Глава XVIII. Побег из замка

Мэри сделала ошибку: поглядела вниз, когда была еще довольно высоко над землей. Все вдруг закружилось – земля и гравий внизу, куда она, кажется, сейчас упадет, Дианино лицо, в ожидании устремленное вверх, веревка, на которой она висела на стене, синее небо над головой… А в окне – встревоженное лицо Жюстины. Мэри решительно перевела взгляд на веревку («Думай только о веревке!») и снова начала спускаться, перебирая руками и крепко сжимая веревку ботинками, хотя юбки то и дело мешали.

Когда она добралась до земли, Диана сказала:

– Вот видишь? Плевое дело.

Мэри вновь подняла голову вверх. Теперь начала спускаться Жюстина. Когда она уже стояла рядом с Мэри, в окне появилась женщина, назвавшаяся Кармиллой. Она втянула веревку обратно и исчезла в комнате. Затем в оконном проеме появился большой узел. Его можно было бы принять за недельную порцию грязного белья, завернутого в льняную простыню и перевязанного сверху веревкой. Вот только одно нарушало сходство: из узла сверху торчала нога… Кармилла стала потихоньку спускать узел вниз. Когда он дошел до земли и опустился на гравий, Диана разрезала его сверху своим ножиком и разорвала простыню. Внутри была Люсинда – свернувшаяся в клубок, все еще в ночной рубашке, по-прежнему без сознания. Жюстина взяла ее на руки, будто ребенка, положив ее голову себе на плечо.

Веревка упала на землю. Но как же сама женщина – Кармилла – будет спускаться без нее?

Мэри с изумлением увидела, как она вылезла из окна и поползла по стене как ящерица, головой вниз, цепляясь пальцами рук и ног за щелочки между камнями. Теперь Мэри поняла, почему женщина была босиком, когда забралась к ним в комнату: должно быть, она и наверх карабкалась точно так же! Еще Мэри заметила, что ее костюм не похож ни на один из тех, какие она видела раньше, – вроде мужского, но скроен по женской фигуре. Он облегал ее, как перчатка. Когда она спускалась по стене, длинная темная коса свесилась вниз. На середине пути женщина на секунду остановилась и взглянула на них, словно хотела убедиться, что они тут, на месте. Как же она держится на стене? Дина тихонько, восхищенно присвистнула.

– Черт возьми. Даже я так не умею.

Когда Кармилла добралась до самого низа, она оперлась ладонями о землю, перевернулась на ноги и провела руками по штанинам, стряхивая пыль.

– Не могли бы вы подать мне мои сапоги? Они у Дианы за спиной. Ты же Диана, правда? Мина очень точно тебя описала.

При всей серьезности ситуации голос у нее был веселый. Негромкий, музыкальный, с легким намеком на акцент – Мэри не могла понять точно какой, но она ведь не очень-то и разбиралась в акцентах. Может быть, Жюстина сумеет определить.

Диана без слов протянула ей пару высоких сапог для верховой езды, стоявших у стены. Кармилла села на землю, достала из сапог чулки, натянула их, а затем сапоги.

– Кто вы и откуда знаете Мину? – спросила Мэри. Пожалуй, следовало задать этот вопрос еще наверху, пока эта неизвестная женщина не влезла в окно. Но ведь нужно было срочно вытащить Люсинду из замка и выбраться самим, и как можно скорее, пока отец (то есть Хайд) не вернулся. Да и теперь опасность еще не миновала. Кто-нибудь из Ференцев, отец или сын, могут заметить (и задержать) их в любую минуту. Но что же это за женщина, которая спускается вниз головой по стене?

– Мой экипаж ждет на дороге, за поворотом – там его не видно из замка. Я все объясню, обещаю, но сейчас нужно уходить, пока ваш отец не заметил, что вас нет. Сейчас у нас численное преимущество, но я всегда считаю, что лучше обойтись без лишнего шума. Давайте, я понесу Люсинду.

Ну что ж, пока что придется довольствоваться таким объяснением! Мэри взглянула на Жюстину. Та передала Люсинду – осторожно, однако Кармилла подняла ее с такой же легкостью, как сама Жюстина. Должно быть, она очень сильная. Люсинда была небольшого роста, однако Мэри бы наверняка ее в одиночку не подняла. Она посмотрела на Жюстину и вскинула руки, словно спрашивала: «Что скажешь?» Жюстина пожала плечами и покачала головой, словно желая показать, что тоже ничего не понимает.

