Иногда я чувствую, что одной лишь маме известно, кто я — скрытный мальчишка, нарушитель границ, придурок за закрытой дверью.

Джеймс Атлас. Матери и сыновья — их собственными словами

Мэриан Зандмейер знала, что у ее шестнадцатилетней дочери серьезные проблемы, хотя два врача убеждали ее не тревожиться. Дарра жаловалась на сильные головные боли и на странное ощущение, будто внутри что-то «плещется». Беспокойство нарастало, и Зандмейер, писательница-фрилансер, по совместительству редактор в Мерионе (Пенсильвания), последовала примеру десятков миллионов американцев, на чьи вопросы врачи не могли или не хотели отвечать. Она приступила к поискам в интернете, чтобы самостоятельно диагностировать заболевание Дарры.

Вскоре Зандмейер обнаружила, что у ее дочери очень редкая неврологическая реакция на миноциклин — антибиотик, который девочка принимала для лечения проблем с кожей. В результате вокруг мозга накапливалась жидкость, и, если бы процесс не остановили, это привело бы к хроническим болям и слепоте. Врач Дарры даже не спросил, принимает ли она лекарства. Девочка перестала пить препарат, и в течение нескольких дней симптомы исчезли. Позже Зандмейер опубликовала в соавторстве статью, где изложила эту историю. Редактор газеты озаглавил публикацию «Прими аспирин, и вперед, в интернет».

Раньше материнство требовало больше физических сил. Постирать подгузники, приготовить еду — не из полуфабрикатов, погладить одежду... Сейчас нам тоже иногда нужно поработать руками, но объем задач несопоставим. Сегодня мы прилагаем гораздо больше умственных усилий, женщины уже не спят на ходу, а думают. В эпоху исков о профессиональной небрежности, недоверия и бесконечных «независимых консультаций», прежние авторитеты — от врачей до школьных учителей и бабушек — уже не кажутся надежными. В итоге в качестве опоры остаются исключительно матери: одинокие информационные аналитики, изучающие круглосуточный новостной цикл... Наше главное преимущество — уникальное чувство ответственности. Мы вынуждены быть умными и иногда еще совершенствоваться в процессе.

Тенденция, в рамках которой материнство требует идеальных когнитивных способностей, прослеживается, в широком смысле, как эволюционное явление. У прочих млекопитающих родительское поведение ослабевает по мере взросления детенышей, оставляя сильнейший нейро­химический след. Мозг человека развивается гораздо дольше, родители интенсивно опекают ребенка на протяжении десяти, а то и двадцати лет. В эти долгие годы мать использует все свои умственные ресурсы, чтобы оградить растущего ребенка от нередко опасного мира.

В главе 10 обсуждалось, как особый «материнский» интеллект помогает ей успешно реализовываться на рынке труда, в мире экономических отношений. Сейчас мы побеседуем о важности такого интеллекта для того, чтобы указывать детям путь в реалиях нашей культуры, существующей под лозунгом «Предупрежден — значит, вооружен!». Поток информации буквально сбивает с ног, ничего нельзя принимать на веру, нужны небывалая придирчивость и сообразительность. Но матери, заботящиеся не только о себе, но и о детях, пожалуй, должны быть буквально гениями смекалки.

В перспективе нескольких поколений на изменения в структуре мозга, связанные с материнством, особенно повлияли четыре направления развития. Во-первых, речь идет о современном течении, связанном с теориями и рекомендациями касательно родительства — в последние годы эти выкладки оказались подкреплены нейробиологическими исследованиями. (Теперь матери считаются до некоторой степени ответственными за то, как устроена у детей мозговая «проводка».) Во-вторых, появляются новые, порой очень сложные задачи, подобные той, что стояла перед Зандмейер. (Матери все чаще ставят под сомнение мнение врачей.) В-третьих, ухудшается качество образования в средней школе, при этом конкурс в колледж растет, уровень вступительных экзаменов повышается, а конкуренция на рынке труда становится все жестче. (Матери как никогда должны быть в курсе академических тенденций, публично озвучивать свою позицию и в то же время помогать делать домашние задания — возможно, начиная с детского сада.) И, наконец, не будем сбрасывать со счетов невероятную страсть к потреблению в обществе — она угрожает не только нашим детям, но и природе, миру, который они унаследуют. (Сознательные матери вынуждены постоянно балансировать между сиюминутным удобством и долгосрочными последствиями.)

