— Одну минуту, если позволите, сейджин Мерлин. — Мерлин приостановился и с некоторым удивлением поднял глаза, когда архиепископ Мейкел легко коснулся большой сильной рукой его плеча.

— Да, Ваше Высокопреосвященство? Чем я могу помочь вам?

Они стояли прямо на входе в комнату, которую остальная часть Королевского Совета только что покинула, и Кайлеб оглянулся на них, подняв одну бровь.

— Есть ещё что-нибудь, что нам нужно обсудить, Мейкел? — спросил король.

— Вообще-то, Ваше Величество, — сказал Стейнейр, тоном более формальным, чем обычно, — я бы хотел позаимствовать сейджина на вторую половину дня, если можно. — Удивление на лице Кайлеба отразилось более ясно, чем у Мерлина, и архиепископ улыбнулся. — Я обещаю, что верну его к ужину, Ваше Величество. У меня просто есть небольшой вопрос, который мне нужно обсудить с ним, а поскольку у меня всё равно есть пастырское дело, из-за которого мне нужно пробежаться в город сегодня днём, я подумал, что мог бы попросить его сходить со мной. Просто ради предосторожности, вы же понимаете.

Лица Кайлеба внезапно напряглось. Попытка убийства архиепископа Мейкела была слишком свежа в его памяти, чтобы он неправильно понял, какой вид «предосторожности» Стейнейр имел в виду.

Особенно в виду того, что случилось с Королевским Колледжем тремя днями ранее.

— Если тебе нужна дополнительная защита, Мейкел… — начал король, но Стейнейр покачал головой.

— На самом деле, я не особо беспокоюсь о наёмных убийцах, Ваше Величество, — сказал он с намёком на улыбку. — Не в этот раз, по крайней мере. Однако у меня есть визит, который я хочу нанести сегодня днём, и в сложившихся обстоятельствах я бы предпочёл не привлекать к нему большого внимания. К сожалению, если я возьму с собой кучу оруженосцев, я стану немного более заметным. Учитывая печальные события в кафедральном соборе, то что случилось с Колледжем, и способ убеждения, который, в целом, кажется, работает, я бы не хотел, чтобы личная прогулка для посещения старого друга, который не особенно хорошо себя чувствует, сосредоточила внимание какой-нибудь потенциальной враждебности на простом монахе, а это на самом деле очень возможно. Я могу заставить некоторых людей подумать, что я, должно быть, что-то замышляю, если они поймут, что я вообще туда иду. К счастью, я чувствую достаточную уверенность, — тут его улыбка стала шире, — в том, что капитана Атравеса будет более чем достаточно для задачи сохранения нас обоих в целостности, если я совершу эту прогулку… инкогнито, если можно так сказать?

— Это действительно важно настолько, чтобы рисковать тем, что ты шатаешься по улицам «инкогнито» в такое время? — спросил Кайлеб.

— Он очень старый друг, Ваше Величество, — спокойно ответил Стейнейр, — и его здоровье ухудшается уже какое-то время. Это не просто дружеский визит.

Кайлеб пару секунд глядел на прелата, затем глубоко вздохнул и кивнул. Мерлин не был особенно удивлён капитуляцией короля, даже несмотря на то, что мысль о том, что с Мейкелем Стейнейром что-нибудь случится в этот конкретный момент в истории Сэйфхолда, была, откровенно говоря, просто пугающей. Вероятно, для Мерлина это было ещё более справедливо, чем для Кайлеба, если бы Мерлин собирался быть честным, и после предыдущего покушения никто — даже Стейнейр — не мог притворяться, что Храмовые Лоялисты не выяснили тоже самое. Но ни Мерлин, ни Кайлеб не знали ничего, что они могли бы сказать, чтобы отговорить Стейнейра от выполнения его священнического долга. Если бы они могли отговорить его, он был бы кем-то другим… и он не был бы столь жизненно важен для их надежд на будущее.

— Ну ладно, — сказал король. Затем перевёл взгляд на Мерлина. — Пожалуйста, Мерлин, постарайся сохранить его целиком. Снова.

Стейнейр соизволил даже немного вздрогнуть при последних словах короля, но не позволил им переубедить себя.