– Идемте, нам пора. – Кармилла развернулась и зашагала через двор с Люсиндой на руках.

– Бог мой! – сказала Диана. – Она лазит совсем как я… даже лучше. И сильная, как Жюстина. А ты заметила, как она похожа на…

– Заметила, – сказала Мэри. Ей было тревожно, очень тревожно. Но эта женщина сказала, что она от Мины… – Идем. Я не знаю, правильно ли мы поступаем, может быть, и нет, но это все-таки что-то. А нам и правда нужно убраться отсюда.

Когда они поравнялись с конюшнями, Кармилла окликнула кого-то:

– Лаура, всё в порядке?

– В полном, – послышался ответ. Дверь в конюшню была открыта, и там, внутри, Мэри увидела еще одну женщину – одетую более традиционно, в костюм для прогулок, державшую в руках ружье с таким видом, словно ей не привыкать с ним управляться. – Они оказались не на высоте, верно, джентльмены? – Она шагнула в сторону, грациозно подобрав юбки одной рукой – в другой было ружье. За спиной у нее сидели на полу герр Ференц и Денеш, со связанными руками, а рты у них были замотаны красными носовыми платками – должно быть, их собственными. Одна из лошадей выглядывала из стойла поверх их голов, словно хотела поинтересоваться, из чего вся эта суета.

– Отлично, – сказала Кармилла. – Тогда, думаю, нужно уходить, пока Хайд нас не заметил. Миклош Ференц скоро расскажет ему, кто увел его пленниц, и тогда он пустится в погоню, что наделает нам хлопот, или откажется платить ренту, что будет весьма невыгодно. Идем.

Все вышли за Кармиллой во двор. Люсинду она все так же несла на руках. Женщина, которую она назвала Лаурой, шагала рядом с Мэри, замыкавшей процессию. На ходу она протянула руку, свободную от ружья:

– Вы ведь Мэри Джекилл, верно? А я Лаура Дженнингс.

Мэри пожала ей руку – неуклюже, поскольку это была левая рука, и к тому же пришлось делать это на ходу.

– Так приятно встретить соотечественницу! Видите ли, я тоже англичанка, хотя в Англии никогда не была. Мой отец был англичанином, но он всю жизнь провел на дипломатической службе, а мать у меня сирийка. Мы с отцом дома всегда говорили по-английски, и я всегда мечтала сама побывать в Англии. Лондон, главный город в мире! Озерный край! Скалы Дувра!

Мэри с любопытством взглянула на нее. Она была постарше своей подруги и одета менее экстравагантно, хотя, пока они шли по дороге, петляющей между холмов, Мэри заметила, что ее костюм для прогулок сшит на редкость хорошо. В Лондоне такой стоил бы несколько гиней! Она и впрямь выглядела настоящей англичанкой: круглое лицо с мягкими чертами, типичная для англичанок розовая кожа, только косы уложены венком вокруг головы – не очень-то по-английски, и Мэри стало любопытно, как делают такую прическу. Вид у женщины был деловитый и дружелюбный, и в ней было что-то от гувернантки. Может быть, она и есть Кармиллина гувернантка? Но разве гувернантки ходят с ружьями?

– Приятно познакомиться, – сказала Мэри. – Не могли бы вы объяснить…

– Объясним, обещаю, – улыбнулась Лаура. – Не знаю, много ли Кармилла успела вам рассказать, хотя, зная ее, можно предположить, что ничего. Это одна из причин, почему с этими аристократами из старинных родов так трудно иметь дело. Они раздают указания и ждут, что их выполнят без вопросов. Граф еще хуже, уверяю вас. А вот и экипаж.

Да, это был экипаж – и прекрасный, выкрашенный черной краской, с гербом на дверце. Герб Мэри сразу же узнала: тот самый дракон, которого она видела на обложке книги!

Кучер… но нет – возницей была женщина, очень высокая, в костюме кучера. Она стояла возле лошадей.

– Магда! – сказала Кармилла. – Mennünk – и поживее!

«Магда, должно быть, и есть ее кучер… или как – кучерша?» – подумала Мэри, потому что женщина тут же кивнула и открыла дверцу. Кармилла забралась в экипаж и уселась на сиденье спиной к вознице, с Люсиндой на коленях.

