Князь Нарман оторвал глаза от последней депеши и поморщился. — Ну, — сказал он мягко, — это раздражает. — Граф Сосновой Лощины не смог скрыть своего недоверия, глядя на своего кузена с другой стороны стола. Нарман увидел его выражение и фыркнул от неожиданного веселья. Затем он положил депешу на стол рядом с тарелкой и потянулся за новым кусочком дыни.

— Полагаю, ты ожидал несколько… более сильной реакции, Тревис?

— Ну… да, — признался Сосновая Лощина.

— Почему? — Нарман положил в рот кусочек дыни и прожевал. — За исключением того факта, что разрешение епископа-исполнителя Уиллиса на использование сети семафоров Церкви означает, что мы получили эти новости немного быстрее, чем мы могли бы, тут нет ничего удивительного.

— Полагаю, нет, — медленно сказал Сосновая Лощина, пытаясь проанализировать настроение Нармана. Было в нём что-то… необычное.

— В военном отношении, сжечь Северный Залив до основания — хотя, заметь, я думаю мы найдём повреждения менее обширными, чем показали первые доклады — не имеет большого смысла, — признал Нарман. — Политически, однако, в этом есть определённый смысл.

— И что это значит, мой князь?

Сам Сосновая Лощина не видел в атаке вообще никакого смысла. Наряду с двумя маленькими военным галерами, стоящими там на якоре, и полудюжиной торговцев, которые коммодор Зестро переделывал в лёгкие крейсера для набегов на торговцев, большая часть нанесённого ущерба поразила его чистейшей бессмысленностью этого разрушения. Торговые суда, пришвартованные у причалов Северного Залива, и простаивающие склады, заполненные товарами, которые покрывались пылью во время блокады, устроенной Черисийским Флотом, ни в коей мере не были тем, что он считал важными военными целями. Не говоря уже о том, что Северный Залив был почти в семистах миля от Эрейстора, и совсем не самым большим и важным городом в княжестве.

— Это значит, что Кайлеб — или, скорее всего, адмирал Каменного Пика, действующий в рамках общих инструкций Кайлеба — послал мне сообщение.

Нарман отрезал ещё одни кусочек дыни и внимательно рассматривал его несколько мгновений, прежде чем отправить его вслед за его предшественником. Затем он снова посмотрел на Сосновую Лощину.

— Они показывают, что до тех пор, пока они контролируют море, они могут делать это с нами всякий раз, как им захочется. Ты мог бы подумать об этом, как о недвусмысленном напоминании, что несмотря на всё, что делает коммодор Зестро, мы не можем навредить им, но они несомненно могут причинять ущерб нам. По сути, это тот вопрос, который я только вчера обсуждал с епископом-исполнителем Уиллисом.

— В самом деле? — Сосновая Лощина задумчиво сузил глаза. Он знал о встрече Нармана с епископом-исполнителем Уиллисом Грэйсином, самым высокопоставленным священнослужителем княжества, учитывая решение архиепископа Лиама Тёрна отбыть в Зион, чтобы… посовещаться с коллегами, внезапно возникшее сразу после того, как новости о заливе Даркос достигли Эрейстора. Но его кузен не рассказал ему, о чём была эта встреча. До сих пор, по крайней мере, подумал он, так как Нарман только кривовато улыбнулся ему.

— Добропорядочный епископ-исполнитель обеспокоен нашей степенью обязательств по продолжению войны с Черис.

— Обязательств? — Сосновая Лощина моргнул, а затем недоверчиво покачал головой. — Он что, думает, что после залива Даркос и смерти Хааральда мы надеемся, что Кайлеб будет приветствовать нас как союзников? — недоверчиво спросил он, но Нарман лишь усмехнулся.

— Я думаю, что письмо архиепископа Мейкела — прости, вероотступника-еретика и предателя Мейкела Стейнейра — Великому Викарию слегка… ошеломило Грэйсина, скажем так. Я не думаю, что он верил сообщениям о нарушении Хааральдом «Запретов» больше, чем когда-то верили мы. Как минимум не больше, чем предположение, что разрушение Черис от края до края, в соответствии с планом Клинтана, будет простым, приятным делом. Теперь же, когда сапог находится на другой ноге, и эти идиоты из «Группы Четырёх» заставили пойти Кайлеба на открытое публичное неповиновение, он чувствует себя немного незащищённым тут, в наших гостеприимных объятиях.