— Я сделаю всё возможное, Ваше Величество, — заверил Кайлеба Мерлин, и взглянул на возвышающегося королевского гвардейца, который ждал снаружи двери в комнату совета.

Сержант Пейтер Фейркастер был единственным человеком из бывших телохранителями кронпринца Кайлеба морских пехотинцев, которого официально перевели в Гвардию, когда Кайлеб вступил на престол. Арнальд Фалкан и остальные телохранители Кайлеба теперь защищали кронпринца Жана, одиннадцатилетнего младшего брата Кайлеба. Изменение назначения было тяжёлым как для Кайлеба, так и для мужчин, которые так долго его защищали, но безопасность наследника черисийского престола была ответственностью Королевской Черисийской Морской Пехоты с незапамятных времён. Фейркастер, возможно, тоже остался бы со старым отрядом, но Кайлеб настоял на том, что хотя бы один из «его» морпехов должен был остаться на прежней должности, в немалой степени из-за того, что они уже знали о «видениях» Мерлина. Наличие кого-нибудь ещё, кто помогал бы скрывать случающиеся время от времени… особенности поведения Мерлина, по крайней мере, пока они не решили, кто из новых гвардейцев короля может быть допущен к этому знанию, показалось молодому королю очень хорошей идеей.

Мерлин был с этим согласен. Кроме того, спокойная, компетентная свирепость Фейркастера была чрезвычайно обнадёживающей для человека — или ПИКА — ответственного за сохранение короля живым. А возможность иметь рядом кого-нибудь, кто извлекал Кайлеба из неприятностей, с тех пор как ему было девять лет, тоже была не из тех вещей, над чем можно было насмехаться.

— Пейтер, — сказал Мерлин.

— Да, сэр, — пророкотал громадный гвардеец.

— Отправь пажа, чтобы сообщить лейтенанту Астину, что тебе нужен ещё человек. Я думаю, что сержант Винейр должен быть свободен. Затем внимательно следи за Его Величеством, пока не появится Винейр. Не дай ему попасть в неприятности.

— Да, сэр. — Фейркастер коснулся правым кулаком нагрудника своей кирасы в салюте и сурово посмотрел на короля, а Кайлеб покачал головой.

— Всегда так приятно осознавать, как сильно я во власти всего меня окружающего, — заметил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Приятно знать это, Ваше Величество. — Изысканная любезность ответа Мерлина была лишь слегка подпорчена огоньком веселья в его странных, сапфировых глазах. Затем он повернулся к Стейнейру.

— В любое удобное для вас время, Ваше Высокопреосвященство, — промурлыкал он.

«Инкогнито», как сказал Стейнейр совсем не то «инкогнито», что он имел в виду», — подумал Мерлин более чем сердито примерно час спустя. На самом деле Мерлин был более чем немного удивлён тем, насколько Мейкел Стейнейр мог бы остаться инкогнито, когда сосредотачивался на этом. Для жителей столицы архиепископ был, наверное, даже более узнаваемой фигурой, чем сам король Кайлеб. В течение многих лет он появлялся каждую среду в Теллесбергском Соборе, справляя торжественную мессу для столичных прихожан, в качестве епископа их города, и он был ещё более заметен с тех пор, как стал архиепископом всего королевства.

Несмотря на это, и несмотря на его волнистую бороду и чёткие черты лица, он каким-то образом растворился в почти полной анонимности, когда сменил белую с оранжевой отделкой сутану своего высокопоставленного церковного поста на спартанскую, невзрачную коричневую рясу простого брата Орден Бе́дард (на которую он по-прежнему имел право, несмотря на его возвышение в чине) и повернул кольцо своего ранга рубином внутрь ладони, чтобы спрятать камень.

С накинутым капюшоном и согнутой с должным смирением головой, архиепископ полностью пропал из виду.

К сожалению, эта ряса была не из тех сутан, что подменили Сыч и Мерлин. Её обычная ткань не могла оказать какого-то сопротивления лезвиям или пулям, чего было достаточно, чтобы Мерлин чрезвычайно расстроился, хотя он вряд ли мог объяснить Стейнейру, почему так случилось. Разумеется, это сделало его ещё более несчастным.

