Книга: Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода
Назад: Часть 1. Московское высшее техническое училище имени Н. Э. Баумана (МВТУ)
Дальше: Часть 3. Факультет журналистики Московского Государственного Университета

Часть 2. Московский энергетический институт (МЭИ)

Едва закончилась Великая Отечественная война, Москва стала стремительно строиться. Причём возводились не только жилые дома, но и – возможно, в первую очередь – новые институтские здания.

Символично, что новые корпуса Московского энергетического института строили родители нашего легендарного продюсера Юрия Айзеншписа. А сам Юрий Шмильевич, ещё школьник, возвращаясь с уроков домой (семья Айзеншписов жила тогда на Лефортовском Валу), стремился пройти мимо величественных зданий МЭИ, хотя для этого ему приходилось делать небольшой крюк. Видимо, там уже чувствовались те чудесные вибрации, которые спустя некоторое время дадут толчок для рождения в СССР бит-музыки.

 

В 1965 году отца Николая Курьерова, будущего басиста группы «Тролли», направили служить из Волгограда в Москву. В столице семья Курьеровых разместилась в служебной квартирке на Шаболовке. На следующее после переезда утро, когда отец и мать ушли на работу, Коля Курьеров решил отправиться смотреть Кремль. Постеснявшись спросить дорогу, он сел на трамвай, справедливо рассудив, что трамвай должен везти в центр города, ведь именно так было у них в Волгограде. Ехать пришлось долго. Коля неотрывно и с восхищением смотрел в окно. «Да! Москва – большой город!» – думал он про себя.

 

Самый первый состав группы «Тролли»: Михаил Мошков, Николай Курьеров, Евгений Балакирев, Анатолий Мошков, Михаил Нестеров. Декабрь 1966 г.

 

Юноша вылез из трамвая возле какого-то необычайно красивого здания с колоннами. Приглядевшись, он прочитал надпись: «Московский энергетический институт».

– А где же тут Кремль? – спросил осмелевший Коля прохожих.

– Кремль отсюда далеко, – ответили ему. – Тебе, парень, надо сесть на трамвай и ехать в обратную сторону…»

На следующее утро отец сказал Коле:

– Твой приятель учится в Московском энергетическом институте. Может, и тебе подать туда документы? Поезжай, встреться с ним, он тебе расскажет, что и как надо делать. Вот тебе адрес…

– Папа, я уже знаю, где находится МЭИ! – радостно закричал Коля и отправился по знакомому маршруту подавать документы в вуз.

Спустя год в Московском энергетическом институте родилась группа «Тролли», одним из создателей которой стал Николай Курьеров.

 

Николай Курьеров

 

Как всегда, всё произошло совершенно случайно. Будущие музыканты группы «Тролли» встретились 7 ноября 1966 года в ДК МЭИ на концерте ансамбля «Идолы». Несмотря на то что «Идолы» учились в МВТУ имени Баумана, они часто выступали в МЭИ, ведь бит-групп существовало ещё мало, а потребность в новой музыке была уже велика.

Двое ребят, приехавшие учиться в энергетический институт из Волгограда – Николай Курьеров и Вячеслав Аракелов, – тоже хотели создать бит-группу, поэтому старались не пропускать ни одного выступления «Идолов», стремясь во время концертов оказаться поближе к музыкантам.

«Идолы» постепенно стали примечать ребят, тем более что им нужны были свои люди в энергетическом институте, которые могли бы при необходимости помогать чинить самодельную аппаратуру. Усилки и колонки были ещё несовершенны, поэтому даже во время концертов приходилось что-то паять и менять сгоревшие лампы. Наши кулибины доставали откуда-то советские лампы, благодаря которым звук был вполне сносным, но они быстро сгорали, поэтому на концерт приходилось брать по два-три комплекта: как только лампа сгорала, её тут же, горячую, вынимали и вставляли новую, а концерт тем временем продолжался.

Николай и Вячеслав оказались талантливыми техниками, не раз хорошо проявившими себя в нештатных ситуациях. Но вместе с «Идолами» часто приезжали и их собственные техники – Михаил Мошков и Михаил Нестеров. И вот 7 ноября 1966 года за кулисами концерта «Идолов» две конкурирующие компании обменялись паролями.

– А мы делаем группу! – важно объявил Миша Мошков.

– И мы делаем группу! – ответил Коля Курьеров.

– Слушайте, а чего мы будем делать группу каждый по отдельности? – спросил Миша. – Давайте делать группу вместе!

Тут же они начали расспрашивать друг друга, у кого какие есть инструменты? И выяснилось, что у Коли Курьерова были гитара и самопальный усилитель, а у Миши – почти готовый комплект усилительной аппаратуры и барабанчик-«троечка».

«Нас объединяли общие музыкальные интересы, – вспоминал Николай Курьеров. – А кроме того, всем нам хотелось чего-то добиться».

Название для группы прилетело оттуда же, откуда пришла и сама рок-музыка, с Британских островов. Родственница братьев Мошковых привезла из заграничного круиза куклу – весёлого и задиристого тролля. Эта очаровательная мягкая игрушка была так не похожа на тех жёстких пластиковых кукол, которые заполонили магазины в СССР, и так понравилась ребятам, что они решили назвать свою группу «Тролли», и даже сделали себе для концертных выступлений майки, на которых была нарисована эта игрушка.