— Нарман, — тон Сосновой Лощины стал таким же обеспокоенным, как и выражение его лица, а первоначальное недоверие превратилось во что-то другое, — это может быть небезопасно…

— Что? — глаза князя, сидящего напротив, смотрели на него с вызовом. — Честно? В самом деле?

— Я только говорю, что я был бы удивлён, если бы Инквизиция не имела ушей, расположенных ближе к тебе, чем ты знаешь, — трезво сказал Сосновая Лощина.

— Я точно знаю, кто является старшим агентом Инквизиции здесь, во дворце, Тревис. На самом деле, уже около трёх лет он отчитывается только о том, о чём хочу я.

— Ты подкупил представителя Инквизиции?

— О, ну нужно быть настолько шокированным! — проворчал Нарман. — Почему шпион Клинтана не может быть подкуплен? Только слюнявый идиот, который к тому же слеп и глух — а ни один агент Инквизиции, как я думаю, ты согласишься, таким не является — может не знать о взятках и мздоимстве, которое происходит в самом Храме каждый день! Если вся иерархия Церкви так же коррумпирована и продажна, как шайка портовых сутенёров, продающих своих собственных сестёр, то почему их агенты не должны быть такими же коррумпированными, как и их хозяева в Зионе?

— Ты говоришь о Божьей Церкви, — чопорно указал Сосновая Лощина.

— Я не говорю о Боге, и я не говорю о Его Церкви, — ответил Нарман. — Я говорю о Церкви, которая была захвачена людьми такими, как Жаспер Клинтан, Аллайн Мейгвайр и Замсин Трайнейр. Неужели ты хоть на мгновение думаешь, что «Группа Четырёх», чёрт возьми, делает что-то хорошее, чего хочет Церковь? Или кто-то ещё из Совета Викариев собирается рисковать своей собственной милой, розовой задницей, стоя на пути Клинтана и прочих, только потому, что они оказались лживыми, корыстными ублюдками?

Сосновая Лощина был больше, чем просто шокирован. Нарман неуклонно становился всё более открытым в своём недовольстве Храмом с момента битвы в заливе Даркос, но он никогда раньше не говорил так откровенно о Церкви и людях, что контролировали её политику. О, он никогда, по крайней мере со своим кузеном, не скрывал своего мнения о викарии Жаспере и его приятелях, но он никогда не распространял своё презрение к Великому Инквизитору и «Группе Четырёх» на всю иерархию Церкви!

— Что случилось, Тревис? — ещё мягче спросил Нарман. — Ты шокирован отсутствием у меня благочестия?

— Нет, — медленно сказал Сосновая Лощина.

— Да, ты шокирован, — уточнил Нарман всё тем же мягким голосом. — Ты думаешь, что я не верю в Бога, или что я решил отказаться от Его плана для Сэйфхолда. И ты боишься, что если Грэйсин или Инквизиция узнают, что я в действительности чувствую, то они решат сделать пример из меня… и, возможно, и тебя, так как ты не только мой первый советник, но и мой кузен.

— Что же, если ты настаиваешь, то, возможно, ты прав, — ещё более медленнее признал Сосновая Лощина.

— О, конечно, я прав. И я не удивлён, что ты удивлён, услышав это от меня. Это первый раз, когда я так откровенно высказываюсь кому-либо на этот счёт, кроме, возможно, Оливии. Но, учитывая обстоятельства, думаю, пришло время обсудить это с кем-то, кроме моей жены. Ну, я полагаю, с кем-то кроме моей жены и дяди Хэнбила, если уж я собираюсь быть абсолютно точным.

— Учитывая какие обстоятельства? — осторожно спросил Сосновая Лощина, и на это раз в его глазах появилась явная тревога.