Не нашёл он и особой радости в размышлении о том, что простого монаха вряд ли бы сопровождал капитан Королевской гвардии, а это означало, что Мерлин был вынужден внести некоторые коррективы в собственную внешность. Он оставил свою броню, свою гвардейскую униформу и свой вакидзаси, и понадеялся, что его катана не выглядит достаточно необычной, чтобы привлечь к себе чрезмерное внимание. Однако, он не был уверен, насколько реалистична была эта надежда, поскольку единственными двумя людьми во всём королевстве — если на то пошло, на всем лице планеты — которые обычно имели при себе катаны, были Его Величество Король Кайлеб и знаменитый (или скандально известный) сейджин Мерлин. Он также немного удивился тому, насколько ему не хватает его чёрно-золотой ливреи, после того, как он носил её практически каждый день в течение большей части двух последних местных лет.

Но самым трудным для него было замаскировать свои глаза. Глаза Мерлина Атравеса были такого же насыщенного сапфирово-синего цвета, как и у Нимуэ Албан, и он до сих пор не встретил ни у одного черисийца глаз, которые хотя бы приблизились к их цвету.

«Как бы я хотел, чтобы эти люди изобрели хотя солнечные очки или что-то подобное», — проворчал он сам себе, когда они пробирались по многолюдным, шумным, всегда невероятно оживлённым улицам столицы. Конечно, если он хотел быть честным, он мог бы что-нибудь сделать с глазами перед тем, как он вообще прибыл в Черис.

Он не мог просто перепрограммировать их цвет, но он мог использовать производственный блок в Пещере Нимуэ, чтобы сделать себя пару красивых карих контактных линз, чтобы скрыть их «естественный» цвет.

«Мне кажется, я не хотел потерять последний след Нимуэ», — признался он самому себе. — «И, честно говоря, я до сих пор этого не хочу… даже если это оказалось занозой в заднице. К тому же, я просто не могу сейчас отказаться от него, потому что весь белый свет знает, что у «Капитана Атравеса» эти «неземные голубые, сейджинские глаза». Скажите ещё, чтобы я выстрелил себе в ногу!»

Его сильное подозрение, что Стейнейр довольно сильно забавлялся его затруднительным положением, тоже не смогло поднять его настроение.

— Как далеко находится этот монастырь, Ваше Высокопреосвященство, если вы не против этого вопроса? — спросил он негромким голосом, и Стейнейр фыркнул.

— Ещё около пятнадцати или двадцати минут, — ответил он.

— Если бы я понял, что мы собираемся путешествовать пешком через половину города, я бы, наверное, настоял на немного большей безопасности, — заметил Мерлин. Ему не совсем удалось сохранить суровость в своём голосе. На самом деле он даже не очень сильно старался, и Стейнейр усмехнулся, а затем покачал головой.

— На самом деле это не так уж и далеко, — успокаивающе сказал он. — Кроме того, нам полезны упражнения.

— Спасибо, что заботитесь обо мне, Ваше Высокопреосвященство, но вообще-то у меня и так достаточно много упражнений.

Стейнейр снова усмехнулся, и Мерлин улыбнулся почти против своей воли.

По крайней мере, неизменные полуденные ливни, обрушившиеся на столицу ранее, продолжили свой дальше, не задерживаясь. Однако, воздух после дождя был влажным, хотя тот факт, что технически уже была осень, похоже, не произвёл особого впечатления на температуру. Согласно встроенным температурным датчикам Мерлина, она колебалась примерно на тридцати двух градусах по шкале Цельсия, которую больше не использовал никто во всей галактике.

К счастью, ни жара, ни влажность ничего особо не значили для ПИКА, а Стейнейр вырос прямо здесь, в Теллесберге. Погода ничуть его не беспокоила, и, если он и нуждался в каких-либо упражнениях, это, определённо, никак не отражалось на быстром темпе, который он задал с тех пор, как они покинули дворец.

— О! Вот мы и пришли, — сказал он через несколько минут, и свернул в переулок.