«Когда я впервые увидела „Троллей”, то меня потрясло, что они все были в майках, и на каждой майке был нарисован тролль. Я была в восторге!» – вспоминала Лидия Ермакова, жена Юрия Ермакова, лидера группы «Сокол».

«Этот тролль стал лицом группы», – поддержал супругу Юрий Ермаков.

 

Группа «Тролли»

 

Начались репетиции. Николай Курьеров играл на гитаре, Михаил Мошков – на барабанах, Михаил Нестеров – на бас-гитаре. (Забегая немного вперёд, скажу, что в 1968 году Мишу Несте рова забрали в армию, и его заменил Михаил Черепанцев, студент Московского химико-технологический института.) Анатолий Мошков, брат Михаила, сначала пытался освоить ритм-гитару, но у него это не очень получилось, и в конце концов он занял место за роялем, но главное – в ходе репетиций выяснилось, что он был обладателем сильного красивого голоса. Вячеслав Аракелов по семейным обстоятельствам был вынужден уехать из Москвы и вернуться домой, в Волгоград. Но чуть позже в состав группы вошёл ещё один волгоградец, приехавший учиться в МЭИ, – клавишник Евгений Балакирев.

Сначала репетировали на том, что было под руками. А потом Миша Мошков на своей работе отстрогал первую аппаратуру. Он работал инженером в институте Академии наук СССР, располагавшемся на Пятницкой улице в салатового цвета особнячке XVIII века, который стоял напротив розового храма Троицы в Вишняках. В том же институте под Новый год состоялось первое выступление «Троллей». Дебют прошёл вполне удачно, и ребята решили показаться на танцах в родном энергетическом институте.

Танцевальные вечера, которые проводились в МЭИ, славились на всю Москву. Поскольку в энергетическом училось много иностранных студентов, то в институтском Доме культуры работал Иностранный клуб, который устраивал так называемые интервечера, на которых обязательно звучал рок-н-ролл. Среди тех, кто создавал в МЭИ первые рок-группы, были в основном студенты из стран соцлагеря – из Болгарии, Польши и Венгрии. Огромной популярностью пользовался ансамбль «Архимеды», который организовали чехословацкие студенты, но после пражских событий 1968 года эти «Арихимеды» ушли в тень. Самым сильным и продвинутым считался индонезийский ансамбль «Экватор», ведь музыканты этой группы приехали учиться в СССР из настоящей капиталистической страны и у них были «фирменные» инструменты и очень хорошая звукоусилительная аппаратура.

Рассказывают, что, когда в МЭИ проходили эти интернациональные вечера, туда собирались тысячи студентов со всей Москвы. Жаждущих потанцевать под настоящие биг-бит-бенды было столько, что толпа порой запруживала всю улицу перед институтом. Выступления групп проходили одновременно на четырёх разных этажах, поэтому в танцах принимало участие сразу несколько тысяч человек. Тогда был моден танец «вули-були», придуманный британской группой Sam The Sham And The Faraoahs. Люди становились шеренгами и начинали двигаться, синхронно поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Из-за этих синхронных движений здание энергетического института ходило ходуном, а пол и потолок прогибались на несколько сантиметров.

Подчиняясь зову биг-бита, вслед за иностранцами начали собирать свои бенды и советские студенты, учившиеся в МЭИ. Первыми были ансамбли «Искатели», которым руководил Артур Безруких, и «Гармония», в составе которого пели Стахан Рахимов и Алла Йошпе.

Вскоре и «Тролли» включились в число тех, кто гнал по Москве волну современной музыки.

По моде того времени у «Троллей» было два репертуара. Первый состоял из популярных зарубежных шлягеров, которые исполнялись нашими героями на танцульках в их родном МЭИ или в Менделеевском институте, где учился басист Михаил Черепанцев. А к 1969 году «Тролли» подготовили концертную программу, в которой преобладали арт-роковые и психоделические композиции. Этот репертуар исполнялся исключительно в залах, где публика могла сидеть и внимательно слушать музыку.

 

«Тролли» у храма Василия Блаженного: Михаил Нестеров, Евгений Балакирев, Николай Курьеров

 

Евгений Балакирев

 

Едва «Тролли» начали выступать, как сразу же почувствовали вкус привилегий, которые давала массовая популярность. Николай Курьеров рассказывал, что однажды, когда музыканты репетировали в актовом зале своей общаги, прибежал запыхавшийся Михаил Мошков и сообщил, что в соседнем корпусе играет группа «Сокол». Ребята поскорее убрали свои инструменты и поспешили на звуки биг-бита. Когда они примчались в другой корпус, маленький зальчик, в котором выступал «Сокол», был уже забит до отказа, а поклонники музыки всё подходили и подходили. Наши герои уже были готовы смириться с тем, что концерт придётся слушать из коридора, как вдруг их узнали: «Группа пришла! Группа!» Люди расступились и дали возможность «Троллям» протиснуться в первые ряды, где они смогли не только воочию наблюдать за выступлением своих кумиров, но и пообщаться с ними. (После того концерта началась дружба музыкантов обеих групп, и когда «Сокол» прекратил своё существование, то его гитарист Юрий Ермаков вошёл в состав «Троллей».)

Клавишник «Троллей» Евгений Балакирев с удовольствием вспоминал, что, когда группа вышла на пик своей популярности, музыкантов стали узнавать даже на улице и в общественном транспорте: «Было дело, в метро ко мне подошли две девушки и спросили:

– А вы в „Троллях” играете?

