Его звали Дэвид Р. Косгроув. Он отрекомендовался старомодным семейным доктором.

Косгроув не знал ни Феннера, ни других врачей из моей больницы. Его практика находилась в Сент-Клауде, в двадцати милях от Вайнскотии. Заинтригованный моим портретом в газете, он решил лично навестить меня и задать парочку вопросов.

– Как и Бенджамин Франклин, я очень интересуюсь электричеством, в том числе его применением в медицине. Такое у меня хобби.

Реанимация? К чему бы это?

Худой, поджарый Косгроув казался человеком без возраста. Сколько ему? Пятьдесят, шестьдесят? Немного робкий, ребячливый, но очень приветливый. Седые, с голубоватым отливом волосы были аккуратно зачесаны назад, глаза в обрамлении потемневшей морщинистой кожи, длинный нос с крохотной горбинкой. Косгроув преувеличенно улыбался, словно хотел донести до меня скрытый смысл своих слов – но я не понимала какой. Левая щека у него постоянно дергалась, и это отвлекало. Под мышкой он держал коричневый кожаный портфель, пообтрепавшийся за годы службы.

– Или ты не желаешь об этом говорить? О молнии?

Я вяло покачала головой, подразумевая «нет». В смысле «да».

«Да» – поговорить можно. Только я не помню ничего интересного.

Доктор Косгроув продолжал загадочно улыбаться. Внезапно меня осенило: я знаю этого человека! Мы встречались и раньше!

Гость принялся болтать о молниях, электрическом токе, случаях, когда люди выживали после мощнейшего разряда. Однако, едва моя сиделка шагнула за порог, болтовня резко прекратилась. Косгроув метнулся к двери и плотно прикрыл створку.

Двери в палату закрывали редко, а так, чтобы щелкнул замок, вообще никогда.

– Мэри-Эллен, душечка, рад встрече. Говорят, тебя выпишут буквально на днях. Выздоравливаешь семимильными шагами.

Все с той же улыбкой доктор достал из коричневого портфеля предмет прямоугольной формы – маленький, плоский. Поначалу я растерялась – знакомая штука, компактная, идеально помещается в ладони…

Мобильник, точно! Сто лет их не видела!

Впрочем, я ошибалась. Предмет оказался отнюдь не сотовым телефоном.

Нахмурившись, Косгроув покрутил диск средним и указательным пальцем – приборчик завертелся, послышалось жужжание, как будто рядом притаился пчелиный рой.

Заметив мое недоумение, доктор поспешил объяснить:

– Небольшая «глушилка» – мое собственное изобретение.

– Глушилка?

– Генератор «белого шума» на случай, если кто-то захочет подслушать наш разговор. Целенаправленно или…

Косгроув отрегулировал громкость, теперь умиротворяющий гул доносился издалека. Однако я по-прежнему терялась в догадках. Кому бы понадобилось нас подслушивать? Не медперсоналу – точно.

Удостоверившись, что прибор работает как надо, доктор Косгроув пододвинул стул поближе к моему креслу (до его прихода я сидела и читала – надоело сутками валяться пластом) – и улыбнулся заговорщической улыбкой.

«Чудак, – промелькнуло у меня, – но джентльмен».

Косгроув спросил, не сохранились ли у меня воспоминания о случившемся. Я молча помотала головой.

– Мэри-Эллен, сосредоточься. Попытайся вспомнить.

Я пыталась, пыталась неоднократно. Ко мне часто обращались с подобной просьбой. В последний раз – репортер из «Вайнскотия-Фолз джорнал Америкэн», которому поручили написать статью с сенсационным заголовком «Девушка возвращается с того света». Так и не добившись от меня внятных ответов, раздосадованный журналист пообщался с несколькими врачами, медсестрами и профессором физики из моего университета.

– Когда ты очнулась, не было ощущения, что тебя транспортировали из… в общем, откуда-то?

– Н-не знаю. В каком смысле «транспортировали»?

– Или правильнее сказать «телетранспортировали»?

Час от часу не легче!

(Жаль, моего нового друга Джейми Стайлза нет рядом. По вечерам мы делились мельчайшими подробностями о том, как прошел день – у меня в отделении реабилитации, у него на воле; однако вряд ли мне удастся детально передать ему диалог с Косгроувом – слишком уж тот сюрреалистичен.)