Мерлин с любопытством огляделся. Несмотря на поджог, который низвёл Королевский Колледж до кучи золы и обугленного кирпича, Теллесберг был более законопослушным и процветающим городом, чем многие другие. Несмотря на это, у него были свои… менее зажиточные пригороды, и этот едва ли был лучшей частью города. Здания вокруг них имели вид запущенных торговых лавок и складов, чьи клиенты имели не слишком пухлые кошельки, доносившиеся запахи навевали предположения, что местным канализационным трубам не помешало бы небольшое обслуживание, они прошли мимо по крайней мере двух пожарных цистерн, которые были заполнены не более чем наполовину, а жёсткие и целеустремлённые взгляды одного или двух бездельников, мимо которых они прошли несколько кварталов назад, убедили Мерлина, что Стейнейр поступил мудро, удостоверившись, что у него есть адекватный телохранитель, даже если никто из них вообще не распознал в нём того, кем он был на самом деле.

Они продолжали свой путь ещё примерно пять минут, в течение которых лавок становилось всё меньше и меньше, а запущенные склады и перенаселённые многоквартирные дома становились всё более и более многочисленными. И вот, наконец, Стейнейр повернул на последнюю дорожку, ведущую к тяжёлой деревянной двери, установленной прямо в явно потрёпанной и просто выглядевшей стене.

Как и любой другой крупный город Сэйфхолда, Теллесберг был щедро застроен церквями и соборами.

Мужские и женские монастыри также были весьма распространённым явлением, хотя, как правило, большинство из них находились за пределами городской застройки, где они могли для самообеспечения заниматься сельским хозяйством. Но конкретно этот монастырь не соответствовал этому описанию. Он выглядел так, словно был здесь с момента основания Теллесберга, и склады с такой силой сжали его с обеих сторон, что у него похоже не могло быть места ни для чего большего, чем очень скромный огород.

Стейнейр постучал, а затем он и Мерлин терпеливо ждали, пока в прочной деревянной двери не открылась задвижка маленького окошка, и оттуда наружу не выглянул монах. К удивлению Мерлина, обычная коричневая ряса монах несла на себе белую лошадь Ордена Траскотт, а не масляную лампу Ордена Бе́дард. Почему-то у Мерлина сложилось впечатление, что монастырь, в который они направлялись, принадлежал ордену Стейнейра.

Глаза привратника засветились явным узнаванием, когда он увидел Стейнейра, и прочная, покрытая царапинами створка быстро открылась. Мерлин ожидал, что он громко заскрипит, учитывая общий обшарпанный вид монастырской стены, но вместо этого она отошла в тишине хорошо смазанных и содержащихся в порядке петель.

— Добро пожаловать в монастырь Сен-Жерно, сейджин Мерлин, — сказал Стейнейр, когда они прошли через дверной проём, и дверь за ними закрылась. В голосе архиепископа была какая-то любопытная нотка, словно эти слова почему-то означали больше, чем они озвучили. Внутренние антенны Мерлина дрогнули, но он ничего не сказал, только кивнул и последовал за Стейнейром и привратником через монастырский двор.

Пространство внутри внешней стены оказалось больше, чем Мерлин оценил бы извне. Оно было значительно глубже, и оно не было мощёной площадью или утоптанной землёй, чего он мог бы ожидать из-за общей ветхости окружающего пригорода. Вместо этого он оказался в окружении зелени, многовековых покрытых лишайником стен, а также плавной, водопадно-музыкальной магии декоративных рыбных прудиков. Виверны и земные певчие птицы сидели в ветвях карликовых плодовых деревьев, которые, казалось, были почти столь же древними, как и сам монастырь, и их мягкие свистки и чириканье создавали успокаивающий контраст с городскими шумами за стеной.

Он и Стейнейр последовали за своим проводником в здание капитула и вниз по ряду белёных коридоров. Кирпичные полы были выглажены и вытоптаны веками проходящих по ним ног, а стены были комбинацией из камня и кирпичей, причём переход между строительными материалами указывал на то, где более поздние дополнения соединялись с первоначальной постройкой. Они также были довольно толстыми, и в них было прохладно и тихо.

Их провожатый остановился, наконец, перед очередной дверью. Он посмотрел через плечо на Стейнейра, а затем мягко стукнул один раз.