„О! – думаю. – Ещё чуть-чуть, и мы будем на Красной площади играть!”»

Ну, на Красной площади они, конечно, не играли, поскольку на Красной площади никому тогда играть не позволялось, зато в 1968 году выступили на Калининском проспекте.

У «Троллей» был один знакомый, который однажды приехал к ним на репетицию и сообщил: «Ребята, мы будем снимать вас на телевидении! Есть программа, в которой зрители задают вопросы, а ведущие на эти вопросы отвечают. Вопрос будет такой: „Кто такие тролли?” – и покажут вас».

Музыкантов привезли на Калининский проспект, туда, где за почтамтом стоит маленькая церквушка, и поставили перед ней на поляне. Женя Балакирев тогда как раз сочинил инструментальную пьесу «Зори Москвы», и Михаил Мошков решил, что исполнить надо именно её. И этот номер действительно сняли и показали по Второй программе Центрального телевидения.

 

Во время того выступления на Калининском проспекте кто-то из прохожих спросил наших героев:

– Почему название вашего ансамбля – «Тролли»? Ведь тролли – это злые гномики! Значит, вы тоже злые гномики?

– Почему злые? Тролли – это добрые, хорошие волшебники! – ответили музыканты.

Возможно, именно игрушечный тролль, служивший талисманом для этих ребят, помог им найти новую репетиционную базу в ДК «Химик» – в Доме культуры Дербенёвского химзавода, здание которого до сих пор стоит на углу Дербенёвской набережной и Жукова проезда, а потом в том же Доме культуры устроил конкурс рок-групп, на котором «Тролли» заняли первое место. Возможно, это тролль познакомил ребят с Давидом Тухмановым, который подарил им песню «Шире круг».

К сожалению, тролль не смог уберечь наших героев от кражи инструментов, которая случилась в ДК имени Ленина, что на Соколиной горе близ метро «Семёновская». Видимо, он слишком доверчиво относился к людям, которые вращались в рок-сообществе.

«Приезжаем мы туда, разгружаемся, – вспоминает Николай Курьеров, – но перед нашим выступлением была какая-то торжественная часть, из-за чего мы не могли сразу поставить аппаратуру на сцену. Нам выделили какую-то кладовочку, куда мы и сложили все инструменты. И вот кончается торжественное мероприятие, заходим мы в эту комнату, а „балалаек”-то наших нет! Это был большой удар для нас…»

Зато в 1972 году, когда группа распалась, наш хитрый тролль привёл Николая Курьерова и Михаила Мошкова в «Арсенал» к Алексею Козлову. Они вместе выступали на концертах в Доме учёных, в американском посольстве, ездили на гастроли в Таллин. Поскольку у «Арсенала» в то время ещё не было собственной аппаратуры, то Михаил и Николай одалживали на концерты порталы и усилители, которые у них остались со времён «Троллей». Сначала всё шло более-менее хорошо, но, когда Козлов задумал перейти в профессионалы, Мошков и Курьеров покинули «Арсенал».

Но тролль снова пришёл на помощь: в 1976 году Николай и Михаил создали группу «Воспоминание о Будущем», в состав которой вошёл ещё один герой 1960-х – Юрий Ермаков (экс-«Сокол»). Группа «Воспоминание о Будущем» просуществовала до 1984 года.

Вот так и выходит, что этот тролль заботился о наших героях целых восемнадцать лет.

 

– Когда я приехал на постоянное место жительство в Америку, – говорит Евгений Балакирев, – то первым делом купил в магазине трёх троллей: дяденьку, тётеньку и маленького ребёночка.

– А у меня дома лежит майка с изображением нашего тролля, – подхватывает радостное воспоминание Николай Курьеров. – Я её иногда надеваю!

А сам игрушечный тролль-талисман, который все годы существования группы хранил и оберегал наших героев, до сих пор хранится дома у Надежды Мошковой.

* * *

В 1968 году, когда музыканты «Троллей» учились уже на старших курсах, в МЭИ появилась группа «Оловянные Солдатики», которая благодаря весёлым и остроумным песням на русском языке очень быстро стала популярна не только среди студентов родного энергетического института, но и среди любителей рок-музыки всей Москвы.

Кстати, первоначально «Оловянные Солдатики» именовали себя иначе – «Бегемоты». А так как по-научному бегемоты назывались «Hippopotamus», то корень этого слова «hip» указывал на филологическую связь с таким явлением, как хиппи! Таким образом наши музыканты подчёркивали свою солидарность с новым молодёжным движением, охватившим тогда весь мир.

Инициатором создания ансамбля стал студент энергетического института Юрий Лашкарёв. Накал рок-н-ролла в Москве в 1968 году был уже таков, что, едва поступив в вуз, то есть обретя реальную самостоятельность, Юра уже начал думать, как бы собрать собственный ансамбль. Затусовавшись на «Филодроме» – было такое укромное местечко на втором этаже института, – и увлечённо рассказывая о своих походах на сейшен, где выступали «Сокол», «Аргонавты», «Бобры» и «Меломаны», Юра быстро нашёл единомышленников, которые готовы были, подхватив гитары, отправиться в рок-н-ролльное путешествие. Вот только барабанщика никак не могли найти. Тогда Лашкарёв предложил позвать на вакантное место ударника своего приятеля-одноклассника Виктора Гусева, который тогда учился в Московском инженерно-физическом институте (МИФИ). Тот, правда, тоже не умел играть на барабанах, но Юра каким-то образом сумел убедить товарищей, что для его приятеля освоить барабаны – раз плюнуть.

