— Могу ли я пополнить твой бокал, Мейкел? — спросил король Кайлеб позднее тем же вечером, всё ещё держа бутылку вина, из которой он только что наполнил бокал себе.

— Да, Ваше Величество. Пожалуйста. — Архиепископ протянул свой бокал и улыбнулся почти озорно. — По крайней мере, одна хорошая вещь вышедшая из Корисанда, — заметил он, глядя на этикетку на бутылке.

— Что-то хорошее может появиться почти в любом месте, — ответил Кайлеб, наполняя бокал. Казалось, он полностью сосредоточен на этой второстепенной задаче, как будто он нашёл, что её обыденность обнадёживает. Или, может быть, отвлекает.

Он закончил, поставил бутылку обратно на стол, и сел в своё кресло.

Официально это был просто частный ужин со своим архиепископом, по просьбе Мейкела. Учитывая, что Серая Гавань находился за пределами королевства, а Стейнейр выполнял вместе него функции первого советника, таких ужинов было уже несколько. На которых, конечно, капитан Атравес всегда был избранным телохранителем короля. Этим вечером этот прецедент оказался очень кстати.

— Хорошо, — тихо сказал он. — У меня как минимум несколько часов, чтобы подумать над тем, что вы двое сказали мне. Я должен признать, что немного… больно обнаружить, что был такой глубокий секрет, которым отец никогда не делился со мной, но я понимаю, почему он не был свободен принять это решение самостоятельно.

— Кайлеб, — голос Стейнейра был таким же тихим, — это никогда не было вопросом доверия или недоверия. Это был только вопрос процедур, которые были установлены четыреста лет назад. Процедур, которые служили Братству Сен-Жерно, — и, я думаю, всему королевству — хорошо.

— Я же сказал, что понимаю, Мейкел. — Кайлеб встретил взгляд архиепископа спокойным, ровным взглядом. — И я думаю, что настоящая причина, по которой это причиняет боль, всё-таки, заключается в том, что у отца никогда не было возможности рассказать мне этот секрет в мой тридцатый день рождения.

— Хотел бы я, чтобы у него была такая возможность, — тихо сказал Мерлин, созерцая свой собственный бокал, наблюдая за омутом рубинового света в его сердце. — Твой отец был одним из лучших людей, которых я когда-либо знал, Кайлеб. На самом деле, он был даже лучшим человеком, чем я когда-либо смог бы понять без небольшого откровения архиепископа.

— Ах, да. Его «откровение». Прекрасное слово для этого, Мерлин. Почти, — Кайлеб перевёл свой спокойный взгляд на Мерлина, — такое же удивительное, как и твоё собственное откровение.

— Ну, — улыбка Мерлин перекосилась, — я сказал тебе, что объясню всё, если когда-нибудь настанет день, когда я смогу это сделать.

— Что, в данном случае, — довольно выразительно сказал Кайлеб, — было больше похоже на тот день, когда тебе пришлось это сделать, не так ли?

— Справедливое замечание. — Мерлин кивнул. — С другой стороны, есть ещё вот что. С архиепископом Мейкелем и дневником Святого Жерно, чтобы поручиться за меня, я подумал, что ты с гораздо меньшей вероятностью решишь, что я сумасшедший. Или что ты ошибся, доверившись мне, в конце концов.

— Это так, — согласился Кайлеб, и скрестил руки на груди. Напряжённость в его взгляде постепенно превратилась во что-то другое, удивление, почти почтение, с частичкой чего-то, что, возможно, всё ещё оставалось следом страха. Или, возможно, опасения.

— Я с трудом могу поверить в это даже сейчас, — медленно сказал он, созерцая Мерлина с головы до пят. — Честно говоря, я не знаю, что меня больше… смущает: тот факт, что ты мёртв, или тот факт, что ты женщина.

— На самом деле, — мягко заметил Стейнейр, — я совсем не уверен, что Мерлин — или Нимуэ — мёртв.

