— Я всё ещё считаю, что мы должны направиться в Эрейстор, — проворчал Тадейо Мантейл, когда галеон «Южный ветер» оставил затянутые дымом небеса над городишком Хант за кормой.

Это потребовало большой самодисциплины, однако сэр Стив Уолкир сумел удержаться, не закатить глаза и не начать читать молитвы, дарующие терпение. То, что он, по крайней мере, заставил Мантейла наконец согласиться с тем, что пора бы уже двигаться хоть куда-нибудь, вместо того чтобы бить баклуши в Ханте, дожидаясь, пока у Кайлеба найдётся время, чтобы оторвать ему голову, помогло. Во всяком случае, пока.

— Во-первых, — сказал он терпеливо, — капитан не очень заинтересован в попытке проскочить через блокаду в любой из изумрудских портов. Во-вторых, пройдёт не так уж много времени, прежде чем Кайлеб и Остров Замка́ решаться вторгнуться в Изумруд. Ты действительно хочешь там быть, когда они это сделают?

— Я не уверен, что его драгоценное вторжение в Изумруд пройдёт так гладко, — ответил Мантейл едва ли не обижено. — Армия Нармана намного более лояльна, чем те вероломные ублюдки, которые были у меня.

— Мне всё равно, насколько лояльны его войска, особенно в долгосрочной перспективе, — сказал Уолкир. — Их недостаточно, а войска Кайлеба ещё более лояльны к нему, и я сильно подозреваю, что у черисийской морской пехоты припасено для Нармана несколько собственных сюрпризов. Почему-то мне кажется маловероятным, что все новые игрушки достались флоту Хааральда.

Мантейл злобно фыркнул, но, по крайней мере, он не возражал, и Уолкир пожал плечами.

— Как я и говорил всё это время, Тадейо. Есть очень мало людей, чьи головы Кайлеб хочет больше, чем твою. Куда бы ты не пошёл, это должно быть место, куда он в ближайшее время вряд ли дотянется. Изумруд под это описание точно не подходит, и я также не думаю, что тоже самое можно будет долго говорить о Корисанде. Так что остаётся только материк. А если нам всё равно придётся ехать на материк, Зион — единственное логичное место назначения.

— Да знаю я, знаю! Ты, безусловно, достаточно часто и убедительно объяснял мне свои рассуждения.

Челюсти Мантейла сжались, когда он снова взглянул на город, который, как он когда-то думал, будет его до конца жизни. — «Это и было настоящим корнем проблемы», — подумал Уолкир. — «Мало того, что Мантейл был в ярости из-за того, что приз вырвали у него из рук, но он был настолько уверен в будущем, что не подумал о том, что может случиться, если Черис на самом деле победит альянс, который сколотила «Группа Четырёх».

«И я не собираюсь рассказывать ему о тех мерах предосторожности, что я, конечно, сделал», — сказал он сам себе ещё раз.

— Ну, мне трудно представить кого-нибудь, кого Канцлер и Великий Инквизитор будут счастливы увидеть больше, чем тебя, — сказал он вместо этого. — Доказательства того, что не все дворяне Кайлеба поддерживают его богохульство, будут только приветствоваться, и я уверен, что они будут готовы поддержать твои усилия по освобождению Ханта так скоро, как только смогут.

Мантейл снова фыркнул, но его лицо чуть просветлело. Несмотря на его агрессивное настроение, он не был невосприимчив к мысли о том, что казна Храма была достаточно глубока, чтобы поддержать его в том виде, к которому он привык. Предполагая, конечно, что он сможет стать для них достаточно ценной номинальной фигурой.

— Ну что же, — сказал он наконец, отворачиваясь от удаляющейся панорамы его бывшей столицы с определённой категоричностью, — я, конечно, не могу с этим поспорить. И правда заключается в том, — продолжил он с видом человека, вздохнувшим полной грудью, — что я должен был услышать тебя намного раньше.

«По крайней мере в этом, ты прав», — кисло подумал Уолкир.