Причина, по которой уровень его беспокойства взлетел просто до невероятных высот, была в том, что Хэнбил Бейтц, герцог Соломон, был не просто его и Нармана дядей. Несмотря на то, что ему было уже за семьдесят, Соломон оставался энергичным и острым как бритва. Физически он был почти противоположностью Нармана; в любом другом вопросе, он и князь были очень схожи, за исключением того, что, в отличие от своего племянника, Соломон не терпел политику. Возможно «большая игра» и нравилась ему лишь самую малость, но никогда не возникало вопроса ни о его компетентности, ни о его лояльности семейным интересам или самому Нарману. Вот почему он был командующим армией Изумруда. Это была должность, которая ему очень подходила, и она позволяла ему проводить как можно меньше времени в Эрейсторе, и быть дальше от политики.

«Что», — подумал в этот момент Сосновая Лощина, — «при случае было довольно полезно для Нармана. Дядя Хэнбил — это кинжал в его ножнах, но настолько «вне поля зрения, вне сознания», что даже умные люди не включают его в свои расчёты».

— Тут есть два отдельных момента для рассмотрения, Тревис, — сказал Нарман в ответ на его вопрос. — Ну, на самом деле, три.

Он отставил свою тарелку в сторону и наклонился вперёд, выражая серьёзность всем телом и выражением лица.

— Во-первых, с политической и военной точек зрения, Изумруд поимели, — сказал он прямо. — И нет, не нужен дядя Ханбил, чтобы сказать мне это. Кайлеб, в любой момент, когда захочет, может высадить войска на берег, при поддержке с моря. Это одна из тех вещей, к которым то маленькое дельце в Северном Заливе должно было привлечь моё внимание, если они до сих пор от меня ускользали. На данный момент, вероятно, он всё ещё наращивает силу своих войск: Бог знает, что черисийские морские пехотинцы хороши, но у него их было не очень много, когда началось всё это дело. С другой стороны, у нас их ещё меньше, если говорить про нашу армию, правда? Особенно учитывая, сколько людей служило в морской пехоте, когда с нашим военно-морским флотом случился этот «маленький несчастный случай». И пройдёт не так уж много времени, прежде чем он будет готов прийти сюда, в Эрейстор, возможно, с осадной артиллерией на буксире, чтобы постучаться во все двери, которые будут у него на пути, и я очень сомневаюсь, что дядя Хэнбил сможет доставить ему что-то, чем просто неудобство, когда он сделает это.

— Во-вторых, с дипломатической точки зрения, наш добрый друг Гектор в любом случае не собирается подставлять свою шею и помогать нам. И я буду глубоко удивлён, если Шарлиен не решит, что для неё лучше вступить в союз с Черис, чем с нами или Гектором, при данных-то обстоятельствах. Что означает, что мы… я думаю, правильным термином будет «болтаемся по ветру». Мы самые незащищённые, мы те, кто пытался убить Кайлеба, и мы те, у кого нет никакой надежды стоя на этом берегу Ада дождаться, что кто-нибудь соберётся приплыть нам на помощь.

— И, в-третьих… в-третьих, Тревис, каждое слово Стейнейра и Кайлеба, что они говорили о «Группе Четырёх», Великом Викарии, и самой Церкви — это правда. Ты думаешь, что я не верю в Бога только потому, что знаю о коррупции таких людей как Клинтан и Трайнейр, и их подхалимов из Совета Викариев? — Смех князя прозвучал почти как лай. — Конечно я верю в Него — просто я не верю в ублюдков, которые захватили Его Церковь! На самом деле, я думаю, что Стейнейр и Кайлеб правильно делают… если, конечно, они смогут это развить. И именно поэтому Грэйсин так обеспокоен, по этой причине он продолжает нас так сильно подталкивать, ища какие-то способы перейти в наступление, продолжает прощупывает насколько я «лоялен» к Гектору.

— А насколько вы лояльны, мой князь? — мягко спросил Сосновая Лощина.

— К Гектору? — губы Нармана скривились. — Примерно так же, как и он к нам — то есть я лоялен настолько, сколько потребуется, чтобы дотянуться до его горла хорошим острым ножом. Или ты имел в виду Церковь?

