Глава XXV. Собрание общества

Наутро, за завтраком, Мэри с изумлением увидела, что Лаура входит в столовую под руку с Люсиндой. Люсинда была одета! И не в постели! Ну что ж, это явный прогресс.

– Как себя чувствует сегодня наша пациентка? – спросил граф, привстав и отвесив поклон. Он был галантен, как всегда, однако Мэри заметила, что он удивлен и встревожен.

Мина встала и подошла к Люсинде.

– С вами все хорошо, дорогая? Я очень рада видеть, что вы сегодня встали с постели. Только глядите, не переутомляйтесь.

– Ей уже намного лучше, – сказала Лаура. – Утром она услышала звон церковных колоколов и сказала, что хочет пойти в церковь. Во всяком случае, я ее так поняла.

– Я хотела бы петь в небесном хоре, – сказала Люсинда, глядя на них серьезными глазами. – Я хочу, чтобы мой голос звучал в хоре ангелов и архангелов.

– Католическая церковь есть на Кечкемети-утца, всего в нескольких кварталах, – сказала Мина. – У нас, боюсь, совсем не религиозный дом, – ни Влад, ни я не ходим к мессе. И едва ли кто-то из вас…

– Я схожу с ней, – сказала Жюстина. – Я сама уже несколько недель не бывала в церкви – с тех пор, как мы уехали из Лондона. Мне тоже хочется пойти.

– И мне, – сказала Беатриче. – Мы с Жюстиной возьмем ее с собой. Если, конечно, она уже достаточно окрепла.

– Если ей станет нехорошо, я всегда могу отнести ее домой на руках, – сказала Жюстина.

– А вот англиканской церкви в Будапеште, наверное, нет, – с улыбкой сказала Мэри. – Я бы тоже хотела сходить в церковь, но едва ли власть епископа Кентерберийского простирается так далеко.

– Может быть, подойдет кальвинистская служба, если вас не беспокоит их раскольничество? – спросила Мина. – Есть церковь на Кальвин-тер, Лаура там иногда бывает. Мы могли бы сводить вас с Дианой на службу. Правда, она будет на венгерском…

Мэри не возражала. Вот Диана – та да, но она бы так же возмущалась, если бы ее попробовали затащить на любую дурацкую церковную службу, как она и заявила Мэри. Все же Мэри настояла, что это для ее же блага. Так как с ними была Мина, Диана вела себя довольно прилично – не корчила рожи и не колотила ногой по скамейке впереди. Лаура, как могла, переводила с венгерского. Она объяснила, что по-венгерски говорит не вполне свободно, так как выросла в австрийской части Австро-Венгерской империи.

– Французский и немецкий я знаю неплохо, – сказала она, – но когда доходит до венгерского, без Кармиллы не обойтись!

Когда они вернулись, Мэри еще на лестнице с удивлением услышала доносящуюся сверху музыку. Что это – клавесин в музыкальной комнате? Мина вдруг схватила ее за руку.

– Ох, слава богу. Это хороший знак. Идемте, я хочу это видеть…

Что видеть? Мина почти взбежала по лестнице. Мэри оглянулась на Лауру – та, кажется, была удивлена не меньше.

– Никогда не слышала, чтобы кто-то играл на этом инструменте, – сказала она. – Даже не знала, что он настроен.

Они и не был настроен как следует – и все же звуки, доносившиеся со второго этажа, были мелодичными, несмотря на проскальзывающие изредка фальшивые ноты. Мэри вошла следом за Миной в музыкальную комнату. Люсинда сидела на скамеечке перед клавесином и играла так, словно от этой игры зависела ее жизнь, – пальцы так и летали по клавишам, кудри растрепались. Беатриче с Жюстиной стояли у клавесина и слушали.

– Как только мы вернулись, она попросила нас зайти сюда, – сказала Беатриче. – Очевидно, она видела этот инструмент, когда проходила мимо по коридору.

– Люсинда, – сказала Мина, опускаясь на колени возле скамеечки, – дорогая моя, как вы себя чувствуете?

Руки Люсинды упали на клавиши. Она развернулась на скамеечке, и Мэри увидела, что по ее лицу текут слезы.

– Mijn Moeder! – сказала она. – Mijn Moeder is dood.

Мина села рядом и обняла Люсинду. Девушка разрыдалась у нее на плече – так, словно у нее сердце разрывалось, да так оно, наверное, и было. Но почему сейчас? Люсинда не плакала о смерти матери с того дня, как они вернулись в квартиру Ирен. Безумие тогда уже совершенно овладело ею…

Понемногу рыдания стали тише. Люсинда подняла голову.

– Где я, Вильгельмина? – спросила она. – Что это за дом? Я помню замок в лесу, где меня кололи шипами. Хотя нет, это из сказки. Я все еще в Вене?

– Вы в Будапеште, со мной, – сказала Мина, гладя ее по голове. – Что вы помните из того, что с вами было?

Люсинда покачала головой.

– Сны. Кошмары. За мной пришли призраки. Они утащили меня в подвал, где король держал в плену мою мать. Нет… это тоже сказка. Мама… – По ее лицу все еще текли слезы. – Но я помню… ее. Она дала мне кровь. – Люсинда показала на Мэри. – И ее тоже. – Теперь она показывала на дверь, а в дверях стояла Диана – по пути домой она отстала, как обычно. – Она сожгла замок дотла, чтобы меня освободить.

– Что-то вроде этого, – сказала Диана. – Она что… уже в своем уме?

– Тихо ты! – грозно нахмурилась Мэри.

– Как же это случилось? – спросила Мина, переводя взгляд с Жюстины на Беатриче. – Как же Люсинда снова… пришла в себя, если можно так выразиться?

– Орган заиграл, – сказала Жюстина. – И хор запел – мальчики с ангельскими голосами. И вдруг я почувствовала, как она схватила меня за руку. Она смотрела на меня, и в первый раз я поняла, что она видит меня по-настоящему. Я бы сказала, что это чудо, но, кажется, это музыка.

– Люсинда всегда была одарена музыкально, – сказала Мина. – Она училась у одного знаменитого композитора в Амстердаме, и ее мать думала, что когда-нибудь она станет пианисткой. Должно быть, музыка напомнила ей, кто она, и пробудила от сна. – Она вновь повернулась к Люсинде. – Дорогая, простите меня за такой вопрос, но вы помните что-нибудь о своем отце? О его экспериментах?

Люсинда закрыла глаза руками, и на миг Мэри показалось, что она не станет отвечать. Затем она сказала:

– Он брал у меня кровь. И еще… иголками… не знаю, как сказать по-английски… вводил в меня кровь. Говорил, что она меня изменит, сделает сильнее. Что я буду жить вечно. Но я чувствую, как призраки обступают меня, теснятся вокруг, у меня в голове… Я заблудилась в темном лесу…

Мина положила Люсинде руку на плечо.