Расширившийся круг обязанностей усиливает важность сопротивления женщин стереотипу о «материнстве головного мозга»: иначе нам не хватит уверенности, чтобы оспаривать мнение авторитетов. А ведь именно это становится нашей первоочередной задачей. «Роль матери как переговорщика в рамках своей культуры, культурного слоя часто недооценивается. А ведь она вынуждена одновременно существовать внутри культуры и противостоять ей», — говорит Сара Раддик. Она добавляет, что это задача «сложнее, чем кажется для стороннего наблюдателя, а в наши дни требует просто титанических усилий».

«Интенсивное материнство» и смышленые малыши

На исходе 1990-х («десятилетия мозга») метаобращение западной культуры к матери гласило: вы не справились со своей ролью, если не начали развивать мозг наследника еще внутриутробно. Самыми популярными подарками будущей матери стали видео из серии «Baby Mozart», пинетки с колокольчиками, чтобы новорожденный учился осознавать свое тело, черно-белые мобили Infant-Stim, специально спроектированные для привлечения и удержания взгляда младенца. Движение, известное как Better Baby («Лучший малыш»), основанное институтами достижения потенциала человека в Филадельфии, нахваливало своих выпускников. Так, один четырехлетка, по словам организаторов, «читал для удовольствия, выполнял множество домашних обязанностей, играл на скрипке по методу Сузуки, пробегал почти пятикилометровую дистанцию и превосходно плавал». Казалось, юный мозг обладает неведомым прежде и незадействованным потенциалом. Если в 1970-х общество говорило матери, выражаясь словами писателя Филипа Рота, «отвали — задушишь!», то новым лозунгом стал девиз: «Делай больше!.. Больше! Больше!»

В 1997 году родители нервно передавали друг другу журнал Times, где в заглавной статье нейробиологи обсуждали крохотные «окна роста», открывающиеся (и закрыва­ющиеся!) в мозге взрослеющего ребенка... Оказалось, что для максимально эффективного обучения иностранным языкам и музыке существуют жесткие сроки! Автор предупреждал:

В наши дни матерям и отцам особенно остро не хватает времени, многих родителей уже мучает чувство вины за часы, что они проводят вдали от детей. Однако результаты лабораторных экспериментов с большой вероятностью лишь усилят наше беспокойство, особенно — за малышей, заботу о которых поручают чужим людям. Согласно последним данным, невозможно переоценить значение активного присутствия родителей в жизни ребенка. Найдите время понянчить младенца, поболтать с ним, обеспечьте ему стимулы для развития.

Развитие детского мозга все сильнее напоминало родительские состязания. В 2004 году статья в The Wall Street Journal объявила начало новой эпохи: «Разговоры с животом: Последнее слово в раннем развитии». В статье шла речь о женщине, «решившей придать эмбриону максимальное стартовое ускорение». Она консультировалась у академических специалистов, как «извлечь максимум из времени, которое ребенок проводит в матке». Также описывались технические новинки, способствующие раннему развитию, к примеру, BabyPlus Prenatal Education System — электронное устройство, издающее ритмичные звуки; в рекламе говорилось, что это звуковой аналог витаминов для беременных. Родители пытались привить любовь к классической музыке посредством CD и маленьких наушников. Я сама это делала в 1995 году — бедный эмбрион Джоуи! Мне удалось остановиться благодаря брату — Джим отметил, что, судя по выражению лица Джоуи на ультразвуковом снимке, он орет: «Хватит этой *&^%! Что за убожество?!» Возможно, брат был прав: по современным экспертным данным, пренатальные концерты могут нарушать сон ребенка.

Однако многие матери и сегодня чувствуют себя обязанными «родительствовать» буквально с первых дней беременности. Ажиотаж подогревают новейшие сведения о серьезных преимуществах, которые обеспечивает активное участие в жизни ребенка. В том же году, когда в Times на первой полосе вышла статья о детском мозге, безумие достигло апогея. Социолог Шэрон Хэйз ввела для описания нового стандарта родительства термин «интенсивное материнство». По мнению Хэйз, не последнюю роль в повышении планки материнского идеала сыграло современное изобилие литературы по воспитанию детей. Она отмечает, что более 90% американских мам, принимавших участие в опросе, прочитали как минимум одно такое издание. Хотя у нас нет аналогичных данных по другим странам, Хэйз утверждает, что реакция на ее книгу за пределами Соединенных Штатов (особенно в Германии, но также и в Велико­британии, Франции, Аргентине и Бразилии), убедила ее, что мы имеем дело с глобальным феноменом. «Чем более развит у нас капитализм, тем больше будет рекомендаций по воспитанию детей», — говорит она. Хэйз считает одной из причин такого положения вещей массовый выход женщин на рынок труда. В то же время работники становятся более мобильными, а поддержка со стороны бабушек, дедушек и прочей родни остается в прошлом. «В обществах такого рода семья становится последним бастионом близости, уюта, при этом родственная поддержка стремится к нулю, поэтому роль матери выходит на первый план, — рассуждает Хэйз. — Все с ума сходят, пытаясь понять, как приспособиться к этим условиям».

