Спустя девять песен смена Сапфир подошла к концу. В бумажнике Бейли оставалось теперь куда меньше наличных. И вот мы уже мчались в видавшем виде пикапе с надписью «Сельская принцесса» на рамке номера. Я сидела около окна, Бейли посередине, одна рука Сапфир лежала на руле, другая свешивалась наружу через открытое окно. Ночной воздух после удушливого тепла клуба казался влажным и прохладным.
– Для девушки, никогда не целовавшейся с другой девушкой, ты быстро освоилась с приват-танцами, – пробормотала я.
Бейли пожала плечами:
– Ну что я могу сказать? Я, должно быть, падкий на развлечения гений.
Сапфир повернулась к нам, руль при этом дернулся.
– Постой-ка. Так ты нецелованная?
Я все еще привыкала к ее внешнему виду, ведь теперь она была не в рабочей «одежде», а в спортивных штанах и майке. И без многих слоев макияжа куда меньше походила на богиню секса и больше на клевую старшую сестру. По крайней мере, так я представляла себе клевых старших сестер. Что касается моей сестры, то в ее жизни не было ничего прикольного. Из девочки из церковного хора она сразу превратилась в мамочку.
Бейли сидела вся красная. Она пробормотала что-то вроде: «У меня было не так много возможностей» и «По-моему, ты похожа на Эмму Уотсон».
Сапфир направила пикап на обочину, колеса скрипнули по гравию, прежде чем остановиться. Она выключила фары. Теперь в темноте слабо светились только приборная панель и луна. Сапфир повернулась к Бейли.
– Ну, мы исправим это прямо сейчас. Человек, готовый ехать с подругой через полстраны, – особый человек. И заслуживает того, чтобы его поцеловали.
Бейли замерла, ее глаза стали большими. Казалось, она готова спастись бегством. Но поскольку она сидела посередине, такой возможности у нее не имелось. Она открыла было рот, желая что-то сказать, но у нее вырвалось лишь:
– Ыыыээээээ.
Сапфир улыбнулась, словно привыкла к обществу людей, которые теряют дар речи в ее присутствии.
– Я подумала, что ты очень симпатичная, стоило тебе переступить порог нашего клуба.
– Ээээммм, – выдала Бейли.
– Я понимаю это как «Я решила, что ты тоже очень даже ничего». Расстегнув ремень безопасности, она осторожно положила руки на бедра Бейли. Я отвернулась, чтобы не мешать им, хотя краем глаза видела их отражения в стекле приборной доски. Бейли походила на золотую рыбку, вытащенную из воды, но это ни капли не беспокоило Сапфир. Она приоткрыла губы и нежно прижала их к губам Бейли. Глаза Бейли закрылись. Она задрожала. А затем ее тело обмякло. Сапфир отстранилась. Губы Бейли блестели от помады Сапфир, она была в ступоре. Сапфир выглядела довольной.
– Ты права.
– Да? – смущенно выговорила Бейли.
– Да. Ты лесбийский гений. – И с этими словами Сапфир снова включила фары, завела мотор и выехала на дорогу.
Мы мчались по шоссе, мимо проносились указатели миль. Бейли и Сапфир томно посматривали друг на друга. Меня стало немного укачивать.
– Мне нравятся твои волосы, – промурлыкала Сапфир, играя бирюзовыми бусинками у себя на шее.
– Спасибо, – ответила Бейли. – Я сама их укладываю. Твои глаза прямо-таки сверкают.
– Спасибо. А у тебя самые потрясающие губы…
Я больше не могла выносить этого.
– Сапфир – твое настоящее имя? – выпалила я. Впервые за все это время, показавшееся мне долгими часами, они заметили мое присутствие.
– Да. Можешь в такое поверить? Моя мама словно хотела, чтобы я зарабатывала себе на жизнь, обжимаясь с водителями грузовиков, – рассмеялась Сапфир.
– Ты так здорово целуешься. Действительно здорово, – выдохнула Бейли. Мои глаза готовы были вылезти из орбит.
– Спасибо, малышка, – сказала Сапфир, поглаживая бедро Бейли. – А где ваши родители? Вы все еще живете с ними?
– Мои родители думают, я готовлюсь к выпускным экзаменам в приозерном доме одной моей подруги, – ответила я.
– А моя мама все выходные вкалывает в больнице, – сказала Бейли. – Об отце я ничего не слышала с декабря, когда он поздравил меня по электронной почте с Ханукой и прислал купон на скидку в его службе по уходу за газоном и садом. Его новая жена – еврейка, – пояснила она. – Он переехал в Альбукерке и принял ее веру.
– В Нью-Мексико много евреев? – удивилась Сапфир. Я тоже была ошеломлена. Но совершенно по другой причине.
– Твой папа живет в Альбукерке? – спросила я несколько громче, чем намеревалась. Я знала, что родители Бейли в разводе. Слышала, что ее отец снова женился, но считала, что он остался в нашем городе. Что они с Бейли по-прежнему видятся. Она всегда обожала отца. Они оба любили невразумительные британские телешоу и нездоровую еду с пищевыми красителями. Трудно было представить жизнь Бейли без него.
Бейли отодвинулась от Сапфир и теперь не отрывала глаз от дороги впереди.
– Да. Там. Но мы не будем заезжать к нему, чтобы сказать «Привет!», если ты об этом.
Мне хотелось спросить, а почему бы и нет. Спросить, в чем тут дело. Но я промолчала. Потому что, будь я хорошей подругой, в этом не было бы необходимости. Потому что в этом случае Бейли рассказала бы мне о своих мыслях. Но такой подругой я не была. Я беспокоилась только о себе. И все эти годы, когда я ни о чем ее не спрашивала, когда меня не было рядом с ней, казались теперь пропастью, которую я не способна была преодолеть. Я не ехала бы теперь невесть где и куда в пикапе, который вела случайная девушка. И потому я тоже уставилась на дорогу и смотрела исключительно вперед.