– Садитесь, – сказала она остальным. – Чем быстрее мы уедем, тем лучше.

Жюстина забралась в экипаж, пригнувшись, чтобы не удариться головой. Диана – следом.

– Куда же мы поедем? – спросила Мэри. Она озабоченно нахмурилась. – К Мине?

– Вначале к нам, – сказала Лаура. Она положила Мэри руку на плечо. – Я понимаю ваше беспокойство, мисс Джекилл. Уверяю вас, мы друзья. Мина послала нас встретить вас, но в одной из гостиниц по пути мы выяснили, что ваш кучер говорил о том, что направляется на юг, – и, когда Кармилла догадалась, что это был не кто иной, как Миклош Ференц, а она знакома и с ним, и с его семьей, – она сразу поняла, где вас искать. Обещаю, мы все объясним при первой возможности.

Мэри кивнула. Она должна была признаться – разговор с человеком такого очевидно английского склада действовал очень успокаивающе. Это немного напоминало Лондон, Парк-Террейс, миссис Пул. Интересно, подумала она, что-то миссис Пул делает сейчас.

Миссис Пул: – Вернее всего, оплачивала счета. Когда уехали Кэтрин с Беатриче, денег у нас осталось всего ничего! Еле-еле хватало, чтобы прокормить Элис с Арчибальдом: фрукты, знаете ли, стоят недешево, даже в августе. Доктор Ватсон очень помог: он настойчиво просил, чтобы в случае крайней нужды я обращалась к нему, и он одолжит, сколько необходимо. Мне, конечно, не хотелось его беспокоить такими просьбами, тем более что у него, бедняги, и своих забот хватало – мистер Холмс ведь так и не объявился…

– Подвинься, – сказала Мэри. Если бы это не было совершенно неприемлемо для истинной леди, она бы пихнула Диану ногой. Экипаж Кармиллы был меньше дилижанса. Он не был рассчитан на шесть пассажирок, одна из которых лежала на коленях у Кармиллы и Лауры.

Диана сдвинулась на какой-то дюйм.

– Ну вот, дальше мне двигаться некуда, если ты не хочешь, чтобы я уселась прямо на Жюстину. Довольно с тебя?

Пришлось довольствоваться. В конце концов, сидеть зажатой между Дианой и стенкой экипажа (к счастью, обитой кожей – да, это был самый роскошный экипаж из всех, в каких ей когда-либо доводилось ездить) – не такое уж большое неудобство по сравнению с другим, более серьезным. Они ведь лишились всего своего багажа – одежды, туалетных принадлежностей, даже Бедекера! У нее осталась лишь поясная сумка, которую она успела схватить и прицепить на пояс, прежде чем спускаться по веревке. В сумке лежал револьвер, а также оставшиеся фунты, франки и кроны. Ну что ж, жаловаться не приходится. Они живы, вырвались из замка Хайда и едут… куда-то едут.

– Куда мы… ой! – невольно вскрикнула Мэри. Что это Кармилла делает?

Кармилла закатала рукав жакета и приложила запястье к губам Люсинды. Затем бережно разжала их и просунула руку ей в зубы.

– Ну, давай, малышка, – сказала она. – Пора тебя накормить.

Другой рукой она подтолкнула челюсть Люсинды, чтобы зубы девушки сомкнулись на ее запястье. Мэри услышала явственный сосущий звук, словно младенец приложился к груди. А глаза у Люсинды были по-прежнему закрыты!

– Что за чертовщина? – сказала Диана. Мэри выразилась бы несколько иначе, однако и ей хотелось задать тот же вопрос.

– У нее обезвоживание, – сказала Кармилла, поднимая взгляд. – Видите, как глаза ввалились. Ей нужно попить, и потом пить регулярно. Я бы выпорола этого Хайда публично за то, что он с ней сделал.

– Публичные порки давно уже не в моде, дорогая, – весело сказала Лаура.

– Тогда наедине, – ответила Кармилла. – Я бы вышвырнула его из замка, да он уже оплатил ренту до конца месяца.

– Ренту? – переспросила Мэри. – Что это значит?

– Это значит, что мистер Хайд снимает у Кармиллы ее родовой дом, – сказала Лаура. – Этот замок, где вас держали в плену, принадлежит семье Карнштейн с четырнадцатого века. Как только мы узнали, что вас везли Ференцы, мы заподозрили, что они работают на Хайда. Мы сейчас же отправились туда и успели, кажется, в последний момент. Мисс Ван Хельсинг в ужасном состоянии.

