Исполнен любви и потому могу действовать с мужеством.
Лао-цзы, VI век до н.э.
Оливия Моралес не похожа на других мам учеников начальной школы престижного пригорода Сан-Франциско. Молодая незамужняя мексиканка, она знает лишь несколько слов по-английски и целыми днями убирает номера в отеле, чтобы заработать на оплату квартиры.
В 1999 году, еще живя с родителями в мексиканском приграничном городе Мехикали, она рискнула переменить свою семейную участь. Ее детям было тогда восемь и шесть, отец бросил их несколько лет назад. Моралес собирала компьютерные мониторы на конвейерной линии и зарабатывала двадцать долларов в неделю, на школу для детей этого не хватало. Она решилась одолжить полторы тысячи долларов, купила фальшивые иммиграционные документы, на время оставила детей с бабушкой и дедушкой, села в автобус и отправилась на север. «У меня не было багажа — только маленький кошелек, где лежали шестьдесят долларов и губная помада, — объясняет она, сидя на кухне апартаментов, которые она снимает в складчину с другой семьей иммигрантов. — Я так боялась, что меня ограбят, что вообще не спала; просто держала кошелек вот так…» Она изображает, как именно: руки сцеплены, глаза широко открыты.
Однако все сложилось хорошо, и за три года Моралес заработала достаточно, чтобы заплатить контрабандисту и перевезти через границу детей. «Они будут говорить на двух языках и научатся ладить с компьютером, — говорит она. — Их ждет хорошее будущее, больше возможностей».
Моралес не одинока в желании рискнуть чем угодно ради детей. За прошедшие три десятка лет тысячи женщин из Мексики, Центральной Америки, из стран Карибского бассейна отважно бросали вызов судьбе, пересекая границу США ради лучшей участи для своих семей. Их путь — лишь одна из иллюстраций на тему материнской мотивации.
Мотивация — ключевой компонент эмоционального интеллекта, пользуясь определением Питера Саловея, психолога Йельского университета. Ставший знаменитым термин он впервые употребил в 1990 году. Дэниел Гоулман, автор бестселлера «Эмоциональный интеллект», называет «позитивную мотивацию» «главной одаренностью» и описывает ее как способность управлять энтузиазмом и чувством уверенности в себе. Именно этот навык объединяет олимпийских чемпионов, музыкантов мирового класса и гроссмейстеров. У млекопитающих желание матери быть рядом и заботиться о детях может быть сильнейшей движущей силой. В ходе эксперименте 1930 года ученые отделили матерей-крыс от помета сеткой, по которой пропустили электрический ток. Обнаружилось, что рожавшие самки с большей готовностью терпели удары тока, лишь бы вернуться к детенышам, нежели другие крысы, лишенные еды, питья или спаривания: те не делали столь упорных попыток добыть желаемое.
Это сидит глубоко в наших генах: человеческими матерями движет та же могущественная сила — быть с детенышами, выкармливать их, оберегать их. «Причина столь бескорыстного, мужественного поведения матерей не в том, что это, безусловно, полезно для них самих. Однако у них были матери, делавшие то же самое, и поэтому у них выжило больше потомков, а заодно и система генов, закрепляющая такое поведение», — отмечает Рэндольф Несс, специалист по теории эволюции Мичиганского университета. Эта система управления, общая для всех млекопитающих, способна преображать даже наши сложные человеческие жизни. Гормоны привязанности возвращаются к базовому уровню, но многие из нас еще долго сохраняют приобретенные черты: дисциплинированность, бесстрашие, неожиданную амбициозность; и все это — проявления природного, материнского ума.
«Ребенок — миссия без срока окончания», — говорит Джон Рэйти, психиатр из Гарварда, и тут же добавляет, что принятие этого факта повышает сосредоточенность, позволяет игнорировать отвлекающие обстоятельства. Рэйти, специалист по проблемам дефицита внимания, рассказывает о своей пациентке, которая осознала у себя проблему с концентрацией, лишь когда ее ребенку исполнилось три и он пошел в сад. «В тот момент женщина поняла: что-то изменилось, — говорит он. — Она так привыкла, что у нее есть конкретная цель… В конце концов, она решила продолжить учебу и получить степень».
Таня Маккензи, «проблемный подросток», по ее собственным словам, «вечно попадала в переделки, гуляла за полночь и не слушала родителей». Она пила, курила травку и обладала настолько низкой самооценкой, что «не могла отказать мальчикам». В шестнадцать лет Маккензи забеременела и изменила свою жизнь. Она поселилась в центре для матерей-подростков и два года занималась ребенком, посещая обязательные занятия для родителей. Затем она окончила учебу на очно-заочной основе и через некоторое время открыла собственное дело: шила одежду на дому, чтобы больше времени уделять семье. По ее словам, подростковая беременность оказалась лучшим событием в ее жизни. «Это заставило меня принять на себя ответственность, в полной мере осознать свои поступки и их влияние на других... Вместе с ответственностью за другого человека у меня появился смысл жизни», — говорит Маккензи. Сейчас она живет в Онтарио (Канада), вышла замуж и родила еще троих детей.