– А вы могли бы рассказать об этом… другим людям? Множеству людей? На большом собрании.

Люсинда подняла на нее большие, испуганные глаза.

– Конечно, нет, мы не можем подвергнуть ее такому испытанию, – сказала Мэри. Люсинда казалась такой юной, такой хрупкой. – Она же только что… пришла в себя, как вы говорите. А вдруг, если мы приведем ее на собрание Общества алхимиков, это ей повредит? Вдруг она снова… ну, вы понимаете.

– Чокнется, – сказала Диана.

– Мэри права, – сказала Лаура. – Невозможно требовать, чтобы она выступала перед этими людьми, пока она в таком состоянии. Может быть, можно как-то иначе это сделать?

– Нельзя. – Голос Мины прозвучал неожиданно резко. – Вы для этого ее сюда и привезли. Именно для того, чтобы предъявить ее на общем собрании. Когда Ван Хельсинг убил Люси, он уничтожил все доказательства своего преступления. Он никогда не ответит за ее смерть. Но Люсинда – живое доказательство: следы от инъекций на руках, вампирическое безумие. Нужно, чтобы члены общества – и Айша тоже – не только услышали, но и увидели, что творит Ван Хельсинг. Теперь, когда Люсинда снова… пусть и не совсем в себе, но все-таки ей уже лучше, – она может сама рассказать свою историю. Это произведет более сильное впечатление, чем мой рассказ. Мистер Прендик сообщил нам о том, что он планирует. Если она заговорит сразу, как только Ван Хельсинг поставит свое предложение на голосование, это будет эффектнее всего. Люсинда, вы сможете это сделать? Вы спасете других девушек от такой же судьбы и не позволите своему отцу совершить жестокое злодеяние.

Такую Мину Мэри еще не видела – Мину, ставшую шпионкой Королевского общества ради каких-то своих целей, которые Мэри все еще не понимала до конца. Мину, для которой главное – остановить Ван Хельсинга любой ценой. Как же ей теперь видеть в ней прежнюю мисс Мюррей? Сердце у нее заныло.

Позже, днем, когда они тайком пробрались в здание Венгерской академии наук, вскрыв замок, она все еще чувствовала себя внутренне опустошенной.

Диана: – Это я вскрыла замок. И Люсинду я спасла. А ты хоть бы словом обо мне упомянула!

Кэтрин: – Ты помогла нам попасть в здание, а потом Мэри рисовала карту, пока ты слонялась без дела, разглядывала портреты и хихикала над мужчинами в париках. Беатриче строила планы, как быть с теми, кто будет сидеть на балконе, а мы с Жюстиной планировали, что будем делать внизу, в зале заседаний. Я считаю, это наша общая заслуга.

Внутри Академия выглядела не менее внушительно, чем снаружи. Большой зал, где и ожидалось собрание, парадная лестница, ведущая на второй этаж, балкон, с которого можно наблюдать за происходящим внизу. Завтра по всем коридорам будут расхаживать члены Общества алхимиков, в конференц-залах ученые будут делать доклады. Мэри задумалась: интересно, какая часть их работ так или иначе связана с биологической трансмутацией? И… делал ли ее отец когда-нибудь доклады о ней самой или о Диане? Где-то должны быть копии документов Раппаччини, Моро… даже Франкенштейна. Интересно, что в них.

Когда они вернулись в дом на Музеум-утца, Мина сказала:

– Я хочу, чтобы сегодня вечером вы все отдохнули. Постарайтесь отвлечься от Общества алхимиков. Отдохнете, и завтра будете бодрее и собраннее.

Мэри: – Как будто от этого можно было отвлечься! Я, кажется, весь вечер нервно расхаживала взад-вперед. Может, даже дыру протоптала на ковре в спальне. И за мистера Холмса, конечно, тоже волновалась.

Жюстина: – А мы с Беатриче читали книги из Мининой библиотеки. Надо было и тебе пойти туда с нами. Когда я волнуюсь, кантовские «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного» меня всегда успокаивают.

Беатриче: – Увы, но я читала всего-навсего Nouvelle Mode. Не могла сосредоточиться ни на чем серьезнее модного журнала. А Кэтрин где была?

Кэтрин: – На крыше. Нужно было о многом подумать, а мне всегда становится легче, если взобраться на гору.

Когда Мэри уже собиралась ложиться спать, послышался стук в дверь.

– Входите! – ответила она.

Это была Мина.

– Мэри, – сказала она, подходя к кровати и усаживаясь на краешек матраса, – я хочу с вами кое о чем поговорить.

– Да? – сказала Мэри. Может быть, Мина еще что-нибудь расскажет о тех годах, что она провела в доме Джекиллов, когда была шпионкой подкомитета по вопросам формата библиографического цитирования? А захочется ли Мэри об этом слушать?

– Я хочу, чтобы завтра именно вы выступили перед обществом и изложили нашу позицию. Вы – Мэри Джекилл, дочь своего отца. У вас будет кредит доверия, которого нет у меня. Сможете?

– Наверное, – сказала Мэри. – Но что же я скажу…

– Пусть вначале выскажется Люсинда, а потом вы изложите Айше свою позицию. Больше никаких экспериментов. Никаких чудовищ.

Мэри вздрогнула при этом слове. Неужели Мина не могла подобрать какое-нибудь другое? «Так вот, значит, кто я для нее?»

– Хорошо, – сказала она. Она сделает это – не потому, что так хочет Мина, а для того, чтобы остановить таких людей, как Ван Хельсинг. Чтобы не было больше таких, как Люсинда…

Мина улыбнулась.

– Дорогая моя, вы всегда были моей любимой ученицей. Спокойной ночи, приятных снов.

«А вы были моей любимой учительницей, – подумала Мэри. – Вернее, единственной». Когда Мина ушла, Мэри еще полночи ворочалась в кровати, пока не провалилась в тяжелый сон без всяких сновидений.

Утром она проснулась в ужасе перед тем, что ей предстоит сегодня. Как всегда, их ждал завтрак, но, кажется, одна только Диана не потеряла аппетита. Даже Кэтрин рассеянно жевала кусочек бекона.

Мэри обвела глазами сидящих за столом. Все, кроме Дианы, казались усталыми и взволнованными. Даже у графа был обеспокоенный вид, а ведь он-то лучше всех представлял, с чем им придется иметь дело.

Люсинда единственная, помимо Беатриче, была в платье – белом, муслиновом, придававшим ей сходство с героиней сентиментального романа. Должно быть, Мина выбрала его специально, в расчете на такой эффект? Ну конечно! Мэри украдкой бросила взгляд на Мину. Вид у нее был усталый, но решительный. На миг Мэри охватила тоска по тем дням, когда мисс Мюррей была ее подругой и собеседницей, той женщиной, на которую ей больше всего на свете хотелось быть похожей. А эта Мина – совсем другая! Она, как и Мэри, была одета в костюм для прогулок, не стесняющий движений. Остальные надели мужские костюмы и постарались придать себе вид респектабельных членов Société des Alchimistes.

