Прозвучали трубы, и батареи, защищавшие набережную Вишнёвой Бухты, окутались дымом, когда бухнул  пушечный салют из шестнадцати орудий. Возмущённые морские птицы и виверны высказали своё мнение о происходящем совершенно ясно, кружась, визжа и перекрикиваясь в голубом весеннем небе. Свежий восточный ветер легко подбросил их вверх, когда подул через полуостров, известный как Серп, который защищал Вишнёвую Бухту и город Черайас от частых бурь Северного Чизхольмского моря, и воздух был освежающе прохладным.

Королева Шарлиен Чизхольмская стояла у окна с видом на море на вершине Башни Лорда Жерайта, расположенной на обращённой к морю стороне дворца, который был домом её семьи на протяжении последних двух столетий, глядя поверх аккуратных каменных домов, улиц, складов и доков, как в гавань величественно вплывают четыре галеона. Крылатые жители Вишнёвой Бухты могли негодовать по поводу того, что их привычная жизнь была нарушена, но они и понятия не имели, насколько всё это тревожило её, подумала она.

Шарлиен была стройной, довольно изящной молодой женщиной, которой только что исполнилось двадцать четыре года. Не смотря на звучащие время от времени стихи подлизывающихся придворных поэтов, она не была красивой женщиной. Выразительной — да, с решительным подбородком, и носом, который был чуть крупнее чем нужно (не говоря уже о том, что он был с горбинкой). Её тёмные волосы, иссиня-чёрные под лучами солнца, в распущенном состоянии доходили почти до талии, а её огромные, сверкающие карие глаза каким-то образом обманывали людей, заставляя их думать, что она красива. Сегодня Сейра Халмин, которая была её личной горничной с тех пор, как ей исполнилось девять, и леди Мейра Люкис, её старшая фрейлина, уложили волосы в сложную причёску, удерживаемую на месте драгоценными гребнями и светло-золотым кольцом короны, отчего её живые глаза стали ещё более тёмными и настороженными.

Мужчина, стоявший рядом с ней, Марек Сандирс, барон Зелёной Горы, был по крайней мере на восемь или девять дюймов выше неё, с грубыми, сильными чертами и истончающимися седыми волосами. Не смотря на молодость, Шарлиен была королевой Чизхольма уже двенадцать лет, и всё это время Зелёная Гора был её первым советником.

Вместе они пережили много политических бурь, хотя ни один из них не ожидал такого урагана, что пронёсся через половину Сэйфхолда в последние шесть месяцев.

— Не могу поверить, что это происходит с нами, — сказала она, наблюдая за ведущим галеоном, который следовал за увешанной флагами галерой Королевского Чизхольмского Флота к назначенной ему якорной стоянке. — Вам не кажется, что мы, должно быть, сошли с ума, Марек?

— Я уверен, что именно так я вам и сказал, когда вы решили, что мы всё равно это сделаем, Ваше Величество, — ответил Зелёная Гора с кривой улыбкой.

— Настоящий первый советник в такой момент взвалил бы вину за временное помешательство своего монарха на свои плечи, — сказала Шарлиен строго.

— О, уверяю вас, я сделаю это прилюдно, Ваше Величество.

— Но не в частном порядке, как я понимаю. — Шарлиен улыбнулась ему, но выражение её лица не могло скрыть напряжение от того, кто знал её с тех пор, как она научилась ходить.

— Нет, не в частном порядке, — мягко согласился он и, протянув руку, легко коснулся её плеча. Это был не тот жест, который бы он позволил себе на публике, но в отсутствии других людей не было смысла притворяться, что его юная королева не так давно стала ему дочерью, которой у него никогда не было.

— Есть ли у вас ещё какие-то новые мысли на счёт того, что всё это значит? — спросила она через мгновение.

— Ничего такого, чего бы мы уже не заобсуждали до смерти, — ответил он, и она поморщилась, так и не оторвав взгляда от прибывающих кораблей.

