— Тихо, будьте вы прокляты! — зашипел сэр Данкин Аэрли. — Вы моряки, а не пьяные шлюхи на свадьбе!

Кто-то тихонько засмеялся, защищённый темнотой от опознания. Аэрли был не до конца уверен, но он очень подозревал, что звук исходил от Стивирта Малика, его личного старшины шлюпки. Он, определённо, донёсся с кормы, а Малик держал румпель, тогда как баркас двигался по воде размеренно и, по большей части — несмотря на предписание Аэрли его экипажу — безмолвно.

Ухмылка, конечно же, исходила не от моряка, чья неосторожно движущаяся нога вызвала добродушное увещевание Аэрли, когда она с громким звоном задела один из абордажных тесаков, уложенных на настиле на дне баркаса. С другой стороны, что похвально, будучи методично избитым двумя его товарищами по команде за его неуклюжесть, он вряд ли будет производить какой-либо шум в ближайшее время, и Аэрли знал это. Кроме того, все они были людьми отобранные из-за своего опыта. И они знали, что они были такими.

То же самое знал и Аэрли, хотя у него было диковатое чувство от личного руководства тем, что представляло собой ухорезную экспедицию. Будучи капитаном одного из мощнейших галеонов Королевского Черисийского Флота, он думал, что глупости такого рода остались у него за спиной. К сожалению, эта отдельно взятая «ухорезная экспедиция» состояла из более чем трёхсот морских пехотинцев, и четырёхсот лучших из всех имеющихся моряков, а это было подразделение капитана, откуда бы не появились те люди, о которых шла речь.

Он всмотрелся за корму, со своего места в носу баркаса, пытаясь увидеть другие лодки. Пасмурная ночь была темнее, чем внутри сапога Шань-вэй, и он едва смог разглядеть две ближайшие к нему. Все остальные были совершенно невидимы, и он сказал себе, что это хорошо. Если уж он не мог видеть их, то также было бы крайне маловероятно, чтобы их могли видеть защитники Северного Залива. В конце концов, именно с этой целью данный рейд начался после захода луны. Не то чтобы знание всего этого заставило его почувствовать себя более счастливым от своей собственной слепоты.

«Хватит беспокоится, Данкин!» — обругал он себя. — «У тебя более чем достаточно людей для этого дела. Тебе просто не нравится быть здесь».

Ну, если он хотел быть откровенным, не то чтобы ему не нравилось быть здесь. Однако это было не то, в чём должен был признаваться офицер Королевского Черисийского Флота, даже самому себе. Предполагалось, что все они должны были быть храбрыми, смелыми и постоянно стремящимися к бою с врагом. Сэр Данкин Аэрли понимал свой долг, и он был готов выполнить его без колебаний, но глубоко внутри он всегда ставил под сомнение собственную храбрость. Он никогда не знал такого ни о ком другом, но он никогда не видел у своих товарищей признаков потных ладоней или скрученных в узел мышц живота, как у него.

«Просто потому, что они скрывают это лучше, чем ты», — он сказал сам себе. Всё это было очень хорошо, и, возможно, даже верно, но на данный момент это не помогло ему чувствовать себя немного лучше. Конечно…

— Там, сэр!

Произнесённое полушёпотом восклицание прервало его мысль, и он повернул голову от того, что молодой мичман присел на носу рядом с ним, постучал по его плечу и указал куда смотреть. Аэрли вгляделся в указанном направлении, напрягая свои более старые, менее острые глаза, затем резко кивнул.

— Молодец, мастер Аплин-Армак, — тихо сказал он, после чего посмотрел на корму, где на кормовых решётках почти угадывался Малик. — Переложите на два румба на правый борт, — сказал он. — И подайте сигнал остальным.

Он думал о юноше рядом с ним, пока слушал повторяющийся шепоток, бежавший в сторону кормы, передаваясь от одного гребца к другому, пока не достиг Малика. Привлечение королевского герцога — каким бы образом он не стал им — к такой миссии не может быть лучшим способом для процветания человеческой карьеры. Конечно, черисийская традиция всегда состояла в том, что члены королевского дома служили свой срок во Флоте и рисковали наравне с остальными, но Аэрли не мог полностью избавиться от подозрений, что человек, под командованием которого окажется убит член королевского дома, может оказаться немного в немилости. Тем не менее, продолжать укутывать парня в хлопковый шёлк, также не принесло бы ему — или кому-либо ещё — никакой пользы. А капитан зашёл уже достаточно далеко, чтобы назначить юного Аплина-Армака своим персональным адъютантом, что должно было удержать его как минимум от некоторых потенциальных неприятностей. И…

Его мысли прервались от того, что он увидел слабый свет, когда моряк рядом с Маликом открыл заслонку закрытого фонаря, чтобы помочь лодкам, следующим за их кормой, используя при этом собственное тело, чтобы укрыть его от кого-либо на берегу.