— Достаточно нелегко убедить себя забыть о потерях, — сказал он вслух. — Я знаю это, и это особенно верно, если кто-то работал так же долго и тяжело, как это делал ты в Ханте. Но сейчас ты должен сосредоточиться на том, что когда-нибудь вернёшься. И тебе стоит подумать и об этом тоже. Я уверен, что ты будешь первым черисийским дворянином, который достигнет Зиона, первым родным сыном, кто предложит свой меч для службы Матери-Церкви. Когда, наконец, придёт время заменить всех этих предателей и еретиков-дворян, которые решили поставить на Кайлеба и Стейнейра, ты вполне можешь обнаружить себя самым подходящим из всех доступных кандидатов. Если так будет, то Хант — это далеко не всё, что ты получишь в качестве компенсации и щедро заслуженной награды за свои потери и свою лояльность.

Мантейл ещё раз кивнул, с выражением истинно благородной решимости.

— Ты прав, Стив. Ты прав. — Он протянул руку и сжав его плечо, постоял так несколько секунд, а затем выдохнул.

— Ты прав, — повторил он, — и я обещаю, что не забуду этого, если когда-нибудь наступит время, и я буду в состоянии вознаградить тебя должным образом. А пока что, думаю, я спущусь вниз. Сейчас, — улыбнулся он мрачновато, — пейзаж меня почему-то не очень радует.

— Чёрт побери этого бесхребетного ублюдка! — сплюнул Милц Хэлком, наблюдая, как топсели «Южного ветра» скрываются в тёмно-синих водах залива.

Он стоял у верхнего окна «Серого Корабля», не слишком процветающей таверны на окраине городка Хант. Её расположение и общий обветшалый вид совсем не способствовал увеличению торговли. Но по крайней мере она была в стороне от стрельбы, которую он слышал, что означало, что последние наёмники Тадейо Мантейла пытаются покинуть город. Это было самое мягкое, что он мог сказать про это… и, в данный момент, он не мог сказать ничего больше о своём государстве, если он хотел быть честным. Очень немногие люди узнали бы в нём могущественного епископа Милца, если бы увидели его. Его пышная, тщательно подстриженная борода исчезла, яркое серебро его висков было замазано краской, а простая одежда, что сменила изысканно скроенную рясу, больше подошла бы лишь умеренно преуспевающему фермеру или, может быть, мелкому торговцу.

— Конечно, мы уже как пятидневку знаем, что это должно было произойти, — заметил гораздо более молодой человек, стоящий рядом с ним. Отец Алвин Шумей походил на личного помощника епископа Бухты Маргарет ещё меньше, чем Хэлком на епископа. — С самого начала было очевидно, что единственный, кому хранил верность Мантейл — это он сам.

— И это должно заставить меня чувствовать себя лучше? — зарычал Хэлком. Он оттолкнулся от окна, повернувшись спиной к убегающему галеону, и уставился на Шумея.

— Не «лучше», милорд. — Шумей действительно смог улыбнуться. — Но Писание напоминает нам, что лучше смотреть правде прямо в глаза, чем тешить себя иллюзиями, даже во имя Господа.

Хэлком на мгновение взглянул на него, после чего плечи взбешённого маленького епископа чуть расслабились, и он изобразил гримасу, в которой был отдалённый намёк на ответную улыбку.

— Да, это действительно так, — признал он. — И я полагаю, что мне нужно постоянно напоминать себе, что избавление от заблуждений — это то, что получается у тебя лучше всего, даже если это делает тебя невыносимым молодым выскочкой.

— Я стараюсь милорд. Выполнять полезное дело, я имел в виду… а не быть невыносимым.

— Я знаю, Алвин. — Хэлком легонько похлопал его по плечу, затем глубоко вздохнул, пытаясь отвлечь свои мысли от гнева и прийти в более продуктивное состояние.

— То, что Мантейл наконец-то окончательно решился и сбежал, немного упростит наши собственный планы, — сказал он. — Заметь, я не сказал, что улучшит, только упростит.

— Простите меня, милорд, но, боюсь, я не понимаю, как в эти дни что-то может быть «просто».

— Проще — не тоже самое, что просто, — обнажил зубы в короткой усмешке Хэлком, — С другой стороны, больше не нужно думать о том, что если Мантейл не думает стоять и сражаться, то и мы тоже не можем. Не здесь и не сейчас.

