Атмосфера в конференц-зале была совсем не коллегиальная.

Все четверо мужчин, сидящие за невероятно дорогим столом, инкрустированным слоновой костью, горным хрусталём и драгоценными камнями, носили оранжевые рясы викариев. Шёлковая ткань была богато украшена вышивкой, скромно и элегантно мерцая мелко огранёнными драгоценными камнями, а шапочки священников на столе перед ними блестели золотым кружевом и серебряными позументами. Каждый из них мог бы кормить какую-нибудь семью в течение года только из стоимости своего рубинового кольца, символизирующего его сан, а их лица обычно отражали уверенность и убеждённость, которые можно было бы ожидать от князей Божьей Церкви. Никто из них не привык к неудачам… или к тому, что их воле могут перечить.

И никто из них никогда даже не представлял себе катастрофу такого масштаба.

— Кем, чёрт возьми, эти ублюдки возомнили себя? — проскрежетал Аллайн Мейгвайр, Капитан-Генерал Церкви Господа Ожидающего. По справедливости, толстые листы дорогого пергамента, лежащие на столе перед ним, должны были сгореть, самопроизвольно вспыхнув, только от одного яростного взгляда, брошенного на них.

— Со всем уважением, Аллайн, — жёстко сказал викарий Робейр Дачарн, — они думают, что они люди, которые просто успешно уничтожили все другие военно-морские силы в мире. И люди, которые точно понимают, кто послал те флоты сжечь всё их королевство до основания.

Мейгвайр обратил свой взор на Дачарна, но Главный Казначей Церкви Господа Ожидающего казался удивительно равнодушным к его явной злобе. Выражение Дачарна было более чем явным намёком «Я же тебе говорил». В конце концов, он был единственным членом «Группы Четырёх», который настойчиво советовал не предпринимать поспешных действий в отношении Королевства Черис.

— Они чёртовы еретики, вот кто они, Робейр, — почти рявкнул Жаспер Клинтан с угрозой в голосе. — Никогда этого не забывайте! Я обещаю вам, что Инквизиция этого не забудет! Архангел Шуляр рассказал нам, как бороться с грязными происками Шань-вэй!

Губы Дачарна сердито сжались, но ответил он не сразу. Клинтан был в мерзком настроении в течение последней пятидневки, ещё до того, как прибыли сообщения из Черис. Несмотря на то, что он был известен вспышками своего темперамента и своей способность навсегда затаивать обиды, ни Дачарн, никто либо ещё никогда не видели Великого Инквизитора в ярости — так долго продолжающейся ярости — в какой он находился с тех пор, как система семафоров Церкви сообщила о катастрофических последствиях сражения у Армагеддонского рифа и в заливе Даркос.

«Конечно, мы не забудем», — подумал Дачарн с отвращением. — «Вся эта катастрофа — следствие того, что мы позволили Жасперу втянуть нас в его проклятое «окончательное решение черисийской проблемы». И не удивительно, что Мейгвайр вне себя также, как и Жаспер. В конце концов он был тем, кто сказал, что это звучит так просто и надёжно, когда он выложил свой гениальный план этой компании».

Он хотел было произнести это вслух, но не сделал этого. Не сделал этого по нескольким причинам. Во-первых, потому, что как бы сильно он не хотел признавать это, он испугался Клинтана. Великий Инквизитор, несомненно, был самым опасным врагом внутри Церкви, какого только можно было приобрести. Во-вторых, сколько бы Дачарн не возражал в начале против принятия мер против Черис, это было не потому, что он каким-то магическим образом предвидел военную опасность, которую не видел больше никто другой. Он выступал против этого потому, что, будучи главным бухгалтером Церкви, он понимал, какую часть из потока доходов Церкви Клинтан предложил уничтожить вместе с Королевством Черис. И, в-третьих, потому, что произошедшая катастрофа была настолько полной, настолько ошеломляющей, что власть «Группы Четырёх» над остальным Советом болталась на ниточке. Если бы они проявили хоть один признак внутренней разобщённости, их враги среди викариев сбросили бы их в одно мгновение… а остальные викарии были напуганы так же, как и Дачарн. Они собирались искать козлов отпущения, и последствия для тех, кого они сделают этими козлами, обещали быть… неприятными.

— Они вполне могут быть еретиками, Жаспер, — сказал он вместо этого. — И никто не оспаривает, что вопросы ереси по праву находятся в ведении вашей канцелярии. Но это не значит, что я только что сказал неправду, не так ли? Если только у вас, случайно, нет другого флота, спрятанного где-нибудь, о котором никто из нас ничего не знает.

