Глава двадцать восьмая

Свет заливал зарешеченное окно отдельной камеры Селины. Она растянулась на койке, наслаждаясь солнцем, пока грохот не прервал ее сон.

Раздраженная, она встала и подошла к окну. Затем ее глаза расширились при виде трех машин, похожих на танки, окрашенных в пустынный камуфляж, катящихся к тюрьме. Она не могла не заметить, что машины имели четкое сходство с Бэтмобилем, когда-то использовавшимся неким легендарным Темным рыцарем.

«Это точно не его, – поняла она. – Они недостаточно черные или сексуальные».

Возбужденные крики разбудили весь тюремный блок. С первого дня своего создания Блэкгейт находился под запретом на вход и выход до того момента, как начались все эти взрывы, создающие впечатление землетрясения. Все охранники выглядели явно нервными и более чем напуганными. Она не была уверена, но казалось, что некоторые из них даже не пришли сегодня на работу.

Она гадала, что же случилось.

Пока она смотрела через зарешеченное окно, за стенами тюрьмы собралась толпа. Бригады новостей были уже на месте, когда танки остановились перед воротами. Любопытные граждане смело выходили на улицы, чтобы посмотреть, что происходит. Ее сердце упало, когда Бэйн, одетый в зимнее пальто на меху с поднятым воротником, вышел из впереди идущего танка.

Вина смешалась со страхом, когда она вспомнила, как злобный наемник сокрушил Бэтмена прямо у нее на глазах. Ей вдруг стало жаль, что она вовремя не выбралась из Готэма.

Французская ривьера выглядела все более привлекательно.

Бэйн стоял на танке, его пальто было распахнуто, несмотря на холод. Он повернулся, чтобы обратиться к СМИ. Микрофон в его руке донес его зловещий голос до самой ее камеры. Тишина воцарилась во всем тюремном блоке, когда все остановились послушать. Как заключенные, так и охранники изо всех сил старались услышать его слова.

– За вами находится символ угнетения, – заявил Бэйн. – Тюрьма «Блэкгейт». Где годами томились тысячи человек. В соответствии с «Актом Дента». Именем этого человека.

Он поднял фотографию красивого белокурого героя.

– Харви Дент. Которого представляли вам, и превыше вас, «блистательным примером справедливости и добра».

Холостяцкая квартира Блэйка была маленькой и спартанской. Он не предполагал принимать здесь комиссара полиции, но в эти дни жизнь была полна сюрпризов.

Он рылся в кухонных шкафах в поисках еды, в то время как Гордон отдыхал на комковатой кушетке, которую Блэйк когда-то спас из наркопритона. Он одолжил Гордону одежду, чтобы тот мог сменить больничный халат. Она ему даже подошла, более-менее.

– Мы будем продолжать передвигаться, – сказал Блэйк, – пока вы не окажетесь перед камерой.

Гордон серьезно посмотрел на телевизор, где Бэйн произносил речь перед тюрьмой «Блэкгейт». Маньяк в маске поджег фотографию Харви Дента. Его голос раздался из телевизора.

– Но они дали вам ложного идола, – сказал сумасшедший. – Соломенное чучело, чтобы успокоить вас. Для того, чтобы не дать вам уничтожить этот коррумпированный город...

Закоренелые преступники выглядывали через зарешеченные окна тюрьмы. Они начали издавать хриплые приветственные крики на заднем плане.

– ... и отстроить его заново так, как это должно было быть сделано лет тридцать назад. – Бэйн бросил горящий портрет. Пепел упал на тротуар перед его танком.

– Позвольте мне рассказать вам правду о Харви Денте. Со слов комиссара полиции Готэма Джеймса Гордона.

Блэйк отвернулся от шкафов, задаваясь вопросом, что именно Бэйн пытается сделать. Гордон беспокойно переместился на диван. На экране предводитель наемников развернул мятую бумагу. Он начал читать вслух:

– Правда о Харви Денте проста только в одном отношении – она слишком долго скрывалась. После своих разрушительных ран разум Харви восстановился не больше, чем его изуродованное лицо. Он был сломленным, опасным человеком, а не борцом за справедливость, каким я, Джеймс Гордон, представлял его на протяжении последних восьми лет. Ярость Харви была стихийной. Психопатической.

Он держал мою семью под дулом пистолета, а затем погиб в борьбе за жизнь моего сына. Бэтмен не убивал Харви Дента – он спас моего мальчика.

Блэйк в ужасе уставился на экран. Он не мог поверить в то, что слышал.

– Тогда Бэтмен взял на себя вину за ужасные преступления Харви, чтобы я, к своему стыду, мог скрыть от людей правду об этом падшем идоле.

Гордон опустил лицо на руки.

– Я восхвалял безумца, который пытался убить моего собственного ребенка.