Мгновение спустя, баркас изменил курс, мужчины погребли сильнее, так как Малик направил его к тусклым точкам света, на которые наблюдательный гардемарин указал Аэрли.

Майор Баркли Хармин откинулся на спинку своего кресла, потянулся и сильно зевнул. Уже почти наступил Час Лангхорна, период между полночью и первым настоящим часом дня. Теоретически, Хармин должен был потратить это время, обдумывая все дары Божьи и свой долг перед Архангелами и Богом.

На самом деле, он проводил его, стараясь не уснуть.

Он закончил зевать и позволил стулу снова качнуться вперёд. Масляные лампы наполняли его скудно обставленный мебелью кабинет светом, хотя едва ли кто-нибудь мог назвать его ярким. Где-то по другую сторону двери кабинета были два клерка и вестовой, которые, несомненно, также прилагали все усилия, чтобы не спать. Конечно, они могли бы добиться это немного легче, чем это получалось у Хармина. Само собой разумеется, они не провели перед этим большую часть ночи выпивая в одной из прибрежных таверн, как это сделал Хармин.

«Вот чего бы я не стал делать, если бы только знал, что придётся застрять на дежурстве сегодня вечером», — подумал он кисло.

К сожалению, его начальники не спрашивали его об этом, когда его имя всплыло в качестве замены майора Тилицина. Тилицину не придётся командовать ночной вахтой какое-то время. Тем не менее, он был более удачлив, чем его лошадь. Зверь попал ногой в нору ящерицы и, как и его всадник, сломал ногу. Но, в то время как нога Тилицина была вправлена и завёрнута в гипс, лошадь просто добили. А некий майор Хармин был проинформирован, что теперь он будет возглавлять ночные дежурства Тилицина, пока полковник не скажет ему противоположное.

«По крайней мере, не похоже, что что-то должно случится», — подумал он.

Капитан Аэрли наблюдал и нетерпеливо ждал, как второй катер КЕВ «Поток» выплывал из ночи. Он был рад видеть его — лейтенант Симин, первый лейтенант «Потока», официально был его заместителем — но по крайней мере один баркас, и тридцать пять человек в нём, явно сбились с пути.

Что было не удивительно. Более того, если бы никто не заблудился, это было бы основанием для крайнего изумления, а не просто сюрприза. Каждый офицер в Черисийском Флоте знал, что первым законом битвы было «всё, что может пойти не так, так и будет». Кроме того, на самом деле, удержание вместе пары десятков баркасов, катеров и шлюпок во время гребли на расстояние почти двенадцати миль через кромешно-тёмную ночь, квалифицировалось как чудо в любой книге морского офицера.

Проблема была в том, что Аэрли не мог видеть ничего дальше своего непосредственного местоположения, кроме случайных тусклых отблесков света. Он составил самый простой план, который мог быть, после чего проинструктировал всех офицеров, участвующих в торжествах сегодняшнего вечера, так тщательно, как только смог, прежде чем они отплыли. Каждый из них объяснял ему свою конкретную роль по крайней мере дважды, и каждому из них также были даны инструкции для непредвиденных обстоятельств, в случае если кто-нибудь не сможет добраться до намеченного места назначения вовремя. Однако, это не обязательно означало, что офицеры, о которых шла речь, действительно поняли данные им инструкции. И даже если бы это было так, не было никакого способа предсказать, какие ошибки навигации могут вызвать капризы ветра и прилива. Теоретически даже было возможно, что только пять лодок, которые в данный момент мог видеть Аэрли, смогли достичь назначенной им цели.

«Хватит!» — Он покачал головой. — «Конечно, они где-то… там. И каждая из них ждёт твоего сигнала».

Катер Симина подошёл к борту баркаса Аэрли. Руки потянулись, аккуратно притягивая две лодки друг к другу, и Аэрли наклонился к лейтенанту.

