– Райан, освободи законное место моей дочери.

Я увидела, как Райан вздрогнул, потрясенный отцовской просьбой. Его лицо перекосилось от ярости. Он ненавидел меня, потому что его самый большой страх прямо сейчас воплотился в жизнь.

Потерянная дочь вернулась, чтобы забрать то, что принадлежало ей по праву. Я позволила ему встать лишь для того, чтобы посмотреть, как он справится с этим. Затем подняла руку и сказала:

– Пока Райан может оставаться на своем месте. Я хочу поговорить с вами наедине, отец.

В глазах Аллена, бледно-голубых, как тонкий лед на поверхности пруда, зажглось любопытство. Но, наверное, он ожидал этого, потому что сразу поднялся и подал мне правую руку.

Я поднялась на помост, обошла стол и вложила пальцы в его ладонь. Он вывел меня из зала – вверх по лестнице, по коридору, в котором я еще не была. Мы оказались в его личном крыле, шли сквозь бесконечную череду роскошно обставленных комнат.

Первую из них можно было назвать гостиной, местом встречи знакомых и друзей. В ней пылал огромный камин и стояло несколько кресел, обтянутых овчиной. На стене висел огромный гобелен с изображением оленя в прыжке, из груди которого торчат стрелы. Вокруг было так много звериных голов, что, казалось, они следили за мной, огонь отражался в стеклянных глазах.

– Сядь, дочь, и скажи, что из напитков тебе принести, – произнес Аллена, отпуская мою руку, чтобы подойти к шкафу, на полках которого сверкали бутылки вина, глиняные кувшины эля и семейство золотых кубков.

Я села в ближайшее к огню кресло, дрожа в мокром платье:

– Я не хочу пить.

Я почувствовала на себе его взгляд, но продолжила смотреть в огонь, слушая, как он налил себе выпить. Аллена вернулся ко мне и сел в кресло напротив.

Лишь когда воцарилась тишина, я встретилась с ним взглядом.

– Только посмотри на себя, – прошептал он. – Ты прекрасна, как и твоя мать.

Эти слова разозлили меня.

– Поэтому вы узнали меня?

– Когда ты вошла в королевский зал, я принял тебя за твою мать. Подумал, что она вернулась, чтобы преследовать меня, – ответил он. – Пока ты не посмотрела на меня. Тогда я все понял.

– Гм.

– Ты мне не веришь?

– Нет. Мне нужны доказательства, милорд.

Он положил ногу на ногу и сделал глоток вина, не отрывая от меня пристального взгляда голубых глаз.

– Хорошо. Я могу тебе их предоставить.

– Почему бы вам не начать с рассказа о том, как вы встретили мою мать?

– Твои мать и дед посетили одну из моих охот, восемнадцать лет назад, – начал Аллена голосом гладким как шелк. – За три года до этого у меня умерла жена. Я продолжал оплакивать ее и не мог и представить, что посмотрю на другую женщину, пока не появилась твоя мать.

Мне потребовались все силы, чтобы подавить насмешку и скрыть сарказм. Я держала себя в руках, молчала, позволяя ему говорить.

– Твои мать и дед гостили здесь месяц. За это время я влюбился в нее. Когда она вернулась в Валению, я не знал, что она носит под сердцем ребенка. Мы начали переписываться, и, как только я узнал о тебе, тут же попросил ее вернуться в Мэвану и выйти за меня. Твой дед не позволил этого, считая, что я совратил его дочь.

Мое сердце упало. Все, что он говорил, можно было принять за правду: он упомянул моего деда. Но я все еще молчала и слушала.

– Твоя мать написала мне в день твоего рождения, – продолжил Аллена, – о дочери, долгожданной и желанной. Через три года она перестала писать. Твой дед оказался достаточно учтив, чтобы уведомить меня о ее смерти, сообщить, что ты – не моя и у меня нет на тебя прав. Я терпеливо ждал, пока тебе не исполнилось десять, и написал тебе письмо. Я понимал, что дед тебе его не покажет, но все равно просил тебя приехать ко мне.

В десять лет… дед увез меня в Магналию, чтобы спрятать. Я едва могла дышать…

– Не получив от тебя ответа, я решил нанести ему небольшой визит, – рассказывал дальше Аллена. – В его доме тебя не оказалось. Он не сказал мне, где спрятал тебя. Но я терпеливый человек. Я ждал твоего совершеннолетия, пока тебе не исполнится восемнадцать и ты будешь вольна в своих решениях. Вообрази мое потрясение, когда ты вошла в тронный зал. Я подумал, что ты наконец явилась, чтобы встретиться со мной. Я хотел выступить вперед и признать тебя, но тут с твоих губ сорвалось это имя. – Рука лорда сжала кубок, а ревность и зависть превратили лицо в маску. – Ты сказала, что Мак-Квин – твой отец. Я решил, что ошибся, что глаза обманули меня. Но затем ты назвалась госпожой страсти, и все встало на свои места. Твой дед спрятал тебя, сделав одной из избранных, а Мак-Квин удочерил. Так что я предложил приютить тебя здесь, чтобы лучше узнать и защитить от гнева короля. А затем эта капризная собака укрепила мои подозрения.

