– Тебе нужно новое имя.

Я ехала в его карете уже час. Медленно занимался день, когда Альдерик Журден наконец заговорил со мной. Я сидела напротив него, спина ныла от тряски на ухабах.

– Хорошо, – кивнула я.

– Бриенна звучит очень по-мэвански, а твое имя должно быть истинно валенийским. – Журден помедлил и спросил: – У тебя есть предпочтения?

Я покачала головой. Прошлой ночью я спала лишь пару часов, голова болела, а сердце словно застыло в груди. Я могла думать лишь о Вдове, вышедшей во двор, чтобы пожелать мне доброго пути, о ее пальцах, коснувшихся моей щеки.

Не беспокойся о Картье. Он все поймет, когда придет время. Я постараюсь его успокоить…

– Бриенна!

Я очнулась от грез:

– Выбирайте, мсье.

Он потер челюсть, неосознанно поглаживая шрам, и поглядел на меня.

– Как насчет Амадины?

Мне понравилось. Но я не знала, как заставить себя откликаться не только на Журден, но и на Амадину. Казалось, я пыталась втиснуться в слишком узкое платье, растянуть ткань, пока она не сядет как следует: предстояло лишиться прежнего «Я», распустив пару швов.

– Ты довольна? – настаивал он.

– Да, мсье.

– Еще одно. Не зови меня мсье. Я твой отец.

– Да… отец. – Слово сорвалось у меня с языка как мраморный шарик, непривычное и тревожное.

Еще полчаса мы ехали молча. Я смотрела в окно. Зеленые холмы сменялись полями пшеницы: мы ехали на запад. Это была тихая, сельская часть Валении. По пути нам встретилось лишь несколько простых каменных домов – жилищ одиноких фермеров и мельников.

– Зачем вам это? – спросила я, прежде чем задумалась над уместностью вопроса. Я посмотрела на Журдена. Он с тихим любопытством наблюдал за мной. – Для чего вам бунтовать против короля, который убьет вас, если узнает о ваших планах?

– А тебе зачем?

– Я первая спросила, отец.

Он отвел взгляд, подбирая слова. Затем снова посмотрел на меня. Его глаза потемнели.

– Я повидал достаточно зверств Ланнона на своем веку. Теперь хочу видеть его гибель.

Он ненавидел короля. Но почему? Вот что я хотела узнать. Чему Альдерик Журден был свидетелем, что именно вызвало столь сильный гнев?

Может, мы и стали отцом и дочерью, но он не спешил раскрывать свои тайны.

– Многие скажут, что это не касается дел Валении, – заметила я, пытаясь вытянуть из него побольше.

– Неужели? – усомнился Журден. – Разве не наш славный король Рено Первый посадил предков Ланнона на трон в 1430 году?

Я размышляла над его словами, не уверенная, стоит ли спорить о прошлом влиянии Валении, и решила сменить тему:

– Так мы… сможем лишить Ланнона власти с помощью Камня Сумерек?

– Да.

– А как же Королевский Канон?

Журден фыркнул:

– У тебя был хороший учитель.

– Неужели Камня достаточно? Разве не нужен еще и закон?

Он откинулся назад, положив руки на колени.

– Конечно, он тоже нужен. Когда магия вернется и Ланнон падет, мы восстановим Канон.

– И где, как вы думаете, находится оригинал?

Он не ответил, просто покачал головой, словно постоянные размышления об этом уже утомили его.

– Теперь твой черед отвечать. Зачем тебе это, госпожа Науки?

Я посмотрела на свои пальцы, сплетенные на коленях.

– Однажды я увидела портрет Лиадан Кавана, первой королевы. – Я снова встретилась взглядом со своим покровителем. – С тех пор мне хотелось, чтобы королева восстала и забрала то, что ее по праву.

Журден улыбнулся:

– По отцу ты мэванка. Это твоя северная кровь хочет склониться перед королевой.

Я задумалась над его словами. Мы молчали еще полчаса, пока у меня с губ не сорвался новый вопрос:

– Чем вы занимаетесь?

Журден уселся удобнее и наградил меня тенью улыбки.

– Я адвокат, – начал он. – У меня дом в Бомоне, маленьком приречном городке, где делают лучшее вино в Валении. Я вдовец, но живу с сыном.

– У вас есть сын?

– Да, Люк.