Люсинда все еще пила. От этого звука у Мэри мурашки бегали по коже, – к счастью, его почти заглушал стук колес и цокот копыт.

– Но как же она пьет? – спросила Жюстина. – Я не видела, чтобы вы надрезали руку…

Кармилла приподняла Люсинде верхнюю губу. У Люсинды были клыки!

В точности как у ее матери и у тех людей в Вене. Кончики клыков впивались Кармилле в запястье, и из него сочилась кровь.

– Но ведь раньше их у нее не было? – спросила изумленная Жюстина. – Мы бы наверняка заметили.

– Должно быть, недавно выросли, – сказала Лаура. – Обычно они отрастают вскоре после заражения, но мы же не знаем, как эксперимент профессора Ван Хельсинга повлиял на течение болезни. Возможно, сроки сдвинулись.

– Какой болезни… и что профессор Ван Хельсинг с ней делал? – спросила Мэри. А Люсинда все пила и пила! Должно быть, она и правда страдала от обезвоживания все то время, что они пробыли в плену у Хайда. – Если хотите… – ей ужасно не хотелось этого говорить, – я могу помочь. Мы с Дианой уже давали ей нашу кровь по пути в замок, когда поняли, что ничем другим она питаться не может.

– Это очень благородно с вашей стороны, – ответила Кармилла с улыбкой, хотя поднятые брови делали эту улыбку слегка ироничной. Кармилла была гораздо красивее, чем та женщина с неуклюжего портрета, похожая на нее. Ее резко очерченное лицо, с орлиным носом и острыми скулами, было живым и выразительным. Они с Лаурой представляли собой любопытный контраст: одна типичная англичанка, а другая – столь же типичная… венгерка, или австрийка, или кто она там. – Однако сейчас Люсинде нужна не ваша кровь, а моя. Надеюсь, этого ей хватит до тех пор, как мы доберемся до Будапешта, а там посоветуемся кое с кем и решим, что делать. Ее трансформация не завершилась – в этом-то и сложность.

– Трансформация во что? – спросила Жюстина. – Мистер Хайд пытался использовать ее кровь как лекарство, – для Адама Франкенштейна и для фрау Ференц, которая умирает от рака.

– Анна Ференц на голову выше своего мужа, как в интеллектуальном, так и в моральном отношении, и она предпочла бы смерть такому исцелению, какое ей может предложить Хайд, – сказала Кармилла. – Она набожная женщина и все его теории отвергла бы как святотатство.

– А вы их тоже отвергаете? – спросила Мэри. Она по-прежнему не понимала, что происходит. О какой трансформации говорит Кармилла и каким образом Люсинда должна трансформироваться? Это и есть та самая трансмутация, которой Ван Хельсинг пытался подвергнуть свою жену и дочь?

Кармилла улыбнулась и покачала головой.

– Дорогая мисс Джекилл, или Мэри, если позволите, – мы ведь живем в девятнадцатом веке. Разумеется, мы не признаем этих суеверий. Моя вера – это вера в науку. Конечно, дилетанту достижения современной науки тоже могут показаться чудом, – и все же я верю лишь в то, что имеет рациональное объяснение. – Она спокойно, без суеты вынула руку изо рта Люсинды. На ее запястье остались две красные точки, из них текла кровь. Тут же, прямо на глазах у Мэри, ранки стали затягиваться, и кровь остановилась. Она запеклась коркой на коже, Кармилла потерла пальцем, и корка рассыпалась в пыль. Затем Кармилла снова опустила рукав жакета.

– Вы ведь та самая женщина с портрета, да? – спросила Диана. – Того, над камином. – Она произнесла это так, словно обвиняла Кармиллу в каком-то преступлении.

– Этого не может быть, – сказала Жюстина. – Портрет датирован 1698 годом. Его писали почти двести лет назад. Вероятно, она одна из потомков…

– У тебя зоркий глаз, Диана, – улыбнулась Лаура. – Это действительно Кармилла. Или та, кем она была.