История Маккензи, в которой заметную роль сыграла поддержка государственных служб, к сожалению, не является одной из многих. Подростковая беременность остается серьезной проблемой, так как многие юные матери (особенно из бедных семей), нуждающиеся в социальной поддержке, оказываются в столь бедственном положении, что их дети, если говорить о социальной группе, имеют меньшие шансы выжить. Однако при этом решимость, подобная проявленной Маккензи, встречается чаще, чем кажется. «Мы слышим словосочетание "несовершеннолетние родители" и готовимся к худшему», — говорит Сью Хейдждорн — будучи директором Школы медсестер Колорадского университета, за последние десять лет она познакомилась с сотнями молодых матерей. — Но я вижу, что большинство из них очень организованны и отлично справляются с работой. Кажется, родительство дарит им ощущение цели, которого иначе бы просто не было».
На самом деле многим женщинам материнство помогает впервые почувствовать настоящую силу — силу создать новую жизнь и защищать ее. А вместе с большой силой (и это известно любому фанату Человека-паука) приходит большая ответственность.
Крупные фирмы, занимающиеся автострахованием, знают о связи между заботой о ребенке и самодисциплиной. В Калифорнии группа компаний State Farm Insurance наравне с другими ведущими игроками на этом рынке, предлагает значительные скидки женатым водителям, а также опекунам и родителям несовершеннолетних детей, вне зависимости от того, женаты они или нет. Основание очевидно: застрахованный клиент, обязанный заботиться о ребенке, гораздо осторожнее бездетного покупателя. Разумеется, слова о том, что дети заставляют родителей остепениться и повзрослеть, давно всем приелись. Но лишь в последние годы — в связи с пристальным вниманием к биологической механике материнства — ученые обнаружили данные, подтверждающие этот факт.
Пэм Сандовал, преподаватель педагогики в Индианском университете (Северо-Западный кампус), беседовал в середине 1990-х с молодыми мамами, обучающимися в колледже. Его интересовала социальная и экономическая поддержка, которую они получают. В опросе участвовали двадцать восемь женщин, родивших детей в старшей школе или в колледже. Большая часть из них назвала материнство центрообразующей силой в своей жизни. «До рождения ребенка я была абсолютно безответственной, — сказала одна из девушек, незамужняя афроамериканка, забеременевшая после окончания школы, но до поступления в колледж. — Я думала только о музыке и о себе. Когда родилась дочка… появился человек, готовый на меня равняться, меня обожать. Я должна была стать серьезной — вот и все, игры кончились. Рождение ребенка подтолкнуло меня учиться. Я хочу иметь право сказать моей крохе: "Эй ты, у меня есть диплом, так что как-нибудь я о тебе позабочусь!"»
Шэрон Хейс, профессор социологии в Вирджинском университете, провела аналогичный опрос среди горожанок с низким уровнем дохода и получила похожие ответы. «Для многих из них проституция и торговля наркотиками не были чем-то предосудительным — пока они не стали матерями», — говорит Хейс. Но, по ее словам, с рождением ребенка вопросы морали становятся глобальными, возможно, потому, что у матерей развивается самоуважение. «Они говорят, что становятся лучше, взрослее, — рассказывает она. — Факт в том, что для малообеспеченных женщин материнство является центром жизни, придает ей значимость, это так — и никак иначе. Если хочется найти смысл, лучше к себе относиться, чувствовать, что делаешь что-то для этого мира… работа в Dunkin' Donuts таких вопросов не решит».
Повышение самооценки, которое дарит матери забота о ребенке, вероятно, тесно связано со статусностью: мы становимся главными. Дэниел Стерн, психолог из Женевы, специализирующийся на изучении матерей, описывает это явление как «владение ситуацией».
«Старое выражение "фишка дальше не идет" обретает новый смысл, — пишет Стерн в книге «Рождение матери: Как опыт материнства меняет вас навсегда». — Вам придется принимать решения за долю секунды, даже когда вы на самом деле не знаете, что делать, и никогда раньше не были в такой ситуации. Это похоже на обязанности генерального директора, на работу полицейского при исполнении или дежурного врача. Все смотрят на человека, облеченного полномочиями, и ожидают — ведь он-то знает, как поступить… Ответственность на вас, поэтому все успехи и провалы, даже если вы ни при чем, все равно ваши».