Так в энергетическом институте появилась группа «Бегемоты», в состав которой вошли Юрий Лашкарёв (бас), Юрий Тимофеев (гитара, вокал), Александр Музыченко (гитара, вокал) и Виктор Гусев (барабаны).

Комитет комсомола горячо поддержал идею создания нового ансамбля, и вскоре наши музыканты гордо прошествовали на склад институтского Дома культуры, где им были выданы усилители, с которыми худо-бедно можно было репетировать.

В том же году состоялись первые гастроли новой группы: летом «Бегемоты» отправились в составе институтского стройотряда в Мирный. Кстати, именно там, а не в Москве состоялся дебютный концерт ансамбля. «Бегемоты» исполняли песни из репертуара Shadows, The Beatles и других английских бит-ансамблей.

Когда «Бегемоты» вернулись домой, в группе произошёл раскол, и совершенно непонятно, как развивались бы события дальше, если бы Юрий Лашкарёв, будучи на картошке – а осенняя поездка на уборку картофеля всегда и во всех вузах имела формообразующее значение, – не встретил бы Сергея Харитонова.

«Он вместе с одним парнишкой из его группы на два голоса пел песни „Битлз”, – вспоминает Юрий, – и было полное ощущение, что это звучит трек с пластинки. На меня очень подействовали их чёткость, раскладка на голоса и то, как они держали ритм. Я тогда сказал Гусю, что надо обязательно разыскать этого классного чувака и пригласить его в группу…»

Сергей Харитонов выступал тогда в составе институтского джазового ансамбля «Ритм». Этот ансамбль был очень популярен среди студентов МЭИ, но Сергей сразу же откликнулся на приглашение Юры Лашкарёва, ведь песни The Beatles ему хотелось играть больше всего на свете.

«У нас дома, в коридоре, – рассказывает Сергей Харитонов, – стоял сохранившийся с давних времён ламповый приёмник. Для меня он был окном в мир. Помню, что на шкале настройки было написано: „Рига”, „Вильнюс”, „Нью-Йорк”… И вот однажды я крутил риску на этом приёмнике, и вдруг из хаоса звуков появляется: „А теперь послушайте The Beatles!”

А вообще-то я учился играть на фортепиано. Когда все мальчишки из нашего двора играли в футбол, меня тащили к училке, которая жила у метро „Октябрьская” (тогда эта станция называлась „Калужская”). Она ела бутерброд с сыром и колбасой, пила чай и одновременно стучала мне по пальцам: „Не так! Не так ты играешь!” Мне на всю жизнь запомнился запах её бутербродов.

А потом появились The Beatles, и музыка приобрела смысл. Первой битловской песней, которую я запомнил, была „I’m Looser” („Неудачник”), а первой песней, которую я разучил, была „Hard Days Nights”…»

«Оловянные Солдатики»: Юрий Лашкарёв, Виктор Гусев, Андрей Горин, Сергей Харитонов

 

Но вот в чём была проблема: втроем нельзя сделать группу, ведь The Beatles играли вчетвером, а это значит, что надо было найти ещё одного музыканта. Тогда Сергей Харитонов привёл в группу своего приятеля-битломана Андрея Горина.

Андрей учился в Московском авиационном институте и играл на барабанах в большом джазовом оркестре МАИ. Но однажды, желая показать своим подружкам, какой он ловкий и смелый, Андрей спрыгнул с четвёртого этажа – и вышло это очень неудачно. Он свалился прямо на штакетник, и доска из забора проколола ему ногу. Играть на барабанах Андрей больше не мог, но благодаря этому несчастному случаю в полной мере раскрылись его вокальные и композиторские дарования – так часто бывает с людьми творческими, волевыми и целеустремленными.

Юрий Лашкарёв позже вспоминал, что Сергей Харитонов охарактеризовал своего приятеля как «абсолютного хиппи», поэтому он ожидал встречи с парнем в рваных джинсах и с длинными волосами. Но на очередную репетицию «Оловянных Солдатиков» в ДК МЭИ пришёл солидный чувачок с тросточкой в руках. Он взял гитару и заиграл «Sounds of Silence» Саймона и Гарфанкела. И хотя гармония этой песни была достаточно простая, тем не менее Лашкарёв был восхищён, насколько ловко всё выходило у их нового знакомца.

В разгар гитарного джема пришёл запоздавший Гусев, поздоровался и начал раскладывать свои барабанчики и тарелочки. А когда Горин, прихрамывая и опираясь на палочку, вышел перекурить, барабанщик шёпотом спросил друзей: «А он согласится с нами остаться?!»

Горин согласился.

Так сложился классический состав ансамбля «Оловянные Солдатики»: Андрей Горин (гитара, вокал), Сергей Харитонов (гитара, вокал), Юрий Лашкарёв (бас, вокал), Виктор Гусев (барабаны). Начинали ребята с исполнения хитов The Beatles и Саймона и Гарфанкела, но стали знамениты благодаря песням, которые сочиняли сами на русском языке…

«Все тогда мечтали сочинять песни на русском языке, а я – особенно, – рассказывает Андрей Горин. – Но я никак не мог это реализовать. Я пытался петь свои песни сам, под гитару, но всегда понимал, что нужны люди.