Глаза Шумея чуть расширились от удивления. Упорство Хэлкома в том, что они могли бы каким-то образом построить крепость для истинной Церкви, здесь, в своей епархии, было твёрдо как камень. Зажигательные проповеди, которые он проповедовал в соборе Ханта, были сосредоточены одновременно на их ответственности и способности сделать это.

— О, не смотри так удивлённо, — почти выругался Хэлком. — Надежды удержать Кайлеба и этого проклятого предателя Стейнейра никогда и не было. Если бы я хоть раз признался в этом, думаю, Мантейл исчез бы ещё раньше. И хотя никакой надежды не было, всё равно был хотя бы шанс… пока Мантейл не сбежал. Но как ты сам только что отметил, нет смысла обманывать себя, когда реальность бьёт нас по лицу. Ни у кого другого из дворян в епархии нет хребта, чтобы встать против Кайлеба, даже если… хотя бы предположить, что хоть кто-то хотел бы это сделать. А, по чести говоря, большинство из них и не хотят. В этом отношении, по крайней мере, две трети из них, скорее всего согласны с ним, чёртовы ублюдки. По крайней мере, они выберут лёгкий путь и дадут ему всё, что он захочет. Вероятно, они полагают, что если — когда — Мать-Церковь, в конце концов, разобьёт его, они смогут заявить, что они пошли на это под давлением форс-мажорных обстоятельств, несмотря на их глубокое и сердечное неприятие его отступничества. Мантейл был единственным из них, кто не мог достичь компромисса с Кайлебом, даже если бы он хотел… предполагая, что кто-нибудь каким-то образом смог бы прибавить ему мужества, чтобы стоять и сражаться. Вот настоящая причина, почему мы с тобой стоим на якоре здесь в Ханте, после битвы в заливе Даркос.

— Я… понимаю, милорд, — медленно сказал Шумей, обнаружив, что его мозг, в свете признания Хэлкома, переосмысливает события последних нескольких месяцев, и что епископ говорил о них в это время.

— Не пойми меня неправильно, Алвин, — лицо Хэлкома снова ожесточилось, на этот раз в суровой решимости. — В моих мыслях нет сомнений, как нет сомнений и в моём сердце относительно того, чего от нас ожидают Господь, Лангхорн и Мать-Церковь. Вопрос только в том, каким образом мы будем решать эти задачи. Очевидно, что уход… Мантейла убедительно говорит о том, что создание любого центра открытого сопротивления этой проклятой «Церкви Черис», здесь, рядом с Бухтой Маргарет не лучший способ добиться этого. Таким образом проблема в том, что мы будем делать дальше.

— И могу я предположить, что у вас есть ответ, милорд?

— Я раздумывал о том, чтобы сбежать в Изумруд, — признался Хэлком. — Я уверен, что мы были бы полезны в Изумруде для Епископа-Исполнителя Уиллиса, и, вероятно, можно было бы рассчитывать на то, что он даст нам убежище. Но, в последние несколько дней, я пришёл к выводу, что и Изумруд для нас тоже не лучшее место.

— Могу я спросить почему, милорд?

— На то есть две причины. Во-первых, я не очень верю, что Епископ-Исполнитель будет в состоянии дать кому-либо убежище надолго, — поморщился Хэлком. — Этот малодушный червяк Уолкир, был прав по крайней мере в том, что Нарман не сможет долго удерживать Кайлеба. Хуже того, я очень сильно опасаюсь, что Нарман вынашивал свои собственные планы, которые беспокоят Матерь-Церковь.

— Воистину нет, милорд!

— А почему он не должен? — фыркнул Хэлком. — Конечно же не потому, что, как ты думаешь, у него есть моральный стержень, где-то глубоко внутри, который помешает ему увидеть те же возможности, которые, очевидно, увидел Кайлеб! Я всегда подозревал, что Нарман был намного умнее, чем он казался, чтобы побудить своих врагов поверить в это. К сожалению, это не обязательно тоже самое, что принципиальность, а умный человек без принципов опасен. Весьма опасен.