Значит, у меня есть еще и брат? Я поднесла руку к шее, нащупав цепочку от кулона, подаренного Картье, словно это был якорь или талисман, придающий отваги.

– Не волнуйся, – прервал мои мысли Журден, – он тебе понравится. Он… совсем на меня не похож.

Если бы я чувствовала себя более уверенно, то поддразнила бы Журдена из-за этого странного комментария. Но мой покровитель все еще оставался чужаком, и я могла только гадать, сколько времени мне потребуется, чтобы свыкнуться с новой жизнью. Я подумала, как все это далеко от обычного покровительства, и решила, что мне нельзя расслабляться.

– А теперь, – проронил Журден, вновь обрывая мои грезы, – нужно продумать твою историю. Никто не знает, что ты прибыла из Магналии.

– Что вы предлагаете?

Мой покровитель фыркнул и посмотрел в окно.

– Ты пестовала страсть к Науке под руководством госпожи Софии Бельроуз из Дома Огюстен, – начал он.

– Дома Огюстен?

– Ты о нем слышала?

Я отрицательно покачала головой.

– Хорошо. Он расположен в глуши и неизвестен тем, кто дерзнет проявить любопытство. – Журден нахмурился, словно все еще сплетал мою историю, и добавил: – Дом Огюстен – чисто женское заведение, у него десятилетняя программа изучения всех пяти страстей. Тебя приняли в Дом в возрасте семи лет, выбрали из сирот приюта Падрэг за острый ум.

– Где находится Дом Огюстен?

– На юго-западе, в восьмидесяти милях от Теофиля, в провинции Назер.

Вновь повисло молчание – каждый погрузился в свои мысли. Я потеряла счет времени. Сколько уже мы в дороге? Как долго еще ехать?

Журден откашлялся.

– Теперь твоя очередь придумывать историю, – предложил он.

Я настороженно встретила его взгляд.

– Нужно правдоподобное объяснение, почему у тебя нет плаща. Ведь ты – моя приемная дочь, принятая в семью Журден как госпожа Науки.

Я выдохнула, опустила плечи и сгорбилась. Он был прав. Нужно было что-то придумать. Это требовало фантазии и уверенности: господа страсти никогда не теряют плащи, не появляются без них на публике и берегут их, как мифический дракон – свое золото.

– Не забывай, – вздохнул Журден, видя, как у меня на лбу проступает морщинка, – что можно легко запутаться в собственной лжи. Если будешь держаться правды настолько близко, насколько это возможно, она послужит тебе маяком и избавит от неприятностей.

Прежде чем я открыла рот, кучер затормозил так резко, что мы едва не слетели со скамеек.

Распахнув глаза, я взглянула на Журдена. Он выглянул в окно. Что бы ему ни довелось там увидеть, он сопроводил это ругательством, которого я от него еще не слышала. Наша карета встала.

– Оставайся на месте, Амадина, – приказал Журден, поглаживая перед камзола. Он потянулся к двери, но она распахнулась раньше. На нас уставилось узкое, землистого цвета лицо.

– Вон! Оба! – рявкнул мужчина.

Я позволила Журдену взять меня за руку и вывести из кареты. Мое сердце отчаянно билось. Я стояла на грязной дороге, Журден заслонил меня собой. Выглянув из-за его плеча, я увидела нашего кучера, Жан-Давида. К его горлу приставил нож грязный разбойник с волосами цвета гнилого мяса.

Всего их было трое. Первый держал Жан-Давида, второй кружил вокруг нас, третий рылся в моем кедровом сундуке.

– Святые мощи, здесь только чертовы книги, – вырвалось у бритоголового разбойника со шрамом через лицо. Я содрогнулась. Он швырял их на дорогу одну за другой, страницы негодующе шелестели, опускаясь в грязь.

– Ищи лучше, – бросил их главарь, человек с землистым лицом, еще раз обходя нас с Журденом. Я пыталась стать маленькой и незаметной, но вор схватил меня, дернув за локоть.

– Не трогай ее, – предупредил Журден. Его голос был холодным и ровным, как мрамор. Думаю, это напугало меня больше, чем ограбление.

– Она слишком юна для тебя. – Главарь грязно усмехнулся и оттащил меня от покровителя. Я попыталась вырваться из его пальцев. Чтобы меня утихомирить, он приставил нож к животу Журдена. – Не дергайтесь, мадемуазель, – иначе я выпущу кишки вашему мужу.