Хэйз подчеркивает, что степень современной одержимости развитием детского мозга кажется предыдущим поколениям матерей просто нелепицей. В странах, где опора на расширенную семью остается нормой, например в России, подобные тенденции также вызывают смех. «После интервью на радио "Свобода", я узнала, что русские женщины посчитали все эти идеи просто уморительными, — говорит она. — Сама мысль о том, что женщина должна следовать четкому своду правил, если она хочет быть мамой, насмешила их буквально до слез».

По данным, собранным Хэйз и ее коллегами, в конце 1990-х американские мамы проводили с детьми столько же времени (или даже больше), чем тридцать лет назад, и это несмотря на то, что большинство женщин теперь работают вне дома. Для многих из них такая ситуация означает серьезное сокращение часов для отдыха, в том числе сна. Кроме того, изменилось не только количество времени, проводимого с детьми, изменилась насыщенность этого времени. «Когда мама отправляла меня играть на улице на весь день, она говорила, что занимается мной, — вспоминает Хэйз. — Но современные матери не считают, что посвящали время детям, если только эти часы не были полностью, безоговорочно отданы ребенку». По мнению Хэйз, убежденность, что малыш обделен вниманием, если его постоянно не занимают, развлекают и развивают, приводит к новым решениям в контексте заботы о детях. Многие матери теряют веру в простое решение — позволить родственникам заботиться о ребенке, даже если они рядом и готовы помочь, а сама мать стеснена в средствах. Вместо этого они ищут профессионалов, а ведь для этого нужны не только деньги, но и умственные усилия: прежде чем выбрать специалиста, необходимо разобраться в теме. Матери, у которых еще остаются силы, чувствуют себя обязанными нагромоздить в расписании побольше развивающих секций и кружков помимо школы.

Также матери не дает спать спокойно вопрос детской дисциплины — раньше эту проблему решали простыми методами. Буквально одно-два поколения назад социально приемлемым, если не одобряемым, считалось физическое наказание. Однако сейчас стандартом западной культуры стала техника договоренностей, требующая постоянной мыслительной работы. Смена парадигмы, согласно Питеру Стернсу, автору книги «Взволнованные родители: История современного воспитания детей в Америке» (Anxious Parents: A History of Modern Child-Rearing in America), связана с фундаментально изменившимся поствикторианским восприятием отпрысков. Раньше дети считались крепкими и выносливыми, сейчас — ранимыми и мягкими. В результате родители оказались между двух огней: авторы руководств проповедуют снисходительность, социальные критики сетуют на вседозволенность.

И снова матери чаще, чем отцы, импровизируют с убеждением, торговлей и подкупом — компонентами современной дисциплины. Многие мужчины отказываются от старой как мир роли злого полицейского, поэтому проверенная временем угроза «Вот погоди, придет домой папа!..» превращается в пустышку. В результате матери, которые обычно проводят больше времени с детьми, отдуваются за обоих родителей — читают книги, посещают семинары и составляют графики поощрений и наказаний. «За последние два года я была на двух мастер-классах для родителей и опробовала пять поведенческих программ, — говорит Мишель Буллар, стюардесса и мать двоих младших школьников. — Все они помогают лишь на некоторое время, а потом нужно искать что-то новое. Когда я была ребенком, мое мнение не имело никакого значения, оно никого не интересовало. Не думаю, что это правильный подход: все наше поколение живет с чувством подавленного раздражения. Но с этим современным методом на мою личную терапию уходит просто уйма денег!»

Тревоги о здоровье, ненадежные советы врачей

Воспитание детей отнюдь не казалось моим родителям увеселительной прогулкой. При этом они не пристегивались в машине, курили, не открывая окон, уезжали из города без мобильников, а иногда мы даже ужинали при включенном телевизоре. Когда речь заходит о моих детях, я боюсь. Боюсь повсеместного распространения астмы, аутизма и аллергий вдобавок к антибиотикоустойчивым заболеваниям, сибирской язве, коровьему бешенству, изменениям климата, распространению ядерного оружия и, чтобы уж ничего не упустить, перхлорату — токсичному элементу ракетного топлива, обнаруженному в коровьем молоке какое-то время назад.