В 1967–1968 годах ансамблей было уже огромное количество. Ткни в любого парня: „Я на гитаре играю… у нас – ансамбль…” Людей было много, но как найти тех, кто тебе нужен? Тут ведь важно, чтобы случился некий зацеп.

И когда я встретился с Юркой, Серёгой и Виктором, я вдруг почувствовал, что мы не только одинаково музыку понимаем, мы и жизнь понимаем одинаково! Что меня притягивало к этим трём людям? Это были люди, которые кроме любви друг к другу ничего другого не испытывали. Ни желания подсидеть или кому-то перекрыть клапан, ни желания стать более популярным, чем кто-то другой, или пробить себя в музыкальной тусовке. Было просто потрясающе здорово быть вместе! Это была абсолютно чистая атмосфера. И это именно то, что я когда-то услышал у The Beatles…»

И как результат вскоре родилась первая песня на русском языке. Она называлась «Осталось немного печали». Следом появились и другие песни, которые немедленно стали популярными: «Баллада о водосточной трубе», «Воспоминания», «Старый крест» и многие другие.

 

Часто бывает так, что если начинает везти, то везёт сразу на всех фронтах. Тогда «Оловянным Солдатикам» подвалило счастье обзавестись ещё и хорошей аппаратурой. Венгерские студенты, игравшие в институтском ансамбле «Вокс», защитили дипломы. Собираясь домой, они продали своим младшим товарищам комплект усилительной аппаратуры Beag, которая являлась предметом вожделения многих музыкантов.

– Это были «непереносимые» колонки, настолько они были тяжёлыми, – шутит Андрей Горин.

– Зато у других аппаратура была самодельная, – гордо говорит Юра. – А мы уже перешли на фирменные усилители и фирменную акустику. Мы стали самостоятельной единицей…

 

Тут же понеслись концерты. Музыканты «Оловянных Солдатиков» до сих пор с восторгом вспоминают ту концертную зимнюю сессию 1969/70 года.

«Фактически у нас не было никакого репетиционного периода, – рассказывает Андрей Горин. – Я принёс в башке все песни, которые знал и мог изложить, и зачастую мы их играли на концерте, даже не репетируя. К себе, как к музыкантам, мы предъявляли минимальные требования, потому что и так всё было весело за счёт энергетики, харизмы, любви. Ребята смотрели на меня:

– Что мы сейчас играем-то?

Я говорил:

– Лови! Лови!

Это была хорошая школа!»

«Он иногда даже не говорил, какую вещь будет играть, – подтверждает Юрий Лашкарев. – Я ориентировался по его пальцам: смотрел и шёл за ним».

«В этом, кстати, был элемент, завораживавший нас самих, – говорит Андрей. – Я мог себе даже позволить, чтобы публика меня повела куда-то. Или вдруг мне хотелось сыграть ещё один проигрыш или спеть совершенно по-другому, и, хотя это происходило в процессе концерта, мне в тот момент казалось, что сыграть сейчас надо именно так, а никак не иначе. И они, бедолаги, находились в постоянном напряжении: куда меня понесёт? Но отсюда и лёгкость была! Это действительно было извержение чего-то такого, что происходит сейчас, сиюминутно. И это была постоянная нацеленность на приключение.

Я рискну сказать, что рок-н-ролл, каким он нам достался и каким мы его пытались нести дальше, это музыка любви, а вовсе не зла. Ты только твори! Твори сейчас, раскройся, потому что завтра тебе опять надо будет идти в институт, потом – на работу, а там – и… на кладбище. Поэтому я просто не мог отыграть концерт, не поменяв три майки, мокрые от пота. Мне надо было поднять людей, я не мог видеть безразличные глаза, для меня это всегда было личным оскорблением. Если народ на уши не встал, если не началась всеобщая истерия, я считал это выступление неудачным. Но если был кураж, то мы заводили любые залы.

Когда я был уже достаточно взрослым человеком, я увидел концерт Rolling Stones и понял, за что люблю эту группу! Это – беспрецедентная отдача! И вообще все первачи – это беспрецедентная отдача! И это – сумасшедшая любовь к тому, что ты делаешь…»

 

Конечно, самые отвязные концерты проходили в родном институте. В МЭИ обожали «Оловянных», потому что не было в Москве другого ансамбля, который мог бы сравниться с ними по посылу, по стёбу, по желанию всех поставить на уши, по исконной любви и доброте, которые кипели внутри музыкантов. И если какой-нибудь местный руководитель пытался остановить концерт – нет, не из-за идеологических причин, а просто потому, что время было уже позднее, – ему довольно веско объясняли, что не надо мешать отдыху студентов.

«И если он приходил закрывать концерт один, без охраны сорока дружинников, – вспоминает Андрей Горин, – то в итоге его находили где-нибудь за унитазом. А так всё было тихо и спокойно…»

 

… Недалеко от МЭИ, на Солдатской улице, в фойе кинотеатра «Спутник» в мае 1972 года наши герои довольно нервно обсуждали последствия одного приключения.

Незадолго до этого Архангельский горком комсомола пригласил «Оловянных Солдатиков» приехать на гастроли, выступить перед архангельскими студентами и военными моряками из Северодвинска. Поскольку тяга к приключениям жила в крови у всех четверых «Солдатиков», то эта идея была воспринята с колоссальным воодушевлением.