— Войдите, — раздался голос с другой стороны, и монах, открыв дверь, отошёл в сторону.

— Спасибо, брат, — пробормотал Стейнейр, затем шагнул мимо него с лёгким кивком головы в сторону Мерлина, который означал «следуй за мной».

Они оказались в том, что явно было кабинетом, хотя при первом взгляде их можно было бы простить за то, что они подумали, что это на самом деле библиотека. Или, возможно, очень большой чулан. Немного затхлый запах бумаги и чернил наполнял воздух, книжные шкафы настолько заполнили то, что могло бы при иных обстоятельствах быть высокой, просторной залой, что могли вызвать клаустрофобию, а стол под единственным потолочным окном стоял в окружённом шкафами месте, похожем на полянку, вырубленную посреди возвышающегося тропического леса, которое выглядело слишком маленьким для него и двух кресел, стоящих перед ним.

Судя по кучам книг и бумаг, сложенных стопками на полу, Мерлин предположил, что кресла обычно служили удобными местами для хранения справочников и документов. Почему-то он не думал, что они были «невзначай» освобождены от своего бремени перед столь неожиданным прибытием его и архиепископа.

— Сейджин Мерлин, — сказал Стейнейр, — позвольте мне представить вам отца Жона Биркита, аббата монастыря Сен-Жерно.

— Отче, — ответил Мерлин с лёгким поклоном. Биркит был пожилым человеком, по меньшей мере явно на несколько лет старше Стейнейра, который сам был совсем не ребёнком. В молодости он, вероятно, был ростом где-то между Стейнейром и Мерлином, что делало бы его настоящим гигантом по меркам Черис, хотя прошедшие годы и изогнутый позвоночник изменили это, и он выглядел почти болезненно хрупким. На был одет в зелёную сутану архисвященника, а не в коричневое облачение, которое носил привратник. И как заметил Мерлин, со слегка сузившимися глазами, что его ряса несла перо для письма ордена Чихиро, а не лошадь Траскотт или лампу Бе́дард.

— Сейджин, — ответил аббат. Его голос прозвучал так, словно когда-то он был гораздо более сильным — тогда же, когда он был таким — но его глаза были ясными и острыми. Ещё они были, по крайней мере, столь же напряжёнными, как и у Мерлина, а в их карей глубине мерцал любопытный нетерпеливый огонёк. Он жестом указал на стулья перед своим столом. — Прошу вас обоих, пожалуйста, садитесь, — пригласил он.

Мерлин подождал, пока Стейнейр не усядется в одном из кресел, прежде чем усаживаться самому. Затем он сел, положив свою катану в ножнах прямо на край стола Биркита и надеясь, что он выглядит более расслабленным, чем он на самом деле себя чувствовал. Ему были не нужны датчики ПИКА, чтобы почувствовать странное, почти преждевременное напряжение, которое витало вокруг него.

Это напряжение растянулось в тишину на нескольких секунд, прежде чем Стейнейр нарушил её.

— Во-первых, — сказал архиепископ, — позвольте мне извиниться, Мерлин. Я вполне резонно уверен, что вы уже сделали вывод, что я был виновен в определённом… введении вас в заблуждение, так скажем, когда «пригласил вас» сопровождать меня сегодня днём.

— Кое-какие слабые подозрения насчёт этого приходили мне в голову, Ваше Высокопреосвященство, — признался Мерлин, и Стейнейр усмехнулся.

— Я не удивлён, — сказал он. — С другой стороны, есть некоторые вещи, которые проще было бы объяснить здесь, в Сен-Жерно, чем во Дворце. Вещи, которые, я уверен, — его взгляд внезапно воткнулся в Мерлина, — стянут для вас некоторым сюрпризом.

— Почему-то я нисколько не сомневаюсь в этом, — сухо сказал Мерлин.

— То, что я сказал Кайлебу, было правдой, — сказал ему Стейнейр. — Жон, — кивнул он в сторону Биркита, — на самом деле, мой очень старый друг. И, увы, его здоровье не очень хорошо. Однако, я совершенно уверен, что соборование сегодня ему не понадобится.

— Я рад слышать это, Ваше Высокопреосвященство.