– Это моя дочь. – Журден казался совершенно спокойным, но я увидела в его глазах искру ярости – блеск клинка на точильном камне. Этим взглядом он хотел мне что-то сказать, но я не понимала, что именно.

– Приятно познакомиться, – ухмыльнулся вор, бесстыдно раздевая меня глазами. Наконец он заметил мое ожерелье. – О, что это у нас тут?

Разбойник приставил острие кинжала мне к горлу и уколол достаточно сильно, чтобы выступила кровь. Я задрожала, не в силах сдержать страх, пока его лезвие скользило по моей шее, размазывая кровь и опускаясь к кулону Картье.

– М-м-м. – Он сорвал его. Я ахнула, когда цепочка врезалась мне в шею, и кулон оказался у мерзавца. Именно этого и ждал Журден.

Мой покровитель метнулся вперед словно тень, в его руке блеснуло лезвие. Я не знала, откуда взялся кинжал, и застыла на месте, когда Журден ударил бандита в спину, прямо в почку, а затем перерезал ему горло. Кровь оросила его лицо, и вор упал у моих ног. Я отшатнулась, а Журден бросился ко второму, тому, что испортил все мои книги. Я не хотела смотреть, но не могла отвести глаза и поэтому видела, как легко мой покровитель убивает его, стараясь не запачкать мои книги алым. Жан-Давид боролся с третьим, по дороге разлились крики и кровь.

Все кончилось быстро. Кажется, я не дышала, пока Журден не убрал кинжал во внутренний карман камзола и не шагнул ко мне, запачканный кровью. Он наклонился и вырвал мой кулон из похожей на лапу руки бандита, холодной как смерть. Большим пальцем Журден стер с него капли крови.

– Я куплю тебе новую цепочку, когда приедем домой, – пообещал он, протягивая мне кулон.

Я молча взяла украшение, но заметила, как удивленно поднялись его брови. Журден увидел цветок караганы: он знал, что это мэванский символ.

Я не хотела, чтобы он спрашивал, где я взяла кулон. В то же время мне не хотелось, чтобы он думал, что это – подарок кого-то из Дома Аллена.

– Мне подарил его мой господин, – хрипло проговорила я, – из-за моего происхождения.

Журден кивнул, а затем пинком спихнул тело с дороги.

– Амадина, быстро подбери свои вещи. Жан-Давид, помоги с трупами.

Я двигалась как девяностолетняя старуха, слабая и больная, но всякий раз, поднимая книгу с земли, чувствовала, что потрясение в душе сменяется гневом, кипящей, опасной яростью, пеплом оседающей на моем языке. Я стирала грязь со страниц и складывала книги в сундук, пока Журден и Жан-Давид сбрасывали тела с дороги, с глаз долой.

К тому времени, когда я закончила, мужчины сменили рубашки и камзолы, смыли кровь с рук и лиц. Я захлопнула свой кедровый сундук и посмотрела на Журдена. Он ждал меня у открытой двери кареты.

Я подошла к нему, изучая его чисто выбритое лицо, ухоженные волосы, заплетенные в аристократическую косу. Он выглядел таким надежным и утонченным, в то же время не колеблясь прикончив воров. И двигался так, словно убивал не раз. Кинжал у него в руке казался ее продолжением.

– Кто вы? – прошептала я.

– Альдерик Журден, – ответил он, протягивая мне платок, чтобы я могла стереть кровь с шеи.

Конечно. Вне себя от раздражения, я взяла сложенную ткань и села в карету, большим пальцем поглаживая кулон. Когда Журден забрался следом и закрыл дверь, я могла думать лишь об одном.

Чьей же дочерью я стала?

Остаток дня прошел без приключений. Мы ехали быстро и добрались до маленького городка на берегу реки Кристель, когда солнце опустилось за кроны деревьев. Жан-Давид направился с каретой и лошадьми в городские конюшни, а я последовала за Журденом на выбранный им постоялый двор. Нас встретил запах жареной дичи и разбавленного вина, успевший пропитать мои волосы и платье, пока мы нашли стол в углу. В зале сидело еще несколько компаний: в основном путешественники с обветренными, загорелыми лицами, люди, не удостоившие нас вторым взглядом.

– Надо будет купить тебе новые платья, – решил Журден, когда служанка принесла нам бутылку вина и два деревянных кубка.

