Глава 17. Урок фехтования
Как приветствовали мэванскую королеву?
Я не знала, так что вспомнила о своем валенийском воспитании и сделала реверанс. Мое сердце колотилось как безумное.
– Я слышала о тебе так много чудесного, Амадина, – улыбнулась Изольт. Ее руки потянулись к моим, когда я выпрямилась.
Наши пальцы сплелись, бледные и холодные – королевы и госпожи страсти. На секунду я вообразила, что она – моя сестра. Мы стояли в полной мужчин комнате, дочери Мэваны, выросшие в Валении.
В этот миг я поклялась сделать все, чтобы она заняла трон.
– Леди королева, – проговорила я с улыбкой, зная, что мэванцы не утруждают себя обращениями «высочество» и «величество», – большая честь… познакомиться с вами.
– Пожалуйста, зови меня Изольт, – попросила она, чуть сжав мои пальцы, прежде чем отпустить. – И сядь рядом со мной за ужином.
Я кивнула и опустилась на стул рядом с ней. Мужчины заняли места вокруг. Разлили эль, на столе расставили блюда. И вновь я удивилась мэванским обычаям. Привычной перемены блюд не было. Их передавали по кругу, чтобы мы сразу могли наполнить тарелки чем угодно. Это был необычный, домашний и естественный ужин.
Я ела, слушала разговоры мужчин и поражалась, как умело они скрывают акцент, какими валенийцами кажутся. Затем я расслышала в голосах нотки их маскируемого наследия, грубость, проскальзывающую в интонациях Журдена. Увидела, как Лоран достал кинжал из камзола, чтобы нарезать мясо, вместо того чтобы воспользоваться ножом.
Несмотря на мэванский дух, витавший над столом, я не могла не заметить одного: Изольт и Люк сидели прямо, правильно держа ножи и вилки. Они родились в Мэване, но были очень молоды, когда бежали вместе с отцами. Валения, с ее страстью, изяществом и этикетом, стала всем, что они знали.
Подумав об этом, я заметила кинжал на боку Изольт, почти скрытый складками простого платья. Почувствовав мой взгляд, она посмотрела на меня и улыбнулась поверх кубка, собираясь сделать глоток.
– Тебе нравятся клинки, Амадина?
– Никогда не держала ни одного в руках, – призналась я. – А тебе?
Мужчины были слишком увлечены беседой, чтобы услышать нас, но Изольт все равно понизила голос и ответила:
– Конечно. Мой отец требовал, чтобы я училась фехтовать с ранних лет.
Я помедлила, не уверенная, можно ли попросить ее о таком одолжении. Словно прочитав мои мысли, Изольт предложила:
– Хочешь научиться? Могу дать тебе несколько уроков.
– С удовольствием, – ответила я, чувствуя, как по нам скользит взгляд Люка, словно он догадался, что мы строим планы без него.
– Приходи завтра, в полдень, – прошептала Изольт и подмигнула, тоже ощутив любопытство Люка. – И оставь брата дома, – громко добавила она, чтобы поддразнить его.
– Что это вы обе задумали? – протянул тот. – Засесть за вышивку и вязание?
– Как ты догадался, Люк? – невинно улыбнулась Изольт, возвращаясь к ужину.
Этим вечером мы не обсуждали стратегию возвращения трона. Это было воссоединение, затишье перед бурей. Лораны – Кавана не спрашивали меня ни о воспоминаниях, ни о Камне, хотя я чувствовала, что им известна каждая деталь. Всякий раз, когда Изольт смотрела на меня, я видела рой вопросов в ее глазах. Я должна была отыскать Камень ее предков, повесить его ей на шею и вернуть ей магию.
Только об этом я и думала, когда мы собирались уходить, прощаясь с Лоранами в прихожей.
– Увидимся завтра, – прошептала Изольт, заключив меня в объятия.
Я гадала, смогу ли обнять ее, будущую королеву. Касаться королей – не по-валенийски. Но лучшего момента, чтобы отбросить наследие матери, не существовало.
– Завтра, – кивнула я и, попрощавшись, вышла в ночь за Журденом и Люком.
* * *
На следующий день я вернулась к Лоранам за несколько минут до полудня. Люк следовал за мной по пятам.