По опасному багровому оттенку, залившему тяжёлое лицо Великого Инквизитора, Дачарн на мгновение подумал, что зашёл слишком далеко. Всегда была представляющая опасность грань при атаке на такого «пса» (некоторые даже тихонько называли его «бешеным псом»), как Жаспер Клинтан, а этот человек достаточно часто демонстрировал свою абсолютную беспощадность. Вполне возможно, что он мог бы решить, что в данном случае лучшая для него тактика заключалась в том, чтобы, использую силу своей должности, ополчится на других членов «Группы Четырёх» и превратить их в своих собственных козлов отпущения.

— Нет, Робейр, — сказал четвёртый голос, предупреждая любой ответ Клинтана, который он возможно хотел высказать, — это не делает только что сказанное неправдой. Но это переводит нашу проблему в другую плоскость, разве нет?

У Замсина Трайнейра было угловатое лицо, аккуратно подстриженная борода и глубоко посаженные, умные глаза. Он также был единственным членом «Группы Четырёх», чья личная политическая сила была, вероятно, такой же большой, как у Клинтана. Как Канцлер Совета Викариев, именно Трайнейр в действительности сформулировал политику, которую он затем вложил в уста Великого Викария Эрика XVII. Теоретически, это делало его более могущественным, чем Клинтан, но его власть была в первую очередь политической. Зачастую это была косвенная власть, такая, что применялась наиболее эффективно постепенно, с течением времени, в то время как Клинтан управлял верностью Инквизиции и мечами Ордена Шуляра.

Теперь, когда Дачарн и Клинтан оба повернулись, чтобы посмотреть на него, Трайнейр пожал плечами.

— Жаспер, я согласен с вами в том, что то, что мы видели за последние несколько пятидневок, и, даже более того, что содержится здесь, — он протянул руку и постучал по пергаментными документам, которые были причиной этой встречи, — безусловно является ересью. Но Робейр кое в чём прав. Еретики они или нет, они уничтожили — не победили, Жаспер, а уничтожили — всё, что было, во всех смыслах, объединённой мощью всех других флотов Сэйфхолда. И в данный момент мы ничего не можем сделать, чтобы напрямую атаковать их.

Мейгвайр сердито зашевелился, выпрямляясь в кресле, но Трайнейр прижал его одним ледяным взглядом.

— Если вы знаете какие-либо существующие военно-морские силы, которые могли бы столкнуться с черисийским флотом в бою, Аллайн, я предлагаю вам рассказать нам об этом прямо сейчас, — сказал он холодным, выверенным тоном.

Мейгвайр сердито вспыхнул, но тоже отвёл взгляд. Он прекрасно понимал, что его товарищи относятся к нему с определённым неуважением, хотя обычно они проявляли осторожность. Истина заключалась в том, что членом «Группы Четырёх» его сделал не присущий ему блеск, а занимаемая должность командующего Вооружёнными Силами Церкви. Он наслаждался шансом занять центральное место, когда дело дошло до координации атаки на Черис именно потому, что это, наконец, позволяло ему привлечь к себе внимание и утвердить своё равенство среди них, но всё пошло совсем не так хорошо, как он планировал.

Трайнейр холодно наблюдал за ним несколько секунд, затем вернул своё внимание к Клинтану.

— В Совете, как, я уверен, мы все хорошо осведомлены, есть те, кто будет искать любую возможность, чтобы разрушить наше влияние, а «открытое письмо» Стейнейра Великому Викарию не сделало ничего такого, что укрепило бы наши позиции, не так ли? Некоторые из наших врагов уже шепчут, что нынешняя… неудачная ситуация — это полностью результат наших опрометчивых действий.

— Инквизиция знает, как обращаться с теми, кто стремится подмять под себя авторитет и единство Совета Викариев перед лицом такой колоссальной угрозы для души каждого живущего дитя Божьего.

Голос Клинтана был холоднее зимы в Зионе, а в его глазах блеснул фанатизм, который был частью его сложной, часто противоречивой натуры.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Трайнейр. — Но, если дело дойдёт до этого, тогда мы вполне можем обнаружить, что сами создаём такой же… такой же раскол в самом Совете. Я пытаюсь донести до вас, что любые подобные последствия вряд ли будут отвечать наилучшим интересам Церкви или нашей способности бороться с ересью, о которой идёт речь.

«Или нашему собственному долгосрочному выживанию», — очень старательно не сказал он вслух, хотя все его товарищи всё равно это услышали.