– Я хочу, чтобы вы запомнили вот что, – сказала Мина. – Во-первых, там будут охранники, но это обычные охранники Академии наук. Насколько мне известно, Société des Alchimistes никакой дополнительной охраны не нанимало. По виду охранники не отличат нас от членов общества. Смотреть они будут вот на это. – Она открыла маленькую сумочку и разложила на столе какие-то маленькие металлические предметы. – Когда я служила компаньонкой Люсинды, я сняла восковой слепок с печати Ван Хельсинга. Это для тех из нас, кто будет входить через парадную дверь.

Мэри взяла один из металлических предметов и сразу же его узнала. Точно такой же она видела на теле убитой женщины в Уайтчепеле – несчастная Молли Кин, первое ее дело с Шерлоком Холмсом! Это была металлическая печать, которую можно было носить на цепочке карманных часов или на шее, как кулон. На ней были выгравированы буквы: S.A.

– Диана, Влад, Лаура и Беатриче, вы пройдете через запертую заднюю дверь, как мы делали в воскресенье, поэтому вам не понадобится предъявлять печать на входе. Вам нужно идти прямо на балкон – и ни на что не отвлекаться, Диана!

– Я-то при чем! – буркнула Диана себе под нос, так, что только Мэри услышала.

– Найдите и обезвредьте там вампиров Ван Хельсинга раньше, чем он успеет подать сигнал. Там могут быть и другие наблюдатели – иногда на балконе сидят предварительные члены общества, как говорит Влад, – те, у кого еще нет права голосовать. Постарайтесь не усыпить случайно кого-нибудь из них. Диана взламывает замок, Беатриче и Лаура усыпляют вампиров хлороформом, Влад связывает. Помните – эти люди обладают феноменальной силой. И к тому же они кусаются.

Мы с Мэри и Люсиндой входим через парадную дверь. Сядем поближе к выходу и не будем привлекать к себе внимания, пока Ван Хельсинг не поставит свое предложение на голосование. Вначале Айша, как президент, скажет приветственное слово, затем члены общества будут обсуждать разные старые и новые дела – вот тогда-то Ван Хельсинг и поднимет вопрос о биологической трансмутации. Тут мы и должны выступить. Кэтрин, Жюстина и Кармилла тоже войдут через парадную дверь и займут места в зале. Кэтрин с Кармиллой отличат вампиров по запаху. Жюстина, а вы смотрите на них и делайте то же, что и они. Если вампиры ринутся в атаку – мы ведь не знаем, как будет проходить собрание, может случиться что угодно, – вы должны их обезвредить и всеми силами постараться защитить членов общества. Постарайтесь вывести вампиров из строя как можно быстрее – Влад придет к вам на помощь, как только свяжет тех, что на балконе. Есть вопросы?

Мэри окинула взглядом сидящих за столом. Кэтрин покачала головой, и у остальных, кажется, вопросов тоже не возникло. Вдруг Диана спросила:

– А Ховираг можно взять с собой? Бьюсь об заклад, она нам пригодится. Будет вампиров кусать!

– Нет, – ответила Мина. – Еще вопросы?

Вопросов не было.

– Отлично, – сказала Мина. – Сейчас семь часов. Первая группа идет вдоль Дуная, вторая – по Вачи-утца, третья – по Кечкемети-утца. Вы должны быть на месте без четверти восемь. Собрание открывается ровно в восемь. Вначале входит первая группа, выжидаем пять минут, затем вторая, et cetera. Готовы?

«Нет, не готовы», – подумала Мэри. Но она уже начинала понимать, что к трудным моментам в жизни по-настоящему подготовиться невозможно. Момент наступает, и ты либо справляешься, либо нет. Остается только держаться изо всех сил всякий раз, когда он наступит.

Мэри была в третьей группе. Через пятнадцать минут они с Миной и Люсиндой уже шагали по Музеум-утца. Птицы перекликались в кронах лип, свесивших ветки через ограду парка. Цветочница с букетиками лаванды стояла на своем обычном месте.

– Lavendula! Lavendula egy fillér! – кричала она. Может быть, потом, когда все закончится, купить себе букетик? Это будет заслуженная награда.

Они перешли площадь – Кальвин-тер, как Мина назвала ее вчера, когда они ходили в кальвинистскую церковь, и двинулись дальше по Кечкемети-утца – узкой, застроенной магазинами, жилыми домами и опять церквями – да сколько же в Будапеште церквей? Воздух был чистый, свежий, и на улице было тихо для утра понедельника. Каблуки ботинок щелкали по камням. Мэри спрашивала Мину, не лучше ли им переодеться так, чтобы их не узнали, но Мина сказала – нет. Они идут выступать перед Обществом алхимиков. Они должны сделать это от своего собственного имени, завоевать доверие общества – может быть, даже самой Айши. Единственным, что как-то скрывало внешность, была шляпка с вуалью на Люсинде. Такие носили летом все женщины, следящие за модой, – чтобы уберечь лицо от солнца, – но им она была нужна для того, чтобы Ван Хельсинг не узнал дочь в толпе.

Узкая улица вывела их на площадь, и Мэри снова увидела Gerbeaud – кофейню, куда Мина водила их в первый день. Мэри захотелось – ох, как захотелось! – чтобы это было обычное утро, чтобы они шли просто осматривать достопримечательности Будапешта и, может быть, зашли бы сюда поесть мороженого. Но они прошли мимо кофейни, двинулись дальше по улице, мимо роскошных отелей по обе стороны, и вскоре вышли к парку.

За парком Мэри увидела Академию наук – точь-в-точь такую же, как в воскресенье: официальное, внушительное здание, похожее на лондонский Колледж хирургов, только пышнее украшенное.

Мина обернулась к Люсинде:

– Все хорошо, дорогая?

Люсинда кивнула, но Мэри видела, что она волнуется. Она взяла Люсинду за руку.

– Все, что вам нужно, – это рассказать свою историю, – сказала она.

– Думаю, я смогу, – сказала Люсинда. Ее маленькая, холодная рука крепко стиснула руку Мэри.

– А вы как, Мэри? Готовы? – спросила Мина.

– Будем считать, что да, – ответила Мэри.

Мина поглядела на часы – карманные часы с печатью Общества алхимиков на цепочке.

– Без четверти восемь. Еще пять минут, и идем. Как раз успеем перейти через парк.

Мэри очень волновалась, пропустят ли их в здание, но это оказалось на удивление легким делом. Перед ними стояли двое мужчин в тюрбанах, похожих на индийцев, и разговаривали на каком-то незнакомом Мэри языке. Они предъявили свои печати и прошли в мраморный вестибюль. За ними подошли к входу и Мина с Мэри. Мэри потянула за собой Люсинду – та немного отстала. Охранник у входа только глянул на их печати и кивнул. И вот они уже внутри. Теперь вверх по лестнице и направо – это она вчера запомнила.