— Я думаю, что мы на месте, — сказал он тихо. — Однако я не уверен. Это, — махнул он рукой в сторону причала, в тени которого лодки качались на волне, — должен быть восточный пирс, если мы там, где должны быть.

Симин кивнул, словно ему ещё не было прекрасно известно об этом, и Аэрли почувствовал, как его рот дёрнулся в скупой ухмылке.

— Будь то восточный пирс или нет, это пирс, и это просто нужно сделать. Ты берёшь свой катер и баркасы с «Защитника» и направляешься на дальнюю сторону. Я собираю остальные лодки на этой стороне.

— Так точно, сэр, — подтвердил Симин. Приглушённые приказы были переданы, и Симин и обозначенные лодки постепенно ушли.

Аэрли подождал несколько минут, чтобы они заняли позицию у дальней стороны пирса. Затем его баркас повёл оставшиеся лодки к ближайшей стороне находящегося впереди причала, держась самых плотных, тёмных теней, отбрасываемых галеонами, пришвартованными к нему с обеих сторон.

Пара часовых на восточном пирсе стояли, хмуро вглядываясь с него в темноту. Было очень мало нарядов, которые, возможно, соответствовали бы скуке, возникающей от наблюдения за пустынной набережной подвергнутого тщательной блокаде порта. Как правило, они могли, по крайней мере, ожидать возможности быть вызванными местной городской стражей, чтобы помочь справиться где-нибудь с пьяной дракой. Но у моряков, чьи корабли были пойманы внутри блокады, кончились деньги на попойки, и местное правительство распорядилось ввести комендантский час, чтобы только убрать с ночных улиц докучливые команды торговых кораблей.

Это означало, что им было абсолютно нечего делать, кроме как стоять там, глядя на море, как будто их единоличная преданность наблюдательности могла каким-то образом предотвратить черисийскую атаку.

Кроме того, пока они торчали тут в темноте, они прекрасно понимали, что рота армейских вояк, которая должна была ждать, находясь в постоянной готовности, чтобы среагировать на любую тревогу, которую они могли поднять, несомненно, играла в кости в казармах. Не то, чтобы они завидовали своим собратьям солдатам по их развлечению, скорее они были возмущены, что их исключили из него. И всё-таки один из них что-то услышал за вздохами ветра и постоянным плеском волн. Он не знал, что это было, но, когда он начал поворачиваться в этом направлении, мускулистая рука обхватила сзади его шею. Его изумлённые руки инстинктивно взмыли вверх, удивлённо изучая этот удушающий стержень из кости и мускулов, но затем под его рёбра проник остроконечный кинжал, чтобы найти его сердце, и он внезапно потерял всякий интерес к тому, что он мог услышать.

Его напарник на дальнем конце пирса не получил вообще никакого предупреждения, по сравнению с ним, и капитан Аэрли хмыкнул в знак одобрения, когда он взобрался по лестнице со своего баркаса, со следующим за ним по пятам Аплин-Армаком, и заметил два тела.

— Хорошая работа, — сказал он сильно татуированному старшему матросу, который руководил устранением часовых. Улыбка, которую он получил в ответ, сделала бы честь кракену, и Аэрли снова задался вопросом, что же сделал этот человек, прежде чем поступить на флот.

«Наверное, лучше этого не знать», — сказал он сам себе ещё раз и отступил, когда остальная часть экипажа баркаса полезла на пирс.

Он посчитал головы так тщательно, как мог в темноте, пока моряки и морские пехотинцы формировали свои заранее подготовленные группы. Абордажные тесаки и штыки тускло блеснули в слабом свете фонарей пирса, и он посмотрел, как морские пехотинцы тщательно заряжают свои мушкеты. Тот факт, что новые «кремниевые замки» не нуждались в зажжённом кусочке тлеющего фитиля, был благословением, поскольку это означало, что они могли быть готовы к стрельбе, не смотрясь как потерявшаяся в темноте стая мерцающих ящериц. С другой стороны, это также увеличило вероятность случайных выстрелов, поскольку оно лишило мушкетёра визуальной подсказки, что его оружие готово к стрельбе. Именно поэтому Аэрли отдал очень конкретные кровожадные приказы о страшной судьбе, ожидающей каждого, кто осмелится заряжать свой мушкет во время долгой поездки на лодке.

«Кроме того, если бы я позволил им это, брызги могли бы чертовски хорошо намочить запалы».