«Они, действительно, „заобсуждали это до смерти”», — подумала она, и ни один из них — как и прочих советников и советчиков, которым она действительно доверяла — не смог придумать удовлетворительной теории. Некоторые из советников, особенно те из них, кто наиболее упорно высказывался за отказ от этой встречи, были уверены, что это ещё одна ловушка, предназначенная для того, чтобы ещё глубже затащить (или подтолкнуть) Чизхольм в черисийское болото.

Сама Шарлиен не была уверена, почему она не была согласна с такой интерпретацией. Безусловно, она имела смысл. «Спонтанное» возвращение её сдавшихся кораблей, должно быть, уже запятнало Чизхольм настороженным недоверием в глазах «Группы Четырёх». То, что она осмелилась принять сэра Сэмила Тирнира как посла короля Кайлеба Черисийского, несмотря на крошечный факт, что технически она всё ещё находилась в состоянии войны с королевством Кайлеба, могло лишь усилить это недоверие. А теперь ещё и это.

«Почему-то я сомневаюсь, что оказание формальных почестей черисийским военным кораблям здесь, в гавани моей столицы, во время прибытия Первого Советника Черис в качестве личного посланца Кайлеба, хоть что-то изменит насчёт меня в глазах этой свиньи Клинтана», — подумала она. — «По крайней мере, в этом горе-прорицатели правы. С другой стороны, насколько может стать хуже?»

В сложившихся обстоятельствах это был чисто умозрительный вопрос. У неё не было никаких сомнений в том, что «Группа Четырёх» сумела понять, что она и её адмиралы всеми способами тянули резину после получения приказа поддержать Гектора Корисандийского против Черис. Было бы и правда удивительно, если бы Шарлиен не сделала этого, учитывая тот факт, что она, вероятно, была единственным монархом, которого Гектор ненавидел больше, чем он ненавидел Хааральда VII, или то, что она, наверное, ненавидела его даже больше, чем он ненавидел её. Тем не менее то, что слишком многие из кораблей её флота сдались вообще без повреждений, было немного чересчур даже для кого-то, кто бы имел такой-же опыт в циничных реалиях политики, как канцлер Трайнейр. И то, что Кайлеб «щедро» вернул все эти сдавшиеся корабли, даже не требуя возмещения за её участие в атаке, которая привела к смерти его отца и нескольких тысяч его подданных, было проницательным шагом с его стороны.

Она хотела возмутиться тем способом, каким он преднамеренно поставил её в положение, которое не могло не разозлить «Группу Четырёх» в отношении неё. То, что началось как простое действие по сохранению её собственное военной мощи путём «сотрудничества» с Гектором как можно более не охотно, начало опасно походить на активный заговор с Черис в свете «спонтанного» жеста Кайлеба. Никто в Храме, вероятно, не простит такого, что слишком легко может привести к фатальным последствиям для её собственного королевства через какое-то время.

Но она едва ли могла пожаловаться на то, что Кайлеб сделал именно то, что сделала бы она сама, если бы их роли поменялись. С точки зрения Кайлеба, всё, что могло отвлечь хотя бы часть внимания и ресурсов «Группы Четырёх» от Черис, было приемлемо. И с той же точки зрения, нужно было попробовать использовать любой рычаг, который он мог использовать, чтобы… побудить Чизхольм на любой вид активного союза с Черис, а не против неё. На самом деле, в большей степени она чувствовала не недовольство, а непреклонное восхищение тем, насколько хорошо Кайлеб это понимал.

«И будь честной, Шарлиен», — подумала она, — «с самого начала ты бы предпочла быть союзником Черис, чем обнаружить себя «союзником» Гектора и Нармана. Если бы ты думала, что у Хааральда есть хоть один шанс выжить, ты бы предложила ему союз, и ты знаешь это. И это настоящая причина почему мы приняли «подарок» Кайлеба, когда он вернул наши галеры. И, это же — настоящая причина, по которой ты позволила ему послать Тирнира в Черайас. Какая-то часть тебя, всё ещё предпочитает Черис Гектору, не так ли? И, в конце концов, возможно, у Кайлеба есть шанс выжить — возможно, даже победить».