Я смотрела, как он разливает вино, и алая струйка напомнила мне о крови.

– Вы уже убивали.

Журден застыл, словно этими словами я набросила на него сеть. Поставил бутылку, придвинул ко мне кубок и не стал отвечать. Я смотрела, как он пил, отсветы огня бросали на его лицо длинные тени.

– Те воры, несомненно, были злодеями, но в Валении существует закон, – прошептала я. – За такие преступления предстают перед судом. Думаю, вы должны это знать, ведь вы адвокат.

Он наградил меня предостерегающим взглядом. Я поджала губы: служанка принесла нам зерновой хлеб, круг сыра и две плашки с тушеным мясом.

Только когда она вернулась в кухню, Журден вновь обратил на меня внимание. С пугающей аккуратностью поставил свой кубок на стол и проговорил:

– Они хотели убить нас, зарезать Жан-Давида, меня, а с тобой сперва позабавиться. Если бы я их только ранил, они бы не отстали. Объясни еще раз, почему тебя расстраивает то, что мы выжили?

– Я лишь говорю, что вы поступили по-мэвански, – качнула головой я. – Око за око. Зуб за зуб. Сначала – смерть, потом – суд.

Я подняла кубок и отхлебнула вина.

– Сравниваешь меня с ним? – Это «с ним», скорее всего, относилось к королю Ланнону. Я услышала ненависть в голосе Журдена и возмущение, что посмела мысленно связать их.

– Нет, – возразила я, – просто думаю…

– О чем?

Я забарабанила пальцами по столешнице, оттягивая миг ответа.

– Возможно, вы только кажетесь валенийцем.

Он наклонился вперед и резко процедил:

– Для таких разговоров будут и место, и время. Но не на этом постоялом дворе.

Я ощетинилась и уже хотела ему ответить. Я не привыкла к родительским поучениям и продолжила бы разговор, не сядь Жан-Давид к нам за стол.

Кажется, с самого утра я не слышала от кучера ни единого слова, но, похоже, он и Журден могли общаться с помощью жестов и взглядов. Они принялись за еду, поддерживая безмолвную беседу, словно меня не было рядом с ними.

Это меня злило, пока я не поняла, что могу пока полностью сосредоточиться на собственных мыслях.

Журден выглядел и говорил как валениец.

Я – тоже.

Был ли он жителем двух стран или чистокровным мэванцем, который некогда служил Ланнону и бежал, устав от зверств узурпатора? Я все выясню – это лишь вопрос времени, думала я, доедая тушеное мясо.

Покончив с едой, Жан-Давид резко поднялся. Я смотрела, как он легкой походкой вышел из зала, его черные волосы блестели от масла так, что казались влажными в свете заката. Я поняла, что Журден молча его отпустил.

– Амадина.

Я обернулась, чтобы посмотреть в его спокойные глаза.

– Да?

– Мне жаль, что тебе довелось сегодня это увидеть. Я… понимаю, что ты вела очень уединенную жизнь.

Отчасти это было правдой. Прежде я никогда не видела смерти и столько крови. Однако… книги подготовили меня к жизни куда лучше, чем я ожидала.

– Все хорошо. Спасибо вам за защиту.

– Обо мне ты должна знать одно, – прошептал покровитель, отодвигая пустой кубок. – Если кто-то угрожает моей семье, я убью его без колебаний.

– Но я вам даже не родня, – прошептала в ответ я, удивленная его серьезностью. Я ведь была приемной дочерью всего день.

– Ты – часть моей семьи. И когда воры покусились на твои вещи, швыряли твои книги в грязь, угрожали тебе… я принял меры.

Я не знала, что сказать, и просто смотрела на него. Искры непокорности и раздражения в моей душе гасли. И чем дольше я всматривалась в него, моего отца-покровителя, тем лучше понимала: что-то в прошлом сделало его таким.

– Еще раз прости, что тебе пришлось это увидеть, – повторил он. – Я не хочу, чтобы ты меня боялась.

Я протянула к нему руку. Если мы хотели сделать то, что задумали, нужно было доверять друг другу. Медленно он сплел свои пальцы с моими. Его ладонь была теплой и грубой, моя – холодной и мягкой.

– Я не боюсь вас, – прошептала я, – отец.

Он сжал мои пальцы:

– Амадина.