Толпа замолчала, ошеломленная тем, что они услышали, а Бэйн продолжал читать:

– То, что мы делали именем Харви, принесло на наши улицы безопасность, в которой мы так отчаянно нуждались. Но я больше не могу жить со своей ложью. Настало время доверить народу Готэма истину, и мне пора подать в отставку.

Бэйн сложил бумаги и убрал их. Он пристально глядел на потерявшую дар речи толпу, в которой были и репортеры, и местные жители. Охранники и заключенные пристально наблюдали изнутри неприступных каменных стен и башен «Блэкгейта».

Бэйн обратился к толпе:

Сначала никто не ответил, но затем несколько рассерженных людей в задних рядах начали кричать:

Больше голосов подхватили этот крик. Внутри «Блэкгейта» заключенные начали подбадривать еще громче, чем раньше. Они кричали и стучали по решеткам своих камер. Телекамера на короткое время приблизила привлекательное женское лицо в одном из окон. Настороженное выражение лица подсказывало, что она обо всем этом думает.

– Принимаете ли вы отставку всех лжецов? – потребовал Бэйн. – Всех коррупционеров?

– Да! – Хор голосов, как внутри, так и за пределами тюрьмы, был ответом Бэйну. – ДА!

Блэйк отвернулся от телевизора с отвращением. Он обвиняюще уставился на Гордона, который молча сидел на диване. Выражение вины на его лице было тем доказательством, в котором нуждался детектив. Его собственное лицо ожесточилось.

– Этим людям, запертым в Блэкгейте на восемь лет, было отказано в условно-досрочном освобождении в соответствии с «Актом Дента», – прямо сказал он. – Подозреваемых задерживали на неопределенный срок без суда и следствия. На основании лжи.

– Лжи, которая позволила сохранить город, не дать ему сгореть дотла. – Гордон посмотрел на него. Он будто пытался убедить самого себя. – Готэму нужен герой, кто- то, в кого можно верить.

– Но не так, как прямо сейчас, – резко сказал Блэйк. – А вы предали все, что отстаивали.

Гордон печально посмотрел на молодого человека:

– Наступает момент, когда система подводит тебя. Когда законы больше не являются оружием, они – оковы, позволяющие преступникам уйти. – Его голос был одновременно грустным и усталым. – Может быть, однажды и у тебя будет такой момент кризиса. И в этот момент, я надеюсь, у тебя будет друг, какой был у меня. Который испачкает свои руки в грязи, чтобы твои остались чистыми.

Лишившийся иллюзий, Блэйк не собирался прощать Гордона:

– Для меня ваши руки выглядят очень грязными, комиссар.

Он вернулся к сборам.

В тюремном блоке воцарился шум. Нервничающие охранники с тревогой смотрели на них, сжимая оружие потными ладонями, пока сокамерники Селины громко реагировали на все возбуждение снаружи. Некоторые более трусливые надзиратели покинули свои посты, ускользая, пока еще была такая возможность. Она не могла их винить. Судя по дошедшим до нее слухам, Бэйн не испытывал особой любви к тюрьмам или их охранникам.

Стоя на вершине своего танка, Бэйн подал сигнал одной из бронемашин. Грозная орудийная башня повернулась к воротам тюрьмы. Селина видела, к чему все идет, но не знала, что и подумать.

Если Бэйн теперь управлял Готэмом, может, ей безопаснее было бы оставаться в своей камере.

– Мы заберем Готэм у коррупционеров, – Бэйн перекрикивал шум толпы. – Богатых. Поколений угнетателей, которые сдерживали вас мифом о возможностях. И мы отдадим город вам, жителям. Готэм ваш – никто этому не помешает.

– Делайте, что хотите!

Адский огонь вырвался из пушки, разорвав на куски тяжелые железные ворота. Скрученные металлические осколки упали на тротуар, оставив зияющую тлеющую полость в стенах тюрьмы.

– Но начните со штурма «Блэкгейта» и освобождения угнетенных, – продолжил Бэйн. – Сделайте шаг вперед, те, кто будет служить...

Люди Бэйна бросились в тюрьму, врываясь через горящие ворота. Толпа погналась за ними, нетерпеливо присоединяясь к восстанию. Стучащие ботинки топтали почерневшие остатки фотографии Харви Дента. Прозвучал сигнал тревоги, но немногочисленные охранники оказали слабое сопротивление.

Двери камер открылись, и заключенные высыпались, круша все вокруг на своем пути к выходу. Неудачливые охранники – те, кто не бежал и не спрятался вовремя, – оказались по другую сторону баррикад от накопленных за восемь лет обид. Это был не самый удачный день для носящих форму или значок.

Воспользовавшись хаосом, Селина тихо ускользнула сквозь толпу.