Она наблюдала, как галеоны, которые предоставили шанс для этой победы, степенно двигались к месту, где они должны были встать на якорь, и задавалась вопросом, что граф Серой Гавани должен сказать ей после того, как проделал весь этот путь.

Это был третий визит Рейджиса Йеванса в Черайас, хотя обе его предыдущих поездки были сделаны в качестве офицера Королевского Черисийского Флота, а не Первого Советника Королевства. Первые советники, в конце концов, никогда не покидают дом. Именно поэтому у королевств были бедолаги, именуемые «послами», путешествующие вместо первых советников, в то время как те слишком заняты, а их обязанности слишком важны, чтобы они могли мчаться как зайцы на поиски донкихотских приключений.

«Конечно, они слишком заняты!» — фыркнул он про себя. — «Как бы иначе ты оказался здесь, да, Рейджис?»

Его губы дёрнулись было в усмешке, но он сурово подавил внешнее проявление улыбки, так как шёл за мажордомом по коридору дворца. Как бы не была любезна Шарлиен, это не означало, что он видел что-то смешное в её согласии встретиться с ним. В особенности потому, что она согласилась встретиться с ним наедине, только в сопровождении своего первого советника. И особенно не потому, что послание о его визите она получила всего пятидневку назад, учитывая на каком небольшом расстоянии он был от курьера, вёзшего это послание.

«Во многих отношениях, Кайлеб похож на своего отца, но у него есть свой собственный неповторимый стиль… и слишком много энергии для такого старика, как я», — подумал Серая Гавань. — «Я начинаю понимать, что же Мерлин и Доминик пытались рассказать о попытке присматривать за ним в море. Он на самом деле не такой… импульсивный, каким он иногда кажется, но Мерлин прав. Учитывая, что к любой проблеме может быть два возможных подхода, он всегда будет выбирать более дерзкий. И как только примет решение, то не будет терять времени?»

У короля могли быть и более худшие черты, особенно если он сражался в битве за выживание.

Но это заставляло идти с ним в ногу, и не отставать.

Мажордом чуть замедлился, и посмотрел через плечо на черисийца с лицом, тщательно обученным скрывать какие-либо следы того, что его владелец мог подумать о решениях своего монарха, а затем свернул в последний раз и остановился.

Перед дверью стояли два сержанта-гвардейца, одетые в серебряный и королевский синий цвета Чизхольма, и выражение их лиц было не столь нейтральным, как у мажордома. Они явно отражали существенные сомнения по вопросу, стоит ли допускать первого советника королевства, чей флот только что пустил на дрова значительную часть чизхольмского флота в приёмную их королевы. Тот факт, что им было приказано оставаться вне приёмной, не делал их счастливее, а то, что им было строго запрещено обыскивать Серую Гавань или пытаться изъять у него какое-либо оружие, делал их ещё более несчастными.

Граф прекрасно понимал, что они должны чувствовать в данный момент. На самом деле он глубоко сочувствовал им в этом, и быстро принял решение.

— Одну секунду, пожалуйста, — сказал он, остановив мажордома за мгновение до того, как тот постучал в полированную дверь. Мажордом выглядел удивлённым, и Серая Гавань криво улыбнулся. Затем он осторожно приподнял перевязь своего меча над головой и передал ножны с оружием ближайшему от него гвардейцу. Глаза чизхольмца чуть расширились от удивления, когда он принял его, после чего Серая Гавань отцепил и отдал ему кинжал с пояса.

Выражение лиц гвардейцев изменилось, когда он добровольно отдал клинки, которые им было запрещено у него изымать. Они всё ещё не выглядели обрадованными от самой идеи этой встречи, но старший из них глубоко поклонился ему, благодаря его за эту уступку.