— Как и я, — согласился Биркит, тоже улыбнувшись.

— Ну да. — «А Стейнейр и в самом деле может выглядеть немного смущённым», — подумал Мерлин, — «как бы это не казалось маловероятным. Если это и так, надолго это его не замедлит».

— В любом случае, — продолжил архиепископ, — моя реальная цель, разумеется, заключалась в том, чтобы привести вас сюда.

— И в чём именно заключалась причина, по которой вы позвали меня сюда, Ваше Высокопреосвященство? — вежливо осведомился Мерлин.

— Это, вероятно, потребует небольшого объяснения. — Стейнейр откинулся на спинку кресла, скрещивая ноги, и пристально поглядев на Мерлина.

— В действительности, монастырь Сен-Жерно довольно древний, — сказал он. — На самом деле, есть предание, которое гласит — и я верю, что это предание верно, в данном случае, по нескольким причинам — что монастырь стоит на месте самой старой церкви в Теллесберге. Оно восходит буквально к самым первым годам после Сотворения. Более того, есть некоторые признаки того, что первоначальная церковь была построена в День самого Сотворения.

Мерлин кивнул и напомнил себе, что в отличие от любых зародившихся на Земле религий, с которыми он был знаком, Церковь Господа Ожидающего поистине могла назначить точный день, час и минуту для момента Сотворения. Дата и время были убедительно обоснованы не просто самим Священным Писанием, но и «Свидетельствами», полученными из первых рук воспоминаниями восьми миллионов грамотных Адамов и Ев, которые испытали это. Конечно, ни один человек из тех, кто оставил эти рукописные дневники, письма и отчёты, не вспомнил, что они добровольно вызвались быть колонистам только для того, чтобы им полностью стёрли их память и перепрограммировали верить, что командный состав колонии был архангелами.

— Сен-Жерно не очень известен за пределами Черис, — продолжил Стейнейр. — Это небольшой монастырь, а Братство Жерно никогда не было особенно многочисленным по сравнению с какими-либо из основных орденов. Конечно, существует немало небольших монастырей и конвентов, и они имеют тенденцию появляться и исчезать. Большинство из них прорастают из жизни и примера какого-нибудь особенно благочестивого и набожного духовного лидера, который привлекает к себе единомышленников в течение своей жизни. Мать-Церковь всегда разрешала такие небольшие религиозные общины, и большинство из них, честно говоря, редко существуют дольше, чем одно или два поколения после смерти их основателей. Как правило, они спонсируются и поддерживаются одним из основных орденов, и когда они исчезают, их запасы и усадьбы — если они есть — переходят в собственность спонсировавшего их ордена.

— Однако, Сен-Жерно… уникален в нескольких отношениях. Во-первых, его устав был определён прямо здесь, в Теллесберге, а не в Зионе, под властью первого епископа Теллесберга, даже раньше, чем к нам был назначен любой архиепископ. Во-вторых, он никогда не поддерживался — или не ограничивалось членством — людей одного ордена. Братия привлекается практически из каждого ордена Матери-Церкви. Монастырь — это место духовного уединения и обновления, открытое для всех, и их братья приносят с собой широкое разнообразие точек зрения.

Архиепископ сделал паузу, и Мерлин задумчиво поджал губы. То, что описывал Стейнейр, сильно отличалось от подавляющего большинства монашеских общин, которые Мерлин изучал после пробуждения в Пещере Нимуэ. Большинство сэйфхолдийских мужских и женских монастырей были, без всякого сомнения, собственностью того или иного великого ордена, и эти ордена были ревностны в вопросе защиты своей собственности. Как только человек покидал пределы Храмовых земель, конкуренция между орденами редко становилась такой же жестокой, как в окрестностях Храма и города Зиона. Но она всегда существовала, и их монастыри, конвенты, усадьбы и поместья представляли больше, чем просто фишки в соревновании. Эти структуры были сухожилиями и богатством, которые делали это соревнование возможным.

Что и говорить, Сен-Жерно совсем не произвёл на Мерлина впечатления одной из великих монашеских общин. Несмотря на свой очевидный возраст и с любовью усаженный зелёными насаждениями парк, он, как сказал Стейнейр, был относительно небольшим монастырём. Было маловероятно, что он был источником большого дохода, что вполне могло бы объяснить, как он избегал внимания великих орденов, так и более широкое и всеобъемлющее разнообразие его членов.