– Я действительно была тогда другим человеком, – сказала Кармилла. – И в физическом отношении, и в интеллектуальном, и в нравственном… Ну, не совсем другим, однако уверяю вас – несмотря на внешнее сходство, я так же мало похожа на Миркаллу Карнштейн, как Хайд на доктора Джекилла. – Она повернулась к Лауре, взяла ее за руку, улыбнулась – нежной, ласковой улыбкой. – И в этом есть твоя заслуга, kedvesem. – Снова взглянув на Жюстину, она прибавила: – Вы не единственная, кому пришлось умереть и родиться заново. Я даже могу претендовать на первенство, так как вы родились всего сто лет назад, – в сравнении со мной вы еще дитя. – Она вдруг рассмеялась. – Впрочем, мы с вами не станем мериться старшинством! Граф всегда говорит, что я ребенок…

– А кто он, этот граф? – спросила Мэри. – Мы все… ну, во всяком случае я совершенно сбита с толку. Откуда вы знаете Мину? Кто вы обе? – Она опасалась, что это прозвучало не слишком-то вежливо, но как же быть? Они в чужом экипаже, в Штирии, с двумя незнакомыми женщинами, одна из которых заявляет, что ей уже двести лет, углубляются все дальше и дальше в лес. Время было уже не раннее – скоро вечер. Мэри не знала, куда они направляются. Она потрогала рукой поясную сумку, чтобы ощутить успокаивающую тяжесть револьвера. По крайней мере, если окажется, что этим женщинам доверять нельзя, они смогут за себя постоять.

– Да, и почему Люсинда сосет кровь? – прибавила Диана. – Она что, вампир, как Варни?

– Мисс Джекилл, ваша осторожность совершенно оправданна, – сказала Лаура. – Вы нас не знаете, но, уверяю вас, мы не желаем вам зла – мы везем вас ко мне домой, где вы найдете еду, очаг и место для ночлега. Завтра мы отвезем вас к Мине в Будапешт. Мы знаем ее уже… – она оглянулась на Кармиллу, – уже пять лет, кажется? С тех пор, как она впервые пришла в гости к графу, после того как познакомилась с ним в Англии. Ну конечно, у нее есть работа, из-за которой ей часто приходится отлучаться из Будапешта. В последний раз она уехала в Вену. Видите ли, она была подругой фрау Ван Хельсинг, а затем наемной компаньонкой Люсинды – несколько месяцев, после того как ее мать забрали в сумасшедший дом. Профессор Ван Хельсинг каким-то образом дознался, что она здесь не только из профессиональных соображений, – что она поддерживает… скажем так – противоположную фракцию. После этого ей пришлось бежать из Вены, оставив Люсинду. Когда до нее дошел слух, что фрау Ван Хельсинг умерла, а Люсинда исчезла, – я не могу даже описать, в какую ярость она пришла! Она догадывалась, что Ван Хельсинг сам организовал похищение дочери, но понятия не имела, где она может быть, и не могла вернуться в Вену: приспешники Ван Хельсинга знали ее в лицо. Она надеялась, что вы сумеете помочь Люсинде, если уж она не может. – Лаура немного помолчала и прибавила: – Если быть до конца откровенными, мисс Джекилл, мы с Кармиллой не верили, что вам удастся найти Люсинду. Ван Хельсинг – человек умный и совершенно беспринципный. Но Мина сказала: «Я верю в Мэри. Если кто-то может это сделать, то именно она и те девушки, которых она собрала вместе». Как только она получила телеграмму, что вы освободили Люсинду и направляетесь в Будапешт, она послала нас вам навстречу. Когда мы поняли, что вы каким-то образом сбились с пути, мы телеграфировали ей из Шопрона, что идем по вашим следам. Думаю, она сейчас сходит с ума от беспокойства. Она о вас весьма высокого мнения, и, очевидно, для этого есть все основания.

Если бы Мэри была из тех, кто краснеет, она бы покраснела сейчас.

– Пожалуйста, зовите меня Мэри, – сказала она. – И знаете – на самом деле ведь это наша подруга, Ирен Нортон, выяснила, где держат Люсинду, а побег устроила Диана. Я тут ни при чем.

– Верно. Это я устроила побег, – сказала Диана. – Я вытащила ее из этого Кранкен-как-его-там. Сама, одна.

– Должно быть, ты это проделала очень умно, – сказала Кармилла. Она вновь иронически приподняла брови. – Ты должна рассказать нам об этом в подробностях. Кстати, мы приехали.