Если успехов больше, чем неудач, мать в целом будет чувствовать себя все более компетентной и, соответственно, рискнет встретиться с новыми задачами. Послушаем историю тридцатитрехлетней Лори Уиллис. Когда муж развелся с ней вскоре после рождения сына, ей пришлось найти неведомые ранее запасы сил. «Поразительно, как жизнь разворачивается к худшему, а ты способна выстоять — ради ребенка», — говорит Уиллис. Она приняла вызов, подала резюме на новую серьезную должность координатора-администратора в Гарвардской медицинской школе и договорилась с руководством работать четыре дня в неделю по десять часов в день — чтобы получить еще один день дома с малышом. «Когда появляется младенец, ты становишься более зрелой. Воспринимаешь жизнь серьезнее», — говорит она.
Равенна Хелсон, психолог-исследователь в Калифорнийском университете в Беркли, последние четыре десятка лет наблюдавшая выпускниц колледжа Миллс, рассказывает, что ощущения женщины в роли матери и постепенные изменения личности определенно связаны между собой. Если родительство оказывалось позитивным опытом, женщины проявляли значительную гибкость, были неутомляемы, меньше боялись, занимали «доминирующую» позицию, вели себя собранно и уверенно и в других областях жизни. Но если материнский опыт был негативным, их сильные стороны характера постепенно деградировали.
Когда двадцатишестилетнего сына Сьюзен Гэллимор Ника, рейнджера Армии США, в 2004 году перевели в Ирак, она сначала не могла спать ночами. Ее преследовали кошмары, видения искалеченного, убитого сына. Но вскоре ощущение беспомощности ее измотало, и она решила пролететь тысячи километров, попасть в боевую зону и повидать его. Она приехала на базу с коробкой шоколадок. «Эй, Ник, тут твоя мамочка!» — закричал ему кто-то из солдат. После поездки Геллимор приняла решение использовать эту энергию для написания книги о родителях военной поры. О поездке она рассказывает так: «Мой сын там, и это мое решение — знать, с чем ему предстоит встретиться, что случится в его жизни».
Храбрость Геллимор столь же типична, как и примечательна. Как и в истории Оливии Моралес, как в эксперименте с лабораторными крысами-матерями, преодолевающими преграду, несмотря на электрический ток, здесь идет речь не только о путешествии и воссоединении, но и о победе над страхом. На самых ранних стадиях формирования связи мать–ребенок, эта способность, как и многие другие, развивающиеся в трансформированном материнском мозгу, появляется, по всей вероятности, не только за счет опыта, но и при участии гормонов. Как обычно, ярче всего это демонстрируют опыты с грызунами.
Опасливые по природе, крысы, в целом, предпочитают жаться по стенам и прятаться в темных углах, но не выходить на открытые пространства, где их может поймать лиса или ястреб. Но крысы-матери, все без исключения — кормилицы семьи, вынуждены мыслить нестандартно, чтобы обеспечить себя и выводок едой. Эта обязанность заставляет их исследовать новые территории и уходить далеко от дома. После появления потомства у крыс проявляется характерное бесстрашие. При определенных условиях эта перемена может трансформироваться в смекалку: если животное больше рискует (в разумных пределах), это повышает шанс ее детенышей на выживание.
Для проверки этой гипотезы Крейг Кинсли и Келли Ламберт, исследователи из Вирджинии, поместили три группы самок крыс — бездетных, беременных и недавно родивших, кормящих матерей — в центре круглого вольера, чтобы измерить, как долго они будут пребывать в столь некомфортном положении. Бездетные зверьки оставались на открытом пространстве лишь около пяти секунд, прежде чем переместиться ближе к стенам, беременные задерживались дольше, но кормящие самки ставили рекорды — в среднем они выдерживали до ста секунд. Кроме того, беременные и кормящие крысы гораздо реже замирали от страха и исследовали территорию, выражаясь общими словами, более уверенно. Они чаще поднимались на задние лапы, чтобы разглядеть окрестности, и чаще перебирались через маленькие препятствия, размещенные у них на пути. «Когда я занялась карьерой, я испытывала то же самое, — смеется Ламберт. — Ты как бы говоришь: "Какого черта? Я просто сделаю это!"»
В поисках объяснения, какие изменения в мозгу крыс делают их столь смелыми, Кинсли и Ламберт провели еще один эксперимент. Они подвергли группу грызунов интенсивному стрессу — заключили их в прозрачной плексигласовой трубе в ярко освещенном помещении, после чего умертвили животных и препарировали их мозг. Исследуя области мозга, ответственные за чувство страха, в том числе амигдалу и части гиппокампа, Кинсли и Ламберт искали белок, известный как c-fos, — он вырабатывается, когда клетки мозга активны. Здесь и обнаружилось очевидное различие между матерями и бездетными самками. Центры страха у рожавших крыс были гораздо менее задействованы.