Коридор перед входом в зал был полон людей из Société des Alchimistes – они пили кофе, приветственно окликали друг друга, кого-то с кем-то знакомили. В первый раз Мэри видела изнутри ту организацию, к которой принадлежал когда-то ее отец, которая так много для него значила, – пока его не исключили.

Говорили на самых разных языках – Мэри опознала немецкий, французский и… это наверняка итальянский. А это… нет, непонятно. Может быть, какой-нибудь из языков Центральной Европы? А люди! Мужчины и женщины, хотя женщин не так уж много, заметила она. И в сюртуках такого покроя, какие можно увидеть в Лондоне, и в длинных жакетах, украшенных вышивкой, и в туниках и широких брюках из разноцветного шелка, а несколько женщин были одеты во что-то вроде индийских сари. Было несколько человек в меховых шапках. Были тут и турецкие, и греческие костюмы, а одна группа прибыла, кажется, откуда-то с Востока – может быть, из Японии? Но как тут отличишь – много ли она знает о восточных странах? Бирма, Китай, Индокитай… С тех пор, как она изучала географию с мисс Мюррей, прошло уже столько лет. Она вдруг почувствовала, что ужасно мало знает о мире.

Мина провела их сквозь толпу в зал заседаний. Он выглядел так же, как и в воскресенье, – большой, обшитый панелями из темного дерева, только теперь в нем было полно людей. Некоторые уже сидели, а остальные ходили вокруг. Мина нашла три стула поближе к двери. Мэри с радостью села – ей казалось, что так она будет менее заметна. Она огляделась вокруг. Впереди был помост с кафедрой и двумя столами по обе стороны. За одним из них она увидела Лео Винси – его золотистые волосы сверкали в солнечном свете, льющемся сквозь большие окна. Рядом с Лео стоял профессор Холли. Больше Мэри никого не знала, но вид у всех был очень важный. Без сомнения, это были члены совета Общества алхимиков и его филиалов. Сам зал был заставлен стульями – их было не меньше сотни, а то и больше. Так вот как выглядит собрание Алхимического общества!

Бам. Бам. Бам! Ровно в восемь часов громко застучал молоток. Мэри посмотрела на кафедру. За ней стояла какая-то женщина. Айша? Она была не слишком похожа на жрицу Изиды. Скорее она немного напомнила Мэри сиделку Адамс – у нее был такой же суровый и решительный вид, только сиделка Адамс была пополнее, и еще волосы у этой женщины были седые. Мэри почувствовала чью-то руку в своей ладони – это Люсинда снова взяла ее за руку. Мэри ответила пожатием – как она надеялась, ободряющим.

– Mesdames et messieurs, damen und herren, леди и джентльмены. Добро пожаловать на ежегодную конференцию Société des Alchimistes. Будьте любезны, рассаживайтесь по своим местам…

Она говорила с сильным немецким акцентом – вот в этом она совсем не похожа на сиделку Адамс: та гордилась, что родилась и выросла в Лондоне!

Поднялся шум – последние члены Общества алхимиков входили в зал и занимали места. Потом все стихло.

– Я хотела бы напомнить, что на протяжении всей конференции в холле будут подавать кофе, и мы еще раз выражаем благодарность кафе Gerbeaud за обслуживание нашей ежегодной встречи. Не забудьте, пожалуйста, взять на втором этаже свои значки и программки. Мы начнем с приветственной речи президента, а затем перейдем к делам общества. Первое заседание начнется ровно в десять тридцать. Председательствующие, проследите, пожалуйста, за тем, чтобы докладчики не выходили за рамки отведенного времени и чтобы у нас осталось время для обсуждения. Обед подадут в столовой, после чего состоится дневное заседание, а затем – обсуждение. Вечерний прием начнется в пять тридцать, в зале у столовой, и там будет большой выбор венгерских вин и сыров. Пожалуйста, помните, что услуги переводчика должны быть организованы заблаговременно. Все доклады должны быть представлены на английском, французском или немецком языке, за исключением тех случаев, когда иной язык оговорен заранее. Если вам понадобится помощь, чтобы куда-то пройти или подняться, – я говорю это как человек, который сам страдает ревматизмом, – тут раздался громкий смех, – обращайтесь, пожалуйста, либо ко мне, либо к леди Кроу. А теперь, без лишних слов – мадам президент!

Она отошла от кафедры. На ее место встала Айша.

Мэри сразу поняла, что это Айша. Она была совершенно такой, какой и должна быть жрица Изиды. Высокий рост – она была почти с Жюстину, – смуглая кожа нубийки, острые скулы и большие темные глаза, знакомые всем по рисункам на египетских гробницах. Волосы были заплетены в сотню длинных черных косичек, спадавших ниже талии. На ней было платье из золотой парчи, словно сохранившееся со времен фараонов.

Беатриче: – На самом деле это было robe à l’Egyptienne от House of Worth. Мистер Уорт говорил мне, что после недавних археологических открытий профессора Флиндерса Питри все египетское должно войти в моду – и в одежде, и в украшениях, и в архитектуре, – и так и вышло!

Айша подошла к кафедре грациозной походкой, с видом властным и уверенным – точно кобра перед прыжком.

Мэри: – Тебе не кажется, что это звучит не слишком доброжелательно?

Кэтрин: – Но она же и правда так двигается, а кобры – очень красивые животные. И полезные – уничтожают грызунов, как и кошки.

Мэри: – Ты единственный человек на свете, для которого сравнение со змеей – комплимент.

Кэтрин: – К тому же она и опасная, как кобра. Это ведь тоже нельзя отрицать.

– Добро пожаловать, – проговорила Айша. – Willkommen. Bienvenue. А тем, кто недавно принят в общество, – konnichiwa. – Казалось, она на всех языках говорит одинаково безупречно, хотя голос у нее звучал как-то по-особенному музыкально, и от этого в ее выговоре, по крайней мере в английском, все же чувствовалось что-то иностранное. Голос был глубокий, сильный – его было слышно во всем зале. – Вы пришли сюда слушать не меня, а друг друга, поэтому я буду краткой. Вот уже пятнадцатый год, как я имею честь быть вашим президентом. За это время мы добились значительных успехов в привлечении новых членов, как в Европе, так и в тех странах, где до сих пор не было филиала Société des Alchimistes. С радостью и гордостью я объявляю об открытии новых филиалов в Родезии и Японской империи, имеющих давние и почтенные традиции алхимического мастерства – даже более древние, чем в европейских странах. Не могли бы представители японской и родезийской делегации встать?

