Книга: Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?
Назад: Шаг назад и три шага вперед
Дальше: Егор Кваснюк Национальные проблемы и мобилизационный проект

Юлия Черняховская
Сталинский проект: от глобального преобразования земли к освоению звёзд

Характеризуя правление Сталина, одни выдвигают в его адрес обвинения в репрессиях и авторитаризме. Другие вспоминают о его роли в индустриализации страны и Победе 1945 года. Однако почти не упоминается тема глобального проектирования.
Глобальное проектирование — неотъемлемая черта, присущая советскому проекту, начиная с первых лет его существования. Советская власть получила в свои руки огромную страну с отстающей на сотню лет от современных ей западных образцов аграрной и промышленной системой. Размер этого пространства, численность населения и порядок задач, которые предстояло решать, определили курс на глобальные проекты на следующие несколько десятков лет.
К 1945–1947 гг. хозяйственное положение России оказалось в два раза хуже, чем оно было в начале 1941 г.
В 1946 г. Сталин поставил задачу организовать новый мощный подъём народного хозяйства, увеличить объёмы производства в три раза по сравнению с довоенным уровнем. Такой подъём гарантировал бы «продовольственную подушку» на случай новой войны.
Западные эксперты полагают, что объём промышленности СССР сможет восстановить за 20 лет. Сталин ставит задачу восстановить его за 4 года. На деле задача была решена всего за два с половиной года — к 1948 г.
При этом национальную экономику удалось выстроить так, что она оказалась полностью независима от Запада.
Одно за другим проходили снижения цен. Причём акцент делался на товарах вторичного потребления, что говорит о высокой степени решённости продовольственной проблемы. Да, можно говорить о том, что уровень жизни был чрезвычайно низким, однако следует иметь в виду, что заметная доля производства работает на «отстающие» регионы.
Установка на равномерное аграрное преображение страны находит отражения в сталинском проекте преображения природы.
План был принят по инициативе Сталина в октябре 1948 г. и по своим масштабам не имел аналогов в мире. Его можно считать апогеем первого этапа научно-технического романтизма в СССР — романтизма, ориентированного ещё только на преобразование материальной среды, не затрагивающего на этом этапе вопросы социально-политического бытия.
Из всего фонда научных открытий СССР за 1950-е — 1990-е годы 80 % сделано за период 1950-х — 1960-х годов.
Этот период стал периодом научно-технической революции — революции, которая оказалась не замеченной историками, увлечёнными анализом протестных движений.
На развитие науки с 1946 по 1950 года было выделено 47,2 млрд. руб. В 1946 году более чем в два раза повышена заработная плата профессорско-преподавательскому составу и научным работникам. Сеть научно-исследовательских учреждений выросла в 1,5 раза по сравнению с довоенной, численность научных работников выросла почти в 2 раза. Причём основы этой тенденции заложены ещё в военное время: в период 1941–1945 гг. было создано 240 новых научных учреждений.
Результатом стал не только заметный рост обеспеченности аграрной сферы профессионально подготовленными кадрами, но и такие достижения науки, как создание ЭВМ, овладение ядерной энергией, комплексная механизация и автоматизация производства, разработка проблем электроники и ракетной техники, получение материалов с заданными свойствами. Все они лежат в основе современной науки.
Именно на рубеже 1940-х — 1950-х годов была создана база для последующих космических и ядерных исследований.
Среди успехов космической программы СССР — запуск первого искусственного спутника Земли 4 октября 1957 года, запуск 3 ноября того же года второго спутника с живым существом на борту, первый полёт человека в космос 12 апреля 1961 года и первый выход человека в открытый космос 19 марта 1965 года, создание на орбите Земли многомодульной орбитальной станции «Мир».
Если оценки 50-х годов XX века в исторической памяти россиян до сих пор не являются однозначными, то начало 1960-х годов всем без исключения современникам запомнилось как время безусловного подъёма общественных настроений.