Одутловатое, с двумя тяжёлыми подбородками, лицо Клинтана казалось каменной маской, но после нескольких напряжённых секунд кивнул и он.

— Очень хорошо. — Трайнейр сумел показать отсутствие следов глубокого облегчения, что породило сдержанное молчаливое согласие, когда он оглядел остальные три лица вокруг стола. — Я думаю, что у нас есть две отдельные, но связанные между собой проблемы. Во-первых, мы должны решить, как Мать-Церковь и Совет будут улаживать это. — Он снова постучал по пергаментным документам. — И, во-вторых, мы должны определить, какого долгосрочного курса действий Мать-Церковь и Совет могут придерживаться перед лицом наших нынешних военных… затруднений.

Дачарн не смог уверенно понять, как он воздержался от насмешливого фырканья. Эти «отдельные, но связанные между собой проблемы» Трайнейра просто оказались самой большой угрозой, с которой Церковь Господа Ожидающего столкнулась в ближайшем тысячелетии с момента Сотворения. Слушать, как Канцлер говорит о них, как о чём-то, что было не более чем двумя из череды незначительных административных решений, которые «Группа Четырёх» должна была принять за последнюю декаду, было смешно.

Тем не менее то, что сказал Трайнейр, также было верно, и Канцлер, возможно, был единственным из них, кто мог по-настоящему рассчитывать справиться с Клинтаном.

Главный Казначей протянул руку и поднёс ближайший документ ближе. Конечно, ему не нужно было обращаться к его тексту; многое уже неизгладимо отпечаталось в его памяти, но он провёл кончиками пальцев по печатям, прикреплённым к нему.

При других обстоятельствах, оно могло бы быть достаточно безупречно. Язык был таким же, как и тот, которым пользовались десятки — тысячи — раз раньше для того, чтобы объявить о кончине некоего монарха, герцога или другого феодального вельможи и присвоении его титулов его наследникам. К сожалению, обстоятельства в этом случае были чем угодно, но только не обычными, поскольку монарх, о котором шла речь, Хааральд VII Черисийский, умер не в постели.

«И есть одно незначительное различие между этим приказом о наследовании и всеми остальными», — напомнил себе Дачарн, позволив своим пальцам погладить самую большую и богато украшенную печать из всех. Как по закону, так и по древней традиции, никакое наследование не было действительно или признано до тех пор, пока оно не было подтверждено Матерью-Церковью, что должно было означать Совет Викариев. Но этот приказ о наследовании уже нёс печать Матери-Церкви, и глаза Дачарна перебежали на второй — и, по его мнению, более опасный — приказ о наследовании.

Ни один из них не мог бы быть сформулирован более вежливо. Никто не смог указать в них хоть одну откровенно вызывающую формулировку. Однако печать, наложенная на первый приказ о наследовании, принадлежала архиепископу Черис, а в глазах Матери-Церкви архиепископа Черис не существовало. Эрайк Диннис, который занимал эту должность, был её лишён, и в настоящее время ожидал казни за измену, пренебрежение должностными обязанностями и поощрение ереси. Совет Викариев ещё даже не рассматривал вопрос о его замене, но Королевство Черис точно сделало это… и второй приказ делал это совершенно ясным.

При всей мягкости его формулировки, это было явное объявление войны против всей Церкви Господа Ожидающего, а на тот случай, если кто-то не заметил этого, был ещё третий документ… оригинал письма от Стейнейра к Великому Викарию Эрику.

Дачарн был уверен, что умеренная мягкость двух документов о наследовании, контраст между их традиционной фразеологией и терминологией, и огненным «письмом» Стейнейра, была преднамеренной. Их совершенная обыденность не только подчёркивала смертоносное осуждение обвинений Стейнейра, но также ясно давала понять, что Черис намерена продолжить заниматься своими собственными делами, своими проблемами, не проявляя ни капли почтения к желаниям или приказам Церкви, которой они решили бросить вызов.

Нет, не просто бросить вызов. Именно по этой причине приказы о наследовании были написаны так, как были написаны, отправлены так, как были отправлены. Они были доказательством того, что Черис было готова игнорировать Мать-Церковь, и во многих отношениях это было ещё более смертельно.

Ни один светский монарх за всю историю Сэйфхолда не осмеливался назначить человека по своему выбору в качестве главного прелата своего государства. Никогда. Такова была официальная позиция Совета Викариев, хотя Дачарну было хорошо известно о настойчивых, передающихся шёпотом слухах о том, что традиции Матери-Церкви не всегда придерживались такого взгляда на вещи.