Две группы людей в разных концах зала встали с мест и раскланялись. Им долго хлопали. Мэри тоже захлопала бы – механически, как всегда бывает, когда хлопают другие, но она все еще держала за руку Люсинду.

– Благодарю вас. Кроме того, я должна с не меньшей гордостью отметить, что за этот год у нас возросло количество женщин в обществе и их роль в исследованиях. – Тут вновь раздались аплодисменты и прозвучало несколько одобрительных выкриков. – Мы создаем научное общество, уверенно вступающее в двадцатый век. За время моего пребывания на посту президента мы совершили открытия, которые принесут неисчислимые блага для человечества, и при этом сохранили верность важнейшим принципам алхимических исследований. Эти исследования должны продолжаться – процесс познания невозможно остановить, – но их следует проводить так, чтобы не подрывать репутацию общества. Я горжусь тем, чего наше общество достигло за свою долгую историю, и новыми достижениями, к которым оно стремится. Новый век уже на пороге. На всех заседаниях, которые мы проведем на этой неделе, я призываю вас слушать друг друга, учиться друг у друга и думать о том, как вы и ваши коллеги можете расширить границы человеческих знаний. Я хотела бы еще раз поблагодарить Венгерскую академию наук за предоставленную нам возможность собираться в этом здании, особенно для наших ежегодных конференций. Профессор Вамбери, вы не могли бы передать мою благодарность академии? – Она взглянула на одного из мужчин, сидевших за столом справа от нее (это, должно быть, он и есть, подумала Мэри), с острой бородкой и усами. Он кивнул и улыбнулся.

– Итак, остались ли у нас какие-то нерешенные вопросы?

Один человек встал. И не просто человек – это был доктор Сьюард.

– Я хотел бы предложить восстановить английский филиал общества.

Еще один человек, сидевший рядом со Сьюардом, тоже поднялся. Он был старше – седовласый, добродушного вида. Ван Хельсинг.

– Мадам президент. Я поддерживаю ходатайство доктора Сьюарда и предлагаю также отменить процедуру предварительного одобрения экспериментов по биологической трансмутации. – Он говорил с акцентом – Мэри решила, что с голландским, так как он был очень похож на тот, что у Люсинды. – Эти два вопроса неразрывно связаны между собой. Ограничения на такого рода эксперименты вступили в силу тогда же, когда английский филиал был, как вы выражаетесь, расформирован, и причина тому была одна – деятельность доктора Генри Джекилла. Я прошу отметить, что с тех пор у нас не возникало никаких осложнений, и нет никаких причин вынуждать членов нашего общества проходить эту процедуру из-за действий одного человека. В частности, мои предложения не раз отвергались…

– Вот как, профессор Ван Хельсинг? – сказала Айша. – Мне кажется, оба этих ходатайства следует отнести скорее к новым вопросам, так как сейчас они не обсуждаются ни в одном из наших комитетов и не находятся на рассмотрении совета общества.

– Однако мы это обсуждали уже не раз, мадам президент… – В голосе Ван Хельсинга звучало раздражение.

– Как бы то ни было, если вы выдвинули эти ходатайства, члены общества, безусловно, могут обсудить их сейчас. Прежде всего – кто-нибудь еще поддерживает эти предложения?

– Поддерживаю, – сказал Арминий Вамбери.

– Что ж, – сказала Айша. – Оба ходатайства открыты для обсуждения. Не могли бы вы сказать, профессор Ван Хельсинг, почему вы считаете, что такие эксперименты должны проводиться без предварительного одобрения общества? Неужели эта процедура столь обременительна?

В ее голосе послышалась какая-то… жесткая нотка. Мэри вдруг подумала: «Айша играет с ним, как кошка с мышкой».

Ван Хельсинг ответил, оглянувшись по сторонам, словно говорил для всего зала и обращался ко всем сразу:

– Эта процедура слишком громоздка, и в ней нет никакой необходимости. После неудачного опыта доктора Джекилла у нас не возникало никаких осложнений, связанных с биологической трансмутацией. Члены этого общества проводили такие эксперименты успешно и получали великолепные результаты. Я и сам ходатайствовал о проведении таких экспериментов, и в числе представленных документов были…

– Профессор, вы считаете исследования доктора Моро безопасными и успешными? Я дала согласие на его эксперименты, так как они проводились на ограниченной территории, имели четко сформулированные цели и методы… И сами видите, что из этого вышло.

– Едва ли Моро можно винить в том, что дикое животное вышло из повиновения и напало на него! – сказал Сьюард. – Мадам президент, стремление к научным изысканиям почти всегда сопряжено с непредвиденными последствиями. Должны ли мы подавлять в себе стремление к знанию только из-за того, что иногда оно толкает нас на опасные пути? Вы ведь сами когда-то сказали…

– Все те заявления, какие я делала в прошлом, мне хорошо известны, – резко ответила Айша. – Кто-нибудь еще в этом зале хочет ответить на это предложение?

Момент настал. Мэри поднялась со стула.

– Да, мадам президент!

Она всю ночь думала о том, как будет выступать. Разумно. Убедительно. Говорить спокойно, ясным голосом. Не показывать волнения.

– А вы кто такая? – спросила Айша. – Я не помню вас среди членов общества.

– Я не состою в обществе, – сказала Мэри – Но мой отец состоял. У меня есть свидетельства, касающиеся поднятого здесь вопроса.

По залу прокатился ропот. Все, конечно, недоумевали, кто она такая и кто ей дал слово.

– И что же это за свидетельства? – спросила Айша.

– Свидетельство дочери профессора Ван Хельсинга, Люсинды! Встаньте, – прошептала Мэри. – Встаньте и поднимите вуаль!

Люсинда неохотно, неуверенно поднялась, протянула руку, чтобы откинуть вуаль с лица. На миг Мэри подумала, что Люсинда вот-вот упадет или даже лишится чувств. Она просто напугана или ей плохо? А что, если она не сможет…

– Вот как? Мисс Ван Хельсинг, не могли бы вы подойти ближе? Если вам есть что сказать, я хотела бы это услышать.

Люсинда задрожала, как осиновый лист, и нечаянно сбила шляпку – она едва не слетела, но все же осталась сидеть на голове, щегольски заломленная набок. Нет, о том, чтобы Люсинда вышла к кафедре одна, нечего и думать.

– Идем! – сказала Мэри. Она потащила Люсинду за собой вдоль всего ряда (члены общества поглядывали на них с любопытством, подбирая ноги), а затем по центральному проходу.

Это было странно и волнующе: идти мимо всех этих… алхимиков, таких же, как ее отец, глядящих на нее с любопытством, недоверием, удивлением – за исключением тех, кто, очевидно, не понимал по-английски: они просили соседей перевести и объяснить им, что происходит.

Мэри тянула Люсинду за собой, пока они не оказались перед самой кафедрой. Айша глядела на них сверху вниз без всякого выражения. Вид у нее был бы грозный, даже если бы она не возвышалась над ними. Мэри слегка оробела.

