Рассказывают, что агрессивное отношение властей к молодёжной культуре началось с того, что где-то в конце 1950-х из окна высотки на Котельнической набережной то ли с 6-го, то ли с 8-го этажа выбросилась девушка, веселившаяся в компании молодых парней-стиляг. Об этом случае писали все (или почти все) газеты и журналы, желавшие принизить творчество молодых, и писали так упорно, передирая друг у друга подробности, что у меня закрались подозрения в правдивости этой информации. Поэтому я давно хотел найти кого-нибудь из жильцов, кто мог бы подтвердить или опровергнуть её. Однажды мы гуляли по Москве с гитаристом группы «Тайм-Аут» Сергеем Степановым, и он рассказал, что в высотке на Котельнической прошли его детство и юность.

– Рассказ о том несчастном случае у вас в доме не передавался из уст в уста, как легенда? – тут же задал я наболевший вопрос.

– Да нет, я ничего подобного никогда не слышал, – неуверенно ответил Сергей. – Может, и не было ничего этого… Там же вообще не было никогда музыкантской тусовки! Хотя музыкой я начал там заниматься вместе с Андрюшей Сазоновым, который потом пошёл в рок-группу «Шах» на барабанах колотить, а я – в другом направлении, в группу «Легион», а оттуда в «Тайм-Аут».

Мы с Сергеем Степановым шли через Большой Устьинский мост к высотке на Котельнической набережной, которая призывно протягивала к нам свои флигели-руки с той стороны Москвы-реки.

– Вот точно так же мы с ребятами, которые, как и я, жили там, иногда собираемся на Новокузнецкой и идём к родному дому, – рассказывает Сергей. – Мы обходим все те места, где в детстве гуляли, гоняли в футбол, хулиганили, репетировали…

– Но в сам-то дом вас уже не пускают?

– Нет, конечно, нас там уже забыли.

– А где твои окна? Их видно отсюда?

– Да вон, на втором этаже. Они выходят как раз на Москву-реку. Когда я болел и мама не пускала меня в школу, я любил сидеть на подоконнике и считать проплывающие мимо корабли.

– А на крышу лазили? – спросил я, глядя на плоские крыши башен высотки.

– А как же! Там же ракетница стояла, из которой салют палили, так мы забирались туда и собирали несгоревшие ракеты – они же выгорают не полностью, – а потом такой фейерверк устраивали!

 

Сергей Степанов

 

– А в кинотеатр Повторного фильма ходили? Ведь он под боком…

– Там дверь закрывалась на металлическую скобу, мы просовывали в щёлку проволоку, поднимали её и прорывались на первые ряды смотреть по утрам диснеевские мультики. Иногда нас гоняли, но чаще всего – нет. Это зависело, наверное, от злобности контролёрши, что у двери стояла. Большинство нас пропускало: ну почему бы ребятишкам бесплатно мультфильмы не посмотреть?

Мы сошли с моста на набережную, и высотка накрыла нас своей гигантской тенью. Огромный мама-дом с любовью всматривался в своего питомца, пришедшего навестить его.

– А вон видишь полукруглое окно над входом и ещё два окна по бокам рядом? – Голос Сергея наполнился восторгом. – Там, в квартире у внука директора дубнинского Института ядерной физики Блохинцева собирались мои сверстники и слушали пластинки. У него была квартира площадью 120 квадратных метров и комната, в которой можно было запросто играть в теннис. Вот в ней мы ставили свою аппаратуру и играли на гитарах. Так здорово было! Сейчас он переехал оттуда, не знаю, где живёт… А начиналось всё на 25-м этаже высотки. Это технический этаж, там никто не жил, и мы с разрешения администрации высотки перенесли туда аппаратуру, какую смогли наскрести. Например, барабаны Андрюша Сазонов тогда сам сделал из фанеры.

– Как это?

– Брал фанеру, обручи от пионерского барабана, сгибал их под паром, приклёпывал что-то, привязывал. У него хорошие руки, мастеровые, он всё сам может сделать. И отец ему помогал, тоже человек с руками. А по красным датам календаря мы спускали аппаратуру на первый этаж, где был красный уголок. Там газеты хранились, библиотека какая-то была и стульчики для собраний стояли – вот там мы и дискотеки устраивали под «живую» музыку.

– Жильцы ворчали по этому поводу?

– Ворчали, да. Мы как-то повесили объявление, что выступает ВИА, так это объявление сорвали и даже хотели нас привлечь к ответственности: что это за ВИА выступает?! И мы носили в партком пластинки, на которых было написано: «ВИА „Песняры”»…

– Откуда там партком?

– А у нас в доме был партком. И местком был. И двери с соответствующими табличками. То есть прямо по месту жительства можно было встать на учёт. В то время это было актуально.

– Ну и что же партком?

– А они всё это на тормозах спустили, не стали нас разгонять, не стали нас привлекать, просто запретили ВИА – ну и ладно!

– А кто ещё был в вашей группе? И как она называлась?

– Она называлась «Тяжёлый Характер». В группе играли ребята, которые жили в одном доме, но никто из них музыкантом не стал, поэтому их имена никому ничего не скажут.

– И что вы играли?

– Рок! Рок и только рок!

– Возникали ли у вас проблемы, когда вы ходили друг к другу в гости? Ведь все родители были большими людьми?

– Абсолютно нет. Родители на детей даже внимания не обращали. Ну, хулиганы – они и есть хулиганы, они и в Африке хулиганы, и ничего здесь не сделаешь.