Но сейчас было не гипотетическое прошлое, бывшее когда-то, столетия назад. Сейчас было настоящее, и в настоящем времени это было заведомо неправомерное деяние. Однако приказ о назначении, именующий Мейкела Стейнейра архиепископом всея Черис, нёс подпись не просто Кайлеба Армака, но также подписи и печати всех членов его Королевского Совета, Спикера Палаты Общин… и девятнадцати из двадцати трёх других епископов Королевства Черис. Также эти же подписи и печати скрепляли по отдельности «письмо» Стейнейра, что было ещё более пугающим. Это был не акт неповиновения одного человека, одного короля, одного архиепископа-узурпатора; это был акт неповиновения всего королевства, и последствия, если ему будет позволено отстоять его, были немыслимы.

— Но как мы помешаем этому? — спросил себя Дачарн почти в отчаянии. — Они победили — как говорит Замсин, уничтожили — флоты Корисанда, Изумруда, Чизхольма, Таро и Долара. Никто не ушёл, нам некого отправить против них.

— Я думаю, — продолжил Трайнейр под сердитое, испуганное молчание своих коллег, — мы должны начать с признания ограничений, с которыми мы столкнулись в настоящее время. И, честно говоря, у нас нет иного выбора, кроме открытого противостояния провалу нашей первоначальной политики и трудностям, с которыми мы столкнёмся, пытаясь оправиться от этого провала.

— Каким образом? — требовательно спросил Мейгвайр, очевидно, всё ещё злясь от предыдущих замечаний Трайнейра.

— Это обвинение, скорее всего, окажется опасным для Матери-Церкви и авторитета Совета Викариев, — ответил Трайнейр, — так как нападение, направленное против Черис, в той или иной степени подтолкнуло Кайлеба и его сторонников к открытому неповиновению и ереси. Если бы мы не действовали против прежней политики Хааральда, то Черис для нас не была бы потеряна.

Он посмотрел вокруг стола ещё раз, и Дачарн коротко кивнул в ответ. Конечно, именно это собирались сказать их враги. Ведь это было правдой, не так ли?

— Я намекаю вам, — сказал Трайнейр, — что эти документы являются самым ясным доказательством того, что во всём этом обвинении нет никакой точности.

Дачарн почувствовал, что его брови полезли на лоб от удивления, но он каким-то образом смог удержать челюсть от падения.

— Очевидно, — продолжил Канцлер, всё ещё говоря так, как будто то, что он произносил, действительно имело хоть какое-то отношение к реальности, — что вне зависимости от того, чьим именем подписано это так называемое «открытое письмо», за всем этим стоит Кайлеб. Что Стейнейр — это просто рупор и марионетка Кайлеба, кощунственная и богохульная маска для решимости Кайлеба придерживаться агрессивной и опасной внешней политики его отца. Несомненно, некоторые люди поймут праведный гнев Кайлеба по поводу смерти его отца и нападения, которое мы поддержали, побуждая его предпринять такие вызывающие шаги. Однако, как уже было установлено, не Мать-Церковь и не Совет Викариев, а «Рыцари Храмовых Земель» поддерживали обращение к оружию против чрезмерных амбиций Хааральда.

Клинтан и Мейгвайр проглотили и это, как заметил Дачарн, но так уж вышло, что «светские» вельможи Храмовых Земель так же все являлись и членами Совета Викариев. На самом деле, то, что они были двумя независимыми образованиями, было юридической фикцией, на протяжении многих лет служившей целям викариев. Тем не менее, та частота, с которой эта уловка использовалась, означала, что каждый осознавал фиктивность этого различия.

Ничто из этого, казалось, не смутило Трайнейра, который просто продолжил говорить, как будто он предполагал какое-то реальное различие.

— Нигде в переписке или дипломатическом обмене между «Рыцарями Храмовых Земель» и любыми вовлечёнными туда светскими правителями не было обсуждения Крестового Похода или Священной Войны, что, несомненно, имело бы место, в случае если бы Мать-Церковь выступила против отступников и еретиков. Ясно, что Кайлеб и его сторонники обладают большой частью переписки между светскими союзниками «Рыцарей Храмовых Земель» и командирами флотов. Из чего следует, что они должны осознавать тот факт, что Мать-Церковь никогда не была вовлечена вообще и что, по сути, вся война началось из-за чисто светских мотивов и соперничества. Тем не менее, их мгновенная реакция была непочтительной, а еретическое возведение епископа-отступника в сан Архиепископа Черис вопреки Совету Викариев, как избранных и посвящённых служителей Господа, наотрез отвергло данную Богом власть Матери-Церкви над всеми Божьими детьми.