Диана: – Вот уж нет! Вид у нее был ничуточки не оробевший.

Мэри: – Вообще-то да, оробела, и даже не слегка. К тому же Люсинда больно стиснула мне руку.

– Так кто же вы? – спросила Айша, глядя на Мэри.

– Я Мэри Джекилл, дочь доктора Джекилла. – Она услышала, как зал дружно охнул. – Люсинда, скажите им, – шепнула она.

– Протестую, – сказал Ван Хельсинг. – Моя дочь сумасшедшая, настоящая сумасшедшая – диагноз ей поставлен самыми выдающимися специалистами Вены. Неделю назад ее похитили из заведения для душевнобольных, где ее лечили. А теперь привели сюда и выставили перед всеми – это крайне опасно для ее душевного здоровья и ставит под угрозу успех лечения…

– Благодарю вас, профессор Ван Хельсинг, – сказала Айша. – Ваш протест принят во внимание. Мисс Ван Хельсинг, что вы хотите сказать?

Мэри сжала руку Люсинды, надеясь, что пожатие вышло ободряющим.

Люсинда подняла взгляд на Айшу. Открыла рот… но оттуда не вылетело ни звука. Она взглянула на Мэри полными ужаса глазами. Не может говорить? Девушка слишком напугана. Что же, их сейчас прогонят? Не поверят? А Ван Хельсинг сидел с таким респектабельным, таким добродетельным видом! Что же делать?

Мэри подняла взгляд на президента Общества алхимиков и заговорила:

– Профессор Ван Хельсинг переливал своей дочери кровь вампира, чтобы сделать ее бессмертной и неуязвимой. Такие же эксперименты он проводил и на ее матери. Когда у миссис Ван Хельсинг начали проявляться симптомы безумия, характерные для вампиризма, он поместил ее в Кранкенхаус Марии-Терезы в Вене. Позже туда же он поместил и Люсинду. Теперь ее мать мертва в результате эксперимента по биологической трансмутации. Сама Люсинда тоже едва не умерла. И умерла бы, если бы мы не освободили ее из лечебницы.

– Можете ли вы предъявить какие-либо доказательства этих обвинений?

Есть ли у них доказательства? Выходило, что есть лишь слово Люсинды против слова Ван Хельсинга.

Люсинда посмотрела на нее и улыбнулась – в первый раз за все время Мэри увидела на ее лице искреннюю улыбку. Затем она чуть присела для прыжка и вскочила на помост, к кафедре, а оттуда на стол. Не успела Мэри опомниться, как она бросилась на Арминия Вамбери и впилась зубами ему в шею! Он закричал – неожиданно тонким голосом для такого крупного мужчины. Люсинда подняла голову и повернулась к залу. Шляпка у нее совсем съехала, по белому платью протянулась длинная кровавая полоса. Она поглядела на Айшу и оскалила окровавленный рот.

В зале раздались крики. Члены общества глядели то на кафедру, то друг на друга, пытаясь понять, что происходит.

– Это абсурд! – выкрикнул Ван Хельсинг. – У вас нет доказательств, что это я сделал ее такой! Те, кто ее похитил, заодно с графом Дракулой. Это он ее трансформировал!

– Профессор Ван Хельсинг, вы нарушили правила общества, – сказала Айша. – Процедура вашего исключения начнется немедленно после…

Ван Хельсинг вскочил на стул.

– Я требую голосования за вотум недоверия президенту! – вскричал он. – Кто со мной?

Поднялись руки – голосовало, пожалуй, около трети присутствующих.

Арминий Вамбери к ним не присоединился – он пытался руками остановить стекавшую по шее кровь. Профессор Холли зажал чем-то рану – должно быть, носовым платком. Платок быстро становился красным. Большая часть публики сидела, остолбенев.

– Общество агонизирует! – кричал Ван Хельсинг. – Для чего мы заботимся о всяких мелочах, когда можем открыть секреты жизни и смерти? Для чего занимаемся пустяковыми исследованиями, когда можем ускорить человеческую эволюцию с помощью искусственного отбора, сделать человечество быстрее, сильнее, умнее? Для чего прячемся в тени, когда можем стать новыми правителями, истинными законодателями лучшего мира, мира, подчиняющегося науке и ученым? Человек остановился в своем развитии – самые мудрые и честные из нас это признают. Если мы, те, кто понимает природные процессы лучше, чем все прочие, в том числе безмозглые ослы, называющие себя добропорядочными учеными, не спасем людей от самих себя, если не подчиним своей благотворной власти все человечество и его социальные институты, человеческий род неизбежно выродится и погибнет. Итак, братья и сестры, кто со мной?

В зале послышалось несколько возгласов: «Верно!», «Ван Хельсинг дело говорит!», «Пора избрать нового президента!».

– Вы с ума сошли, Ван Хельсинг, – выкрикнул Лео Винси, стукнув кулаком по столу. – Вы стремитесь не к благотворному правлению – вы стремитесь к личной власти.

– Вот именно! – послышалось откуда-то из угла. Очевидно, среди членов общества шли споры. Кто-то был на стороне Ван Хельсинга, кто-то Айши, – а остальные, которых было большинство, просто не могли понять, что происходит.

– Профессор Ван Хельсинг требует голосования, – спокойно проговорила Айша. – Согласно нашим правилам, любой член общества может в любое время объявить вотум недоверия. Полагаю, если собрание проголосует за мое отстранение от власти, доктор Сьюард выдвинет на пост президента Ван Хельсинга. Если его изберут, все его предложения будут приняты: возврат к бесконтрольным экспериментам по биологической трансмутации и восстановление английского филиала с доктором Сьюардом в качестве фактического, если не официального, главы. Давайте же голосовать – прямо здесь и сейчас. Те, кто хочет, чтобы Ван Хельсинг сменил меня на посту президента, поднимите руки.

Поднялись руки – но меньше, чем в прошлый раз. Слова Ван Хельсинга произвели некоторый эффект, однако совсем не тот, которого он ожидал.

– Кто предпочитает, чтобы я осталась вашим президентом?

Голоса против Айши потонули в голосах за: ее поддержало подавляющее большинство.

– Идемте, – сказала Мина и взяла Мэри под руку. – Нужно вывести Люсинду отсюда. Сейчас здесь разверзнется кромешный ад.

Как она оказалась рядом? Впрочем, Мэри не замечала ничего вокруг: ее внимание было приковано к противостоянию между Айшей и Ван Хельсингом.

– Aanval! – выкрикнул Ван Хельсинг.