«… Полёт Гагарина и возведение Берлинской стены, разоблачение культа личности и первая конференция неприсоединившихся стран, Новая волна в фантастике и хрущевская «оттепель», убийство Кеннеди и вьетнамская война, «Битлз» и китайская «культурная революция», студенческие волнения во Франции и конец «пражской весны», Вудсток и первые люди на Луне… «Андрей Рублёв» Тарковского, «Космическая одиссея» Кубрика, «Теорема» Пазолини… Постструктурализм и психоделические эксперименты, теология мёртвого бога и системный подход, битники и контркультура, Кастанеда и теорема Белла о нелокальности…» — такой перечень образов приводит В. Кузнецов.
Схожий круг очерчивают П. Вайль и А. Генис: «Фундамент утопии: Коммунизм, Космос, поэзия», «Куба», «Сибирь», «Наука», «Романтика», «Марш энтузиастов».
Ценностный мир поколения 60-х годов XX века объёмно отражён в соответствующем исследовании Б.А. Грушина. Из приведённых им данных можно сделать следующие выводы.
Во-первых, значение научно-технических достижений в представлениях человека 1960-х годов несоизмеримо с представлениями сегодняшними. Сегодняшнему человеку, привыкшему к присутствию массовой фантастики в кинотеатрах и на книжных стендах, трудно представить, какое сакральное значение имел для человека выход в космос — не сконструированный на страницах книг, а ставший событием реальной истории.
Во-вторых, тенденции научного романтизма разделяются на три главных направления: космическое, атомное и направление компьютеризации. Освоение космоса и атомной энергетики, с одной стороны, и компьютеризации, с другой, — это своего рода два способа освоения мира: экстравертное, то есть освоение мира вокруг, и интравертное, то есть освоение виртуальных реальностей.
В-третьих, символика нового, технократического мифа в сознании опрашиваемых органично слита с традиционной аграрной символикой, воплощённой в монументальной скульптуре и литературе, — и та, и другая становятся знаками превращения хаоса в логос познания и созидания, освоения новых земель и планет. Подобное же освоение воплощает в себе установку на строительство утопии.
И именно на этом участке столкновения науки и этики достигает нового состояния феномен научно-технического романтизма.
Современное общество, спустя почти тридцать лет «деидеологизации», вернулось к идее формирования национальной идеи и национального проекта.
Однако возникает вопрос о степени существования «запроса» на такую идею, степени интереса к ней у масс и о сущности самой этой идеи.
По данным опросов ВЦИОМ за 2005 год, отклик на идею национальных проектов можно оценить как достаточно слабый, а отклик на отдельные варианты проектов — хотя и выше чем в 90-е гг., но в целом тоже достаточно слаб. Однако уже в 2008 году в рамках опроса «Главные события XX века» на втором месте по популярности, после Великой Отечественной войны (16,4 %), оказался полёт Гагарина в космос (12,7 %).
Интересно, что в 1998 г. это событие считали наиболее значительным в XX веке 24,8 % опрошенных — это самый популярный ответ, даже Великая Отечественная Война на тот момент набирала 13,5 % голосов.
Все остальные «события-мифы» не набрали сколько-нибудь значимое количество голосов.
В 2008 г. ответы, связанные с космосом, всё ещё оставались достаточно популярны: с учётом общей фрагментированности опрошенных групп, общая доля ответов группы «научно-технический романтизм» составила 24,8 %. Последние можно подразделить на две подгруппы: это события экстравертного развития науки, то есть развития знаний, способствующих освоению внешней среды, и события интровертного развития науки — связанные с развитием различных аспектов виртуальных пространств.
В середине «десятых» годов XXI века можно наблюдать следующую картину.
Рейтинг национальных угроз-2013 показал, что 35 % населения России больше всего беспокоит заселение страны иностранными эмигрантами, а 33 %, почти столько же, — упадок культуры, науки и образования. При этом резкое снижение уровня жизни, которое, как представляется, на сегодняшний день, очевидно каждому и активно затрагивается в СМИ, волнует на 10 % меньше опрошенных — 22 % респондентов.