Нашим прародительницам в глубине веков было достаточно принюхаться к ветру или вслушаться в звериный рев, мы же читаем газеты, проглядываем электронную почту, анализируем уровень безопасности и, словно сумасшедшие, переписываемся в соцсетях, чтобы осознанно и эффективно оберегать свое потомство. И разумеется, как в молитве о душевном покое, нам необходима мудрость, чтобы различать, что мы можем и не можем изменить.

Темперамент, доставшийся при рождении, и доступ к информации, который гарантирует профессия журналиста, обеспечивают мне возможность нервничать по поводу необыкновенно широкого списка потенциальных проблем. Однако даже самые спокойные мамы, которые принципиально не читают газет, неизбежно столкнутся по меньшей мере с парой-тройкой фундаментальных угроз здоровью.

Беглого взгляда на школьный двор достаточно, чтобы заметить одну из глобальных проблем современности: удручающее распространение детской полноты. Ребятишки по всему миру стремительно набирают лишний вес. В Соединенных Штатах с 1980-х до начала нового тысячелетия количество страдающих ожирением детей удвоилось. Каждый пятый ребенок в Америке относится к группе риска по гипертонии, диабету и проблемам с сердцем. Взрослые в большинстве развитых и многих развивающихся странах также имеют массу проблем. Всемирная организация здраво­охранения объясняет это разнообразными опасностями современной жизни, в том числе повсеместной круглосуточной доступностью телевидения, активным продвижением и рекламой высококалорийной пищи, популярностью ресторанов и заведений быстрого питания. Так как именно матери обычно покупают продукты для всей семьи, пакуют обеды, готовят и продумывают расписание спортивных занятий, выдергивают из розетки компьютер и телевизор, наша разумность в данном случае может сыграть ключевую роль. Однако не стоит забывать: мы противостоим культуре, где школы сократили количество часов спорта и установили автоматы с колой, а учителя начальных классов раздают леденцы, чтобы взбодрить детей перед рутинными тестами. При этом школа находится в двух кварталах от дома, но детей возят на машине, а дни рождения родители организуют в «Макдоналдсе».

Еще одна значительная перемена — лишь несколько последних поколений осознали опасность остаточного количества пестицидов в продуктах. До публикации книги Рэйчел Карсон «Безмолвная весна» (1962) эту угрозу общество попросту игнорировало. Сейчас, спустя сорок лет, миллионы ответственных родителей учитывают предостережения экологов: общеизвестно, что определенные химикаты могут вызывать врожденные пороки развития, рак и повреждения нервной системы, причем самой уязвимой группой являются дети.

Мощное, всеохватывающее развитие индустрии органических продуктов на протяжении последних десятилетий привело к тому, что «хорошая мать» заботится также об условиях производства любимой еды. В современной культуре сформировались новые ожидания: женщины должны обращать внимание на производителей продукции и не забывать читать при покупке этикетки: не дай бог найти в составе что-нибудь мерзкое вроде трансжиров — частично гидрогенизированных растительных жиров, которые увеличивают срок хранения продукта, но приводят к образованию тромбов.

Мамы больше не могут безнаказанно сидеть и читать журнал при посещении педиатра. По итогам изменений в системе здравоохранения в США, в стране ведутся дискуссии: есть мнение, что в результате врачи стали уделять пациенту меньше чистого времени. Но в любом случае, даже если это не так, люди теряют доверие к официальной медицине. Скандал 2004 года, когда выяснилось, что врачам доплачивают крупные фармакологические компании, чтобы они выписывали «нужные» рецепты, оказался лишь еще одной вехой на этом долгом, печальном пути: общественный статус терапевтов неуклонно снижается. Матери предпочитают самостоятельно разбираться в проблеме, чтобы задавать врачу конкретные вопросы. «Ни один доктор из тех, с кем я консультировалась, не проявил и доли той ответственности и мотивации, с которыми я отнеслась к здоровью моего ребенка», — вспоминает Зандмейер, чья дочь страдала от серьезных побочных эффектов в связи с приемом антибиотика. Именно личная мотивация заставила ее найти сайт www.neuroland.com, где она впервые прочитала, что препарат миноциклин может быть опасен. Позже Зандмейер писала, как благодарна мирозданию за возможность и умение пользовать интернетом — ведь миллионы родителей лишены этого шанса.