Понизив голос почти до шепота, Косгроув спросил, какие ассоциации у меня вызывает имя Эрик Штроль.

Эрик Штроль. Не припоминаю.

– Эрик Штроль. Мэделин Штроль. – Доктор говорил медленно, еле слышно, прикрывая ладонью рот, как будто опасался, что его слова могут прочесть по губам.

Эрик Штроль. Мэделин Штроль. По непонятной причине меня прошиб озноб.

– А имя Адриана Штроль тебе о чем-нибудь говорит?

Сердце лихорадочно забилось, норовя вызвать очередной приступ удушья. Боль в глазах нарастала.

Доктор Косгроув взял меня за запястье и нащупал пульс.

– Успокойся немедленно! Сохраняй самообладание.

– Н-не… н-не…

– Спокойно, милая. Дыши и попробуй считать про себя.

Я досчитала до десяти. На десятом вздохе тревога улеглась, и Косгроув выпустил мое запястье.

– Давай еще раз. Имя Адриана Штроль тебе ни о чем не говорит?

– К-кажется… – Я старательно напрягала память. Как будто спишь и вот-вот споткнешься во сне о бордюр. – Не знаю. Не могли бы вы повторить? Адриан…

– Адриана.

Косгроув произнес имя отчетливо, с расстановкой. Однако в голове у меня ничего не щелкнуло – или?..

Мы с доктором словно очутились по разные стороны пропасти. Не широкой, но бездонной. На меня нахлынула знакомая слабость, конечности превратились в желе. Из недр сознания всплыла где-то услышанная или прочитанная фраза: «Самое удивительное в самопознании – иногда оно может отсутствовать».

Впервые я почувствовала эту слабость, очнувшись после длительного забытья в госпитале Вайнскотии. Не знаю, как описать ее, кроме как «чудовищная», «непреодолимая».

Ощущение – словно все тело состоит из бесчисленных хрупких атомов, которые могут распасться в любой момент.

А окружающая действительность – вселенная – находится на грани взрыва.

Подавшись вперед, Косгроув прошептал мне в ухо:

– Есть вероятность, милая, что я знал твоих родителей… Полагаю, мы с твоим отцом близкие родственники. А значит, и с тобой тоже.

Уму непостижимо! В полной растерянности я уставилась на лысеющего доктора.

– Не хочу пугать тебя или шокировать. Просто мне сказали, ты сирота.

– Боюсь, я совсем не помню своих биологических родителей. И приемных тоже…

Косгроув окинул меня задумчивым взглядом, а после двумя руками накрыл мою ладонь. Этот человек меня знает. Следом мелькнула нелепая догадка: возможно, именно он помог мне родиться на свет.

– Твой папа Эрик приходился – приходится – мне старшим братом. Вы невероятно похожи. Даже по снимку в газете угадывается сходство. – Косгроув запнулся, вытер глаза. – Нас с твоим отцом разлучили давным-давно. Мы не виделись лет двадцать.

Приходится? Почему доктор говорит так, словно отец еще жив?

Мысли путались. Напичканная препаратами кровь стучала в висках и с бешеной скоростью циркулировала по венам.

– Получается, вы мой дядя? Но где тогда жили вы – и мои родители? Как такое вообще возможно?

Действительно, в облике Косгроува просматривались знакомые черты. Таинственное мерцание карих глаз, горбинка на носу…

– Очень даже возможно. Ты меня не помнишь, поскольку была совсем крохой – годика два, наверное, – когда мы виделись в последний раз.

– Ну и где мы встречались?

– В другой части страны.

– Но в каком штате?

– Предполагаю, в Нью-Джерси.

– Когда-нибудь слышала название Пеннсборо? Пеннсборо, штат Нью-Джерси?

– По-моему, нет. – Я окончательно смешалась. – Или да…

Меня лихорадило. По щекам струились слезы. Косгроув извинился, он не хотел доставлять мне столько хлопот.

Какое-то время молча гладил мою ледяную ладонь.

– Взрослые обращались с тобой не лучшим образом, девочка моя. Не стану усугублять твою горечь и скорбь. Но позволь спросить: тебе знакомо имя Тобиас? Тоби? Дядя Тоби?

Я медлила с ответом. Если этот человек и правда мой дядя, пусть будет «да».