Мэри выглянула в окно. До сих пор они ехали через лес, а теперь дорога шла по лугу, только кое-где виднелась молодая поросль берез и ольхи. Мэри увидела извилистую речушку, поросшую по берегам цветущими кустами. Над ней был каменный мост. Все здесь было дико и живописно и напомнило ей Англию так живо, как еще ни одно из тех мест, какие она успела повидать за время путешествия. Через несколько минут они въехали в ворота какого-то небольшого замка с несколькими круглыми башнями под коническими крышами, похожими на шляпы ведьм. Он был не такой огромный и внушительный, как замок Хайда (точнее, замок Карнштейнов), зато и не лежал наполовину в развалинах. Здесь вполне могла бы жить какая-нибудь сказочная принцесса.

– Вы же вроде бы говорили про дом, – сказала Диана.

– Это и есть дом, – с улыбкой ответила Лаура. – Довольно необычный, конечно, – но мы ведь в Штирии, в глуши, – здесь такое жилище стоит дешевле, чем квартира в Лондоне, уверяю вас! Мы с отцом переехали сюда после того, как он оставил дипломатическую службу. Увы, несколько лет назад он умер, а так как мать я потеряла еще в раннем детстве, то теперь осталась одна – не считая, конечно, Кармиллы. Здесь довольно одиноко, особенно зимой, – но нам с Кармиллой нравится, правда, милая? – Она наклонилась к Кармилле и хотела поцеловать ее в щеку, но в последний момент Кармилла повернула голову, и поцелуй пришелся прямо в губы. Лаура засмеялась. Мэри это удивило – что же у них за отношения?

Тут как раз Магда распахнула дверцу экипажа, и Кармилла передала ей Люсинду, проговорив что-то на непонятном языке: Мэри уже научилась распознавать, что это венгерский. Жюстина вышла из экипажа вслед за Кармиллой на слегка заплетающихся ногах. Что это с ней?

Диана ткнула Мэри в плечо:

– Да выходи ты уже!

Мэри сердито нахмурилась и стала выбираться из экипажа с другой стороны. Спускалась осторожно: она очень устала, а круговая подъездная дорожка была засыпана гравием. Не подвернуть бы ногу на камнях.

– Недурно, – сказала Диана. Она тоже вышла из экипажа и уже стояла рядом с Мэри, уперев руки в бока, и разглядывала дом – или замок.

Мэри: – Это называется шлосс. Лаура говорила, что так называют небольшие замки в Штирии.

Кэтрин: – Да, но как по-твоему, нашим английским читателям это слово о чем-нибудь говорит? Или американским? Я надеюсь продать сколько-то экземпляров и в Америке, если Collier & Son не подведут, а в Америке никаких шлоссов нет – одни вигвамы да универсальные магазины.

Беатриче: – Истребление коренных жителей – позорная страница американской истории. Кларенс говорит…

Кэтрин: – Бога ради, как мы продадим книгу американским читателям, если ты будешь разглагольствовать об истреблении коренных американцев? Кто захочет об этом читать?

Беатриче: – Вот тех, кто не хочет читать об этом, как раз и нужно просвещать, Кэтрин. Да, это история о наших приключениях, но мы не должны бояться касаться болезненных вопросов разных времен. В конце концов, литература должна не только развлекать, но и воспитывать.

Диана: – Вы перескакиваете со шлоссов на вигвамы, с вигвамов на политику, а у меня, говорите, ветер в голове?

Замок и впрямь был недурен, как выразилась Диана. Предвечерний свет сверкал в окнах и скользил теплыми лучами по каменным стенам, кое-где покрытым клематисом и вьющимися розами. Вокруг был разбит сад в английском естественном стиле, центром которого был могучий, величавого вида дуб. За садом сразу начинался темный сосновый лес, однако это не придавало замку мрачного вида – напротив, он был похож на драгоценный камень в коробке, отделанной темно-зеленым бархатом.

Большая двойная дверь отворилась – за ней стояла, по всей видимости, экономка: в самом респектабельном черном платье, белом чепчике и белом фартуке – в точности так же одевалась миссис Пул. Как только она открыла дверь, во двор выскочили два огромных белых пса и стали носиться кругами вокруг Кармиллы, заливаясь радостным лаем. Мэри поспешно отступила назад, за спины Жюстины и Дианы. Она не привыкла к собакам. Как они скачут вокруг, как страшно гавкают и подвывают! И Диана уже тут как тут: едва завидев собак, она тут же бросилась к ним навстречу. Мэри заволновалась – не укусят ли?