— О, поверьте мне, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Мерлин тоном, сочетающим иронию с затяжным, ноющим горем, — Нимуэ Албан мертва. Она мертва уже свыше девятисот ваших лет. Мертва, как все её друзья… и так же мертва, как Земная Федерация.

— Я пытался представить себе то, что вы, должно быть, видели, испытали. — Стейнейр покачал головой. — Я не смог, конечно. Я не думаю, что кто-нибудь смог бы.

— В некотором смысле, это не так уж отличается от того, с чем вы и Кайлеб — и король Хааральд, конечно — столкнулись прямо здесь, в Черис, — заметил Мерлин. — Если мы проиграем, всё, что имеет для вас значение, будет уничтожено. Хотя заметьте, что в этот раз я надеюсь на более счастливый результат.

— Так же, как и все мы, — сухо сказал Стейнейр.

— Ну, конечно, мы надеемся, — сказал Кайлеб, продолжая смотреть на Мерлина ошеломлённо-удивлёнными глазами. — Тем не менее, я должен сказать, Мерлин, что как бы сильно я ни старался, я просто не могу представить тебя как женщину.

— Что хорошо говорит о выбранной мной маскировке, — сказал Мерлин, а затем удивил сам себя, рассмеявшись. — С другой стороны, та первая игра в регби, в которую ты и Арнальд втянули меня, чуть не погубила меня.

— Что? — Кайлеб нахмурил брови. — О чём ты говоришь?

— Кайлеб, — терпеливо сказал Мерлин, — подумай об этом. ПИКА полностью функционален, и я имею в виду полностью функционален. Она может делать всё, что угодно, подражать любой реакции, на которую способно органическое человеческое тело… и я провёл двадцать семь лет — почти тридцать твоих лет — будучи женщиной. Поверь мне. Есть некоторые вещи, которые просто так легко не меняются. Поймав себя на мысли, что я нахожусь в воде, голая, как в день, когда я родилась, и окружённая всеми этими прекрасными, одинаково обнажёнными, мускулистыми, скользкими мужскими телами… я обнаружил, что у мужчин есть физический отклик. Конечно, я всегда осознавал, в некотором интеллектуальном смысле, что это случится, но я никогда не ожидал, что испытаю это, если ты позволишь мне так выразится.

Кайлеб на мгновение уставился на него, а потом начал хохотать. Все началось тихо, но недолго так оставалось, и в этом веселье было что-то глубоко очищающее. Что-то, что прогнало этот сохраняющийся след страха — если это  действительно был он — из его глаз навсегда.

— О, Боже мой! — ему удалось сделать вдох между раскатами хохота. — Вот почему ты тогда остался в воде! Почему ты был так чертовски аккуратен с тем полотенцем!

— Да, это так, — довольно сдержанно согласился Мерлин. — Были и другие приспособительные изменения, но я должен признаться, что это, пожалуй, было самым… интересным.

Стейнейр начал хихикать, когда понял, о чём говорили Мерлин и Кайлеб. Теперь и он покачал головой.

— Мерлин, — сказал он, продолжая улыбаться, — почему-то я не думаю, что мёртвая женщина — или призрак — может обладать чувством юмора.

— Я не совсем уверен в этом, Ваше Высокопреосвященство.

— Тогда позвольте мне сформулировать это так. Что значит быть «живым» для человеческого существа?

— Я подозреваю, что большинство людей могли бы подумать, что дыхание было достаточно важным критерием.

— Возможно, «большинство людей» могли бы, но я не спрашиваю их. Я спрашиваю вас.

— Я действительно не знаю, — признался Мерлин. Он снова посмотрел в свой бокал. — Может быть, это потому, что я волновался об этом так много, пережёвывал эту проблему с одной стороны, а потом с другой так часто, что не могу отступить и подумать об этом с какой-то отрешённостью. Я просто решил, что даже если меня нет — в живых, я имею в виду — я мог бы вести себя так, как если бы я был. Слишком много людей принесли слишком много жертв, чтобы отправить меня сюда, в этот мир, в этот конкретный момент времени, чтобы я сделал что-то ещё.