— Готово, сэр, — тихо сказал лейтенант Симин, и, повернувшись, Аэрли обнаружил молодого офицера у своего локтя. Симин, как он кисло заметил, почти сиял от предвкушения.

— Хорошо, — сказал он, вместо того, о чём думал на самом деле. — Запомни, подожди, пока не услышишь гранаты.

— Так точно, сэр, — сказал Симин, словно Аэрли не уточнял ровно того же самого, по крайней мере три раза, на в брифингах перед атакой.

На самом деле, часовые на пирсе были несправедливы по отношению к своим товарищам. Сегодня игр в кости не было, потому что их развлечения прошлым вечером были прерваны неожиданным визитом командира роты, который был не особо удивлён. После нескольких ёмких замечаний о состоянии их дисциплины, их готовности и вероятной родословной, майор Тилицин сообщил им о неприятной судьбе, которая будет ожидать на складе каждого, кто обнаружит себя развлекающимся в часы дежурства. Несмотря на сломанную им в последствии ногу (которая, как предположили одна или две недостойные души, представляла божественное возмездие), они не сомневались, что он передал свои наблюдения майору Хармину. Который, к сожалению, имел репутацию ещё менее понимающего человека, чем майор Тилицин. В этих обстоятельствах было разумно проявить немного благоразумия в течение следующей пятидневки или около того.

Таким образом, вместо того, чтобы сбиваться вместе в середине своих казарм со своими стаканчиками с костями и картами, они занимались десятками маленьких домашних дел: починкой униформы, полировкой медяшки, чисткой амуниции или заточкой лезвий тесаков, кортиков и мечей.

Звук бьющегося стекла раздался неожиданно. Головы повернулись по направлению к звуку, а брови взлетели от удивления, которое резко превратилось во что-то совершенно другое, когда железные шары с их трещащими запалами посыпались на пол.

Один солдат, более быстрый, чем его товарищи, нырнул к ближайшей гранате. Он подхватил её и крутанулся, чтобы выбросить её обратно за окно, но времени у него было недостаточно. Он бросил её прочь, но граната, пролетев менее четырёх футов, взорвалась, убив его почти мгновенно.

На самом деле это не имело бы значения, если бы запал у этой конкретной гранаты был немного длиннее. Это была только одна граната из десятка, и мирный порядок казарм распался на хаос, ужас и крики, когда все они взорвались почти одновременно.

— Сейчас! — крикнул лейтенант Хэл Симин, когда позади него раздалось эхо разрывов гранат.

Его ждущие команды моряков уже разбились на двойки. Теперь член каждой двойки с тлеющим фитилём зажёг один из подготовленных зажигательных боеприпасов своего товарища, затем отступил, когда двери были выбиты, а окна разбиты. Пылающие соединения смолы, нефти и небольшого количества пороха влетели во внезапно открывшиеся отверстия в причальных складах, в то время как другие команды штурмовали галеоны и портовые судна, пришвартованные вдоль причала.

Дым взметнулся вверх, и пылающие языки пламени начали прыгать, превращая кромешно-тёмную ночь во что-то совершенно иное. Ещё больше языков пламени взметнулось вверх, когда другие поджигатели подожгли свои цели, и разбросанные тут и там голоса начали кричать в тревоге, когда городок Северный Залив внезапно проснулся. Мушкеты треснули, когда морские пехотинцы, посланные в поддержку Симина, атаковали батареи гавани сзади. С наступлением темноты только расчёты двух пушек в каждой батарее были действительно укомплектованы, а горстка сонных артиллеристов не могла сравниться с морскими пехотинцами, которые штурмовали их из темноты. Ещё больше пожаров разгорелось вдоль набережной гавани, и резкий, громовой взрыв отдался эхом, когда один из поджигателей обнаружил неожиданный запас пороха в портовой барже рядом с галеоном, проходящим переоснащение в коммерческий рейдер. После взрыва корабль сильно загорелся, а его пылающие фрагменты долетели до трёх других судов и на, по меньшей мере, полдюжины крыш складов и таверн.

— Смотрите, сэр! — крикнул один из людей Симина, и лейтенант увидел яркие, внезапные вспышки большого количество мушкетных выстрелов на фоне кромешной черноты к западу от города.

— Это морпехи! — крикнул он в ответ. — Не знаю, насколько долго майор Жеффир сможет замедлить ублюдков, так что торопись!