– Я не против, – объяснял мой брат, пока мы стояли у двери. Я тронула колокольчик. – Но, думаю, нам лучше заняться другими вещами, а?
Я сказала ему об уроке фехтования, но не о своем настоящем мотиве – убедить Журдена, что смогу за себя постоять, чтобы он отправил меня в Мэвану, на поиски Камня.
– Амадина, – настаивал Люк, ожидая ответа.
– А? – лениво откликнулась я, явно его этим раздражая. Изольт открыла дверь.
– Прошу, входите, – встретила нас она, впуская внутрь.
Первое, что я заметила: на ней были полотняная рубашка с длинными рукавами и бриджи. Я никогда не видела, чтобы женщина носила штаны или выглядела в них так естественно. Мне стало завидно, что она может двигаться так свободно, в то время как я должна путаться в водопаде юбок.
Люк повесил свой плащ страсти, и мы пошли за ней по коридору к темной прихожей – комнате с каменным полом, створчатыми окнами и огромным дубовым сундуком. На его крышке лежали два длинных деревянных меча, Изольт подняла их.
– Должна признаться, – проговорила королева, сдувая прядь медных волос с лица, – я была ученицей, а не учителем.
Я улыбнулась и взяла поцарапанный учебный меч у нее из рук:
– Не беспокойся. Я хорошая ученица.
Изольт улыбнулась в ответ и открыла заднюю дверь. Она выходила на квадратный двор, огражденный кирпичными стенами. Наверху переплетались деревянные балки, по ним струились лозы винограда. Место было уединенным, лишь несколько солнечных зайчиков льнули к утоптанной земле.
Люк перевернул ведро и сел у стены. Я подошла к Изольт, стоявшей в центре двора.
– У меча три главные задачи, – начала она, – резать, колоть и защищать.
Так начался мой первый урок. Она научила меня, как браться за рукоять. Потом показала четырнадцать основных стоек: среднюю, высокую, низкую, прямой и обратный хват. Мы отрабатывали обратный левый хват, когда пришла экономка с подносом, на котором лежали сыр, виноград и хлеб вместе с фляжкой травяного чая. Я даже не заметила, как пролетели часы, быстрые и жаркие, и что Люк уснул, прислонившись к стене.
– Сделаем перерыв, – предложила Изольт, стирая пот со лба.
Люк, вздрогнув, проснулся и, пока мы подходили, стер слюну, набежавшую в уголке рта.
Мы сели втроем на землю, поставив поднос посередине. Передавая фляжку по кругу, ели и остывали в тени. Люк и Изольт поддразнивали друг друга как старые знакомые, и я задумалась: каким было их детство в Валении, особенно у Изольт, когда отец сказал ей, кто она такая и что ее судьба – вернуть себе трон?
– Дукат за твои мысли, – окликнул меня Люк, бросив монетку, которую достал из кармана.
Я автоматически поймала ее и призналась:
– Я думала о том, как вы росли здесь, насколько это было, наверное, трудно.
– Ну, – протянул Люк, кидая виноградину в рот, – пожалуй, мы с Изольт – настоящие валенийцы. Мы унаследовали ваши традиции, вашу вежливость и ничего не помним о Мэване.
– Хотя наши отцы не дали нам совсем забыть о ней, – возразила королева, – мы знаем, какой там воздух, какая земля, какой говор, чего стоят мэванские лошади, хотя никогда не ездили на них.
Воцарилось непринужденное молчание, каждый в последний раз глотнул из фляжки.
– Я слышала, ты мэванка по отцу, – обратилась ко мне Изольт. – Значит, ты похожа на нас с Люком. Выросла здесь, любишь эту землю, принимаешь свою валенийскую часть. Но есть и другая, которой ты не узнаешь, пока не пересечешь канал.
Люк согласно кивнул.
– Иногда я представляю, что время, проведенное здесь, – всего лишь сон, – продолжила королева, глядя на вылезшую из рукава нитку. – И, когда мы вернем наши попранные земли, окажемся среди верных нам людей… наконец проснемся.