— И именно поэтому я уверен, что вы живы, Мерлин. Нимуэ Албан, — тихо сказал Стейнейр. — Вы были одним из тех, кто принёс эти жертвы. И вы не сделали ли бы того, что уже сделали здесь, на Сэйфхолде, без некоторого ощущения ответственности перед людьми, которые были мертвы почти тысячу лет. О, эти люди важны для вас, и я понимаю, что для вас не было той тысячи лет прошедшей с тех пор, как они умерли. Но, как однажды сказал вам Хааральд, человек должен оцениваться по его действиям. И несмотря на всё враньё, нагромождённое в Писании, есть в нём также и истины. В том числе и истина о том, что внутренняя природа человека неизбежно сделается известной и раскроется его делами.

— Вы взвалили себе на плечи ношу самобичевания, Мерлин Атравес. Я бы сейчас не наблюдал за вами, не разговаривал с вами, и не учился у вас уже два года, если бы не оценивал поступки мужчины — или женщины — которой вы в действительности являетесь. Вы чувствуете боль, которая является неотъемлемой частью жизни, так же как вы чувствуете радости. Я всегда считал вас глубоко одиноким человеком, и теперь я знаю почему. Но я ни секунды не сомневался, что вы были хорошим человеком, и, несмотря на то, во что верят эти дураки в Зионе, Бог — это бог любви, Мерлин, а не бог дикого наказания и бездумного отвержения. Иногда Его путь может быть трудным, и Он может требовать многого от некоторых из Своих слуг, но, кем бы Он ни был, Он не глуп. Он знает, чего Он просил у таких людей, как вы, на протяжении веков. И понимаете ли вы это или нет, Бог свидетель, вы один из Его людей. У меня нет сомнений, что, когда физическое тело Нимуэ Албан умерло, у Бога была ещё одна задача, ещё одно предназначение, ожидающее её. У Него слишком мало великих душ, чтобы потерять ту, что горела так ярко. И потому, Он позволил этой душе спать до того дня, когда машина,… ПИКА проснулся в пещере здесь, на Сэйфхолде. У вас душа Нимуэ Албан, Мерлин Атравес. Никогда не сомневайтесь в этом. Никогда не подвергайте этого сомнению… или себя.

Мерлин смотрел на архиепископа бесконечные секунды. И, наконец, он однократно кивнул. Он не произнёс ни единого слова. Ему и не нужно было этого делать.

Его собеседники позволили этому молчанию затянуться на некоторое время. Затем Кайлеб откашлялся.

— Что бы это ни стоило, Мерлин, я согласен с Мейкелем. Наверное, оно и к лучшему — нет, оно к лучшему — что ты не пытался объяснить всё это мне на борту «Неустрашимого» перед заливом Даркос. Но это похоже на то, что я сказал тебе в тот день в Королевской Гавани, когда ты убил кракенов. Возможно, ты сможешь скрыть, что ты такое, но ты не можешь скрыть, кто ты такой, что ты чувствуешь. Извини, но ты просто не очень хорош в этом.

— Ну, спасибо, — сухо сказал Мерлин.

— Не стоит благодарности. — Кайлеб улыбнулся ему. — С другой стороны, я думаю, пройдёт довольно много времени, прежде чем мне действительно удастся понять всё это. Это изменит многие мои предположения.

— Я уверен, что это так, — признался Мерлин. — Тем не менее, это на самом деле не изменит большинства ограничений, с которыми мы столкнулись. Всё ещё есть система кинетической бомбардировки, плавающая на орбите. И всё ещё есть те источники энергии под Храмом, которые я не смог идентифицировать. Между нами, я думаю они представляют собой чертовски хороший аргумент в пользу сохранения тайны так, как Братство хранило её в течение последних четырёх столетий. У меня, к примеру, нет никакого желания превращать Черис во второй Риф Армагеддона.

— Согласен. — Кайлеб кивнул. — Но кроме того, что ты сказал, есть огромное количество вещей, которым ты можешь научить нас, показать нам.