Но волноваться следовало не за Диану. Едва Мэри вошла через парадную дверь в прихожую – красивую, оклеенную обоями с ивовым узором, обставленную мебелью, так и сверкающей после недавней полировки, – как Жюстина вдруг опустилась на колени и завалилась набок на ковер.

Мэри ахнула и склонилась над Жюстиной, тут же забыв про чудовищных собак. Великанша опять упала в обморок!

– Что с ней, ей нехорошо? – спросила Лаура, склоняясь над Жюстиной с другой стороны. – Глупый вопрос. Было бы хорошо, она бы не лежала на полу. Может быть, она ранена, а нам не сказала?

– Нет, не думаю, – сказала Мэри, расстегивая на Жюстине ворот. – Ран не видно, крови нигде нет. – И уж конечно, Жюстина сказала бы, если бы ее ранили. Она девушка рассудительная и не стала бы скрывать такие вещи. – С Жюстиной такое бывает время от времени, после больших эмоциональных потрясений. Во время – никогда, только после. Может быть, перенесем ее куда-нибудь на диван, пусть полежит, пока ей не станет лучше?

– Я ее отнесу, – сказала Кармилла: она только что вошла. Она сняла жакет и отдала его экономке, стоявшей с встревоженным видом над Лаурой.

Экономка что-то сказала Кармилле, та ответила – Мэри разобрала только знакомые слова: sal volatile. Экономка кивнула и пошла исполнять поручение.

Кармилла склонилась над Жюстиной и подхватила ее одной рукой под шею. Осторожно приподняла плечи и просунула другую руку под колени.

– Миссис Мадар сейчас принесет мою аптечку. Я уже велела Магде устроить Люсинду в зеленой спальне. Прошу прощения, Мэри…

Мэри встала и отступила в сторону. С той же легкостью, с какой несла на руках Люсинду, Кармилла подняла Жюстину – правда, ноги у той свисали так неловко, что она была похожа на огромную тряпичную куклу. Мэри прошла вслед за Кармиллой по коридору в гостиную – очаровательную гостиную с красивой старинной мебелью, идеально отполированной и слегка обшарпанной – ровно настолько, чтобы это выглядело даже симпатично. Тут были полки с книгами и много света из окон, на которых висели занавески из ноттингемского тюля. Кармилла положила Жюстину на большой диван, обтянутый туалью.

Беатриче: – Но когда же Мэри было заметить все эти подробности, ведь она волновалась за Жюстину?

Кэтрин: – Это из твоих заметок с прошлого лета, когда мы гостили в замке. Мэри едва ли обратила бы внимание на все эти детали, даже если бы не волновалась. Но должна же я как-то описать комнату? Не переводить же действие из одного безликого помещения в другое – просто вокзал, просто двор, просто гостиная!

Мэри: – И что это еще за туаль такая?

– Пульс, кажется, нормальный, – сказала Кармилла. – И дыхание нормальное. Мэри, вы говорите, такое уже случалось. Что вы посоветуете? Стоит пытаться привести ее в чувство?

Мэри покачала головой.

– Я уже поняла, что самое лучшее средство – просто оставить ее на какое-то время в покое. Она сама очнется. А пока… Постойте, а где же Диана?

– Играет с обитателями подземного царства, – сказала Лаура. Она стояла у окна. – Взгляните.

Мэри подошла к окну. Рыжеволосая девочка и две большие белые собаки носились кругами по всему двору, рычали и лаяли. Диана рычала и лаяла громче всех.

– Они ее не обидят, уверяю вас, – сказала Лаура. – При всей своей устрашающей наружности Аид и Персефона добродушнейшие создания, я бы им и младенца доверила нянчить! Конечно, это добродушие не распространяется на тех, кто вздумает посягнуть на обитателей этого дома. Но в Диане они сразу разглядели родственную душу.

– Я больше опасаюсь, как бы Диана их не обидела! – язвительно сказала Мэри. Им нужно обсудить такие важные вещи – в частности, чем же больна Люсинда, – а Диана с собаками играет!