Он откинулся на спинку своего кресла, с вполне подходящим серьёзным выражением лица, и Дачарн моргнул. Он никогда за всю свою жизнь не слышал такой кучи полнейшей чепухи. И всё же…

— Итак, вы говорите, — услышал он звук своего собственного голоса, — что все те действия, которые они предприняли, доказывают, что они уже были впавшими в вероотступничество и ересь раньше, чем кто-либо выступил против них?

— Точно. — Трайнейр помахал рукой в сторону документов. — Посмотрите на количество подписей, количество печатей, на этих письмах и на письме Стейнейра. Как кто-то мог создать такой цельный, быстрый ответ на любое проявление враждебности Матери-Церкви? По крайней мере, некоторые из аристократов Черис должны были знать о том, что Совет Викариев и Великий Викарий Эрик никогда не санкционировал, а тем более не требовал, никакого нападения на их королевство. И даже если это не так, собственные епископы Матери-Церкви должны знать правду! Тем не менее, вот они, поддерживают незаконные и нечестивые действия Кайлеба. Если бы на самом деле это был не более чем ответ на нападение сугубо светского альянса, Кайлеб никогда не смог бы за столь короткое время заручиться поддержкой такого подавляющего большинства. Единственным возможным объяснением этого является то, что всё королевство постепенно падает в руки врагов Божьих и что эти враги ухватились за нынешнюю ситуацию, как предлог для открытого неповиновения законным пастырям Бога и Лангхорна здесь, на Сэйфхолде.

Дачарн откинулся на спинку своего кресла, с сосредоточенным выражением. Это были не просто благоглупости — по сути, это было просто драконье дерьмо, — но он понял, куда клонит Трайнейр.

И тоже, видимо, сделал Клинтан.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Замсин. — В глазах Великого Инквизитора было неприятное свечение. — И ты, конечно, прав. Несомненно, Кайлеб и его лакеи были удивлены масштабом своих морских побед также, как все остальные. Очевидно, что самоуверенность и высокомерие, которые возникли от этого, заставили их открыто принять еретические взгляды и цели, которые они так долго в тайне лелеяли.

— Точно, — заговорил Трайнейр снова. — В действительности, я думаю, весьма вероятно — почти несомненно — что династия Армаков, и все прочие, кто впал в тот же грех, уже двигались в этом направлении с тех пор, как Хааральд настойчиво требовал у архиепископа Роджира сделать Стейнейра Архиепископом Теллесберга. Очевидно, эта настойчивость была частью давнего плана по подрыву лояльности Матери-Церкви в Черис… а остальные в Совете прекрасно понимают, что Жаспер много раз предупреждал всех, что так может случиться.

Глаза Дачарна сузились. Он не мог как-то оспорить тезисы Трайнейра, так как нежелание Эрайка Динниса отстранить Стейнейра от его престола и очистить церковную иерархию архиепископства от черисийских выходцев был одним из многих преступлений, за которые он был осуждён.

С другой стороны, из девятнадцати епископов, согласившихся на незаконное возвышение Стейнейра, только шесть были урождёнными черисийцами, что оставило открытым вопрос о том, как Хааральд, а теперь и Кайлеб, повлияли на других в поддержку преступных действий Армаков. Он подумал, что «Группе Четырёх», несомненно, следует избегать привлечения внимания к этому факту.

— Несмотря на это, — сказал он вслух, — это оставляет нам проблему того, как мы отреагируем. Независимо от того, планировали ли они это тайно годами или нет, это не отменяет последствий, с которыми нам придётся иметь дело.

— Воистину, — кивнул Трайнейр. — Однако, несмотря на серьёзность ситуации, нет необходимости для паники или чрезмерно поспешных действий. Хотя, в настоящее время, у нас нет военно-морского флота, чтобы действовать непосредственно против Черис, у Кайлеба — нет армии. Его флота может быть достаточно — на данный момент — чтобы удержать армию, которую Мать-Церковь может призвать под свои знамёна, подальше от берегов их королевства, но он не может угрожать собственной безопасности Матери-Церкви здесь, в Хевене или Ховарде. И, в конечном счёте, давайте не будем забывать, что Черис — это маленькое королевство, в то время как девять из десяти всех человеческих душ Сэйфхолда обретаются в королевствах и империях Хевена и Ховарда. Даже если Кайлеб контролирует каждый корабль в морях Божьих, он никогда не сможет увеличить численность войск, чтобы атаковать нас. И поэтому, в конечном счёте, время должно быть на нашей стороне. Мы всегда, по прошествии времени, можем построить новые корабли, а он никаким образом не может создать достаточно людских ресурсов, необходимых ему для того, чтобы собрать целые армии, сколько бы времени у него не было.