Но как «Оловянные» представляли себе гастроли в 1972 году? Для них гастроли – это просто поездка куда-нибудь на сейшен в Подмосковье. Отыграв концерт, они получали наличными оговорённые двести рублей, ловили машину – и уезжали. Наши герои даже не подозревали, что в те времена официальные гастроли могли организовывать только филармонии, Москонцерт или Росконцерт.

Меж тем архангельские комсомольцы настаивали на поездке, говорили, что в городе все с нетерпением ожидают приезда популярной столичной рок-банды, но за день до отъезда они позвонили и огорошили проблемой: «Вот только билетов у нас нет…» Комсомольцы имели в виду, конечно, билеты из филармонии. «Привезите свои билеты!» – попросили они.

Задним умом понятно, что можно было пойти в ДК своего родного института и, договорившись с дирекцией, взять там билетную книжку с проставленными штампами, печатями и сквозной нумерацией. Но «Оловянные» решили это проблему по-своему, по-современному. Они отправились к своим друзьям-программистам и попросили отпечатать на принтере, на широкой перфорированной ленте 20 тысяч билетов с таким примерно текстом: «Концерт… Ансамбль из Москвы… Цена 1 рубль».

Этот рулон перфорированной бумаги с отпечатанными на нём «билетами» наши герои и вручили ребятам из архангельского горкома комсомола. Те подивились таким нестандартным «билетам», тем не менее пустили их в продажу.

Гастроли прошли феерично. Наши герои с восторгом вспоминали ту поездку.

Сергей Харитонов: «Мы выступали в Северодвинске, в секретном городе, где базируются подводные лодки и куда обычному человеку невозможно въехать. Мы играли там и свои песни, и The Beatles, а матросики-то – все парни молодые, им хочется подвигаться, но старшины с красными повязками сразу же рыкали: „Нельзя!” Но приняли нас там очень тепло. Подарили каждому по тельняшке…»

Андрей Горин: «В зал строем ввели морячков. Они сначала гаркнули: „Здравствуйте!” – а потом расселись по рядам. В первых рядах – адмиралитет, а матросики и курсанты – сзади. Как концерт окончился, они отхлопали, встали и опять же строем пошли на выход».

Юрий Лашкарев: «Мы получили те деньги, о которых договаривались: устроители оплатили дорогу и нам, и нашему „Бигу” и заплатили небольшой гонорар за концерты, которого хватило, чтобы раздать накопившиеся долги…»

Прошёл месяц. Эйфория от гастролей в Архангельск стала постепенно спадать. Наши герои начали готовиться к защите дипломов. И вот тут-то дома у Сергея Харитонова раздался звонок с Петровки, 38, и следователь в довольно жёсткой форме потребовал прибыть к нему для допроса.

– Остальным мне тоже звонить или ты сам всех соберёшь и вы придёте к нам? – спросил следователь и рассмеялся. Его смех прозвучал очень зловеще.

Поначалу «Оловянные» были уверены, что их вызвали на Петровку, 38 из-за того, что они исполнили какую-нибудь недозволенную песню. Но следователь объяснил:

– Ребята, дело не в вашем репертуаре, не в идеологической стороне, тут вы с комсомолом разбирайтесь. У вас другая статья: использование общественных организаций в целях личной наживы. Так что стоимость ваших гастролей составит от восьми лет, а то и больше…

– Но у нас скоро защита дипломов! – хором воскликнули четверо «Оловянных Солдатиков».

– Ребята! Какие дипломы? Восемь лет – это минимум! А дальше – посмотрим…

Выяснилось, что весь этот сыр-бор разгорелся из-за того, что, по данным милиции, сумма, которую наши герои должны были заработать за эту поездку, зашкаливала за все мыслимые представления. Однажды получив такие деньги, можно было несколько лет вообще нигде не работать! Но в то же время никаких внешних примет обладания такими деньгами не было. Ни автомобилей, ни бриллиантов ребята себе до сих пор не купили! И это тоже вызывало подозрения. Милиционеры были уверены, что наши герои спрятали эти деньги до поры до времени.

Их долго допрашивали, но потом отпустили под подписку о невыезде.

Покинув сумрачные своды дома на Петровке, «Оловянные» машинально направились на свою репетиционную базу в ДК МЭИ, видимо, подсознательно надеясь, что родные стены как-то им помогут, но, не доходя до института, свернули на Солдатскую улицу в сторону кинотеатра «Спутник». Они купили билеты на ближайший сеанс, но в кинозал не пошли. Взяв в буфете по бутылочке пива «Московское», ребята устроились за дальним столиком. Тётечка-администраторша попыталась их прогнать, но потом, видимо почувствовав подавленное настроение ребят, отстала от них и отправилась поболтать с бабушками-контролёршами.

Вот тут и произошёл серьёзный разговор о том, что теперь вся жизнь будет сломана, хотя, конечно, и на зоне можно найти художественную самодеятельность и как-то пристроиться…

– Если бы нас посадили всех вместе, то мы собрали бы ансамбль и ещё поиграли бы! – попробовал пошутить Андрей, но его шутке никто не улыбнулся.

Допросы продолжались целый месяц. В поисках денег дознаватели выворачивали ребят буквально наизнанку. Их спасло то, что дотошный следователь раскопал, что главным спекулянтом в этом деле оказался сынок одного местного архангельского начальника. Когда следователь показал нашим музыкантам цифры дохода, который получили устроители тех концертов, они были просто ошеломлены.