— Если Нарман надеется достичь какого-то компромисса с Кайлебом, как бы маловероятно это не было, он должен понять, что Кайлеб и Стейнейр потребуют от него присоединиться к их открытому неповиновению Матери-Церкви. А если он осведомлён об этом в достаточной мере, то он должен иметь план… нейтрализующий всё, что Епископ-Исполнитель Уиллис может попытаться сделать, чтобы остановить его. И, честно говоря, тот факт, что в последних письмах Епископа-Исполнителя ко мне ничего подобного не утверждалось, беспокоит меня ещё больше. При всём моём уважении к Епископу-Исполнителю и всей его самоуверенности, что-то подсказывает мне, что Нарману удалось полностью скрыть свои приготовления от его взгляда. Что означает, что они, вероятно, преуспеют, по крайней мере, в краткосрочной перспективе.

Шумей с ужасом посмотрел на своего начальника, и Хэлком успокаивающе положил ему руку на плечо.

— Не делай ошибки, думая, что Кайлеб и Стейнейр одиноки в своём безумии, Алвин, — сказал он мягко. — Посмотри, как быстро и со сколь малым неприятием всё Королевство последовало их кощунственному примеру. Я не говорю, что гниль распространилась также широко и глубоко в Изумруде, как в Черис, но Черисийское Море и Изумрудный Плёс недостаточно широки, чтобы предотвратить попадание яда в Изумруд. А Нарман — ещё больший раб мирских амбиций, чем Кайлеб. Чтобы не случилось, он не упустит сослепу возможность самому стать владыкой Церкви в Изумруде. Когда ты добавишь это к тому давлению, под которым он будет находиться от Кайлеба и Черис, как ты можешь ожидать чего-либо, кроме того, что он нанесёт удар по законной власти Матери-Церкви, когда подвернётся благоприятный момент?

— Но если это так, милорд, — сказал Шумей, — то, на что мы можем надеяться?

— У нас есть нечто гораздо большее, чем просто надежда, Алвин. Сам Господь на нашей стороне. Или, точнее, мы на Его стороне. Чтобы не случилось, в ближайшее время, окончательная победа будет за Ним. Любой другой исход невозможен, пока есть люди, которые признают свою ответственность перед Ним и Его Церковью.

Шумей смотрел на Хэлкома несколько секунд. Затем он закивал головой — сначала медленно, а затем всё сильнее, с большей уверенностью.

— Конечно, вы правы, милорд. Что возвращает нас обратно к вопросу, что именно мы будем делать, поскольку отступление в Изумруд кажется гораздо менее привлекательным, чем до вашего объяснения. Должны ли мы последовать за Мантейлом в Зион?

— Нет, — покачал головой Хэлком. — Я очень много думал об этом. Фактически, эти раздумья и подвели меня ко второй причине, из-за которой я решил, почему Изумруд не будет для нас лучшим местом. Мы должны быть там, Алвин, где Бог может использовать нас наилучшим образом, а это прямо здесь, в Черис. Есть люди, которые будут нуждаться в нас в Королевстве, даже — или, возможно, особенно — в самом Теллесберге. Те люди, которых Кайлеб и выкормыши Стейнейра заклеймили как «Храмовых Лоялистов». Этих людей мы должны найти. Им понадобится вся поддержка, которые они готовы принять, и всё руководство, которое они смогут найти. Более того, они остаются истинными детьми Бога в Черис, и как хорошая паства, они нуждаются — и заслуживают — пастырей, достойных их верности и веры.

Шумей снова кивнул, и Хэлком поднял руку в предупреждающем жесте.

— Не заблуждайся, Алвин. Это очередной бой в страшной войне между Лангхорном и Шань-вэй. В действительности, никто из нас не ожидал, что он снова вспыхнет так открыто, не при нашей жизни, но если это случилось с нами, а мы отступимся, то это будет неудачей нашей веры. Как были мученики, даже среди самих Архангелов, в первой войне с Шань-вэй, так будут мученики и в этой. Когда мы отправимся в Теллесберг, вместо того чтобы плыть в Зион, мы шагнём прямо в пасть дракона, и вполне возможно, что его челюсти сомкнутся за нами.

— Я понимаю, милорд, — спокойно встретил взгляд епископа Шумей. — И, даже ради Господа, я не жажду умереть более, чем любой другой человек. Если это то, чего требуют от нас Божий замысел и Мать-Церковь, то может ли хоть кто-нибудь из людей достичь лучшего конца?