Сосновая Лощина ничего не сказал. Ему не нужно было, потому что за него всё сказало выражение его лица.

— Моя преданность Церкви, простирается ровно дотуда, докуда дотягивается Инквизиция, — категорично сказал Нарман. — Настало время перестать отождествлять Церковь с Богом, Тревис. Или ты думаешь, что Бог позволил бы Черис полностью уничтожить объединённый флот альянса, который превосходил её собственный по силам пять к одному, если бы Хааральд действительно бросил вызов Его воле?

Сосновая Лощина тяжело сглотнул, а в его желудке запела звенящая пустота. Где-то глубоко внутри него маленький мальчишка отчаянно бормотал катехизис, сгорбившись и заткнув пальцами уши.

— Нарман, — сказал он очень, очень тихо, — ты не можешь думать о том, о чём я думаю, ты думаешь.

— Нет? — Нарман наклонил голову. — Почему нет?

— Потому что, в итоге, Черис проиграет. Не может получиться по-другому. Не тогда, когда Церковь полностью контролирует все великие королевства. Не тогда, когда её казна настолько глубока, и так много людей живёт на Хевене и Ховарде.

— Не будь в этом слишком уж уверен, — откинулся назад Нарман, его глаза горели. — О, я знаю, что «Группа Четырёх» видит это именно так. Но, опять-таки, у нас только что был довольно остроумный урок об ошибочности их суждений, не так ли? Я подозреваю, что они могут узнать, что мир гораздо менее монолитен, чем они предполагали, и это станет для них ещё более неприятным известием. Всё, что нужно Кайлебу — это прожить достаточно долго, чтобы его пример получил распространение, Тревис. Вот почему Грэйсин убежал в таком страхе. Я не единственный правитель или вельможа, который понимает, что происходит в Совете Викариев в данный момент. Если Черис сможет бросить вызов Церкви, другие тоже искусятся последовать примеру Кайлеба. И если это произойдёт, Церковь окажется слишком занятой, туша «местные лесные пожары», чтобы собрать такой флот, который потребуется, чтобы пробиться сквозь Королевский Черисийский Флот. И это предполагает, что Черис, само по себе, попытается отделиться от Церкви.

— Но…

— Подумай об этом, Тревис, — приказал Нарман, прервав попытку Сосновой Лощины возразить. — Осталось на так уж долго до того, как Шарлиен станет, по крайней мере де-факто, союзником Черис. Насколько я знаю, она может решить сделать это официально и присоединиться к Кайлебу, открыто бросив вызов Клинтану и его приспешникам. Когда это произойдёт, Гектор обнаружит, что он окружён врагами и отрезан от всего, чем Церковь могла бы помочь ему. И когда Шарлиен и Кайлеб разделят между собой Корисанд и Зебедайю, а Кайлеб полноценно присоединит нас к Черис, он вместе с Шарлиен будет контролировать треть всей поверхности Сэйфхолда. Конечно у них не будет такой уж большой доли мирового населения, но у них будет большая часть мирового военно-морского флота, множество возможностей для расширения и все ресурсы, которые им понадобятся для их экономик… или их военной мощи. Как ты думаешь, насколько легко Церкви будет раздавить его после всего этого?

Сосновая Лощина сидел молча, с озабоченным выражением, а Нарман ждал, пока его кузен проберётся по той же логической цепочке. Нарман знал, что граф по своей природе был осторожен. Более того, младший брат Сосновой Лощины был старшим священником Ордена Паскуаля, служившим в Республике Сиддармарк и уже почти возведённым в сан епископа. Вполне возможно, что откровенность Нармана была больше, чем Сосновая Лощина был готов принять.

— Нет, — сказал наконец граф. — Нет, Церкви будет нелегко сделать это. Не в том случае, если всё будет идти так, как ты предсказываешь.

— А сможет ли Церковь сбавить обороты? — мягко спросил Нарман, намеренно подталкивая своего кузена чуть дальше.