– У нас была цена 1 рубль, а там билеты шли по червонцу! – возмущался Андрей. – Если бы я об этом узнал в Архангельске, я не стал бы работать, потому что это ненормально. Это слишком! Тогда я сказал бы: «Ребята, заходите все! Просто с улицы!» Мы были уверены, что работали по рублю. А как иначе?

Но тогда никто из музыкантов даже предположить не мог, что кто-то вот так по-хамски и безжалостно мог эксплуатировать их жажду романтики.

Обвинения с «Оловянных» были сняты, а истинные виновники задержаны, и следователь, подписывая музыкантам пропуска на выход, весело приговаривал:

– Продолжайте, ребята, играть свой замечательный рок-н-ролл!

Когда четверо «Солдатиков» уже стояли в дверях, следователь остановил их:

– Не забудьте пригласить на концерт! Я обязательно приду вас послушать!

И «Оловянные Солдатики» ещё и поиграли, и попели, и записали немало замечательных песен…

«Мне кажется, что та ставка, которую мы сделали очень много лет назад, и сейчас себя оправдывает: нельзя врать! Всё очень просто: надо быть честным и любить то, что делаешь. Причём любить заполошенно! Любить по-сумасшедшему!» – так говорит Андрей Горин.

Кстати, именно Московский энергетический институт сыграл замечательную роль в создании музыкального имиджа Московского театра имени Ленинского комсомола. Когда главный режиссёр театра Марк Захаров решил привлечь настоящую рок-группу для участия в спектакле «Автоград-ХХI», то его редакторы первым делом позвонили Юрию Лашкарёву:

– Мы хотели бы прослушать ваш ансамбль…

«Я пришёл на репетицию, – вспоминает Юра, – и первым делом рассказал ребятам о звонке из Ленкома. Но сам я даже не думал туда идти, а потому переживал: а вдруг они все решат туда рвануть?! Что я тогда делать буду? Придётся и мне тогда бросать Госплан и идти туда лабать? Но смотрю: все задумались. Предложение вроде серьёзное. Но Андрей сразу сказал, в тот же день:

– Да вы чего? Какой Ленком? Да я диплом инженера получил! Мне надо инженерить!»

В тот момент «Оловянных» больше привлекала наука, которая тоже была своеобразным приключением, путём в неведомое.

Юрий Лашкарёв, обрадованный тем, что никто из его друзей не попался на приманку шоу-бизнеса, поспешил позвонить Юрию Шахназарову, который учился вместе с ним в МЭИ по специальности прикладная математика, но давно уже мечтал о профессиональной сцене. Некоторое время Шахназаров играл у Градского в «Скоморохах», а потом вошёл в состав группы «Аракс».

«Когда мы сказали „нет”, – рассказывает Юрий Лашкарёв, – я решил сделать Шахназарову подарок. Позвонил ему, рассказал, что есть приглашение от Ленкома, и предложил позвонить в театр. И тогда он сам перезвонил в Ленком, сообщил, что мы отказываемся, и порекомендовал им группу „Аракс”…»

Так «Аракс» появился на театральных подмостках.

 

Московский энергетический институт и в последующие годы оставался кузницей кадров отечественного рока. Именно здесь произошло знакомство Владимира Холстинина и Виталия Дубинина, которое в итоге привело к созданию популярной группы «Ария».

Владимир Холстинин и Виталий Дубинин, первокурсники МЭИ, 31 августа 1975 года прибыли на субботник, который деканат устроил для вновь поступивших студентов. Ребята получили задачу: перетаскать кровати из одного конца общежития в другой. Сначала работа показалась не очень сложной, но коридоры были длинными, кроватей много, а студентов, откликнувшихся на зов деканата, оказалось всего четверо: Холстинин с товарищем да Дубинин с другом. Поскольку всем четверым хотелось покончить со зловредным субботником как можно быстрее, то по коридорам они передвигались почти исключительно бегом, устроив настоящие гонки с кроватями в руках. Несколько раз две пары, несущиеся по институту со скоростью ветра, едва не столкнулись и едва не устроили кучу малу, но это лишь добавляло веселья субботнему мероприятию. Запыхавшись, студенты присаживались на те же самые кровати и разговаривали о любимой музыке, в основном о Deep Purple. И Холстинин, и Дубинин выказали себя настоящими знатоками творчества этой группы. В те времена Deep Purple был сродни некоему волшебному эликсиру, можно было даже не слушать музыку этой группы, а просто поговорить о том, какие мощные соло «мочит» гитарист Ричи Блэкмор, или о том, какие классные брэки отвешивает барабанщик Иэн Пэйс, или поспорить о том, кто лучше поёт – Иэн Гиллан, Гленн Хьюз или Дэвид Ковердейл, но откуда ни возьмись появлялись новые силы и можно было продолжать нудное дело.

В одной из таких «музыкальных пауз» Холстинин похвастался, что у него есть ноты некоторых песен Deep Purple. Дубинин попросил принести их посмотреть.

– А есть ли у тебя голос, чтобы такое спеть? – скептически усмехнулся Холстинин.