— Постройка флота — это не то дело, которое может быть доведено до конца за день, или даже за пятидневку, — отметил Дачарн.

— Аллайн? — Трайнейр посмотрел на Мейгвайра. Капитан-Генерал немного выпрямился в своём кресле, и его глаза потеряли свою прежнюю угрюмость. — Есть ли у нас потенциал для строительства нового флота? — продолжил Канцлер. — И, если мы им не обладаем, сколько времени потребуется, чтобы создать этот потенциал?

— Если вы спрашиваете, есть ли у Матери-Церкви и Храмовых Земель возможность построить флот, ответ — нет, не сразу, — признался Мейгвайр. — Почти наверняка мы могли бы создать такой потенциал, но это потребует от нас привлечения плотников, строителей и всех других квалифицированных рабочих, необходимых на верфях. Или, по крайней мере, какое-то их количество, чтобы обучить наших людей, — пожал он плечами. — Храмовые Земли, по понятным причинам, никогда не были морской державой. Единственный «берег моря», который у нас есть — это Проход Син-у, но и он замерзает каждую зиму.

Трайнейр кивнул. Как и Дачарн. Несмотря на его личное мнение об интеллекте Мейгвайра, Казначей Церкви должен был признать, что, когда дело доходило до выполнения задач, Капитан-Генерал часто показывал следы тех подлинных способностей, которые в первую очередь и помогли ему подняться в викариат.

«Конечно», — подумал он сардонически, — «тот факт, что дядя Аллайна был Великим Викарием в тот год, когда он получил право носить оранжевый, также имел к этому небольшое отношение». — И проблема была не в том, что Мейгвайра не мог выполнять инструкции; он был жалок, когда дело доходило до решения, какую задачу нужно было решить в первую очередь.

— Я боялся, что ты скажешь именно это, Аллайн, — сказал Трайнейр. — Я считаю, что было бы целесообразно начать наращивать эти рабочие силы как можно быстрее, но я так же предположил бы, что в краткосрочной перспективе мы будем вынуждены искать их в другом месте. Каковы наши перспективы в этом направлении?

— Ни одно из материковых королевств не обладает столь концентрированными способностями в судостроении, какими обладает Черис, — ответил Мейгвайр. — У Деснейра определённо таких нет, да и у Сиддармарка тоже.

— Умпфф! — Послышалось от Клинтана разгневанное ворчание, и все посмотрели на него. — Я ни за что не хочу полагаться на Сиддармарк, есть у него верфи или нет верфей, чтобы поддержать флот, — категорически сказал Великий Инквизитор. — Я не доверю Стонеру даже пукнуть. Он, скорее всего, возьмёт наши деньги, построит корабли, а затем решит поддержать Черис и использовать их против нас!

Дачарн нахмурился. Республика Сиддармарк и её растущая мощь и явные территориальные амбиции на протяжении десятилетий были головной болью «Группы Четырёх» и её предшественников. Более того, Сиддармарк считался реальной, непосредственной угрозой, по крайней мере потенциальной, в то время как Черис рассматривался в большей степени как многолетняя язва, которая должна быть вылечена, прежде чем она станет угрозой. И Лорд-Протектор Грейгор Стонер, нынешний правитель Сиддармарка, был опасно способным человеком. Хуже того, он был избран как протектор. Это дало ему гораздо более широкую поддержку, чем та, что могла бы быть у многих потомственных правителей, которые, возможно, вызывали гнев Церкви. На этом фоне было не удивительно, что Клинтан должен был жёстко реагировать на возможность действительного увеличения военного потенциала Сиддармарка. Вместе с тем… — Если мы, очевидно, исключим Сиддармарк из каких-либо судостроительных программ, — сказал он болезненно нейтральным тоном, — Стонер, со своей стороны, вряд ли неверно истолкует наши рассуждения.

— Долбанный Стонер, — грубо выругался Клинтан, потом поморщился. — Конечно, вряд ли он истолкует это неверно, — сказал он чуть более спокойным тоном. — С другой стороны, он уже знает, что мы не доверяем ему. Бог знает, что мы никогда не делали большого секрета из этого между собой или в нашей переписке с ним. Поскольку вражда уже имеет место быть, я за то, чтобы лишить его любого дополнительного оружия, которое он мог бы использовать против нас, а не беспокоиться о том, как травма, причинённая его нежным чувствам, может повернуть его в нашу сторону.