Хотя об этом переходе от опасливости к отваге еще многое предстоит узнать, вероятно, главными факторами изменения являются два гормона материнства, непосредственно влияющие на мозг. Окситоцин, о котором подробно рассказывалось в главе 6, может смягчать напряжение, в то время как еще один гормон, пролактин, подавляет тревогу и страх.
Пролактин, известный как «гормон материнства», назван так благодаря роли, которую он играет в лактации. Его уровень повышается при беременности и впоследствии возрастает при каждом прикладывании младенца к груди. Стимуляция посылает в материнский гипоталамус и гипофиз сигнал «Так держать, детка!». У кормящих женщин уровень пролактина в крови может превышать норму в восемь раз. Между тем этот гормон также влияет на мозг, потому что, как и окситоцин, является нейротрансмиттером. «Пролактин меня просто завораживает, — говорит Инга Ньюманн, нейробиолог из Регенсбургского университета (Германия), принимавшая участие в немногочисленных исследованиях воздействия пролактина на человека. — В крови он управляет выработкой молока, а в мозге определяет поведение, делая животных храбрее, вплоть до готовности рисковать жизнью».
Пролактин открыл в 1930-х ученый Оскар Риддл, обнаруживший, что после инъекции этого гормона голубям, птицы стремились сидеть на яйцах и не хотели покидать кладку. Позже другие специалисты поняли, что пролактин, по всей видимости, также делает голубей смелее. Высокий уровень гормона отслеживался у птиц, демонстрировавших особенно отважное родительское поведение. При приближении хищника к гнезду мать, или отец, или же обе птицы пытаются обмануть агрессора: припадают к земле, притворяясь ранеными, как если бы у них было подбито крыло, чтобы увести хищника за собой, дальше от кладки.
В экспериментах с крысами пролактин также творит чудеса. При введении гормона в мозг бездетных самок, крысы, подобно бесстрашным матерям в опытах Кинсли и Ламберт, охотно исследовали ярко освещенные части лабиринта. Влияние пролактина на естественную пугливость девственных крыс в течение беременности играет особенно важную роль: природный страх неизведанного у грызунов обычно распространяется и на детенышей. Как упоминалось выше, реакция самки, не вынашивавшей крысят и не получившей достаточно времени для адаптации к малышам, непредсказуема: она с равной вероятностью предпримет попытку съесть их или закопать, хотя может и защищать. Но после беременности страх исчезает, самка превращается из потенциальной пожирательницы в добросердечную матрону. Более того, единожды пережив такую гормональную перестройку и вырастив первый помет, крыса еще долгое время сохраняет способность быстро, по-матерински реагировать на чужое потомство. Этот феномен, известный как «материнская память», отслеживается и у приматов и явно свидетельствует о долговременных изменениях, происходящих в мозгу.
Стоит упомянуть очевидное: бесстрашие — далеко не всегда проявление ума. Кормящие дикие крысы чаще других попадаются в ловушки, расставляемые университетскими исследователями на городских улицах, а все потому, что, как и экипаж сериала «Звездный путь», они смело идут туда, где не ступала крысиная лапа.
Путешествие Геллимор в Ирак могло плохо закончиться, как и авантюра Оливии Моралес. Кэтрин Родригес, правозащитница, наблюдатель на американско-мексиканской границе в Тусоне, рассказывает, что многих пытающихся иммигрировать матерей ждет трагическая участь: «Все больше и больше женщин пересекают границу. И все чаще они гибнут в пустыне».
Тем не менее на каждую крысу, попавшую в ловушку, приходится несколько выживших, которым удалось найти новые источники еды и размножиться. По последним данным, Геллимор вернулась домой в Аламиду (Калифорния) без приключений и сейчас работает над новой книгой, а дети Моралес учат английский и выполняют домашние задания на компьютере.
Помимо обычной смелости, млекопитающие матери еще и проявляют агрессию по отношению к захватчику. Научная литература изобилует историями о грызунах и приматах, которые, столкнувшись с угрозой для своих малышей, выпускают на волю внутреннего Халка. Детей учат никогда не вставать между кошкой или собакой (какими бы ручными и домашними они ни были) и их детенышами. Что вполне разумно, учитывая, насколько приоритетна для молодых матерей задача вырастить потомство.
Большая часть животных должна опасаться незнакомцев. Самцы грызунов и приматов обладают неприятной привычкой убивать детенышей, зачатых другими самцами, пока малыши еще сосут молоко. Стимуляция сосков больше не вызывает выработку молока, у матери снова наступает овуляция, а у убийцы появляется шанс зачать собственное потомство. Матерям грызунов также угрожает опасность от других самок. Те могут погубить крысят, конкурируя за безопасную норку. Такой сценарий смутно напоминает современную американскую конкурентную борьбу, где желанным выигрышем является жилье рядом с хорошей школой в приятном пригороде.