Так или иначе, Мерлин очень сомневался, что объяснение было настолько простым.

— Сам я пришёл сюда в Сен-Жерно, когда был очень молодым человеком, — сказал Стейнейр. — В то время я не был уверен, было ли у меня действительно призвание свыше, и Братство помогло мне разобраться с моими сомнениями. Они были для меня большим утешением, когда мой дух так нуждался в этом утешении, и, как и многие другие, я стал одним из них. В действительности, хотя население самого монастыря в каждый конкретный момент обычно невелико, очень многие из братьев, как и я, поддерживают наше членство даже после того, как мы официально перешли в тот или иной из великих орденов. Мы остаёмся семьёй, можно сказать, что означает, что у нас гораздо больше членов, чем можно было бы решить по размеру самого монастыря, и большинство из нас время от времени возвращаются в монастырь для того, чтобы отдохнуть душой и почерпнуть силы в поддержке наших собратьев.

— Так же достаточно интересно, — взгляд архиепископа воткнулся в Мерлина ещё раз, — что исповедники шести из последних восьми королей Черис тоже были братьями Сен-Жерно.

Если бы Мерлин всё ещё был существом из плоти и крови, он бы глубоко вздохнул от удивления и домыслов. Но он, конечно, таким не был, и поэтому он просто склонил голову в сторону.

— Это выглядит как удивительное… совпадение, Ваше Высокопреосвященство, — заметил он.

— Да, выглядит, не правда ли? — Стейнейр улыбнулся ему, а затем взглянул на настоятеля. — Я же говорил тебе, что он сметливый, Жон?

— Да, говорил, — согласился Биркит и улыбнулся несколько шире, чем его духовный начальник. — На самом деле, он скорее напоминает мне другого молодого человека, которого я когда-то знал, хотя он кажется несколько менее… бунтарским.

— Действительно? И кто бы это мог быть?

— Напрашиваться на комплименты — это самая неподобающая черта у архиепископа, — безмятежно ответил Биркит, но его острые карие глаза ни разу не перевели взгляд с лица Мерлина. Теперь он полностью повернулся к нему лицом.

— Сейджин Мерлин, Мейкел, в своей немного косноязычной манере, клонит к тому, что Братство Сен-Жерно, как я уверен, вы уже догадались, подготовило так много духовников для такого большого количества монархов не по чистой случайности.

— Я уверен, что нет. Вопрос, на мой взгляд, отче, звучит, почему именно они это сделали, как, и почему вы и архиепископ решили, что мне нужно знать об этом.

— Вопрос? — спросил Биркит. — По моему мнению, это как минимум три вопроса, сейджин. — Он усмехнулся. — Ну, неважно. Я сначала отвечу на последний, если вы не возражаете.

— Я совсем не против, — сказал Мерлин, хотя, честно говоря, он не был абсолютно уверен, что это правда.

— Причина, по которой Мейкел решил привезти вас сюда, чтобы встретиться со мной сегодня, сейджин, имеет отношение к письму, которое он получил от короля Хааральда. Оно было написано незадолго до смерти короля, и касалось главным образом его основной стратегии по сохранению флота герцога Чёрной Воды в игре до тех пор, пока Кайлеб — и вы, конечно — не сможет вернуться с Рифа Армагеддона, чтобы разобраться с ним. Фактически, — если глаза Стейнейра буравили Мерлина, как свёрла, то глаза Биркита были лазерами, режущими алмаз, — оно имело отношение к тому, как он узнал, как долго он должен был держать Чёрную Воду занятым.

Мерлин обнаружил, что сидит очень, очень тихо. Он никогда в точности не объяснял ни Кайлебу, ни Хааральду, как он физически смог совершить путешествие в четыре тысячи миль менее чем за два часа, чтобы передать Хааральду предупреждение о новой стратегии Чёрной Воды. Его поразило и чрезвычайно успокоило, мягко говоря, то, насколько спокойно Хааральд воспринял его «чудесное» появление на кормовом балконе королевского флагмана посреди ночи, но, честно говоря, он был так сосредоточен на непосредственной угрозе, что на самом деле не пытался разобраться, почему король внешне почти не выказал испуга.