— Я думаю, слова Жаспера имеют смысл, — сказал Трайнейр. — И, я полагаю, мы всё ещё можем… смягчить удар, распространяя часть золота, которое мы не используем при постройке кораблей в Сиддармарке, среди выращивающих пшеницу сиддармарских фермеров. Если на то пошло, у них есть множество лишних пикинёров, которых мы могли бы нанять, когда придёт время.

— Что же, тогда, — сказал Мейгвайр, — исключая Сиддармарк, и оставив Деснейр и Содар в стороне, потому что у них почти так же мало военно-морских сил, как и у нас, то в действительности остаются только Долар, Империя и Таро.

— И, конечно, Корисанд и Чизхольм.

Последнее высказанная вслух соображение было горькой запоздалой мыслью, и Дачарн мысленно фыркнул. Судостроительный потенциал Корисанда должен был стать спорным моментом, как только Кайлеб и Черис смогут справиться с Гектором, что, вероятно, было так же верно и в отношении Таро. И если Дачарн не очень ошибся в своих предположениях, потенциал Чизхольма, скорее всего, будет прибавлен к потенциалу Черис, чем привлечён поддержать Матерь-Церковь.

Однако, Долар и Империя Харчонг были совершенно другим делом. На данный момент, благодаря Черисийскому Королевскому Флоту, у Долара больше не было флота, но король Ранилд пытался увеличить свой кораблестроительный потенциал в течение многих лет. А Харчонг — самое большое и самое густонаселённое из всех королевств и империй Сэйфхолда — обладал самым большим флотом среди всех других государств материка.

— Ранилд захочет отомстить за то, что с ним случилось, — продолжил Мейгвайр, выразив мысли Дачарна словами. — Если мы согласимся субсидировать восстановление его флота, я уверен, он за это ухватится. И он будет счастлив построить корабли специально для службы Матери-Церкви, с учётом того, что Долар положит в свой карман каждую марку от их стоимости, без каких-либо затрат со стороны их казны.

— Что до Харчонга, то большая часть их военно-морского флота стоит на приколе. Я понятия не имею, какая его часть может быть в рабочем состоянии, а какая безнадёжно прогнила к этому моменту. Но у Империи, по крайней мере, есть верфи, которых нет у нас. И я не думаю, что у кого-нибудь из нас есть сомнения в лояльности Императора.

«Это, безусловно, верно», — подумал Дачарн. Харчонг был самым старым, самым богатым, самым большим и самым консервативным государством из существующих. Он также был высокомерным, презирающим всех чужаков и управляемым эффективной, но глубоко коррумпированной бюрократией. Однако с точки зрения «Группы Четырёх» важно было то, что преданность харчонгской аристократии Матери-Церкви была нерушима. Всегда можно было рассчитывать, что эта аристократия встанет на защиту Матери-Церкви в обмен на то, что Матерь-Церковь подтвердит их привилегии и власть над несчастными крепостными, что всю жизнь батрачили в огромных, широко простиравшихся имениях.

— Мне нужно будет провести некоторые исследования, прежде чем я смогу дать вам окончательные и заслуживающие доверия цифры, — сказал Мейгвайр. — Вообще-то, я считаю, что с Харчонгом и Доларом, мы можем хотя бы приблизительно соответствовать нынешнему строительному потенциалу Черис. Черис, конечно, сделает всё возможное, чтобы увеличить свои мощности, но у них просто нет столько рабочей силы — или богатства — чтобы достичь того уровня, до которого мы могли бы расширить харчонгские и доларские верфи.

— А что насчёт Треллхайма? — спросил Клинтан, и лицо Мейгвайра исказилось от презрения, или, может быть, отвращения.

— Ни у одного из этих лордиков нет больше горстки галер на каждого, — сказал он, — и многие из них не более, чем обычные пираты. Если бы их корабли были достаточно сильными, чтобы сделать их набеги на прибрежное судоходство Харчонга достаточно неприятными, Император уже давно мог бы просто завоевать их.

Клинтан снова хмыкнул, затем кивнул в знак согласия.