Наиболее поздний из выявленных опросов подобного типа посвящён динамике развития отношения к православию и относится к апрелю 2016 г.
«За 25 лет существенно больше наших сограждан стали полагаться на Бога в своей жизни, их доля выросла с 49 % в 1991 г. до 67 % в 2016 г.», — пишут аналитики ВЦИОМ. Однако хочется заметить, что эта доля как тогда, так и сейчас оказывается заметно ниже доли тех, кто считает необходимым развивать космические программы. Последняя выросла с 72 % в эпоху деидеологизации 90-х гг., до 87 % в 2012 г. При этом среди названных 67 % преобладают вовсе не православные, как можно подумать, а мусульмане: 49 % опрошенных мусульман привыкли полагаться на высшие силы, в то время как среди православных аналогичный ответ дают только 34 % опрошенных. В то же время, с 1991 года в два раза выросло число россиян, которые верят в то, что их жизненный путь предопределён — сегодня это 48 %. Данный показатель, однако, включает ещё и 10 % неверующих, и таким образом свидетельствует не только о распространении религиозных концептов среди масс, но и росте фатализма, отсутствия веры в способность человека управлять хотя бы собственной судьбой — в противоположность антропологическому оптимизму научно-технического романтизма, предполагающему, что человек может повернуть к лучшему развитие собственного общества и даже других миров.
В целом Левада-центр выстраивает следующую картину ценностей молодого поколения россиян. Большинство опросов посвящено двум системам ценностей: православию и ценностям личностно-професионально-семейным. Причём если первый концепт ещё можно назвать ценностной системой, так как он если и не предлагает, то, по крайней мере, позволяет сконструировать на его основе три уровня идеала: онтологический, социальный и этический, — то второй концепт полностью исключает из картины мира носителя онтологическую и гносеологическую составляющую, ограничивая его представления о мире уровнем семьи, а в качестве враждебной среды представляя уже профессиональный коллектив. Таким образом, границы логоса сужаются до пределов семьи, под которой сегодня понимается даже не уровни «клана» и «рода», а молодожены и их дети, а в качестве хаоса — весь мир за пределами «обитаемого пространства» такой семьи. Соответственно, хаос не подлежит сохранению и является лишь зоной добычи ценностей для своего социума, что с точки зрения общего социального прогресса ведёт к неким формам общества, предшествовавшим родоплеменному строю, — поскольку по мере накопления знаний общество развивалась, и границы социума-логоса увеличивались вплоть до включения в него многомиллионных и даже миллиардных групп, а в плане практическом эта тенденция ведёт к разрушению объектов цивилизации за пределами нового семейного логоса, которое активно проявляется в многочисленных актах вандализма под эгидой тех или иных ценностей.
Более того если мы обратимся к опросам 2017 года, то увидим: на вопрос, важно ли лично для них чтобы Россия занимала лидирующие позиции в космонавтике, 65 % от всего количества опрошенных дали утвердительный ответ. Отрицательный — всего 30 %. И, что особенно важно, даже среди молодёжной группы 59 % считают для себя лично важным развитие успехов России в освоении космоса.
В любом случае, мы видим, что тема освоения Космоса оказывается воспринятой и сегодня воспринимаемой обществом в качестве мегапроекта, приоритетного для расходов и усилий всего общества. Может быть, даже, — сверхусилий. По сути дела, с одной стороны, — это проект движения к глобальной цели. С другой — проект строительства и созидания. С третьей — процесс, мобилизующий людей и запускающий цепочку воспроизведения их энергии. И, кроме того, — направленный на новые открытия и новые технологии.
По большому счету, он мог бы дать цивилизационный толчок, подобный перелому Эпохи Великих Географических открытий.
И, что самое главное, — объединить страну общими смыслами и общим делом, создавая уже и новую субъектную цивилизационную общность.
Назад: Шаг назад и три шага вперед
Дальше: Егор Кваснюк Национальные проблемы и мобилизационный проект