– А было ли какое-то сообщество, свой круг детей в вашем доме?

– Конечно был. Во дворе все друг друга знали, а чужие в наш круг не принимались. Хотя, бывало, ребята приходили со своими дружками или одноклассниками. Но когда мы собирались куда-то своей тесной компанией, туда чужаков не брали и даже просили: «Ты, давай, этого не бери, не надо, не наш он!»

– То есть своему можно было доверить какую-то тайну, попросить помочь и можно было ожидать, что тебя поддержат? Были случаи поддержки и взаимопомощи?

– Были… Меня однажды ночью почти у самого дома «казанские» подловили: «Давай бабки! Чего там у тебя есть? Давай всё из карманов!» Я уже думал, что пропала моя головушка. И бежать-то некуда было! Но в это время на моё счастье из подъезда выходит мой товарищ Юра Киселёв. А был он парень очень свирепого вида, причём ему ещё не исполнилось шестнадцати, а росту в нём было уже два с лишним метра. И голос у него был громкий. Он вышел, огляделся: «А что здесь такое происходит, а?!» Эти «казанские», как только его увидели, сразу врассыпную. А на самом-то деле Юра был очень добрый, очень ранимый мальчишка, и за всю свою жизнь никого ни разу не обидел.

Не торопясь мы обходили высотку. Вдруг Сергей остановился возле асфальтированного пятачка и принялся с удивлением осматриваться:

– Кажется, здесь раньше был сад, а сейчас его нет?

Пожилая женщина, которая прогуливалась с собачкой, заметила беспокойство Сергея и сказала, что действительно там был когда-то сад.

После этой паузы Сергей продолжил свой рассказ о высотке:

– Хиппи у нас были. Их звали Джетро и Финк. Я не знаю, чьи они были дети. Джетро жил у нас. А Финк только приезжал к нему в высотку – они дружили. Потом и я этим делом заразился, тоже стал ходить с длинным хаером и в вышитой джинсе. Мне нравилась эта эстетика. Я любил разглядывать фотки ансамбля Uriah Heep, восхищённо смотрел на их длинные волосы и сам хотел быть на них похожим. А как-то Джетро рассказал мне про хипповую идеологию, и я подумал: ой, какие люди! Но когда мы с другом приехали на тусовку, которая собиралась в кафе «Турист», оказалось, что всё это было немножечко показушно. И я не стал тусоваться, хотя с хаером ходил ещё очень долго… А потом я организовал свою группу, которая называлась «Сердечный Привет». Но мы играли, играли, а вокалиста никак не могли найти. Тогда я повесил в рок-лаборатории объявление, что ищу вокалиста, и мне позвонил Лёша Булгаков: «Слушай, у тебя ансамбль без вокалиста, а я – вокалист без ансамбля…» И он приехал ко мне с Мариной, женой, мы поиграли, и он сказал: «А круто у нас получается! Давай играть вместе? Только называться будем „Легион”». Я покочевряжился какое-то время, а потом, конечно, согласился. У нас были мощные гастроли. – Сергей даже крякнул от удовольствия! – Весной 1989 года мы сначала поехали в Краснодарский край и две недели ездили по станицам. А потом отправились на Дальний Восток и там всё Приморье объездили.

– А как твоя мама относилась к тому, что ты увлекался рок-музыкой?

– Она говорила: «Займись делом!»

– А когда ты стал зарабатывать на жизнь гитарой, её отношение как-то изменилось?

– Изменилось, конечно. Но изменилось только с тех пор, как я попал в группу «Тайм-Аут». Тогда, кстати, и заработки появились человеческие. Она видела меня по телевизору, и ей нравилось, что сына по телевизору показывают, ей это было по кайфу.

Так, беседуя, мы перешли Яузу и спустились в скверик, в центре которого теперь стоит памятник пограничникам.

– Смотри-ка, раньше тут была деревянная лестница, а теперь каменная! – восхитился Сергей. – Знаешь, я сейчас собираю фотографии, сделанные до постройки высотки. Мне очень интересно, как тут всё было раньше. Я однажды смотрел по телевизору фильм о том, как её строили, и там как раз показывали старые фотографии. Оказывается, на её месте раньше стояли одно– и двухэтажные домишки. А мне всё время снится сон, будто я гуляю мимо этих старых домишек…

– Наверное, ты в прошлой жизни здесь жил, а в этой тебя вернули на родину.

– Вот потому я и хочу найти старые фотографии, чтобы понять, где я гуляю. Я, например, у Гиляровского вычитал, что к церквушке, что стоит на самом верху Таганского холма, вела каменная лестница от самой Москвы-реки и на большие праздники народ подплывал к ней на лодках, а потом по этой лестнице все поднимались наверх. А мы там на санках катались и, помню, удивлялись, почему вместо земли там одни кирпичи? А это, наверное, и были остатки той самой лестницы… А дальше, за Краснохолмским мостом, стоял монастырь, рядом с которым был выкопан пруд, и туда мы летом ходили купаться…

Но мы пошли в другую сторону, по набережной Москвы-реки к Красной площади.

– Знаешь, я давно уже живу в Ясеневе, но ноги иногда сами несут к родному дому, – сказал Сергей, оглядываясь на высотку. – Как-то раз мы с женой на Таганке покупали видеомагнитофон, а потом решили прогуляться по набережной. И вот идём, и я вдруг чувствую, что будто иду домой на Котельническую. Ноги будто след поймали и сами пошли…