— Благодарю вас, милорд, — сказал он, после чего выпрямился и лично постучал в дверь.

— Прибыл граф Серой Гавани, Ваше Величество, — объявил он. — Тогда сделай одолжение, впусти его, Эдвирд, — ответило музыкальное сопрано, после чего гвардеец открыл дверь и отступил в сторону.

Серая Гавань шагнул мимо него, бормоча слова благодарности, и оказался в обшитой деревом приёмной. Окон не было, но она была ярко освещена висящими лампами, а в очаге тихо потрескивал огонь. Для очага, который по размеру легко способен был вместить большую часть фок-реи, огонь был не особенно большим, но его тепло было неожиданно приятным. Формально в Чизхольме уже была весна, но Черайас находился более, чем в двух тысячах миль выше от экватора, и Серая Гавань с его черисийской кровью находил её определённо прохладной.

Он спокойно двинулся по ковровой дорожке королевского синего цвета, и его глаза были забегали. Кресло Шарлиен было слишком простым, чтобы назвать его троном, но небольшое возвышение, приподнявшее его, ясно давало понять, что перед ним коронованный глава государства, даже если она и решила принять его довольно неофициально. Барон Зелёной Горы стоял рядом с ней, наблюдая, как приближается Серая Гавань. Затем Шарлиен нахмурилась.

— Милорд, — сказала она прежде, чем он заговорил, голосом менее музыкальным и более резким, чем до этого. — Я отдала строгие инструкции, что вам разрешается прийти на эту встречу с оружием!

— Я знаю это, Ваше Величество. — Серая Гавань остановился перед ней и поклонился, затем выпрямился. — Я также глубоко ценю вашу любезность в этом вопросе. Однако, когда я прибыл сюда, то мог бы сказать, что ваши гвардейцы были встревожены. Никто не мог быть более вежливым, чем они, и ни один из них ни словом, ни делом не намеревался ослушаться ваших приказаний, — поспешил добавить он, — но я почувствовал, что с моей стороны было бы глупо причинять им страдания. Их преданность вам была так очевидна — я видел подобное раньше — что я решил отдать им своё оружие, хотя они и не просили об этом.

— Понимаю. — Шарлиен откинулась в кресле, задумчиво глядя на него, а затем слегка улыбнулась. — Это был любезный жест с вашей стороны, — заметила она. — И если это не нанесло вам оскорбления, то благодарю вас от имени моих гвардейцев, которые, как вы заметили, мне преданы.

Серая Гавань снова поклонился, и Шарлиен на мгновение взглянула на Зелёную Гору. Затем она опять обратила своё внимание на черисийца.

— Надеюсь, вы понимаете, милорд, что я и барон Зелёной Горы испытываем смешанные чувства, видя вас здесь. Хотя я глубоко благодарна за возвращение моих кораблей и моряков, за почётное обращение, которое они получили, находясь в плену Черис, и за решение вашего Короля не требовать каких-либо репараций, я также понимаю, что все его решения были сделаны с полным пониманием их практических последствий. В частности, позвольте сказать, когда речь идёт о требованиях — и подозрениях — некоторых довольно настойчивых «Рыцарей Храмовых Земель».

Она напряжённо улыбнулась, когда впервые открыто признала, что «Группа Четырёх» вынудила её присоединиться к врагам Черис, и Серая Гавань улыбнулся в ответ.

— Мне больно говорить это, Ваше Величество, — сказал он, — но порядочность заставляет меня признать, что Его Величество тщательно всё обдумал, прежде чем вернуть ваши корабли. Он и правда полностью осознавал, что это будет иметь те последствия, о которых вы только что упомянули. Возможно было… непочтительно с его стороны поставить вас в такое положение, но также верно и то, что, когда он принял такое решение, вы были частью альянса, который напал на его Королевство без предупреждения или повода, и, — он посмотрел ей прямо в глаза, а его улыбка пропала, — убил его отца.

