не предлагали брак королеве Шарлиен как нечто меньшее, чем полное и всеобъемлющее слияние наших королевств. Как наша Королева, она разделит Нашу власть в Черис, так и Мы разделим с ней Её власть в Чизхольме. Она будет нашим регентом, если Нас призовёт война. Она будет иметь все полномочия действовать здесь, в Черис, так, как она, по её собственному здравому смыслу, и по рекомендациям нашего Королевского Совета и этого Парламента, а потом и его имперского преемника, сочтёт это целесообразным, и её решения и действия будут заранее одобрены нами.

— Мы представляем вам не номинальную фигуру, милорды и миледи. Это Королева, со всей силой и достижениями своей собственной власти, в её собственном Королевстве. Она та, кто, как и Мы, и как Наш отец до Нас, противопоставил себя могущественным врагам, и кто встретил суровое испытание и трудности престола, на который она была призвана, в ещё более раннем возрасте, чем Мы, с мудростью, мужеством и решимостью. Её будут встречать, приветствовать и повиноваться ей так, как если бы она была черисийкой по рождению.

«Звук падающей булавки был бы оглушительным», — подумал Мерлин, наблюдая, как слова молодого короля доходят до сознания окружающих.

— Мы уверены, что даже небольшое размышление ясно покажет всем вам, какое военное преимущество это нам принесёт. То впечатление, которое готовность королевы Шарлиен поддержать нас в нашем осуждении разложения Совета Викариев должно произвести на мысли других государств и других правителей, так же не потребует от нас ни объяснений, ни преувеличений. Преимущества, которые мы получим в операциях против наших общих врагов в Корисанде, должны быть очевидны в равной степени, как и способ, которым сила и мощь нашего торгового флота будут укрепляться и расширяться.

— Все эти вещи являются правдой. Тем не менее, Мы бы хотели, чтобы вы знали, что, по Нашему мнению, самым большим преимуществом из всех, что принесёт, в будущем, этот брак нам, нашему королевству и всему Сэйфхолду, будет мужество, мудрость и разум нашей Королевы… и вашей. Не сомневайтесь в этом, милорды и миледи. И будьте уведены, что, если кто-то из вас начнёт сомневаться, эти сомнения быстро исчезнут перед лицом накапливаемого опыта.

Он снова сделал паузу, глядя на молчаливые ряды членов палаты представителей, дворян и священников.

— Великие и ужасные дни наступили для нас, милорды и леди, — сказал он затем тихо. — Времена, чтобы проверить и испытать стойкость души любого мужчины или женщины. Времена, когда каждый из нас — король, епископ, дворянин или простолюдин — должны стоять за то, что мы считаем священным, за те вещи, ради которых мы откажется от нашей жизни, если этого потребует от нас Господь. В наших руках лежит будущее Матери-Церкви, Сэйфхолда, жизней, душ и свободы каждого мужчины, женщины или ребёнка в огромном творении Господа. Если мы претерпим неудачу, если мы дрогнем, то разложение, которое охватило Совет Викариев, и запятнало Матерь-Церковь жаждой и светскими амбициями Тьмы, победит всех.

— Мы, Кайлеб Армак, Король Черис, умрём, прежде чем увидим, что это произойдёт. Мы не привели бы к вам ни одну королеву, если бы боялись, что её решимость и мужество, могли бы оказаться недостойными этого момента, этого времени, этого места, и мы не боимся, что Королева Шарлиен будет такой. Как Черис встала против Тьмы, так встанет и Чизхольм. И Королева Шарлиен. И, Бог нам свидетель, Мы не остановимся, не прервёмся и не успокоимся до тех пор, пока те, кто развязал войну, насилие и разрушение в мирных государствах в угоду порочным личным амбициям, скрывающимися под властью Матери-Церкви, не будут навсегда изгнаны из этого мира. Этой цели мы посвящаем нашу жизнь, наше судьбу и нашу священную честь.