Мы снова замолчали, каждый погрузился в собственные мысли, фантазируя, какой предстанет нам Мэвана. Изольт прервала эти грезы – стряхнув крошки с рубашки, похлопала меня по колену.
– Отлично. Давай разберем еще одну стойку и закончим, – предложила она, увлекая меня в центр двора. Мы взяли мечи, Люк лениво жевал краюшку хлеба, посматривая на нас из-под полуприкрытых век. – Это ближний левый хват и…
Я подняла учебный меч, повторяя ее стойку. Почувствовала деревянную рукоять в своих вспотевших ладонях и боль, пульсировавшую в спине. А затем Изольт неожиданно бросилась на меня. Ее учебный меч из деревянного стал стальным, алчущим моей крови. Я отшатнулась, живот свело от страха. Оступившись, я услышала раздраженный мужской голос:
– Левый хват, Тристан. Не ближний левый.
Я больше не стояла на закрытом дворе с Изольт. Небо надо мной было облачным и грозило дождем. Холодный ветер налетал порывами, в воздухе пахло костром, листьями и стылой землей. Рядом стоял он – наставив на меня меч и крича как на собаку. Высокий, темноволосый, молодой. Еще юноша, а не мужчина, о чем свидетельствовала редкая щетина на подбородке.
– Тристан! Что ты делаешь? Вставай!
Он обращался ко мне, направив на меня острие меча. Теперь я поняла, почему он так разозлился, – я оступилась и упала в траву, моя спина болела, в ушах звенело, учебный меч валялся рядом.
Я потянулась за ним, деревянным и исцарапанным, и заметила свои руки: чужие и неловкие, принадлежащие десятилетнему мальчику. Под ногтями чернела грязь, на тыльной стороне правой кисти воспалилась длинная царапина, словно не хотевшая заживать.
– Вставай, Тристан! – раздраженно закричал юноша. Он взял Тристана – меня – за шкирку и рывком поднял. Неуклюжие ноги пнули воздух, прежде чем найти землю. – Силы небесные! Ты хочешь, чтобы Па это увидел? Глядя на тебя, он захочет, чтобы ты родился девчонкой.
В горле Тристана застыл ком. Его щеки пылали от стыда, когда он поднял меч и встал перед старшим братом. Оран всегда знал, что сделать, чтобы он почувствовал себя ничтожным и слабым. Второй сын, который никогда ничего не унаследует и не получит.
– Сколько раз еще ты будешь ошибаться? – продолжал Оран. – Ты понимаешь, что я мог разрубить тебя на куски?
Тристан кивнул, в груди кипели злые слова. Но он сдержал их, оставил пчел гудеть в улье, зная, что, если он осмелится ответить, Оран ударит его, услышав хоть каплю дерзости в голосе.
Это был один из дней, когда Тристан отчаянно желал родиться Кавана. Владей он магией, он бы разбил брата на куски, как зеркало, превратил бы в дерево или в реку. Простая фантазия, невозможная из-за крови Аллена, заставила Тристана улыбнуться.
Конечно, Оран заметил.
– Сотри это со своего лица, – ухмыльнулся старший брат. – Давай сражайся как королева.
Гнев вскипел, темный и обжигающий. Тристан не думал, что сможет и дальше сдерживать его, – от этого его сердце словно гнило изнутри. Он занял среднюю стойку, как учил его Оран: нейтральную, способную перейти в защиту или нападение. Нечестно, что Тристану все еще полагался деревянный меч, детский, тогда как Оран, лишь четырьмя годами старше, держал настоящий.
Дерево против стали.
Жизнь была несправедлива, все оказывалось против него. Теперь Тристан отчаянно хотел быть в замке, в библиотеке, с наставником, изучая историю, правление королев и литературу или отыскивая секретные ходы и тайные двери. Ему никогда не нравились мечи.
– Давай, червяк, – поддразнил Оран.
Тристан с криком рванулся вперед, учебный меч прочертил в воздухе дугу, столкнулся со сталью и застрял. Оран легко выбил его из рук младшего брата. Тристан оступился и внезапно почувствовал что-то горячее, влажное и липкое у себя на щеке.
– Надеюсь, у тебя будет шрам, – проговорил Оран наконец, снимая деревянный меч Тристана со своего лезвия. – Так ты хотя бы чуть-чуть будешь походить на мужчину.