Это был сигнал атаки. В зале начали подниматься люди – сколько их? Мэри не могла сосчитать. Они шипели и рычали, а затем стали бросаться на тех, кто сидел впереди. Один сразу же прокусил кому-то горло – хлынула кровь, послышались крики. Некоторые из сидевших в первых рядах вытягивали шеи, чтобы разглядеть, что там. Некоторые стали пробираться к двери – вначале просто из предосторожности, а затем в панике, еще не понимая, что происходит, но уже почуяв неладное. Мэри заметила, как несколько человек потихоньку выскользнули из зала – может быть, они заранее знали о том, что может случиться? Своих сторонников Ван Хельсинг наверняка предупредил.

Один из вампиров вскочил на помост рядом с кафедрой, запрокинул голову и взревел, оскалив клыки. И тут, точно с котла наконец сорвало крышку, весь зал превратился в хаос. Все вскакивали, кричали что-то, бежали к дверям…

Мэри ожидала грандиозного сражения, вроде их битвы на складе с Адамом Франкенштейном. Но это была не битва, а скорее свалка. Крики, крики – и не поймешь, что происходит: ничего не видно за всеми этими головами и плечами. Как-то там Беатриче с Лаурой на балконе? И где-то здесь, в толпе – Кармилла, Кэтрин и Жюстина. Остается только надеяться, что они целы. Помочь им Мэри сейчас ничем не могла: им с Миной нужно было вывести Люсинду из этого кошмара.

На балконе Беатриче стояла сзади, за сиденьями, пока Ван Хельсинг не заговорил. Затем, стараясь ступать как можно тише, подошла и встала за спиной одного из мужчин, в которых граф Дракула опознал вампиров. Их было шестеро, и они сидели среди обычных членов общества, которых она должна была защитить. Как только Мэри начала говорить, она зажала ему рот лоскутом, пропитанным хлороформом. Он почти сразу потерял сознание. Ну что ж, неплохо! Но она оглянулась и поняла, что ей просто повезло. Мужчина, которого пыталась усыпить хлороформом Лаура, вырвал лоскут у нее из рук, обернулся и изготовился к прыжку. Лаура попятилась назад, к двери. Сидевшие на балконе заметили, что что-то не так. Кто-то двинулся к выходу, несколько человек оказались заперты в углу – им преградили дорогу. Граф уже дрался, кажется, с двумя вампирами сразу, а Дианы вообще нигде не было видно. В кармане у Беатриче лежал флакон с паприкой. Она выхватила его, подскочила к вампиру, готовому вот-вот броситься на Лауру, и брызнула ему в глаза. Он схватился за лицо, отступил и стал пятиться назад, пока не оказался у самого края балкона. Он покачнулся, закрыл глаза руками, словно затеял какую-то нелепую игру в жмурки, и вдруг рухнул вниз, перевалившись через перила. Теперь дела у Лауры пошли лучше: она тоже стала брызгать паприкой на вампиров и вывела из строя двоих, а Дракула все еще боролся с одним из своих противников. Второй вскочил на перила и присел по-обезьяньи. Выскочив откуда-то рядом с Беатриче, к нему метнулась Диана с ножом в руке. Не успела Беатриче крикнуть: «Диана, не надо!», как под Дианиным весом оба они – и сама Диана, и мужчина, в которого она воткнула нож, перелетели через перила и рухнули вниз, прямо на толпу. Беатриче огляделась. Лаурин вампир уже сидел на полу со связанными руками, а рядом с ним еще двое. Дракула, должно быть, времени даром не терял. Осталось схватить еще одного.

Где же Диана? Перегнувшись через перила, Беатриче в панике оглядывала зал, но ее не видела. И почему эта Диана всегда все делает наперекор? Хоть бы цела осталась. Тут Беатриче услышала, что ее зовут. Она обернулась и увидела невысокого, приземистого, крепкого сложения мужчину с густой бородой. Он сказал:

– Мисс Раппаччини? Я Гораций Холли. Спасибо вам, дальше мы тут сами. Айша просит вас и ваших друзей, включая графа Дракулу, – это имя он произнес с нескрываемым презрением, – пройти в библиотеку. Если вы свяжете это существо в углу – полагаю, он тоже один из приспешников Ван Хельсинга, – дальше мы сами справимся. Не будете ли так любезны пройти за мной, пожалуйста?

Внизу Жюстина подняла глаза как раз вовремя: она увидела, как Диана и тот человек, в которого она вцепилась, перевалились через перила балкона и рухнули прямо на людей, пытавшихся сбежать через заднюю дверь.

Кэтрин: – Диана, когда я тебя называю девочкой-обезьяной, это следует понимать как комплимент. Не понимаю, почему люди вроде Моро и Ван Хельсинга так превозносят эволюцию. В ходе эволюции люди многое потеряли. Ты даже представить себе не можешь, как бы тебе пригодился хвост!

Диана: – Да, хвост бы не помешал! А пришить нельзя, как ты думаешь? Только настоящий! Вот доктор Моро сумел бы, бьюсь об заклад!

Мэри: – О, господи. Только хвоста тебе и не хватало.

Этот миг, на который Жюстина отвлеклась, не прошел ей даром. Огромный вампир, которого она только что огрела по голове стулом, поднялся и до половины воткнул отломанную ножку стула ей в бок. Она качнулась назад, а затем взялась за ножку и выдернула ее. Хладнокровно осмотрела рану в боку, под ребрами. Боль она чувствовала, но умом понимала, что такая рана для нее не опасна, а значит, можно пока не обращать на нее внимания. Где этот вампир?

Кэтрин запрыгнула ему на спину и вцепилась зубами в плечо. Он взревел и попытался схватить ее, крутясь в разные стороны – ни дать ни взять собака, ловящая свой хвост.

Жюстина ухватила покрепче ножку стула и стала прикидывать, куда бы ткнуть – так, чтобы не задеть Кэтрин. В грудь, может быть? Если бы он хоть крутиться перестал!

– Я справлюсь! – крикнула Кэтрин. – Помоги Кармилле! Сзади…

Жюстина обернулась. Кармиллу окружали трое, а она пыталась закрыть собой женщину из японской делегации, хотя та, кажется, и сама была недурным бойцом: она ловко увертывалась от какого-то особенно злобного вида малого, оскалившего клыки. Наконец японка ударила его ногой в живот, и он бросился на нее.

Да, Мина была права – револьвер был бы бесполезен и, хуже того, вреден в такой толпе, хотя она уже изрядно поредела. Многие уже выбрались или пытались выбраться через переднюю или через заднюю дверь. Всюду раздавались крики, вопли, грохот стульев, и среди всего этого – рев диких зверей. В таком гвалте трудно было расслышать даже собственные мысли. Сколько еще вампиров осталось? Один из тех, что наступали на японку, был довольно близко. Жюстина воткнула в него ножку стула, но это, кажется, не оказало почти никакого действия: он даже не остановился, хотя в животе у него осталась торчать деревянная палка. Тогда она схватила его за горло. Если постараться продержаться подольше и сдавить посильнее – может быть, он потеряет сознание от удушья. Это выведет его из строя на какое-то время. Она видела, что лицо у него побагровело. Медленно, но верно ее средство действовало, и наконец он обмяк у нее в руках.