– Не уверена. Дядя Тоби.

– Так меня звали раньше. До того, как сослали в Висконсин оканчивать Висконсинский медицинский университет в Мэдисоне. Получив диплом, я поселился к северу от Вайнскотия-Фолз и с тех пор ни разу не выезжал за пределы Сент-Клауда. Женился – на очаровательной, доброй, прелестной девушке из Зоны девять. У нас есть дети – твои двоюродные братья и сестры… Вот только боюсь, больше мы не увидимся. Это слишком рискованно для нас обоих. – Доктор Косгроув сморгнул набежавшие слезы и улыбнулся. – Признаюсь, я опасался ехать сюда. Однако мне так хотелось тебя увидеть, моя дорогая племянница. Хотелось разузнать об отце, маме. Как они, как вообще складывается жизнь в другом измерении. Но ответов мне не получить, ведь ты совсем ничего не помнишь.

– Кажется… кажется, я припоминаю…

Под ласковым, испытующим взглядом мерцающих карих глаз мне почти удалось вспомнить. Однако в следующую секунду слабые проблески испарились, растаяли, как сон в первых лучах зари.

– Ты непременно поправишься, Адриана – то есть Мэри-Эллен. По крайней мере, в физическом плане. Молодежь куда выносливее стариков, а ты по-прежнему молода, хотя успела познать немало.

– Но сколько тогда вам? В смысле, когда вы стали моим дядей?

– Милая, но ведь этого еще не произошло! А когда произойдет, я буду юношей в расцвете лет, а ты – новорожденным младенцем. Естественно, мы оба забудем сегодняшнюю встречу. Лишь амнезия спасет нас от бездны. – Заметив мою растерянность, Косгроув пустился в объяснения: – Наша ключевая задача – довольствоваться текущим моментом. Надо жить сегодняшним днем. К счастью, время «горизонтально», события развиваются планомерно, а не в один момент, как при Большом взрыве. Никто и никогда – ни в середине двадцатого века, ни в Соединенных Штатах, ни где-либо на планете – не может достичь полного совершенства.

Я не понимала ни слова. Не разбиралась в политике (хотя с недавних пор знала, кто сейчас президент США – некто Дуайт Дэвид Эйзенхауэр, реальный человек, в прошлом генерал, а не слащаво улыбающийся эмодзи). Знала, что Америка только закончила войну с далекой страной под названием Корея и что ужасы Второй мировой у многих еще свежи в памяти.

– Новое десятилетие принесет подлинную «новизну» – даже революцию. Но большинство воспримет ее как трагедию, а не как веселую забаву. Какое там! – Косгроув со смехом передернул плечами. – Впрочем, не стоит забегать вперед. Вот главный урок, который должны усвоить изгнанники. Наша первостепенная задача – выжить.

Я умоляла гостя рассказать мне о родителях. О детстве. О том, как он мог оказаться моим дядей с другим именем – дядя Тоби…

Словно я бредила наяву. Какое счастье, что теперь у меня появился дядя Тоби!

– Нет, Адриана. Надо жить сегодняшним днем. Эту истину я постиг ценой горьких проб и ошибок. Будущее существует в той же мере, что и другая сторона Земли, вне зависимости от того, видим мы ее или нет. Взять, к примеру, те облака на востоке. – Косгроув кивнул за окно моей палаты на третьем этаже. – Они присутствуют в нашем обозримом будущем, поскольку ветер рано или поздно принесет их сюда с озера Мичиган. Спустя час или два они нависнут над нами, заслонив солнце. Наблюдая за приближением облаков, мы смотрим вдаль и в каком-то смысле заглядываем в будущее. Однако некоторые вещи не различить из-за расстояния, поэтому лучше даже не пытаться. «Потихоньку, вдох за вдохом», – любил повторять твой отец – мудрейший человек! – а я, дурак, не слушал.

Раздался щелчок – доктор Косгроув выключил гудящий прибор и спрятал в нагрудный карман.

– Прощай, моя дорогая Адриана. Может, еще свидимся. Если вдруг соскучишься, ты знаешь, где меня найти, – в городке Сент-Клауд, прямо за горой.

На прощание Косгроув ласково сжал мою руку. Мне так хотелось сказать: «Прощай, дядя Тоби», – но с губ не сорвалось ни звука.