Антрополог Сара Харди оказалась непосредственной свидетельницей проявления материнской агрессии — в тот день сын позвонил ей домой и попросил покормить его ручного королевского питона, змею длиной почти сорок пять сантиметров. Харди вытащила из ловушки под плитой живую дикую мышь и положила ее к пресмыкающемуся. Вернувшись через час, она обнаружила ту же мышь, преобразившуюся в пушистого воина-ниндзя: грызун гипнотизировал очевидно запуганного питона, свернувшегося кольцами в углу. Антрополог не понимала, как мыши это удалось, но решила, что свободу она заслужила, поэтому вынула ее из террариума и отпустила на волю. Когда сын Харди вернулся и взялся за уборку, он обнаружил причину мышиного героизма. Освободившись из ловушки, она родила мышат — прямо в змеином логове.
Подобные истории по-настоящему завораживают — простых слушателей не меньше, чем специалистов. Возможно, они слишком сильно противоречат культурному стереотипу умиротворенной Мадонны. Многие из нас так прикипели к этому образу, что пытаются не обращать внимания на бесчисленные данные, свидетельствующие о возможности иного поведения. Барбара Буш, Хиллари Клинтон и Маргарет Тэтчер — вероятно, мой выбор имен несколько эпатажен, но, когда речь идет о женщинах, готовых защищать свой дом, они — не исключение. Правда состоит в том, рассуждает Сара Раддик, автор термина «материнское мышление», что мать находится в состоянии постоянного конфликта — со своими детьми и с «внешним» миром, без возможности примирить интересы всех сторон, включая свои собственные.
У людей пик очевидно агрессивного поведения обычно приходится на первые несколько дней после родов — и объектом гнева молодой матери чаще всего становится муж. Элисон Флеминг из Университета Торонто собрала свидетельства, подтверждающие, что женщины часто испытывают ослабление «позитивного отношения» к супругу в первые несколько недель после разрешения от бремени. Для многих матерей в паре возникает огромная недосказанность. У них появляется ощущение, что за одну ночь брак превратился в какое-то перетягивание одеяла. Он спит за счет того, что вы бодрствуете. Его карьерные успехи — это ваши жертвы. И так далее. Однако, как бы ни возмущались страдающие жены, возможно, материнский гнев подхлестывают и разжигают гормоны. Одно маленькое и весьма провокационное исследование, проведенное группой ученых в Падуанском университете (Италия), напрямую объясняет послеродовую агрессию высоким уровнем пролактина.
Женщина познает, насколько яростной она способна быть, в первые, наполненные под завязку гормонами дни материнства и в будущем, спустя дни и годы, иногда возвращается к своему открытию. И порой с удивлением понимает, что гнев бывает очень эффективен… Иногда разозлиться — разумно. Коротко говоря, материнство — это мощный тренинг уверенности в себе. Даже самая робкая женщина вскоре осознаёт, что ее жизнь быстро полетит под откос, если она не утвердит свой авторитет перед этим несговорчивым карапузом. И даже женщины, редко проявляющие характер, ради блага собственных детей закрутят гайки, сделают отпрыскам прививку от кори и заставят приезжать в школу вовремя. Однажды ступив на этот путь, начав говорить, что думаешь, и добиваться своего, довольно сложно остановиться.
Материнская агрессия у животных обычно длится недолго. Наиболее заметны ее проявления в период кормления грудью, а когда потомства нет поблизости, практически не дает о себе знать. Однако мы, люди, настолько дольше сохраняем близость с детьми, что определенный отблеск новообретенной ярости сохраняется еще долго, даже когда малыши вырастают. Джули Сур, нейропсихолог из Университета Огайо, вспоминает, как она общалась с другими родителями в чьем-то дворе, а дети играли поблизости. К ребятишкам приблизился незнакомый человек — он хотел спросить, не видели ли его потерявшуюся собаку. «Тадам! За долю секунды мы переключились с разговора на прохожего... Этот парень даже не понял, почему на него надвигается толпа, пока одна из нас не спросила, какого черта он пошел к детям, если рядом стоят взрослые».
Материнская энергия проявляется по-разному, в частности, у женщины иногда возникает потребность бросить вызов обществу и властям. Попробуйте погуглить словосочетание «матери против», и вы получите бесчисленное количество вариантов. Общества матерей против насилия, пьяных водителей и зависимости от видеоигр. Матери против воинствующих молодежных группировок, оружия и отцов-должников. «Матери против смертной казни и пыток» в Узбекистане и «Матери против ГМО» в Новой Зеландии. Матери против нищеты, войны, диоксина, обрезания, метамфетамина и обвинений в делегированном синдроме Мюнхгаузена. Также я обнаружила ссылку на сайт (возможно, это не всерьез) «Матери против мочеиспускания стоя».