И тут вскрикнула Кармилла: ее ударили ножом в грудь! Жюстина увидела, как по ее рубашке течет красный ручеек. Вампир, ранивший Кармиллу, держал в руке большой, зловещего вида нож с ярко-красной рукояткой. Жюстина заслонила Кармиллу собой.

– Теперь попробуй-ка, справься с двумя, – сказала она.

Ей было совершенно очевидно, что он не понял ее слов: в глазах у него стояла та же пелена безумия, которую она помнила по битве в Вене, да к тому же он вряд ли понимал по-английски, – но он ухмыльнулся и занес нож, словно с удовольствием готовясь ударить снова. Жюстина выхватила из кармана флакончик с паприкой и брызнула ему в глаза. Готово! Он уже корчится на полу. На сколько же человек хватит раствора? И сколько их тут? Вот еще один надвигается на нее, а за ним еще трое. Она выхватила самое сильное оружие из своего арсенала: маленький металлический цилиндрик, издающий такой пронзительный свист – для тех, кто способен его услышать. Когда она сказала Беатриче, что не станет брать оружия – ни револьвера, ни ножа, та ответила: «Тогда это как раз для тебя». Но сначала нужно предупредить Кэтрин и Кармиллу, чтобы этот звук не причинил им вреда.

– Кармилла! – крикнула она. – Я буду свистеть!

Но где же Кэтрин? Только что была рядом, дралась с вампиром…

Кэтрин рядом не было. В пылу битвы она оказалась совсем в другом конце зала, возле кафедры. Вампир, которого она укусила, лежал на полу, но на нее уже надвигался другой. Она оскалила клыки и зарычала. Сейчас она обглодает ему кости! А потом утащит труп на дерево и будет пировать несколько дней подряд.

– Не тронь ее!

Кто это? Она обернулась, оскалившись. Эдвард Прендик стоял у кафедры и кричал на вампира, которого она только что покусала. Вот черт – она-то думала, что покончила с ним, но нет: окровавленная рука у него беспомощно повисла, и все же он уже изготовился для прыжка. Ну что ж, пускай. Она его сейчас надвое разорвет. Она усмехнулась и поманила его рукой: «Давай-давай!»

Вампир бросился, и она приготовилась схватиться с ним, но в последний момент Прендик встал у него на пути. Что он делает?!

Он принял удар на себя и рухнул на пол под тяжестью тела вампира. Тот с ухмылкой склонился над ним. А затем обнажил клыки и вонзил в него.

Что это за тонкий, пронзительный звук?! Свисток, должно быть! Кэтрин зажала уши, упала на колени и кое-как подползла к Прендику. На вампира свист подействовал еще хуже, чем на нее. Он сжался в комок, словно испуганный зверь, и обхватил руками голову. Рядом с ним на полу лежал Прендик. Он… да, он был еще жив. Изо всех сил стараясь не обращать внимания на свист, Кэтрин склонилась над ним, вгляделась в окровавленное лицо, в страшно израненную шею. Насколько опасно он ранен? Сейчас не видно, нужно вытереть кровь. Он поглядел на нее и улыбнулся – так, как улыбался на острове, когда впервые сказал, что любит ее.

– Кэтрин, – проговорил он и протянул руку к ее лицу. На миг его рука коснулась ее щеки. Она не отстранилась, хотя это отвлекало от главного – нужно было осмотреть его раны. Но тут же рука бессильно упала, и Прендик замер. Он глядел в потолок – глазами, которые никогда больше не посмотрят на нее… ни на что больше не посмотрят.

– Кэтрин, как ты?

Рядом стояла Жюстина со свистком в руке. Кэтрин подняла глаза. Она чувствовала, как по лицу текут слезы. Будь ты проклят, Моро, – ты и твой остров! Пумы ведь не плачут.

– Он умер, – сказала она. – Он хотел меня защитить. Идиот! Вот же чертов идиот, а… Вот же… Он что, не знал, что я гораздо сильнее его? Зачем он полез в драку?

Она снова взглянула на него и погладила по голове – на пальцах осталась кровь. Затем закрыла ему глаза.

– Моро меня сделал, а Эдвард научил меня быть человеком.

Вокруг творился хаос – Кэтрин все еще слышала шум боя, но ей казалось, что он где-то далеко-далеко, так же далеко, как остров Моро. Она взяла легкое тело Эдварда Прендика на руки и стала качать, как ребенка.

Вампир – тот, что лежал рядом, сжавшись в комок, тот, что убил Прендика, – разогнулся. Поднялся, озираясь, словно ища источник шума, который вывел его из строя. Так ничего и не увидев, он ухмыльнулся и присел, словно изготовившись для нового прыжка.

Кэтрин оглянулась на Жюстину и сказала:

– Он мой.

И вдруг он снова рухнул на пол – с лицом, полным изумления и муки. За спиной у него стояла Айша. Стояла с поднятой рукой, но в руке не было никакого оружия. Как же она это сделала? Она бросила взгляд на Кэтрин, словно оценивая положение, а затем развернулась и двинулась к центру зала. Еще один вампир угрожающе надвигался на какую-то японку. И все? Их ведь было больше! Не могли же Жюстина с Кармиллой так быстро расправиться со всеми вампирами! Кармилла была рядом с японкой, но помочь ей не могла: свист подействовал и на нее, и теперь она сидела на стуле, обхватив голову руками. Айша подошла к вампиру, подняла руку и поднесла ладонь к его голове на расстояние в два-три дюйма. Ничего не произошло. Но вампир поднял руки к голове, вскрикнул от боли и беспомощно рухнул на пол. Больше он не поднялся. Айша поклонилась японке, сложив ладони перед собой, и повела ее к двери.

Кэтрин в изумлении взглянула на Жюстину.

– Что за чертовщина?

Жюстина наклонилась над телом вампира, убившего Эдварда Прендика.

– Ран нет. Но ты погляди на эти красные точки на висках. Как будто его молнией прошило – электрический разряд прожег.

– Кэтрин!

Это была Кармилла. Она стояла прямо у Жюстины за спиной, все еще держась за виски, и рубашка у нее была вся в крови. Кровь просочилась и на сюртук, и на жилет.

– Это Прендик? Что-нибудь можно сделать?

– Ему уже не помочь, графиня.

Кэтрин обернулась и увидела возле кафедры седовласую женщину, ту, что выступала перед Айшей.

– Я фрау Готтлиб. Айша хотела бы поговорить с вами. – Она взглянула на Эдварда Прендика. – Я соболезную вашей утрате. Уверяю вас, мы погребем прах Эдварда Прендика со всеми надлежащими почестями. А теперь – не будете ли вы так любезны пройти со мной в библиотеку? Мадам президент хочет вас видеть.