Выступление Путина с Федеральным посланием 1 марта 2018 года многими было воспринято как ключевая часть его предвыборной кампании. И, согласно «золотому правилу Штирлица»: «Запоминается последняя фраза», — основное внимание было сосредоточено на заключительной части этой речи, где презентовалась «великолепная шестёрка» новых систем отечественного оружия, создающая новый военно-стратегический баланс: межконтинентальная баллистическая ракета РС-28 «Сармат», гиперзвуковой ракетный комплекс «Кинжал», крылатая ракета с ядерной энергоустановкой «Буревестник», лазерные боевые установки «Пересвет», подводный беспилотник с ядерной энергетической установкой «Посейдон» и ракета с гиперзвуковым планирующим крылатым блоком «Авангард».

Тем самым «в тени» оказалась предыдущая часть путинского выступления, посвящённая, в основном, перспективам социально-экономического развития России. Её просто не восприняли всерьёз, отнеся к разряду предвыборных манипуляций. Точно так же, как не восприняли всерьёз, например, впервые прозвучавшие в Федеральном послании президента РФ 2002 года и затем постоянно повторявшиеся обещания провести системную модернизацию российских Вооружённых сил и вдвое, до 12 месяцев, снизить срок военной службы по призыву. Всё это казалось пустыми словами, но, в конце концов, реализовалось на практике — сегодня российская армия признана если не самой мощной боеспособной силой современного мира, то, как минимум, способной успешно противостоять любому вероятному агрессору.

Точно так же политическим блефом казалась задача удвоения российского ВВП за период 2003–2013 годов. Официально она так и не была решена — за это десятилетие, с учётом кризиса 2008–2009 годов, по данному показателю, рассчитанному на основе ежегодных показателей прироста ВВП, отечественная экономика выросла всего в 1,4 раза. Примерно ту же величину даёт оценка роста российского ВВП в «долларовом эквиваленте» по паритету покупательной способности — с 2432,8 до 3602,4 млрд. долл., в 1,5 раза. Зато в прямом «долларовом эквиваленте» рост намного более значителен — с 430,3 до 2297,1 млрд. долл., в 5,34 раза, более чем вдвое выше заявленных темпов. Это — в том, что касается внутренней, доступной наблюдению части экономики «корпорация Россия». Про внешнюю часть оной, по понятным причинам, ничего определённого сказать невозможно — известно лишь, что чистая международная инвестиционная позиция нашей страны за тот же период выросла с 37,18 млрд. долл. на 1 января 2003 г. до 131,7 млрд. долл. на 1 января 2014 г.

В то же время, задача создания и модернизации 25 млн. рабочих мест до уровня высокопроизводительных к 2020 году, поставленная в 2012 году, вряд ли будет осуществлена за ближайшие два года и даже в перспективе ближайших 10 лет, поскольку к началу 2018 года их в российской экономике насчитывалось всего 17,2 млн. (на пике 2014 г. — 18,2 млн.).

Следовательно, есть определённые, но далеко не абсолютные, основания рассматривать путинское выступление 1 марта 2018 г. не только в качестве предвыборной акции, но и некоего отражения программы мобилизационного проекта для России, а также реализации данной программы на современном этапе и на обозримую перспективу.

Основной тезис этого «особого, рубежного» документа, как он был заявлен: «Ближайшие годы станут решающими для будущего страны», — определение «решающими» Путин подчеркнул специально.

Какой же особый рубеж должна преодолеть Россия, которая, по его словам, прошла через масштабные, непростые преобразования, справилась с абсолютно новыми и очень сложными экономическими, социальными вызовами, и, сохранив единство страны, утвердилась как демократическое общество на свободном, самостоятельном пути?

«Скорость технологических изменений нарастает стремительно… Тот, кто использует эту технологическую волну, вырвется далеко вперёд. Тех, кто не сможет этого сделать, эта волна просто захлестнёт, утопит», — объясняет президент, вполне солидаризуясь этими словами с той позицией, которую на протяжении многих лет отстаивал и пропагандировал такой идеолог мобилизационного проекта, как Сергей Глазьев и его единомышленники.

Далее было заявлено о способности России дать ответ на цивилизационно-технологические вызовы: «Мы готовы к настоящему прорыву».

Разумеется, задачи увеличения ВВП на душу населения в 1,5 раза к 2025 году и средней продолжительности жизни более 80 лет к 2030 году, при всей важности данных показателей, — это далеко не «прорыв». Системное развитие инфраструктуры, особенно транспорта и связи, — по большому счёту, тоже, хотя это, несомненно, необходимо сопутствует «цивилизационно-технологическому прорыву».

— Развитие регионов Арктики и Дальнего Востока посредством запуска Северного морского пути.

— «Цифровизация» всего общества до уровня, при котором «Россия должна стать не только ключевым логистическим, транспортным узлом планеты, но и одним из мировых центров хранения, обработки, передачи и надёжной защиты информационных массивов»; внедрение сетей передачи данных пятого поколения и технологий связи «интернета вещей».

— Улучшение экологической ситуации в стране.

— Улучшение системы образования.

— Децентрализация социально-экономической структуры страны.

— Снятие всех законодательных барьеров для разработки и широкого применения робототехники, искусственного интеллекта, беспилотного транспорта, электронной торговли, технологий обработки больших данных.

— Развитие «малого предпринимательства», чей вклад в российский ВВП к 2025 году должен приблизиться к 40 %, а число занятых — вырасти с 19 до 25 млн. человек.

— Повышение производительности труда к 2025 году до уровня ведущих мировых экономик, повышение объёма несырьевого, неэнергетического экспорта до 250 млрд. долл. (в т. ч. до 50 млрд. долл. — продукции машиностроения) и до 100 млрд. долл. — экспорта услуг.

При всём уважении к намеченным целям и поставленным задачам, следует признать, что ни одна из них сама по себе, ни все они в сумме своей на полноценную программу мобилизации, что называется, «не тянут». За одним-единственным, да и то данным не напрямую, исключением — или, вернее, пересечением: «цифрового», «арктического» и «инфраструктурно-энергетического» заявленных векторов развития.

В этой «узловой точке» как бы сам собой возникает полуфантастический образ координационно-управляющего центра— «искусственного сверхинтеллекта» с автономным энерго- и жизнеобеспечением, функционирующего на территории России вблизи от Северного полюса нашей планеты и напрямую связанного с аналогичными центрами — например, расположенным где-нибудь в Антарктиде или в международных водах у её побережья. Уже нынешний уровень развития квантово-информационных технологий позволяет «считывать» и «дешифровывать» непредставимые ранее объёмы и носители информации. А наличие у полюсов Земли энергетических систем, позволяющих осуществлять скоординированные «триггерные» воздействия, скажем, на её магнитосферу, на климатические процессы и т. д., — повлечёт за собой «гиперкуб» самых разнообразных и пока не вполне представимых последствий. Тут, как говорится, есть за что бороться и есть что защищать — в том числе, новейшими российскими системами вооружений, не имеющими пределов дальности. На этом фоне даже американский проект «глобального цифрового мира» или «виртуального концлагеря», в который предполагается загнать до 7–8 миллиардов представителей «лишней» части человечества, будет выглядеть примерно так же, как выглядели гитлеровские «лагеря смерти» в 1945 году, накануне краха Третьего рейха.