На самом деле сегодня матери из самых разных социальных слоев осваивают интернет-грамотность. По приблизительным оценкам, более 40 миллионов американцев ищут информацию по вопросам здоровья в Сети. Анна Брэнскам, фармацевт в аптеке в районе залива Сан-Франциско, пошла по этому пути, когда педиатр не восприняла всерьез беспокойство Брэнскам по поводу полноты ее дочери. «Она сказала мне просто наблюдать и делать, что могу», — вспоминает встревоженная мама. Вместо этого Брэнскам нашла сайт www.blubberbusters.com, где были собраны ссылки, связанные с воспитанием детей и младших школьников, советы, как есть меньше, истории успеха и чаты для общения с другими людьми, страдающими от избыточного веса. «Сначала я думала — неужели это на нее подействует? — рассказывает Брэнскам. — Но у них начался диалог… мы получили помощь».

Сотни и тысячи матерей ищут в интернете ответ на еще один распространенный вопрос, касающийся детского здоровья: «Следовать ли рекомендациям учителя или врача, лечить ли ребенка препаратами, если в школе он ведет себя рассеянно или кажется депрессивным?» Практика медикаментозной помощи детям получила распространение в середине 1990-х и со временем обрела такую популярность (производство риталина, препарата для коррекции дефицита внимания, с 1990 по 1995 год увеличилось на 500%), что легко усомниться, не подводим ли мы ребенка, лишая его фармацевтической поддержки. Врачи и учителя часто подчеркивают, как страдает самооценка ребенка, если он или она отстает от одноклассников. В то же время исследователи обнаружили серьезные побочные эффекты при лечении детей антидепрессантами и стимуляторами. В итоге выбор у родителей невелик: искать заслуживающего доверия терапевта, полагаться на интуицию и, как всегда, собирать информацию и мужественно противостоять модным культурным веяниям.

Домашняя работа

На днях я сидела на кухне с подругой Иди Вейнсофф, талантливой учительницей пятых классов. Она просвещала меня на предмет потенциального дизайна трехмерной модели черной дыры в пространстве. Мой сын Джоуи, третьеклассник, выбравший эту тему для школьного доклада, сидел с другом в своей комнате и безмятежно менялся с ним карточками с покемонами. «Чему учат детей эти творческие проекты?» — спросила Иди. И сама же ответила: «Что мамы все сделают за них». В 2000 году почти 60% американских родителей оказывали детям «значительную» помощь с домашними заданиями. Некоторые поясняли, что в ином случае работа просто не будет выполнена — такие данные приводит Стернс, автор «Взволнованных родителей». Один лишь объем домашней работы заставил чиновников на руководящих постах некоторых городов (например, Александрии в Вирджинии) принять законы, ограничивающие нагрузку. Также родители многих учеников начальной школы жалуются, что интеллектуальный уровень заданий превышает не только детские возможности, но и их собственные.

Матери часто попадают в безнадежную ситуацию: считать детскую домашнюю работу своей обязанностью (удар по трудолюбию наших отпрысков) или заставлять их биться над исследованиями — подстрочные примечания, иллюстрации, список использованной литературы — в семь лет (удар по их самооценке)? Когда я разглядывала «сказочных» марионеток на последнем дне открытых дверей у второклассников, у меня появились определенные догадки касательно того, чем занимаются остальные мамы в свободное время. Возможно, я нанесла непоправимый урон самооценке сына: мы сдали учительнице дракона, сделанного из носка, с бумажными крыльями и глазами-бусинками. Подозреваю, что остальные родители обратились к услугам профессиональных мастеров рукоделия — на полках красовались безупречные модели из папье-маше. Впрочем, возможно, все они гениальны, как моя Иди.

Немалой частью внеурочной нагрузки, которая ложится на плечи мам после собственного напряженного рабочего дня, является помощь детям в подготовке к экзаменам, в том числе к стандартизированным тестам, распространенным по всей стране уже с начальной школы. Жесткие стандарты, которые навязывает общеобразовательной школе современная политика, в свою очередь, вынуждают мам сомневаться в предложенной программе. Если родители могут позволить себе лишний год в детском саду, они, насколько возможно, откладывают начало занятий. Некоторые матери не допускают детей до бесконечных государственных тестов с их жесткими стандартами. Есть и те, кто целенаправленно изучает разнообразные специальные ресурсы на случай выявления физического либо умственного отставания. Сейчас таковыми считаются проблемы с речью, с учебой и даже (как в школе у моих детей) сложности с «сенсорной ориентацией в пространстве». В 2004 году в школьном округе Сан-Франциско более 20% из приблизительно 56 000 зарегистрированных детей признали нуждающимися в специальной поддержке в связи с наличием одной или нескольких физических, учебных или эмоциональных проблем. Государство предлагает родителям разнообразную помощь — методическую, речевую и языковую поддержку, дополнительные занятия, реабилитационную терапию, содействие маломобильным детям. Если ребенок попадает в одну из перечисленных выше групп, а учитель не обратил внимания на заболевание, разобраться в ситуации и добиться помощи для ребенка становится вашей обязанностью, а иначе он станет аутсайдером — из-за вас.

