Глава тридцать первая

Европеец осторожно развязал веревку, готовый поймать Брюса, если тот упадет.

Бред прошел, забрав с собой призраков, и Брюс снова смог ясно мыслить. Но этого было недостаточно. Он должен был знать, был ли он все еще искалечен.

Готовясь к боли, он глубоко вздохнул и перенес весь свой вес на босые ноги.

Накатила волна головокружения, и он слегка пошатнулся, но через мгновение все прошло, и он успокоился. Его ноги казались слабыми и нетвердыми от бездействия, но, по крайней мере, он снова мог на них стоять. Колено все еще беспокоило его, но он не позволит ему остановить себя.

– На сегодня хватит, – с тревогой сказал его смотритель. Он подошел, предлагая помощь. – Вы должны отдохнуть.

Брюс покачал головой. Он уже достаточно отдохнул. Готэм нуждался в нем.

Брюс сделал шаг вперед.

И еще один.

Проходили дни, пока Брюс восстанавливал свое тело. Его смотритель с удивлением наблюдал, как Брюс отжимался от пола своей камеры, работая, пока пот не начинал стекать с его бледного небритого лица. Тяжело дыша, он довел себя до предела – и сверх того. Он все еще испытывал боль в спине, но теперь она была терпимой и со временем уменьшалась. Или так ему хотелось думать.

Он остановился на мгновение, прежде чем попытаться сделать еще пятьдесят повторов.

Европеец сидел на скамейке в нескольких футах от него. Он смотрел на Брюса с озадаченным выражением лица.

– Зачем ты постепенно увеличиваешь интенсивность?

Брюс снова поднялся с пола.

– Я не собираюсь здесь умирать.

Дряхлый телевизор работал фоном. Под заголовком последних новостей было написано: «ОСАДА ГОТЭМА: ДЕНЬ 84».

– Здесь? Там? – Пожилой заключенный указал на экран телевизора. – Какая разница?

Брюс проигнорировал фаталистическое отношение человека. Это был бы разъедающий душу разговор. Он не мог позволить своему духу ослабнуть хоть на мгновение. Ему было над чем работать.

Поэтому, он начал подгонять себя все сильнее.

Наконец пришло время взобраться на солнце.

Брюс вышел из своей камеры и вышел к основанию колоссального ствола, который вел к поверхности. Посмотрев вниз, он увидел, что на дне ямы ждал большой водоем с застойной зеленой водой. Маслянистая пена плыла по его поверхности. Заключенные переходили воду вброд, уровень которой оказалась недостаточно высоким, чтобы смягчить падение, по крайней мере, с большой высоты.

Он поднял взгляд. Он собирался идти вверх, а не вниз.

Татуированный заключенный обернул страховочную веревку вокруг груди Брюса, как сделал то же самое несколько месяцев назад для того силача. Толпа любопытных заключенных собралась посмотреть, среди них был и европеец. Деньги переходили из рук в руки, пока заключенные делали ставки на то, как высоко сможет забраться Брюс. Он смотрел на далекий солнечный свет в сотнях футов над головой. Затем подошел к стене.

«Если Бэйн смог это сделать, то и я смогу».

Он нашел первую опору и начал свое восхождение. Скалолазанием его было не удивить, хотя он понял, что не отказался бы от высококачественных крюков-кошек или даже крепких бронзовых шипов на перчатках Бэтмена. Он медленно поднимался, сохраняя свои силы для более трудных испытаний, с которыми столкнется дальше. Снизу доносились возбужденные голоса, пока толпа наблюдала за его восхождением.

Пение началось заново.

Подъем становился все более трудным, так как выпуклости становились все менее частыми, а промежутки между разрушающимися выступами увеличивались. Боль пульсировала вдоль его позвоночника, но Брюс отодвинул ее в сторону. Боль, с которой он мог справиться. Все, что имело значение, это выбраться из этой ямы – и вернуться в Готэм.

Наконец, он достиг обрыва, который победил силача. Он стоял на краю уступа, глядя на следующую каменную полку, которая была по крайней мере в двенадцати футах от него. Будь он в Готэме, он использовал бы свое работающее на бензине ружье-кошку, но здесь такое вряд ли было возможно. Ему придется совершить прыжок по старинке, как сделал это Бэйн.

Пение заключенных подталкивало его. Он задержался на мгновение, убеждаясь, что страховочный трос надежно закреплен, а затем отступил как можно дальше, чтобы получить некоторое подобие разбега. Его больное колено горело огнем, но он приказал себе не обращать на это внимание.

Он глубоко вздохнул.

«Ну, была не была!».

Он прыгнул к верхнему уступу, вытянув руки как можно дальше. Выгнувшись дугой вверх, он жалел, что у него нет бэт-винга, которое унесло бы его вверх и подальше от ямы. Его вытянутые пальцы коснулись неровного каменного края уступа...

И соскользнули.

Гравитация подхватила его, и он погрузился в мелкий бассейн внизу. Он пролетел, по меньшей мере, сто футов, ускоряясь с каждой секундой, прежде чем веревка жестоко прервала его падение, встряхивая и без того больной позвоночник.

Крик умер за стиснутыми зубами. Его качнуло в сторону твердой каменной стены, и он едва успел отвернуть лицо, удар, ломающий кости, лишил его тело способности дышать. По ребрам будто ударили молотком.

Пение прекратилось, и толпа разошлась, когда развлечение закончилось. Лишь горстка заключенных наблюдала, как татуированный мужчина постепенно опускает свисающее тело обратно в яму. Брюс рухнул на стальную платформу.

Европеец вздохнул, не удивившись исходу восхождения. Слепой доктор внимательно прислушивался, затем отвернулся.

– Я сказал вам, что это невозможно сделать, – сказал европеец. Он помог Брюсу подняться на ноги.

Брюс морщился при каждом шаге, а на ребрах появлялись новые синяки.

– Вы сказали, что ребенку это удалось.

– Не обычному ребенку.

«Вперед,– приказал молча мужчина. – Сейчас».

– Ребенок, рожденный в аду, – сказал седой заключенный. – Ребенок, выкованный страданиями. Закаленный болью.

Он печально покачал головой, глядя на Брюса.

– Не дитя привилегированного класса.

Пораженный, Брюс отступил к своей камере.