— И да и нет. — Мерлин сделал ещё один глоток вина, отставил свой бокал в сторону и наклонился вперёд в своём кресле, положив скрещённые руки на стол.

— Я могу научить тебя, но я не могу просто передать тебе эти знания. По многим причинам, включая сокрытие от Церкви и всевозможных дистанционных датчиков, которые могут передавать информацию тем источникам энергии под Храмом. Но даже если бы я не беспокоился об этом конкретном аспекте, я не могу просто заменить Церковь, как источник всей власти. Люди по всему Сэйфхолду должны научиться делать то, что вы уже делаете здесь, в Черис, Кайлеб. Они должны научиться думать. Отвергать автоматическое принятие догм и ограничений просто потому, что кто-то другой — будь то Церковь Господа Ожидающего или какой-то всезнающий оракул из потерянного прошлого — говорит им, что они должны их принять. Мы должны превратить Сэйфхолд в мир людей, которые хотят понять физическую вселенную вокруг них. Людей, которым нравится заниматься инновациями, думать о новых способах делать что-то самостоятельно. Это одна из причин — во многих отношениях, главная причина — почему я вносил предложения, указывал на возможности, а затем отступал назад и позволял людям, подобным барону Подводной Горы, Эдвирду Хоусмину и Рейяну Мичейлу, выяснять, как их применять.

— И, — он посмотрел Кайлебу прямо в глаза, — одинаково важно, чтобы все на Сэйфхолде, даже враги Черис, делали то же самое. — Кайлеб нахмурился, и Мерлин покачал головой.

— Подумай об этом, Кайлеб. Кто твой настоящий враг? Гектор Корисандийский? Или Инквизиция?

— В данный момент, — сказал Кайлеб после задумчивой паузы, — я более сосредоточен на Гекторе. Надеюсь, ты найдёшь это не слишком трудным для понимания. — Он скупо улыбнулся. — С другой стороны, я понимаю, к чему ты клонишь. Если бы не было Гектора, Клинтан и «Группа Четырёх» нашли бы кого-нибудь ещё, чтобы использовать в качестве своего инструмента.

— Точно. И как ты победишь Церковь? Сможешь ты сделать это с помощью флотов и армий?

— Нет, — медленно сказал Кайлеб.

— Конечно, нет, — просто сказал Мерлин. — Твой истинный враг — это система убеждений, доктрина, образ мышления. Ты не можешь умертвить идеи мечом, и ты не можешь пустить ко дну структуру убеждений бортовым залпом. Ты побеждаешь их, заставляя их меняться, и у Церкви есть только два варианта противостоять вызову, который представляешь ты и Черис. Либо они отказываются меняться, и в этом случае они не могут победить тебя военным путём. Либо они решают, что у них нет другого выбора, кроме как измениться, перенять новое оружие, новые технологии. И как только они это сделают, они обнаружат, что они должны изменить и свою структуру убеждений. И когда это произойдёт, Кайлеб, ты победишь, потому что твой истинный враг совершит самоубийство.

— Тебя послушать, так всё легко, — заметил Кайлеб с вымученной улыбкой.

— Нет, — сказал архиепископ, и король посмотрел на него. — Не «легко», Кайлеб. Только проще.

— Именно. — Мерлин кивнул. — На Старой Земле был военный философ, ещё до того, как кто-то когда-либо мечтал о космических полётах, или подозревал, что нас может ожидать нечто вроде Гбаба. Он сказал, что на войне всё было очень просто… но самое простое оказывалось наиболее сложным.

— В самом деле? — Улыбка Кайлеба слегка расслабилась. — Это интересно. Отец не раз говорил мне почти тоже самое. Почерпнул ли он это в одной из книг Святого Жерно?

— Я очень сомневаюсь в этом. Твой отец был одним из самых умных людей, которых я когда-либо встречал, Кайлеб. Я не думаю, что ему нужен был Клаузевиц, чтобы объяснить это.