– Собака?

– Несси, – пояснил Аллена. – Она всегда ненавидела чужих, но ты сразу понравилась ей, и я вспомнил… Когда твоя мать гостила здесь, много лет назад, одна из моих волчьих гончих не отходила от нее ни на шаг. Это была мать Несси.

Я сглотнула, убеждая себя, что собака не могла знать…

– Зачем же вы позволили мне вернуться к Мак-Квину? – спросила я. Слова слишком долго жгли мою грудь. – Разрешили нам встретиться, лишь для того, чтобы разлучить нас.

Аллена постарался скрыть улыбку, но уголки его губ дернулись, открыв затаенную, злую радость.

– Да. Возможно, это было жестоко, но он хотел уязвить меня. Он пытался – все еще пытается – настроить тебя против меня.

Как же Аллена ошибался. Журден даже не знал, чьей дочерью я была.

Затем я посмотрела на его руку – правую, в которой он держал кубок, – и вспомнила. Этой рукой он убил жену Журдена. Это рука изменника, предавшая их жен и дочерей смерти.

Я встала, гнев и боль сплелись внутри.

– Вы ошиблись, милорд. Я – не ваша дочь.

Я направилась к двери. Слова вырвались у меня из груди, словно стиснутой железными пальцами. Камень Сумерек почувствовал мое состояние и стал греть мне сердце, успокаивая. «Будь храброй», – шептал он, и все равно я едва не бежала от Аллена.

Я почти коснулась ручки двери, когда его голос стрелой пронзил комнату.

– Я не закончил, Бриенна.

При звуке этого имени я замерла. Ноги приросли к полу. Я слышала, как лорд встал и направился в смежную комнату. Его возвращение сопровождалось шелестом бумаг.

– Письма твоей матери, – просто сказал он.

Я развернулась – слова Аллена заставили меня вернуться к креслу, в котором я сидела. Он положил на него огромную связку писем. Я потянулась к ним, к воспоминаниям, оставшимся от моей матери – той, о ком я так тосковала.

Я принялась читать, и мое сердце разбилось. Это была она. Розали Паке. Моя мать. Она любила его, не зная, что он совершил.

В одно из писем был вложен крохотный локон золотисто-каштановых волос. Моих.

«Я назвала нашу дочь Бриенной, в твою честь, Брендан».

Я опустилась на пол, силы оставили меня. Даже имя я получила из-за этого человека – предателя и убийцы. Я подняла глаза. Аллена стоял рядом, наблюдая за тем, как я принимаю правду.

– Чего вы хотите от меня? – прошептала я.

Аллена встал передо мной на колени, обхватил мое лицо ладонями, руками изменника.

– Ты – моя единственная дочь. Я хочу, чтобы ты стала королевой Мэваны.

Мне хотелось и рассмеяться, и заплакать. Я желала, чтобы этого дня никогда не было, хотела сжечь его, как письмо, вычеркнуть из памяти. Но руки лорда крепко держали меня, и мне пришлось смириться с его дикими словами.

– Как же, милорд, вы сделаете меня королевой?

Его глаза потемнели. На секунду я испугалась, что он узнал о Камне у меня на груди. Но мы – не Кавана. Камень Сумерек для нас бесполезен.

– Давным-давно, – прошептал он, – наш предок забрал кое-что, нечто, без чего Мэвана королев не могла существовать. – Большие пальцы погладили меня по щекам, он улыбнулся мне. – Наш Дом много поколений хранил Королевский Канон. Он в этом замке, и мы возродим его, чтобы ты стала королевой, Бриенна.

Дрожа, я закрыла глаза.

Все эти годы Дом Аллена скрывал Королевский Канон и Камень Сумерек. Мой Дом прервал линию королев, заставил магию уснуть, возвел на трон такое чудовище, как Ланнон.

Я должна была отречься от него сразу же, но искушение поселилось в моей груди. Королевский Канон… он был нам необходим. Мы нашли Камень, но не вернули закон.

– Покажите мне Канон, – потребовала я.

Он медленно убрал руки от моего лица, продолжая пристально вглядываться в него.

– Нет – пока не поклянешься мне в верности. Только когда я буду уверен, что ты отринула Мак-Квина.