— Так точно, сэр!

Майор Хармин вскочил на ноги, когда раздались взрывы и крики. Он схватил свою портупею и бросился к двери кабинета, на бегу обвязывая её вокруг себя. Его клерк и вестовой всё ещё поднимались со своих стульев, когда он уже выбежал в вестибюль.

— Хватайте своё оружие, чёрт возьми! — рявкнул Хармин, и выбежал через входную дверь офисного блока на плац между двумя длинными прямоугольниками бараков.

Пламя уже начинало танцевать и сверкать за окнами казарм, и он услышал вторую волну взрывов, когда черисийские моряки бросили в каждое здание ещё по десятку гранат.

Некоторые из криков раненых внезапно оборвались, но их заменили звуки агонии.

Брюхо Хармина скрутило в узел, когда он понял, что нападавшие уже почти полностью уничтожили переданную ему на время роту как сплочённую боевую силу. Он не знал, сколько из «его» людей было к этому моменту убито или ранено, но даже те, кто не был, были бы слишком деморализованы и испуганы, чтобы оказать хоть какое-то эффективное сопротивление.

«И даже если бы Тилицин смог сплотить их, у меня это не получится», — подумал он мрачно. — «Они даже меня не знают, так какого же чёрта они должны меня слушаться в таком беспорядке?»

Долетевший с запада шум и треск мушкетов сказал ему, что скорее всего никто к нему с подкреплением не придёт, так что…

Майор Баркли Хармин не подумал о том, что его силуэт только что нарисовался на фоне бывшего за ним освещённого окна комнаты. Ему было не до этого… впрочем, он так же не услышал и резкий «хлопок» нарезного мушкета, который его убил.

Сэр Данкин Аэрли позволил себе ощутить чувство глубокого облегчения, наблюдая тот же мушкетный огонь, который Симин увидел, а Хармин услышал. Очевидно, морские пехотинцы заняли позицию, чтобы перекрыть дорогу от главной крепости к западу от города. Согласно отчётам их разведчиков, в гарнизоне этой крепости было по меньшей мере три тысячи человек. Было маловероятно, что двести морских пехотинцев майора Жеффира могли удерживать их вечно, но удивление и замешательство должны были держать их занятыми по крайней мере в течение какого-либо времени.

Кроме того, темп стрельбы Жеффира и штыки с «кольцевым» байонетом должны были справедливым образом уравнять шансы между ними.

С крепостной стены бухнула пушка. Аэрли понятия не имел, что думали артиллеристы, стоявшие за ней, о том, во что они стреляли. Бог знал, как гарнизон крепости должен был быть безнадёжно смущён внезапным извержением взрывов и пламени из тихого спящего города под их насестом на высоком мысе. Насколько Аэрли знал — они действительно думали, что видели принимающие участие в атаке черисийские галеоны.

По крайней мере две дюжины кораблей были полностью объяты пламенем. Ещё больше тлели, и сильный ветер разносил искры, золу и пылающие обломки с одного корабля на другой. Склады, которые были расположены в гавани, тоже хорошо разгорались. Аэрли надеялся, что пламя не распространится на город, но не собирался терять сон от такого варианта.

Он посмотрел на чёрное зеркало гавани, окрашенной малиновым цветом от разрастающихся потоков пламени, и увидел большинство из своих лодок, энергично гребущих к торговым судам, стоявшим дальше на якоре. Он также видел больше, чем несколько лодок, которые гребли прочь от этих судов, поскольку их значительно уступающие в численности якорные вахты из торговых моряков поспешно отступали.

«Вероятно, когда наступит утро, они услышат о таких вещах, как „оставление своих постов”», — подумал Аэрли. Как будто они могли что-то совершить — исключая возможность дать себя убить — если бы они остались на них.

— Хорошо, мастер Аплин-Армак, — сказал он гардемарину рядом с ним. — Проследите за тем, чтобы устроить ещё несколько пожаров по своему усмотрению, а затем, я думаю, самое время, чтобы отчалить.

— Так точно, сэр! — ответил Аплин-Армак с широкой усмешкой и дёрнул головой в сторону Стивирта Малика.

— Айда, старшой! — сказал он, и трусцой побежал вдоль набережной, дуя на свой тлеющий фитиль, в то время как Малик вытащил первый зажигательный боеприпас, и Аэрли потащился вслед за ними.