И он даже на секунду не мог предположить, что Харальд мог бы рассказать об этом кому-то ещё, даже своему духовнику.

В тихом кабинете-библиотеке затянулось молчание. Странным образом, оно была почти таким, словно это Стейнейр и Биркит были ПИКА, сидящие молча, ожидающие с абсолютным терпением, в то время как Мерлин пытался понять последствия того, что Биркит только что сказал… и придумать какой-то способ ответить.

— Отче, — наконец сказал он, — Ваше Высокопреосвященство, я не знаю точно, что мог написать вам король Хааральд. Я могу только предположить, однако, что, что бы это ни было, это не обличало меня как какого-то демона.

— Едва ли, Мерлин. — Голос Стейнейра был нежным, почти утешающим, и, как Мерлин увидел, он улыбнулся, словно от приятных воспоминаний. — Вообще-то, он был взволнован. Внутри него всегда оставалось немного от маленького мальчика, этакое ожидание чуда. О, — архиепископ махнул рукой, — он не исключал полностью вероятности того, что совершил ошибку доверяя вам. Что вы действительно можете обернуться «демоном». В конце концов, мы говорим здесь о вопросах веры, где разум — всего лишь одна из опор, и иногда — не самая устойчивая. Тем не менее, Мерлин, наступает время, когда любой ребёнок Божий должен собрать в своих руках всё, чем он является, всё, на что он может надеяться, и принять решение. После всех мыслей, всех молитв, всех медитаций, этот момент, когда нужно принять решение, приходит ко всем нам. Некоторые никогда не находят в себе мужества встретить его. Они отводят взгляд, пытаются игнорировать его или просто притворяются, что он никогда не приходил к ним. Другие отворачиваются, ищут убежище в том, чему их научили другие, в том, что другие приказали им думать и верить, вместо того чтобы самостоятельно делать выбор и принимать испытания. Но Хааральд никогда не был трусом. Когда этот момент настал, он узнал его, и он встретил его, и он решил довериться вам. Он написал мне об этом решении и сказал, — Глаза Стейнейра слегка расфокусировались, словно он читал по памяти, — «В конце концов, он, возможно, демон, Мейкел. Я так не думаю, но, как мы все знаем, в своей жизни я несколько раз ошибался. На самом деле, довольно много раз. Но так или иначе, время наконец пришло. Я не подведу доверие, которое Бог оказал всем нам, отказываясь от выбора. И поэтому, я отдал свою собственную жизнь, жизнь моего сына, жизни других моих детей, моих людей и твоих — и всех душ, которые сопровождают их — в его руки. Если я ошибся, сделав это, тогда я обязательно заплачу ужасную цену после этой жизни. Но я не ошибаюсь. И если это случится, что Бог решит, что я никогда не вернусь домой, знай это. Я принимаю Его решение и передаю тебе и моему сыну выполнение задачи, которую я так давно согласился выполнить».

Архиепископ снова замолчал. Мерлин почувствовал, как слова умершего короля эхом отражаются в нём. Как будто он и Хааральд снова стояли вместе на том кормовом балконе, и его глаза ПИКА щипало, словно они искренне подражали автономным реакциям своих оригинальных человеческих моделей.

— Какой задачи, Ваше Высокопреосвященство? — тихо спросил он.

— Задачи учить народ его, и всех на Сэйфхолде, правде, — сказал Стейнейр. — Правде о Боге, о Церкви, о нашем мире и о всей работе Божьих рук. Правде о том, что Церковь потратила так много веков, систематически сдерживая и подавляя сущее.

— Правде? — Мерлин уставился на архиепископа. Даже сейчас, даже услышав слова Хааральда, донёсшиеся буквально из-за могильной черты, он никогда не ожидал услышать что-либо подобное, и его мысли неслись вскачь, как у человека, танцующего на льду и одновременно пытающегося сохранить равновесие. — Какой правде?

— Вот этой, — тихо сказал Биркит. — Она начинается с: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определёнными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся…»