О, он играл со мной. Манипулировал. Подумав, что он все еще соревнуется с Журденом, я почувствовала презрение. Я была нужна ему, чтобы подчеркнуть его власть.

Я не куплюсь, решила я.

Глубоко вдохнув, я произнесла:

– Дайте мне ночь на размышление, милорд. Я отвечу вам утром.

Ему придется уважать мое желание. Он – мэванец, а мэванцы ценят данное слово. У валенийцев есть манеры и этикет, у мэванцев – клятвы: простые, но надежные слова.

Аллена помог мне подняться, приказал, чтобы в комнату с единорогом принесли горячей воды для ванны, и оставил меня. Я лежала в воде, пока кожа не сморщилась, глядела в огонь, ненавидя собственную кровь. Затем вышла из ванны, надела ночную рубашку, которую мне принесла служанка: все мои вещи остались у Журдена.

Я сидела у огня. Камень в медальоне притаился под теплой шерстяной тканью. Меня одолевали ужасные мысли.

Этим вечером я прибыла в Дамэн, считая, что Аллена с моей помощью мучит Журдена. Однако теперь я знала: я была единственной дочерью этого человека, ланью, прыгавшей сквозь лавровый венок, его кровью.

Он хотел сделать меня королевой.

Я закрыла глаза и попыталась распутать сеть, в которую превратилась моя жизнь.

Чтобы найти Канон, я должна была стать Аллена.

Признав себя Аллена, я либо последую за ним к трону, либо предам его и отвезу Канон в Миствуд.

Не назвавшись Аллена, я не увижу Канона и отправлюсь в Миствуд с Камнем, если Аллена не станет удерживать меня в Дамэне как пленницу.

– Бриенна!

Посмотрев направо, я увидела Картье. Я даже не слышала, как он открыл потайную дверь, настолько погрузилась в мрачные раздумья. Он подошел к моему креслу, опустился на пол и положил руки мне на колени, словно знал, что я охвачена тяжкими мыслями и его прикосновение приведет меня в чувство.

Я смотрела, как отсветы огня играют на его волосах, а потом коснулась их. Картье закрыл глаза, отвечая на мою ласку.

– Аллена – мой отец, – прошептала я.

Картье посмотрел на меня. В его взгляде была такая горечь, словно он чувствовал мою боль.

– Вы знали об этом? – спросила я.

– Нет. Я знал, что твой отец – мэванец, но мне не сообщили его имени.

Я сняла руку с его головы и откинулась в кресле, глядя в потолок:

– Канон у него. Он хочет сделать меня королевой.

Пальцы Картье сжали мои колени. Я посмотрела на него – но лицо моего бывшего наставника было бесстрастным, словно я только что не сказала о предательстве. В его глазах не было ужаса или злобы – лишь синева.

– Картье… что мне делать?

Он встал и придвинул кресло к огню. Сел напротив, чтобы я не могла отвести от него взгляд. Я смотрела, как отблески пламени играли на одной половине его лица, в то время как другая оставалась в тени.

– Четыре месяца назад, – проговорил он, – я был уверен в том, что тебе нужно. Я полюбил тебя так сильно и хотел, чтобы твой выбор удержал тебя рядом со мной, чтобы ты отправилась с Бабино и стала ариалом, как я. Когда лето кончилось, я вернулся и обнаружил, что ты исчезла… И тогда я понял, что не могу удержать тебя, что ты сама принимаешь решения. Только тогда я нашел тебя вновь, самым чудесным образом.

Картье замолчал, не отводя от меня взгляда.

– Я не могу выбирать за тебя, – наконец произнес он. – Решать тебе, Бриенна. Но, что бы ты ни выбрала, обещаю, я пойду за тобой, даже во тьму.

Он поднялся. Его пальцы коснулись моих волос, скользнули по щеке к подбородку – уверением, клятвой.

«Я пойду за тобой».

– Ты знаешь, где меня искать, – прошептал он и ушел, прежде чем я снова смогла дышать.

Всю ночь я боролась с собой, потому что мое сердце раскололось надвое. Кого из отцов я должна предать? Того, с которым связана страстью? А может, другого – кровного? Ненавидит ли меня теперь Журден, зная, чья я дочь? Иногда мне казалось, что мой отец-покровитель будет любить меня и заботиться обо мне, но он уже никогда не взглянет на меня так, как прежде, теперь, когда открылась истина.

Я была дочерью человека, который разрушил его жизнь.

Я боролась с собой всю ночь… Ходила по комнате, изнемогая от сомнений и мук. Но, когда лавандовый свет зари заструился в окна и утро прокралось ко мне в комнату, я наконец сделала выбор.