— Хорошо, — сказал Кайлеб через мгновение. — Полагаю, я могу понять, о чём ты говоришь. Говоря исключительно в качестве короля Черис, я не особенно в восторге от этого, как ты догадываешься, но я понимаю, о чём ты говоришь и почему. С другой стороны, если «внутренний круг» Братства уже знает правду о том, как мы здесь оказались, и почему, можем ли мы хотя бы начать распространять среди них некоторые твои дополнительные знания?

— Среди тех, кто уже знает о дневнике Святого Жерно — да. — Мерлин пожал плечами. — Тот факт, что Инквизиция не сожгла Черис до основания годы назад, является довольно убедительным доказательством того, что они, по крайней мере, знают, как хранить секреты. На самом деле, я склоняюсь к тому, чтобы использовать их для подготовки некоторых дополнительных схронов с книгами и документами, просто на случай, если Церкви повезёт. Я не уверен, что это хорошая идея, заметь, но я считаю, что это, по крайней мере, стоит обдумать.

— Проблема в том, как сохранить хороший уровень безопасности, как только мы выйдем за пределы группы, которую мы уже знаем, ведь каждый человек, которого мы добавляем в твой «внутренний круг», представляет новый риск. Что бы мы ни думали, мы не можем знать, как кто-то будет реагировать на правду, а потребуется всего один человек, который побежал в Инквизицию, чтобы нанести огромный ущерб — вполне возможно смертельный ущерб — всему, что мы все пытаемся достичь.

— Хорошо, это, очевидно, веский аргумент. — Кайлеб склонил голову набок, мягко почёсывая кончик носа, пока он усердно думал. — В то же время, рано или поздно тебе придётся начать рассказывать правду большему количеству людей. Я, безусловно, могу понять причины, по которым следует проявлять осторожность насчёт этого, но в Черис есть некоторые люди, которые, я думаю, могли бы возможно пережить шок лучше, чем ты думаешь. И некоторые из них могли бы быть гораздо более полезными и продуктивными, если бы у них было больше твоих знаний, чтобы работать с ними. Я думаю о таких людях, как Подводная Гора и, возможно, Хоусмин. Или, если на то пошло, доктор Маклин.

Мерлин медленно кивнул, вспоминая свой разговор с Кайлебом в ту ночь, когда сгорел Королевский Колледж.

— Ты прав насчёт этого. И ты — король Черис. Это твоё Королевство, это твои люди, и ты несёшь ответственность за их безопасность и выживание. У меня есть собственная миссия, помимо выживания Черис, но и у тебя тоже есть твоя.

— Может я и король, но я не настолько высокомерен, чтобы полагать, что моё суждение непогрешимо. Если бы это было так, меня бы не били столько раз, когда был мальчиком. — Кайлеб снова хмыкнул, затем стал серьёзным. — К счастью, здесь, в Черис, есть другие люди, которые уже продемонстрировали здравый смысл — не только в том, как хранить секреты, но и о том, когда их раскрывать.

— Вы думаете о Братстве, — сказал Стейнейр.

— Именно об нём я и думаю, Мейкел. У меня есть предложение для вас и Братства… и Мерлина. Я считаю, что пришло время наладить регламентированный процесс, разработанный для активной идентификации и проверки возможных кандидатов для принятия во «внутренний круг». Возможно, всё что нам действительно нужно сделать — это позаимствовать модель Сен-Жерно и определить как внутренний, так и внешний круги. Я не знаю точно. Но я знаю, что должен быть принят какой-то процесс, который позволит мне использовать коллективное суждение Братства о такого рода решениях, так же как я использую суждения Совета и Парламента для других решений. За исключением того, что в этом случае я обязуюсь быть связанным рекомендацией большинства любого «Совета Святого Жерно», какой бы мы не создали.

— Могут быть случаи, когда нет времени спрашивать кого-то ещё, — заметил Мерлин. — Например, у меня не было другого выбора, кроме как показать тебе хотя бы часть правды той ночью, когда я передал твоё сообщение твоему отцу.

— Ни одна система не идеальна, Мерлин. Все, что мы можем сделать, — это лучшее, что мы можем сделать. Помимо этого, мы просто должны доверять Богу.