Путешествуя по Латинской Америке в начале 1990-х я столкнулась с самой отважной из существующих подобных организаций — «Матери площади Мая» в Аргентине. В ней состоит множество женщин, как из обеспеченных, так и из бедных семей, чьи сыновья и дочери «исчезли» благодаря солдатам и отрядам ликвидаторов в период военной диктатуры с 1976 по 1983 год. (По окончательной оценке, в ходе так называемой «Грязной войны» были убиты, задержаны или пропали без вести около 30 000 аргентинцев.) Многие годы их матери жили в мучительной неизвестности, без возможности узнать, живы их дети или погибли. Сначала они пытались получить сведения о пропавших традиционными способами: обращались в полицию, нанимали юристов. Затем совершили дерзкий, учитывая сложившуюся политическую обстановку, шаг: основали движение, придавшее делу международную огласку, оказали мощное давление на равнодушное военное правительство. Каждый четверг матери, одетые в черное, в белых платках, покрывавших голову, собирались на площади. Они воплотили в себе самый заметный и дерзкий вызов диктатуре. «Мы больше не можем стучаться в двери, бесконечно скитаться… Мы устали чувствовать себя обманутыми, брошенными, забытыми обществом», — объясняет президент организации Геба де Бонафини.
Со временем круг их задач расширился — теперь «Матери» не только искали информацию о судьбах своих детей, но и защищали права человека во всей стране. Они не боялись смертельных угроз, не дрогнули, даже когда «исчезли» некоторые члены их организации. Когда в стране восстановилась демократия, новое правительство помиловало военных, что вызвало в обществе ожесточенную полемику, а женщины продолжили выходить на площадь, выражая свой протест. Когда я впервые познакомилась с представительницами этой группы, в ней уже было гораздо меньше членов, чем в начале, однако десятки участниц до сих пор стоят на посту, еженедельно напоминая о недопустимости коррупции в правительстве, насилия полицейских и прочих неприглядных вещей. Их решимость, судя по всему, не угасла.
Не много найдется переживаний, помимо материнства, которые могут заставить женщину пересмотреть свои приоритеты и перенаправить энергию в иное русло. Одни отказываются от профессиональной карьеры с ее жесткими требованиями, в других просыпается страсть к работе. Третьи ищут способы совместить профессиональную реализацию с родительством. Хотя, согласно клише о «материнстве головного мозга», женщины обычно уходят в себя, в заботу о потомстве, становятся менее амбициозными, существует множество данных о повышенной конкурентоспособности матерей.
«С момента рождения Челси все мои амбиции сосредоточились на мне самой. Я задумалась о том, что человек смертен, — говорит Рэйона Шарпнэк, — и начала размышлять в перспективе двух поколений: о дочери и ее будущих детях. Это сильно повысило ставки в плане того, что мне нужно сделать».
В молодости Шарпнэк была профессиональным атлетом, преподавала в средней школе, работала бизнес-консультантом, а когда ее дочери исполнилось четыре, основала собственное дело — Институт поддержки женщин-руководителей (Institute for Women's Leadership) в Редвуд-Сити. С тех пор она помогла сотням деловых женщин. Ее позитивное, легкое отношение к работе и совершенно такой же материнский настрой не вызывают никакого удивления, если рассматривать их в эволюционном контексте, следуя теории Сары Харди.
На протяжении почти всей истории человечества материнские амбиции являлись «неотъемлемой составляющей заботы о выживании и процветании потомства, — отмечает Харди. — Борьба за влияние в своей социальной группе генетически заложена в ДНК самок приматов еще с тех далеких времен, когда статус и материнство были неразрывно связаны друг с другом». Таким образом, родители будут стремиться повысить свой статус в значимых для них областях с той же вероятностью, что и другие женщины и мужчины. Среди приматов, включая мартышек, игрунок и некоторых бабуинов, данная тенденция проявляется в том, что доминантные самки подавляют подчиненных, иногда вынуждая своих жертв отложить овуляцию или провоцируя спонтанный выкидыш. В южноамериканских племенных сообществах матери агрессивно добиваются внимания любовников, которые становятся для детей «вторичными отцами», обеспечивают семью едой, всячески приносят пользу и помогают выжить.
Жестокая современная реальность такова: многие миллионы женщин на Западе, вне зависимости от силы любви к детям и желания быть с ними, практически не имеют выбора и вынуждены сражаться на высококонкурентном рынке труда. И их детей отделяет от нищеты только чек от работодателя. В переписи населения США 2000 года было зафиксировано рекордное количество одиноких женщин, проживающих с детьми моложе восемнадцати лет: десять миллионов. Еще в 1970 году эта цифра составляла три миллиона. На матерях лежит небывалая, огромная финансовая ответственность. Несмотря на это, каждые несколько лет, начиная с момента, когда женщины пробили себе путь на рынок труда, появляются модные медийные истории о матерях, отказавшихся от амбиций и вернувшихся в домашний уют.