Но предположим, что ребенок адаптировался к школьной системе и даже делает успехи. Теперь перед вами новая изощренная задача — помочь ему с подготовкой к колледжу и даже к работе в новом мире конкурентной экономики — сокращение рабочих мест привело к расширению круга материнских обязанностей. Родители вынуждены подключать все свои способности, чтобы дети не только набирали необходимые баллы, но и примерно к восьми годам уже блистали своим развитием, альтруизмом и творческими внепрограммными интересами. «Они постоянно повышают планку, — Кэрол Гиффорд тревожит, что ее сын не интересуется почти ничем, кроме видеоигр. — Раньше поступить в колледж при Калифорнийском университете было относительно просто, но сегодня абитуриент должен иметь средний балл успеваемости от 3,9, набрать 1300 баллов в тесте на проверку академических способностей и построить церковь в Никарагуа».

И как будто ставки и так уже недостаточно высоки — родители в современных промышленно развитых странах знают, что конкуренция за рабочие места в условиях продолжающейся глобализации экономики будет лишь расти. Мама говорила нам, чтобы мы доедали овощи — ведь голодающие дети в Китае и Индии не могут себе позволить такую роскошь. Я говорю сыновьям, чтобы учились прилежнее, иначе дети в Китае и Индии смогут их обойти.

Покупай, малыш!

Задачка для ума, которая стоит перед современной матерью: вырастить здорового и образованного ребенка — еще усложняется упорными усилиями могущественных корпораций, которые уже давно получили бы практически неограниченный доступ к развивающемуся детскому мозгу, если бы не сопротивление родителей. Неблагодарная миссия: мы вынуждены анализировать содержание, переключать каналы, возможно, вообще отказаться от телевизора и отвечать «нет» на постоянные просьбы приобрести очередной дорогой электронный девайс.

По данным Nielsen Media Research, к 2000 году типичный американский ребенок в возрасте от двух до семнадцати лет проводил в среднем почти двадцать часов в неделю перед телевизором. Для сравнения — на общение с детьми по душам среднестатистические родители тратят 38,5 минуты в неделю. И даже если вы относитесь к нерепрезентативному меньшинству семей, которые не смотрят ТВ, вполне может выясниться, что ваш детский сад или даже начальная школа не разделяют ваши ценности. Исследование 1994 года показало, что в 70% детских садов в течение дня работает телевизор.

Телевидение вредно для ребенка по двум причинам, помимо того, что оно попросту мешает ему заняться чем-то более полезным, например, спортом или чтением. Во-первых, на экране ребенок видит невероятное количество насилия. Согласно докладу организации Kaiser Family Foundation от 2003 года, почти две трети телепрограмм демонстрируют насилие, средняя частота эпизодов составляет шесть в час. Марко Якобони, специалист по сканированию мозга Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, относится к группе ученых, которые считают, что мы недостаточно серьезно относимся к приведенной статистике. По его словам, исследования мозга (в том числе, зеркальные нейроны, о которых шла речь в главе 8) безоговорочно свидетельствуют, что ребенок, многократно наблюдавший насилие, с большей вероятностью применит насилие сам. «Человек, который снова и снова видит жестокость, легче воспроизведет увиденное, потому что в мозге регулярно активируются те же моторные области, что и при совершении самого акта насилия», — говорит Якобони.

Во-вторых, детям вредит реклама. Мы уже вышли на исторически беспрецедентный уровень потребления. По данным множества исследований, подобная тенденция идет во вред ценностям наших детей и окружающей среде: эксплуатация природных ресурсов и переработка отходов наносят экологии непоправимый ущерб. К 2004 году затраты на маркетинг и рекламу, специально рассчитанные на зрителей юного возраста, увеличились до пятнадцати миллиардов долларов в год. Среднестатистический ребенок ежегодно просматривает более 40 000 телевизионных рекламных роликов. По данным еще одного опроса, проводившегося в том же году, 87% американцев считают, что так называемая культура потребления затрудняет привитие детям положительных ценностей. Но в условиях свободной рыночной экономики (сравните со Швецией, где непосредственное обращение в рекламе к детям младше двенадцати лет карается законом) в задачу родителей входит не только ограничивать время перед телевизором и анализировать содержание передач, но и поощрять другие увлечения, а также сдерживать потребительские порывы детей.