Мерлин задумчиво посмотрел на юного короля.

— Что? — спросил Кайлеб через мгновение.

— Я просто… доволен, — сказал Мерлин.

— Доволен чем?

— Ну, одна из вещей, которые меня интересуют — и, честно говоря, беспокоят — это то, как эта планета будет реагировать, когда каждый обнаружит, что Церковь Господа Ожидающего была сплошным обманом, основанным на колоссальной лжи.

— Вы обеспокоены, что, обнаружив, что Церковь — это ложь, они могут решить, что Сам Бог тоже является ложью, — тихо сказал Стейнейр.

— Совершенно верно, Ваше Высокопреосвященство. — Мерлин перевёл взгляд на архиепископа. — Хотя это может показаться маловероятным для кого-то, кто вырос в богословской системе, подобном той, которое создал Лангхорн, на Старой Земле было довольно много людей — многие из которых были хорошими, нравственными, сострадательными людьми — которые отвергли существование Бога по целому ряду причин, которые они сочли убедительными. С точки зрения Церкви, это единственный недостаток поощрения свободы совести и мысли, которую вы провозглашаете здесь, в Черис. И во многих отношениях, отрицание самого существования Бога было бы очень логичной реакцией, когда истина наконец-то выйдет наружу. В конце концов, у этих людей — ваших людей — будут самые убедительные доказательства, которые кто-либо может себе представить, что религия может быть использована в качестве самой разрушительной тирании во вселенной.

Это вопрос, который мы рассматривали в Сен-Жерно на протяжении веков. — Лёгкое пожатие плеч Стейнейра было красноречивым. — Честно говоря, некоторые из Братьев были глубоко обеспокоены этим. Но лично у меня нет особого страха на этот счёт, Мерлин.

— В таком случае я завидую глубине вашей веры, Ваше Высокопреосвященство.

— Это не вопрос веры. Это вопрос логики. — Брови Мерлина поднялись, и Стейнейр мягко рассмеялся.

— Конечно, это так! Бог либо существует, либо нет, Мерлин. Если Он существует, во что, как я полагаю, верят все трое из нас, то, в конечном счёте, всё, что способствует установлении истины, будет только демонстрировать Его существование. И даже если это было неправдой, если Он существует, тогда всё, что случится, будет тем, чему Он позволил случиться… даже если, по какой-то причине за пределами моего понимания, Он предпочтёт, чтобы человечество отвратилось от Него, хотя бы на время.

— А что, если Он не существует? — тихо спросил Мерлин.

— Если Он не существует — Он не существует. Но если Его не существует, то всё равно это не имеет значения, не так ли?

Мерлин моргнул, и Стейнейр снова рассмеялся.

— Я совершенно уверен в том, какая из этих двух возможностей применима, Мерлин. Но, как я полагаю, я уже говорил вам, люди должны иметь право отказаться верить, прежде чем они действительно смогут поверить. И если окажется, что я ошибался всю свою жизнь, что я потерял на самом деле? Я сделаю всё возможное, чтобы жить как хороший человек, любя других мужчин и женщин, служа им, как могу, и если Бога нет, то в конце моей жизни я просто закрою глаза и засну. Есть ли действительно что-нибудь ужасное, что-нибудь, что может испугать любого человека, в такой возможности? Не то, чтобы я боялся забвения, Мерлин… это просто то, на что я надеюсь и во что верю гораздо больше.

— Ваше Высокопреосвященство, я не знаю об остальной части Сэйфхолда, но я прихожу к выводу, что вы почти настораживающе здравомыслящи. И вы напомнили мне об одной древней народной поговорке с Земли. Я полагаю, у вас есть её вариант здесь, на Сэйфхолде. «В стране слепых и кривой — король».

—У нас, безусловно, есть это конкретное клише, — согласился Стейнейр. — И, конечно, у нас есть дополнительное следствие.

— «Кривой — король… до тех пор, пока все слепые не решат его убить». — Архиепископ причудливо улыбнулся. — Это довольно интересный взгляд на вещи, не так ли?