Лицо Шарлиен напряглось. Не от гнева, хотя Серая Гавань видел в нём гнев, но от боли. От застарелой боли, когда он вскользь упомянул о том, как погиб её собственный отец в бою против «пиратов», которых финансировал Гектор Корисандийский, когда она была ещё девочкой.

— Тем не менее, — продолжил он, — я уверен, сэр Сэмил ясно дал понять, что Его Величество искренне желает видеть Чизхольм другом и союзником, а не врагом. Наши государства имеют много общего и не имеют причин для вражды, помимо махинаций и требований тех, кто является для них естественными врагами. Откровенно говоря, Его Величество, и Ваше Величество имеют достаточные основания ненавидеть Гектора Корисандийского, и рассматривать его, как серьёзную угрозу вашей собственной безопасности. И, если говорить ещё более откровенно, — он посмотрел ей в глаза ещё раз, — Великий Инквизитор Клинтан относится с глубоким подозрением и недоверием не только к Черис, но и к Чизхольму. Если Черис будет разрушен исключительно по причине высокомерия, фанатизма и слепой нетерпимости так называемой «Группы Четырёх», то это только вопрос времени, когда Чизхольм последует за ним.

Лицо Шарлиен из жёсткого стало совершено непроницаемым, поскольку Серая Гавань открыто высказал её собственное мнение, о том, почему она была вынуждена присоединиться к Гектору, на совершено новом уровне.

— Мой Король проинструктировал меня быть откровенным в этом вопросе, Ваше Величество, — сказал он, хотя был уверен, что после его последнего предложения в этом не было необходимости. — По какой-то причине «Группа Четырёх», прикрываясь именем Церкви, решила, что Черис должна быть уничтожена. Нас не проинформировали о том, в каком пункте учения или исповедания мы допустили ошибку. Нас не вызвали, чтобы дать объяснить какие-либо действия, не обвинили в нарушении церковных законов или «Запретов». Нам не предоставили ни одной возможности защитить себя перед трибуналом или судом. Они просто решили уничтожить нас. Сжечь наши города. Изнасиловать и убить наших людей. И они вынудили вас присоединиться к злейшему врагу вашего собственного королевства и помочь ему осуществить это нападение.

— Его Величество понимает, почему вы чувствовали, что у вас не было иного выбора, кроме как согласиться с требованиями, которые вам предъявили. Он не винит вас за ваше решение, и ни секунды не верит, что вы чувствовали что-то, кроме сожаления и печали от идеи нападения на Его Королевство.

Но Его Величество также осознаёт, что если «Группа Четырёх» имеет возможность делать то, что она уже сделала, то ни одно королевство, ни одно государство не будет в безопасности. Если коррумпированные и продажные люди могут использовать силу принадлежащей Богу Церкви, чтобы уничтожить одно неповинное королевство, вне зависимости от юридических тонкостей, которыми они могу прикрываться, чтобы замаскировать участие Церкви в актах убийства и грабежа, то с течением времени, с той же неизбежностью, как встаёт солнце на востоке, они захотят использовать её, чтобы разрушить другие королевства. Включая и ваше.

Он сделал паузу, наблюдая за королевой и её первым советником. Чизхольм был так же далёк от Храмовых Земель, как и Черис, и Шарлиен и Зелёная Гора оба знали, что это автоматически делало подозрения Клинтана в отношении Чизхольма почти такими же глубокими, как и в отношении Черис. В конце концов, эти подозрения были именно тем, на чём рассчитывал сыграть Кайлеб, возвращая её сдавшиеся корабли, и ни королева, ни её первый советник не могли не знать об этом.