Лицом к лицу со временем

Сегодня, когда большинство родителей в США работают вне дома, матери приходится оценивать, когда и в каком объеме детям на самом деле необходимо наше общение и как это общение организовать? Чтобы взвешенно ответить на данный вопрос, учитывая конкретную ситуацию именно в вашей семье, нужно быть в курсе современных данных касательно потребностей ребенка — и в который раз найти в себе силы, чтобы противостоять культурному давлению и моде. Основная сложность в том, что в последние годы нас буквально захлестывает противоречивая информация. Приведем расхожую цитату: «Вам скучно? Значит, вы плохо слушали».

Вопрос, в чем состоят потребности ребенка, простым не был никогда, но с популяризацией теории британского психоаналитика Джона Боулби (примерно конец 1960-х) тема стала совершенно запутанной. В своей фундаментальной книжной трилогии и публичных лекциях Боулби акцентировал внимание на генетически запрограммированной потребности человеческого ребенка (у других приматов она также присутствует) привязываться к одной заслуживающей доверия фигуре, предпочтительно к матери. Он предупреждал читателей и слушателей, что именно качество этой связи в первую очередь определяет все дальнейшее эмоциональное развитие ребенка. Теория Боулби получила известность примерно в то же время, когда миллионы американок размышляли, воспользоваться ли возможностями открывшегося для них рынка труда. Женщины, имевшие принципиальную свободу выбора — их потенциальный доход не оказывал существенного влияния на финансовое состояние семьи, — чувствовали себя обязанными хорошенько взвесить, как скажется их выход на работу на благополучии ребенка. А те, кто был лишен возможности выбирать, мучились от чудовищного чувства вины.

Однако спустя примерно тридцать лет матери нашли утешение в невероятно противоречивой книге Джудит Рич Харрис «Воспитательная ложь». В прошлом — автор учебников, в настоящем — бабушка, Харрис цитировала многочисленные исследования, доказывая, что в долгосрочной перспективе родительский вклад влияет на ребенка гораздо меньше, чем врожденный темперамент, очередность рождения и сверстники. К примеру, изучение однояйцевых близнецов, воспитывавшихся порознь, позволяет предположить, что примерно 50% свойств личности взрослого человека определяется генетическими факторами. Воспитание же в одном доме, судя по всему, весьма слабо воздействует на формирование личности близнецов. В своих интервью Харрис еще более убедительна. Как-то раз она отметила, что люди часто не хотят заводить детей, ошибочно полагая, будто материнство неизбежно сопряжено с чудовищной ответственностью. «Если бы они знали, что это нормально — родить ребенка и доверить воспитание няне, или отдать его в детский сад, или даже отправить в школу-пансион, возможно, они смогли бы поверить, что все будет хорошо», — говорит Харрис.

Журнал New Yorker назвал книгу Харрис «чрезвычайно обоснованным наступлением на все без исключения принципы развития ребенка». Однако умиротворение, которое надеялась привнести Харрис, быстро рассеялось. В начале нового тысячелетия разгорелись как никогда жаркие споры относительно материнского вклада и потребностей ребенка, и на сей раз ученые решительно вступили в бой.

В сентябре 2003 года Комиссия по детям в группе риска (Commission on Children at Risk) — объединение выда­ющихся ученых и врачей, а также официальных представителей YMCA (Юношеской христианской ассоциации), опубликовала доклад, осветивший участившиеся случаи эмоциональных и поведенческих проблем у детей, включая депрессию, суицидальные наклонности, насилие и повышенную тревожность. (К примеру, по данным комиссии, 21% детей в возрасте от девяти до семнадцати лет «имеют диагностируемое психическое расстройство либо зависимость».) Доклад получил название «В тесной связи» (Hardwired to Connect). Специалисты представили подробное научное обоснование потребности ребенка в сильной привязанности к другим людям. По утверждению авторов, на данный момент эта потребность, в целом, не удовлетворяется. Хотя ученые не выдвинули прямых обвинений в адрес матерей, в докладе приводились данные исследований с участием животных. Стивен Суоми, психолог Национального института детского здоровья и развития человека, показал, что сильная материнская забота позволила улучшить функционирование мозга у макак-резусов, генетически предрасположенных к высокому уровню тревожности, агрессии, депрессии и химической зависимости.

Телевизионная программа «Доброе утро, Америка» назвала доклад «убедительным призывом к американским родителям наконец проснуться». Проект «Материнство» (Motherhood Project), спонсируемый консервативным Институтом американских ценностей, выступил с программным заявлением: благодаря данным доклада «матери должны собраться с силами и обозначить, что именно они, матери, играют ключевую роль в развитии ребенка; нас нелегко заменить другими людьми. Благодаря данным доклада мы должны найти мужество и провозгласить связь матери и ребенка вопросом феминизма и вопросом прав человека».