— Нет, — воздохнул Сосновая Лощина, и выражение его лица не перестало быть неуверенным, хотя Нарман сомневался в том, что глубокая скорбь, которую оно стало отражать, можно было считать улучшением состояния Сосновой Лощины. — Нет. Насчёт этого, ты тоже прав, Нарман. «Группа Четырёх» — это не настоящая проблема, так ведь? Они — просто симптом.

— В точку. — Нарман потянулся и положил свою пухлую руку на плечо Сосновой Лощины. — Я не знаю, может или нет Церковь реформироваться внутри себя. Я только знаю, что до того, как «Группа Четырёх», все остальные викарии и им подобные, позволят этому произойти, будет море крови и резня такого масштаба, какой никто не видел со времён свержения Шань-вэй.

— Что ты хочешь предпринять по этому поводу? — Сосновая Лощина сумел выдавить из себя бледную улыбку. — Это было бы не похоже на вас, вывалить на меня что-то подобное за завтраком, если бы у вас уже не было плана, мой князь.

— Нет, думаю, не похоже. — Нарман снова сел и потянулся к временно отставленной тарелке. Его взгляд вернулся к его рукам, и он аккуратно нарезал оставшуюся дыню на кусочки размером на один укус.

— Мне нужно отправить послание Кайлебу, — сказал он, не отрывая взгляда от ножа и вилки. — Мне нужен кто-то, кто сможет убедить его, что я готов сдаться ему. Что ему не нужно дальше жечь мои города и убивать моих подданных, чтобы донести свою точку зрения.

— Он довольно ясно дал понять, что хочет твою голову, Нарман. Судя по тону его комментариев, я не думаю, что он будет очень счастлив согласиться на что-то ещё, кроме этого.

— Я знаю. — Улыбка князя была больше похожа на гримасу, чем на что-то ещё, но, возможно, в ней была толика настоящего юмора. — Я знаю, и я полагаю, что, если он действительно настаивает на этом, он в конце концов этого добьётся. Жалко, что Мантейл решил сбежать на материк, а не приехать сюда. Возможно, я смог бы убедить Кайлеба в моей искренности, предложив ему голову «графа Ханта» в качестве замены. Тем не менее, я могу продемонстрировать ему, что человек моих талантов и опыта мог бы быть более полезен, работая на него, а не удобряя сад где-то за его дворцом.

— А если не сможешь? — тихо спросила Сосновая Лощина.

— Если не смогу, значит не смогу. — Нарман пожал плечами гораздо более философски, чем сам Сосновая Лощина справился бы в аналогичных обстоятельствах. — Я всегда могу надеяться, что он согласится на пожизненное заключение в каком-нибудь умеренно неприятном подземелье. А даже если он этого не сделает, то Кайлеб, по крайней мере, не будет проводить каких-либо репрессий в отношении Оливии или детей. — Он поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза Сосновой Лощины. — Это самое лучшее, на что я могу рассчитывать, если он высадит силы вторжения. Кроме того, таким образом, мы пропустим ту часть, где сначала умирают тысячи моих подданных.

Сосновая Лощина сидел, глядя в глаза своего кузена, и понимая, что, возможно, впервые с тех пор, как Нарман поднялся на трон Изумруда, его князь отставил в сторону всё притворство. После стольких лет, это было похоже на шок, но Нарман был серьёзен.

— Ты не можешь просто заключить мир с Кайлебом, даже сдавшись ему, без Грэйсина и остального духовенства, что будет гореть в огне позади тебя, — сказал граф. — Ты знаешь это, не так ли?

— Грэйсина, да. И, по крайней мере, вероятно, большинства епископов, — согласился Нарман. — С другой стороны, большинство наших старших священников — даже наших странствующих епископов — изумрудцы. В этом отношении мы почти так же плохи, как и Черис. Честно говоря, это одна из тех вещей, из-за которых Грэйсин бежал с таким страхом, и я сильно подозреваю, что у него были все основания для этого. В любом случае, я… подробно обсудил этот вопрос с дядей Хэнбилом.