— Правда в том, Ваше Величество, — продолжил он через мгновение, — что, как только кракен попробует кровь, то атаку его уже не остановить. Как только «Группа Четырёх» — как только Викарий Жаспер — разрушит одно королевство, то у не будет причин не применить ту же самую тактику ко всем другим государствам, которым он не доверяет или боится. По этому пути двинется «Группа Четырёх», а конечным пунктом их назначения станут лежащие в руинах Черис и Чизхольм… если только их нельзя как-то остановить.

— И вы — Ваш Король — верите, что их можно остановить? — спросил Зелёная Гора с сосредоточенным взглядом, и Серая Гавань кивнул.

— И он, и я, верим в это. Наше преимущество, которое есть и у Чизхольма, заключается в том, что ни одна армия не может просто так перейти через наши границы. «Группа Четырёх» не может атаковать никого из нас без флота, и, как вы и ваши собственные «союзники» недавно узнали, огромные расстояния способствуют обороне. Вы и ваши капитаны и адмиралы видели, чего стоят наши новые корабли и их артиллерия. И мой Король считает, что вместе, Черис и Чизхольм могут бросить вызов «Группе Четырёх».

— Давайте будем сейчас честны, милорд, — сказала Шарлиен, наклонившись вперёд, и прищурив глаза. — Что бы не было написано в письме архиепископа Мейкела Великому Викарию, или чего бы он не хотел им сказать, мы говорим не только о «Группе Четырёх». По причинам, которые, несомненно, казались им уважительными, и с которыми, я, честно говоря, в какой-то степени согласна, Ваш Король и его архиепископ фактически бросили вызов всей Церкви, и самому Великому Викарию. Если Чизхольм сформирует вместе с Черис альянс против Гектора — и против «Группы Четырёх» — то, с течением времени, неизбежно, это станет союзом против самой Матери-Церкви. Против Совета Викариев и Великого Викария, помазанного Лангхорном пастыря здесь, на Сэйфхолде. Готов ли ваш Король к этому? Готов ли он бросить вызов всей Церкви, стать причиной неслыханной, долговременной схизмы в теле Божьего народа?

— Ваше Величество, — тихо сказал Серая Гавань. — Сэйфхолд уже выбрал своего собственного архиепископа. Впервые за пять сотен лет, государство Сэйфхолда воспользовалось древним правом наших предков и назначило архиепископа по своему выбору. Если в этом и есть суть схизмы, то так тому и быть. Мы не бросаем вызов Богу, Ваше Величество — мы бросаем вызов коррупции и упадку, которые поразили Божью Церковь, и мы будем сражаться до смерти. Более того, мой Король поручил мне сказать вам следующее о его решении и обо всём, что неизбежно последует за ним: «На том стою я. Я не могу сделать по-другому».

В приёмной наступила тишина, пока Шарлиен и Зелёная Гора смотрели на него. Потом, наконец, Зелёная Гора кашлянул, прочищая горло.

— То, что вы говорите насчёт нашей удалённости от Храма, о нашей способности защищаться — объединившись вместе — от нападения, похоже на истину. Однако, реакция Церкви на вызов, который вы предлагаете ей бросить, несомненно, проверит эту истину на прочность. И перед лицом такой бури выжить может надеяться только сильнейшее древо. Одно дело говорить о альянсах в обычном понимании мира, милорд, ибо истина, как мы знаем, заключается в том, что в обычном понимании мира всегда будет завтра. Меняются интересы, цели становятся другими, тот, кто был союзником в этом месяце или году, в следующем становится врагом, и это танец без конца, так как партнёры меняются вместе с музыкой.