Суоми был не одинок — убедительных данных о непреходящей ценности «хорошего материнства» нашлось предостаточно. Однако с научной точки зрения вопрос остается открытым — должна ли сама мать обеспечивать эти блага. В любопытнейшем исследовании 1997 года ученые, изучавшие поведение крыс, заметили, что детеныши, которых матери с энтузиазмом вылизывали и всячески холили, вырастали гораздо более жизнестойкими и менее тревожными.

Изучение человеческого поведения также позволяет сделать однозначные выводы о родительском влиянии на стрессо­устойчивость ребенка. С конца 1980-х Марк Флинн, профессор антропологии в Миссурийском универ­ситете, изучал группу детей (в составе почти трехсот человек), проживавших в уединенной деревне Бва Мавего на острове в Карибском море. Это одно из самых долгосрочных и интенсивных исследований такого рода на сегодняшний день. Флинн собрал около 25 000 образцов детской слюны, фиксируя уровень гормона стресса кортизола, а также определил другие показатели здоровья, параллельно отмечая события повседневной жизни ребятишек.

На основании полученных данных Флинн делает вывод, что именно качество семейной жизни является базовым формирующим фактором физического и умственного здоровья детей. В отличии от Харрис, он убежден, что влияние родителей куда более значимо, чем сверстников. Флинн отмечает, что после конфликта с товарищами по игре уровень кортизола у ребенка почти не меняется, но когда его же ругает родитель, содержание гормона стресса в слюне резко растет. «У ребенка нет задачи важнее, чем выяснить, что веселит и что печалит его близких», — говорит он. Также Флинн обнаружил, что у детей с обоими биологическими родителями уровень кортизола в среднем ниже, они больше весят и стабильнее растут, чем дети, живущие с мачехами или отчимами или же с одинокими родителями без поддержки родственников.

Немного найдется матерей, которые, прочитав этот доклад, не задумались бы, как справляются они сами. Достаточно ли мы «вылизываем», холим и лелеем наших отпрысков? Однако для большинства родителей все же очевидно, что мир, где мы воспитываем детей, гораздо сложнее, чем лабораторный вольер или даже деревня Бва Мавего. Мы вынуждены лавировать между эмоциональными и материальными потребностями ребенка и собственными нуждами. По словам Равенны Хелсон, социолога из Беркли, наблюдавшей выпускниц колледжа Миллс с 1950-х, больше половины женщин рассказывают, что страдали от депрессии, когда их дети были маленькими. Хелсон предполагает, что причиной расстройства была безработица. Они вообразить не могли, во что превратится их жизнь, когда дети вырастут. Ведь в это же время другие женщины начинали исследовать беспрецедентно новые возможности. Сегодня, говорит Хелсон, матери не так сильно переживают из-за конфликта между работой и детьми, хотя, пожалуй, они — воспользуемся формулировкой Хелсон — чаще «злятся».

Представляется маловероятным, что матери, как бы ни разгорелся этот внутренний спор, дружными рядами отправятся по домам, откажутся от финансовой самостоятельности и обменяют «злость» на «депрессию». Скорее всего, мы продолжим ломать голову и искать способы как примирить непримиримое. На День матери в 2004 году The New York Times опубликовала таблицу, где сравнивалась жизнь матерей, работающих вне дома, и остальных мам. У работающих женщин оказалось существенно меньше свободного времени, они реже смотрели телевизор, меньше спали и, в сравнении со второй группой, утверждали, что «вечно куда-то бегут». Однако, когда речь зашла об общем качестве жизни, 85% подтвердили, что семейная жизнь приносит им «глубокое удовлетворение». В группе домохозяек такой ответ дали лишь 77% опрошенных.

По данным многих исследований, материнская депрессия может отразиться на детях. Если это так, разумным будет предположить, что у более удовлетворенных матерей будут более счастливые дети, особенно учитывая, что мы, судя по всему, проводим с ними столько же времени, сколько и наши мамы. В то же время многих женщин беспокоит — и не без причины, что работа отнимет их у детей, причем именно тогда, когда мы нужны им больше всего. В следующей главе мы обсудим, что составление рабочего расписания, позволяющего в полной мере выполнять родительские обязанности, — одна из сложнейших задач в нашей в жизни. Впрочем, современные работодатели и сотрудники значительно продвинулись на пути поиска решений этого вопроса.