Тристан посмотрел, как брат швырнул его учебный меч в траву, и коснулся пальцами щеки. Их заливала кровь. Длинный, жуткий порез рассек скулу. Оран ранил его нарочно.
– Хочешь заплакать? – издевался брат.
Тристан развернулся и побежал. Не к замку, что высился на вершине холма, как темное облако, пятнавшее землю. Он бежал мимо конюшен, гильдии ткачей и пивной – туда, где в ожидании раскинулся густой зеленый лес. Он слышал, как Оран гнался за ним, крича:
– Тристан! Тристан, стой!
Он вбежал под сень деревьев, петляя между стволов, прыгая, словно заяц или олень у него на гербе, давая лесу сомкнуться за ним, защитить его.
Но Оран не отставал, он всегда был быстрым. Старший брат раздраженно ломал ветви, продираясь через сосны, ольху, осины и пекан. Тристан слышал, что Оран догоняет его. Ловко перепрыгнув через ручеек, он метнулся в заросли и наконец оказался у старого дуба.
Он нашел его прошлым летом, когда сбежал от еще одного жестокого урока Орана. Тристан быстро вскарабкался на дерево, так высоко, как только мог. С приходом осени листьев стало меньше.
Оран выбежал на поляну и остановился под раскидистыми ветвями, задыхаясь. Тристан все еще сидел на облюбованной им ветви, наблюдая, как старший брат обошел дуб. Затем он поднял глаза на крону, прищурившись.
– Спускайся, Трис.
Тристан замер, словно был просто птичкой в родном гнезде.
– Спускайся. Немедленно.
Он не двигался. Не дышал.
Оран вздохнул, провел руками по волосам. Облокотился на ствол и стал ждать.
– Послушай, мне жаль, что я рассек тебе щеку. Я не хотел.
Конечно, хотел. Он всегда делал то, что хотел.
– Я просто пытался научить тебя, как мог, – продолжил Оран. – Как меня учил Па.
Тристан помрачнел. Он и представить не мог, чтобы Па занимался с ним. После смерти матери их отец стал жестоким, злобным и желчным. Ни жены, ни дочерей, лишь два сына: один безнадежно старался походить на него, другому было плевать.
– Спускайся, и мы украдем с кухни медовый пирог, – пообещал Оран.
О, Тристана всегда просто было подкупить сладостями. Они напоминали ему о счастливых днях, когда мать была жива, замок заполняли ее смех и цветы, они с Ораном еще играли вместе, а Па рассказывал истории об отважных мэванцах, сидя у очага.
Он медленно слез, спрыгнув на землю прямо перед Ораном. Старший брат хмыкнул, стер кровь с щеки Тристана.
– Приведи ее в чувство.
Губы Орана двигались, но это были чужие слова, чужой голос. Тристан хмурился, когда рука брата поблекла, растаяв, а сам он превратился в вихрь пылинок…
– Амадина! Амадина, очнись!
Деревья начали кровоточить, цвета стекали с них, словно краски – с пергамента.
Я не понимала, что глаза у меня закрыты, пока не распахнула их, увидев над собой пару взволнованных лиц. Люк. Изольт.
– Святые угодники, ты в порядке? – взволнованно спросила королева. – Я не сделала тебе больно?
Мне потребовалось время, чтобы вернуться в настоящее. Я лежала на земле, волосы рассыпались вокруг головы, деревянный меч валялся рядом. Люк и Изольт нависли надо мной точно две наседки.
– Что случилось? – хрипло спросила я, словно пыль веков запорошила мне горло.
– Кажется, ты потеряла сознание, – нахмурившись, ответил Люк. – Может, из-за жары?
Я обдумала этот вариант. Раньше со мной никогда такое не случалось, и мысль о том, что видения могут вызвать обморок, встревожила меня, но затем я вспомнила, что именно увидела, и новое воспоминание присоединилось к прежним.
Улыбка скользнула по моим губам. Я все еще ощущала привкус грязи и пота, когда потянулась к моим друзьям. Люк взял меня за правую руку, Изольт – за левую. И тогда я сказала:
– Я точно знаю, где Камень.