— Я понял. — Сосновая Лощина откинулся назад, медленно и ритмично постукивая по ручке кресла пальцами правой руки, пока он думал.

Точка зрения Нармана о составе духовенства в Изумруде была предельная ясна. Смогут ли разногласия между нижестоящим духовенством, из числа коренного населения, и их, родившимся за пределами Изумруда, церковными руководителями, перерасти в какого-то рода поддержку схизмы, которая получилась у Кайлеба в Черис, было другим, более сложным расчётом. И, как признался самому себе первый советник, это было не единственной проблемой, заслуживающей внимания.

«Наверное», — признался он самому себе, — «потому, что я вообще не хотел об этом думать, до тех пор, пока Нарман не ткнул меня во всё это носом».

Но если Нарман обсудил всё это с герцогом Соломоном, и если Соломон сказал то, что, по-видимому, предполагал Нарман, то Сосновая Лощина был готов допустить, что оценка князя, о том, как могло бы отреагировать духовенство — и сможет ли Нарман пережить их реакцию — была, скорее всего, верна. И когда дело дойдёт до этого, реакция Церкви будет единственным реальным противодействием, которого ему в действительности нужно бояться. Подобно Армакам в Черис, хотя и по совершенно иным причинам, и в несколько иной манере, Дом Бейтцов крепко держал централизованную политическую власть в своих руках. Отец Нармана лишил феодальных вельмож их личных регулярных армий (в некоторых случаях, не без определённого кровопролития), но Нарман пошёл ещё дальше в подчинении аристократии Короне. Но, кроме этого, Палата Общин в Изумрудском Парламенте, и тогда и сейчас, решительно поддержала Нармана и его отца в их усилиях ограничить власть их благородно-рождённых землевладельцев. Эта традиция поддержки, вероятно, могла бы распространиться и на реакцию Нармана на нынешний кризис.

И в этот раз, как аристократия, так и простолюдины Изумруда почти наверняка пришли бы к единому мнению. Если бы из рассмотрения были удалены религиозные нотки, они вместе, несомненно, поддержали бы урегулирование дел с Черис — возможно, даже полную капитуляцию перед Черис. Несмотря на традиционное соперничество между Изумрудом и Черис, у Армаков была репутация разумных правителей. На чисто светском уровне, было бы трудно убедить кого-нибудь, что обнаружить себя под властью Кайлеба Черисийского будет для них личной трагедией. А совершенно разумный личный интерес и стремление избежать разрушений и кровопролития при прямом Черисийском вторжении сделали бы убеждение их в этом ещё более сложным.

Было очевидно, что Нарман, в любом случае, контролировал ситуацию, к тому же у принца был впечатляющий послужной список, когда дело доходило до оценки и точного прогнозирования реакции типичных политических воротил Изумруда.

С другой стороны, он ошибался ранее раз или два, но Сосновая Лощина напомнил себе, что это происходило не часто. И в отличие от некоторых людей, и это было правдой, у него не было склонности убеждать себя, что то, чего он хотел, становилось истиной по определению.

Если предположить, что он не ошибается, и учитывая приготовления, которые, как Сосновая Лощина не сомневался, Соломон проводил как всегда очень незаметно, тогда Нарман почти наверняка мог выжить при переговорах с Кайлебом. Сможет ли он пережить исход этих переговоров с головой, всё ещё сидящей на плечах — это, конечно, был другой вопрос. И, честно говоря, Сосновая Лощина не был готов предложить ничего лучше, чем ненадёжные равные шансы в пользу вероятности, что это случится, что так же могло иметь очень неприятные последствия и для его первого советника. И всё же…

— Если ты действительно имеешь в виду всё выше сказанное, — услышал граф свой собственный голос, — тогда полагаю, ты, вероятно, должен послать самого высокопоставленного дипломата, которого сможешь найти, начать переговоры. Кого-то, облечённого твоим доверием в такой степени, чтобы Кайлеб действительно поверил в то, что он скажет, хотя бы секунд на пять.

— В самом деле? — улыбка Нармана была нетипично тёплой. — Ты уже думал о ком-нибудь, Тревис? — спросил он.