Большинство (если не сказать все) героинь этих историй принадлежит к избранному меньшинству, получающему финансовую поддержку от семей или от мужа. В 1980 году The New York Times опубликовала на первой полосе статью под заголовком «Множество девушек утверждают, что предпочли бы семью карьере». Речь шла о завтрашних выпускницах Лиги плюща, которые, несмотря на свои жалобы, собирались тем не менее поступать в медицинский институт или как-то иначе продолжить учебу. В 1986-м заглавная история одного из номеров журнала Fortune обещала объяснить, «Почему женщины дезертируют», затем последовали аналогичные публикации в Forbes, USA Today и других изданиях. В статье утверждалось, что «за десять лет с управляющих постов уволилось гораздо больше женщин, чем мужчин». Однако в книге «Ответный удар: Необъявленная война против американских женщин» Сьюзен Фалуди рассказывает, что предъявила автору статьи данные, опровергающие существование такой тенденции, и он признал, что статистика увольнений для обоих полов приблизительно одинакова.
Тем не менее тема женского отказа от карьерных амбиций периодически возвращается на страницы изданий — и каждый раз вызывает споры и привлекает внимание. В 2003 году в воскресном приложении The New York Times на первой полосе вышла статья «Революция уклонисток» — отличная иллюстрация к вышесказанному. По традиции автор сфокусировался на маленькой группе успешных, образованных женщин, которые предпочли, как метко выразилась одна из героинь статьи, «запасной аэродром» материнства. За этой историей последовали другие, центральной темой одного из выпусков журнала Time стала публикация «Остаться дома: почему все больше молодых матерей не хотят участвовать в крысиных бегах». Этот вал статей породила статистика: доля замужних женщин с детьми на рынке труда упала с 59% в 1998 году до 55% в 2000-м.
Учитывая, что из-за рецессии тех лет матерям, как и другим сотрудникам, оказалось непросто сохранить свои места, назвать процесс революцией можно лишь с немалой натяжкой. Кроме того, отказались от работы в первую очередь женщины, которые могли себе это позволить: более зрелые и образованные. За тот же период процент трудящихся матерей с детьми среди афроамериканок и девушек, не окончивших среднюю школу, немного увеличился.
Более того, «уход домой» энергичных, инициативных женщин часто является не отказом от амбиций, а сменой направления. Данную тему прекрасно раскрывает статья в New Yorker «Мама за бортом! Чем занимаются весь день сильные женщины, решившиеся съехать с левого ряда?». Героини статьи — такие дамы, как Сера, всегда добивающиеся своих целей. Сера родила за шесть лет четверых детей, они посещают танцы для малышей, джаз, художественную гимнастику, живопись, шахматы, парусный спорт и испанский.
Таким образом, увольнение с обычной работы совершенно не помеха столь же (или даже более) насыщенной, амбициозной жизни, как и раньше. Однако на каждую успешную мать, выбирающую этот путь, приходится множество других, таких как Шарпнэк, причем им удается сделать свою рабочую жизнь энергичной.
Вот история одной из таких женщин. Вашелль (она не называет фамилии) вышла замуж в девятнадцать, и муж оказался абьюзером. Вашелль с трехлетней дочерью уехала на маленький остров на Гавайях, где стала консультантом для жертв домашнего насилия, открыла быстро набравший популярность массажный салон, а со временем получила образование фотографа и стала фрилансером. «Я должна была чего-то достичь сама по себе — ради дочери, — говорит Вашелль. — Мы ни на кого не могли рассчитывать».
Для женщин, уже посвятивших себя карьере на момент рождения ребенка, новые обязательства в иной, домашней сфере позволяют заново влюбиться в работу, взглянуть на нее под иным углом. «Я хочу, чтобы дети гордились мной, поэтому мы постоянно обсуждаем мою карьеру и пользу, которую она приносит», — говорит Ронда Штаудт, инженер и мать троих детей, проживающая в северной части Нью-Йорка. Одно из крупнейших достижений Штаудт — запуск в 1999-м безотходного производства в компании Xerox, где она трудилась в составе инновационной команды. Она вспоминает, как в том же году на ее завод приехали менеджеры нескольких корпораций. Экскурсовод принялся объяснять, что достигнутый в области безотходного производства успех — результат любви инженеров к сложным задачам.
«Я аж глаза закатила — окей, парни, для вас это так», — говорит Штаудт. Однако, когда гид обратился к ней с вопросом, почему лично она приложила столько усилий для успеха экологически чистого предприятия, от ее суровости не осталось и следа. Инженер-новатор прослезилась. «Я мама», — просто ответила она.