— Но то, что вы предлагаете, то, что предлагает ваш Король, будет иметь только одно «завтра». «Группа Четырёх» и Церковь никогда не забудут и не простят того, кто бросит им вызов, и не только из-за расчётливых и продажных людей. Со Дня Сотворения мира Церковь была хранительницей человеческих душ, провозглашающей волю Божью, и в Церкви есть добросовестные мужчины и женщины, которые будут сражаться до смерти, чтобы сохранить её господство во имя Бога, а не во имя продажных амбиций. Война, в которой вы предлагаете сражаться, должна закончиться не соглашениями и договорами между дипломатами, танцующими танец, который известен нам всем, а безоговорочным поражением или победой. Ни одна из сторон не может согласиться на меньшее, ибо Церковь не уступит никогда, никогда не примет меньшей победы, кроме своего безоговорочного превосходства как невесты Господа, и это не будет обычным альянсом, с меняющимися партнёрами. Это значит, что, если Черис хоть чуточку надеется на окончательную победу, её союзы должны быть одинаково прочны и неразрывны.

— Милорд, — ответил Серая Гавань. — Это не война, в которой мы «предлагаем сражаться». Это война, которая уже началась, хотим мы в ней сражаться или нет. Но даже если вы абсолютно правы в отношении того, что стоит на кону, способа, каким Церковь будет рассматривать её природу, и способа, которым она будет сражаться в ней, мы надеемся и верим, что со временем наступит конец. Что не нужно будет биться до тех пор, пока все те, кто будет на одной из сторон, будут мертвы или порабощены. Что это будет за конец, или когда он наступит, это то, чего никто в Черис не может предсказать, но мой Король согласен с тем, что любые союзы должны быть сильными и достаточно крепкими, чтобы выдержать это горькое испытание. Фактически, он надеется, что в действительности необходим вовсе не альянс.

— Не альянс? — Несмотря на все усилия, Шарлиен не смогла скрыть удивления в голосе, и Серая Гавань улыбнулся.

— Как только что сказал барон Зелёной Горы, Ваше Величество, союзы приходят и уходят. Вот почему я не был послан, чтобы предложить вам союз. Вместо этого, мой Король предлагает брак.

Шарлиен встрепенулась в своём кресле, её глаза широко распахнулись, а Зелёная Гора резко вздохнул. Было очевидно, что для королевы это стало сюрпризом, но когда Серая Гавань посмотрел на её первого советника, то задался вопросом, не подозревал ли Зелёная Гора, к чему клонил Кайлеб с самого начала.

— Я принёс с собой личные послания и документы от Короля Кайлеба с изложением его предложения, Ваше Величество, — продолжил граф, всё ещё наблюдая за выражением лица Зелёной Горы. — Однако, в принципе, они очень просты. Если отбросить всю высокопарную юридическую казуистику, Король Кайлеб предлагает объединение Черис и Чизхольма посредством брачного союза. Вы сохраните корону Чизхольма до конца своей жизни, он будет носить корону Черис до конца своей. Если кто-либо из вас умрёт раньше другого, оставшийся в живых супруг будет владеть обеими коронами до тех пор, пока не умрёт он или она, а после его или её смерти обе короны будут переданы как одна вашим общим наследникам. Имперский парламент, флот и армия будут созданы, чтобы управлять и защищать оба королевства во время вашей жизни и после неё. Пэры из Черис и Чизхольма будут заседать в Палате Лордов этого парламента, и от Черис и Чизхольма будут избраны члены Палаты Общин.

Он замолчал, ещё раз спокойно встречаясь взглядом с Шарлиен, после чего поклонился.

— Я, как и Его Величество, в полной мере осознаю, что никто в Чизхольме не думал о таком… радикальном изменении отношений между Вашим Королевством и Черис. Очевидно, это не то решение, что может быть принято одним человеком за один день, даже если этот человек король или королева, а природа угрозы, с которой ваше Королевство может столкнуться, такова, что с ней нельзя обращаться пренебрежительно.

— Но эта угроза уже нависла и над Чизхольмом и над Черис. Мы можем противостоять ей либо вместе, либо по отдельности. Его Величество считает, что наши шансы на выживание и победу гораздо выше, если мы объединимся, и это предложение является самой сильной гарантией того, что, если мы действительно столкнёмся с этой опасностью стоя рука об руку, то вместе мы добьёмся любой победы или иной цели, которая будет стоять перед нами.