Скептицизм Холстинина исчез после факультетского конкурса рок-ансамблей, на котором выступили оба наших героя, но если Виталик и его группа заняли первое место, то Володин состав – только последнее…

 

Знакомство с рок-музыкой для Виталия Дубинина началось ещё в 1969 году, когда старший брат принёс ему магнитофонную катушку с записями песен групп The Beatles и Animals. Первой на этой катушке была песня «Дом восходящего солнца», которая очень взволновала 11-летнего романтичного паренька.

Увлечение рок-музыкой требовало какого-то выхода, и в 1972 году Виталий Дубинин, который тогда учился в седьмом классе школы № 41 подмосковного города Внуково, получил приглашение войти в состав первой в своей жизни рок-группы.

Так как все гитары были уже заняты, то Виталику предложили присесть за барабанную установку. Но, перейдя в девятый класс, он всё-таки добился своего и взял в руки желанную бас-гитару.

Окончив школу, Виталий Дубинин успешно сдал вступительные экзамены в Московский энергетический институт. «У друга, с которым мы играли в группе, бабушка жила на „Авиамоторной”, – рассказывает Виталий, – и когда мы подросли, то вместе с ребятами с „Авиамоторной” стали ходить в ДК МЭИ, где играли и „Аракс”, и „Машина Времени”, и „Удачное Приобретение”, то есть самые популярные рок-ансамбли того времени. МЭИ – это огромный студенческий городок, который состоял из нескольких учебных корпусов и массы общежитий, а в общежитиях была масса комнат отдыха, и в один день там могли играть и „Машина Времени”, и какие-то другие ансамбли. Это был настоящий хипповский центр. И мы поняли, что вся музыкальная жизнь – именно там, в МЭИ. И только поэтому мы туда и пошли. А так, чтобы говорить о каком-то призвании? Нет… Тем не менее я выбрал специальность „Электрооборудование летательных аппаратов”, потому что я – внуковский парень, а раз так, то должен быть связан с летательными аппаратами».

 

Это удивительно, но увлечение Владимира Холстинина рок-музыкой тоже началось с песни «Дом восходящего солнца». Учась в музыкальной школе, он услышал, как какие-то парни в коридоре играли эту песню на обычных акустических гитарах. «Дом восходящего солнца» настолько захватил Володю, что он прямо-таки заболел этой песней и задался целью во что бы то ни стало тоже научиться её играть. На освоение легендарного хита группы Animals ушёл почти год. В конце концов Холстинин понял, что одному эту песню играть невозможно, и принялся сколачивать группу. И вот начиная с 1973 года ансамбль Холстинина ежемесячно играл на танцах в люберецкой средней школе № 5.

Но на сцену Володя начал выходить ещё раньше. «В 9 лет я пошёл в музыкальную школу по классу домры, – рассказывает Володя. – При этом я совершенно не понимал, зачем мне это нужно. Просто пришли в школу взрослые дяди и спросили: „Кто хочет играть на домре или на балалайке?” И мне мама сказала: „Сходи!” Ну, я и пошёл…

Три года я играл в Люберецком оркестре народных инструментов, причём выступали мы на довольно больших площадках. И только потом, в 13 лет я впервые взял в руки акустическую гитару и научился играть „Дом восходящего солнца”, а потом начал пробовать себя в местном ансамбле.

Но родители не видели во мне будущего музыканта, они хотели, чтобы я стал инженером и после окончания школы подал бы документы в технический вуз. А я к тому времени уже понял, что хочу играть на гитаре, поэтому мне было всё равно, куда поступать. Я подал заявление в МЭИ, потому что из технических вузов он был ближе всего к Люберцам, до остальных было дольше ехать.

Кроме того, поступить в вуз мне нужно было для того, чтобы не ходить в армию. И я решил, что МЭИ – это оптимальный вариант, потому что лучшего социального положения, чем студент, не придумаешь. Да и окружение там будет именно то, как казалось мне, которое поможет продвинуться. К тому же энергетический институт – это государство в государстве. На его территории очень широко поставлена культурная жизнь, там был огромный Дом культуры и прекрасно работал культмассовый сектор. Многие люди, которые потом стали работать артистами, певцами и музыкантами, окончили МЭИ. Я был очень доволен институтом. Я тут же перезнакомился со всеми музыкантами и больше играл на гитаре в Доме культуры, чем учился. То есть учился я ровно столько, чтобы не вылететь…»

 

Отношение к рок-музыке в МЭИ было очень трепетное, и, разумеется, от нового поколения требовалось продолжить славные традиции и совершить новые рок-н-ролльные подвиги. Руководство института прекрасно осознавало – недаром же все они были технарями, – что движение вперёд в наше время возможно лишь при надлежащем техническом оснащении. Поэтому победитель конкурса получил комплект аппаратуры и комнату для репетиций, а кроме того – любовь студентов и преподавателей. Но группа Виталика, которая выиграла конкурс, впрочем, как и группа Володи, были ансамблями, которые ребята собрали, ещё учась в школе. Просуществовав по инерции ещё какое-то время, они развалились, и осенью 1976 года во время занятий физкультурой Холстинин подошёл к Дубинину и предложил сделать группу сообща. С этого разговора началась история популярной в 1970-х годах группы «Волшебные Сумерки», которую организовали Владимир Холстинин и Виталий Дубинин.

А потом на стебельке, что пророс в Доме культуры Московского энергетического института, расцвёл цветок под названием «Ария»…

Назад: Часть 1. Московское высшее техническое училище имени Н. Э. Баумана (МВТУ)
Дальше: Часть 3. Факультет журналистики Московского Государственного Университета