«Они как будто спросили: "В чем ваша суть?" — размышляет над своей неожиданной реакцией Штаудт. — Я мама. Еще задолго до рождения ребенка я знала, что буду ей. И я хочу, чтобы мои дети росли в добром мире, чтобы они брали на себя ответственность — не только за собственную семью и религию, но и за то, как они живут, как влияют на планету».
На самом деле в движении за защиту окружающей среды, которое стремительно вовлекает новых и новых членов, невероятно велико количество работающих матерей. Очевидная причина заключается в том, что некоммерческие организации обычно проявляют бóльшую лояльность и гибкость, чем остальной рынок труда. Однако не будем сбрасывать со счетов влияние идеализма. «Женщины и матери захватывают природоохранное движение, — говорит Джордж Базиле, старший научный сотрудник организации The Natural Step — консалтинговой группы в Сан-Франциско (сюда обращаются корпорации, желающие уменьшить воздействие на экологию). — Они чувствуют иначе, возможно, именно это и необходимо, чтобы наконец произошли какие-то серьезные перемены».
Матери хотят проводить время с детьми и, думая о работе, размышляют о будущем (характерный для материнства взгляд) — сочетание этих двух факторов вдохновляет многих женщин на творческий подход к карьере. Сталкиваясь с переменами в собственной жизни, они отважно стремятся трансформировать деятельность в соответствии с этими метаморфозами.
Так поступила Харди, мать троих детей: она переключилась с экспедиционной работы с приматами, требовавшей постоянных разъездов, на преподавание и исследования людей, сосредоточенные в США, что позволило ей возвращаться домой к ужину. Параллельно она написала две в высшей степени убедительные книги, закрепившие ее научную репутацию. При этом некоторые коллеги, отмечает Харди, до сих пор говорят, что она «бросила» академический труд.
Энн Гельбспан, родив детей, прошла еще более трудный и длинный путь. Она выросла в Швеции, любила путешествовать, привыкла к насыщенной жизни. У нее было собственное дело — торговля ближневосточными тканями, она ездила автостопом по Тегерану и некоторое время прожила в североафриканской деревушке. Затем она познакомилась с будущим мужем, журналистом — специалистом по расследованиям Россом Гельбспаном. В конце концов, она купила билет в Нью-Йорк… в один конец. В течение двух с половиной лет Энн родила двух дочерей и оказалась заперта с детьми в маленькой городской квартире; супруг же работал вне дома. Вишенкой на торте оказались серьезные проблемы со сном у обеих дочек.
«У меня началась клиническая депрессия, — вспоминает Гельбспан. — Я не представляла, во что ввязываюсь». Единственной отдушиной, по ее рассказам, были вылазки из квартиры, когда она подхватывала девочек и ехала с ними на «водопой», как она окрестила это место у себя в голове, — на площадку в Центральном парке. Здесь можно было присматривать за детьми вместе с другими мамами и общаться, обмениваясь информацией о микстурах для сна, диетах и нянях. В ходе «очищения» (как она сама окрестила этот процесс), ее не покидала мысль, насколько важно иметь уголок для встреч, и со временем у нее появилась идея, как изменить свою жизнь. Она записалась на занятия по психологии, где изучали влияние на человека факторов окружающей среды, а переехав с семьей в Бостон, по-новому увидела пространство вокруг себя. «Дом располагался в прекрасном месте, детская площадка оказалась прямо под боком, но мы находились в пяти минутах от Роксбери, малообеспеченного городского района, где ничего подобного не было, — рассказывает она. — Я точно знаю: до рождения детей смотрела на мир иначе. Я не ощущала такой потребности в обществе и была очень независимым человеком».
Со временем Гельбспан удалось построить карьеру некоммерческого разработчика недорогого жилья, сотрудничая с Бостонским женским институтом домоводства и экономического развития (Boston's Women's Institute for Housing and Economic Development). В этой работе объединяются архитектурные пристрастия Гельбспан, сформировавшиеся в юности, проведенной в Швеции (где, как она выражается, «общественное благо является очевидной всем ценностью»), а также предпринимательский азарт и материнское вдохновение. Ее дочери также выросли людьми с развитым общественным сознанием; одна из них работает в благотворительной группе Oxfam, другая изучает финансы и корпоративную ответственность.
Наполеон Бонапарт писал о «храбрости в два часа пополуночи», которую определял как «храбрость врасплох», мужество импровизации. Он думал о воинах, а не о матерях, но эта сила известна и тем, и другим. Материнская любовь питает это мужество, мы быстро приспосабливаемся к меняющимся условиям, рискуем так, как раньше и помыслить не могли, и наша храбрость крепнет с каждым днем. Однако, хотя опыт недвусмысленно говорит нам о ценности мотивации и самовыражения, в повседневной жизни мы чаще применяем другие навыки, связанные с социальным интеллектом, — эмпатию и способность влиять на общественное мнение.