— Таким образом, как мне кажется, — резюмировал Трайнейр в своём фирменном стиле, — мы все согласны с тем, что первым нашим шагом должно стать серьёзное усиление флота Харчонга и Долара. До тех пор, пока Аллайн не получит возможность провести свои изыскания, мы не знаем, сколько времени это займёт. Однако я буду удивлён, если это потребует меньше года или двух. В течение этого времени мы будем защищены здесь от нападений, но мы не сможем перейти в наступление на Черис. Поэтому нашей непосредственной заботой будет то, как справиться с тем периодом, когда мы не можем эффективно атаковать их — по крайней мере, флотом или армией — и как справиться с реакцией других викариев на эти… бурные события.

— Совершенно очевидно, что мы несем ответственность за недопущение чрезмерной реакции любой слабой души среди викариев на нынешнюю провокацию, несмотря на несомненную серьёзность этой провокации, — сказал Клинтан. — Черис бросила вызов Церкви, Архангелам и самому Богу. Я считаю, что мы должны погасить любые искры паники среди этих слабых духом, дав понять всему викариату, что мы не намерены дать состояться этому вызову. И что мы намерены… решительно бороться с любыми возникающими вспышками неповиновения. Это будет задачей Инквизиции.

Лицо Великого Инквизитора было жёстким и холодным.

— Однако, в то же время, мы должны подготовить Совет к тому, что нам потребуется время, чтобы выковать новое оружие, необходимое нам для нашего неизбежного контрудара, — продолжил он. — Это может быть трудно перед лицом глубокой озабоченности, которую многие из наших братьев по Богу, несомненно почувствуют, и, я считаю, что ваше предыдущие высказывание было очень к месту, Замсин. Мы должны дать понять… обеспокоенным душам, что кажущаяся сила и первые победы Черис являются не угрозой для нас, а, скорее, знаком для Матери-Церкви. Предупреждением, которое мы все должны принять во внимание. Действительно, если человек смотрит на ситуацию незамутнёнными глазами, в безопасности — как и должно быть — своей веры, то Божья воля становится предельно ясна. Только достижение такого явного подавляющего триумфа могло соблазнить скрытых еретиков Черис открыто заявить о том, кто они есть. Позволяя им эту временную победу, Бог сорвал с них маски, чтобы все могли их видеть. И всё же, как вы говорите, Замсин, Он сделал это способом, который всё ещё делает их неспособным по-настоящему угрожать Матери-Церкви или подрывать её ответственность за направление и защиту душ всех Его детей.

Трайнейр снова кивнул, и ледяная дрожь пробежала по костям Дачарна. Он чувствовал уверенность, что Канцлер выработал своё объяснение, словно он решил шахматную задачу, или, возможно, любую из чисто светских махинаций или стратегий, с которыми был вынужден сталкиваться ежедневно в силу своего ранга. Это была интеллектуальная уловка, основанная на прагматизме и голых политических реалиях на самом высоком уровне. Но яркий блеск, который он зажёг в глазах Клинтана, продолжал гореть. Что бы ни думал Канцлер, и каким бы циничными не могли быть расчёты Великого Инквизитора, когда это соответствовало его целям, горячая убеждённость в тоне Клинтана определённо не была притворством. Он принял анализ Трайнейра не просто как целесообразный, но также потому, что он поверил в него.

«И почему это меня так пугает? Ради Бога, я Викарий Матери-Церкви! Какими бы путями мы не попали туда, где находимся, мы знаем, чего требует от нас Бог, точно так же, как мы знаем, что Бог всесилен и всеведущ. Так почему бы Ему не использовать свои действия, чтобы раскрыть правду о Черис? Показать нам, насколько действительно глубоко прогнил Теллесберг?»

Что-то произошло глубоко в сердце и душе Робейра Дачарна, и ему в голову пришла другая мысль.

«Я должен подумать об этом, проведя время в молитве и медитации, размышляя над Писанием и «Комментариями». Возможно, люди вроде Уилсинна были правы всё это время. Возможно, как светские князья, мы стали слишком высокомерными, слишком влюблёнными в нашу власть. Ведь черисийцы могут быть не единственными, кого Бог решил лишить масок. Возможно, весь этот сокрушительный разгром является Божьим зеркалом, призванным показать нам потенциальные последствия наших собственных греховных поступков и чрезмерной гордыни».

Он знал, что это не было предположением, которое должно было вылезти вперёд в этот момент, в этом месте. Его нужно было тщательно обдумать, в тишине и покое собственного сердца. И всё же…

В первый раз за очень много лет, перед лицом явно беспрецедентной катастрофы, Викарий Робейр Дачарн снова обнаружил себя смотрящим на таинство действий Господа сквозь призму веры, а не тщательного расчёта преимуществ.