– Дорогая моя Мэри, – сказала Лаура, кладя ей руку на плечо, – я не забыла, что мы должны вам многое объяснить. Но вы наверняка измучены. Сегодня выезжать уже поздно – ночь застанет нас в лесу, поэтому до утра вам лучше отдохнуть и набраться сил. Мы отправимся в путь завтра с рассветом. Я попрошу миссис Мадар принести чай. А когда поедим, мы с Кармиллой расскажем вам все, что знаем, чтобы вы были готовы к тому, что вас ждет в Будапеште. Положение у нас будет нелегкое, уверяю вас. Société des Alchimistes не захочет нас слушать – мы должны их заставить. Но сейчас тревожиться об этом бессмысленно. Чай будет готов примерно через полчаса. А пока не хотите ли умыться?

Мэри, конечно, хотела! Когда она в последний раз умывалась по-настоящему? И когда в последний раз пила настоящий чай? И то и другое сейчас представлялось райским блаженством.

Миссис Пул: – У меня складывается впечатление, что эта Европа – совершенно не цивилизованное место!

Мэри: – Ну, не будем забывать, что нас похитили. Не думаю, что это обычное явление для путешественников по Европе. По крайней мере, Бедекер ни о чем подобном не упоминает.

Ванная комната у Лауры оказалась не такая роскошная, как у Ирен Нортон, зато там был водопровод. Правда, вода текла довольно холодная, но Мэри решила, что это даже освежает. Она умыла лицо и руки с лавандовым мылом и вытерлась мягким, пушистым полотенцем. Смочила полотенце и, как могла, смахнула пыль с платья. Нужно же хотя бы попытаться принять приличный вид.

Когда она снова вошла в гостиную, чувствуя, что стала немного более похожа на саму себя, Жюстина уже сидела на диване, вытянув ноги под клетчатым пледом. Она что-то пила из фарфоровой чашки с цветочным рисунком.

Лаура сидела в кресле напротив, за низким столиком, на котором стоял чайный поднос. В руке она держала чайник, словно только что разливала чай.

– Входите же, Мэри, – сказала она. – Кармилла сейчас вернется. Диана слишком неосторожно играла с собаками, и, боюсь, не обошлось без происшествий.

– Что с ней? – спросила Мэри. – Что случилось?

– О, с Дианой ничего. Но она слишком уж крепко укусила Аида за ухо. Кармилла пошла делать ему перевязку, и Диана увязалась за ней. Садитесь, я налью вам чаю. А вот бутерброды. С ветчиной или с яйцом? Никак не могу уговорить нашу кухарку готовить их без паприки, так что они не совсем похожи на те, к каким вы привыкли в Лондоне. Считайте, что это такая штирийская разновидность.

Это определение могло бы подойти и к самой гостиной – так подумала Мэри, когда разглядела ее получше. Она выглядела очень по-английски, словно кто-то собрался ставить спектакль, где действие должно происходить в типичной английской гостиной, летом, после полудня. Но вышивка на подушках была выполнена в более темных и насыщенных тонах, чем принято в Англии, и ковры были пышнее, ворсистее. При всей английскости в этой гостиной чувствовалось что-то неуловимо иностранное.

Мэри села в кресло рядом.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она Жюстину, имея в виду не только физическое самочувствие. Уж очень тихой была Жюстина всю дорогу в экипаже. Конечно, она всегда тихая – это ведь Жюстина. Но Мэри не забыла, как она стояла на коленях у постели Адама и держала его за руки. Что же между ними произошло?

– Мне уже лучше, спасибо, – сказала Жюстина. – Можно мне еще вот это маленькое пирожное, Лаура? Они очень вкусные – кажется, с абрикосовым джемом. – Это означало – как бы она себя ни чувствовала, сейчас она не хочет это обсуждать. Ну хорошо, это подождет.

Бутерброды, хотя и вкусные, нисколько не напоминали английские, а вот чай, крепкий, горячий, словно перенес Мэри домой, на Парк-Террейс, 11. Это была та самая йоркширская смесь, которую так любила миссис Пул. Мэри почувствовала ужасную тоску по дому.

– Вы без нас начали! – Диана широким шагом вошла в гостиную в сопровождении Аида и Персефоны. У Аида одно ухо было перевязано белым марлевым бинтом, но в остальном он вышел из схватки с диким зверем почти невредимым.

Диана: – Эй!

Вблизи вид у собак был еще более устрашающий, и Мэри невольно вжалась в кресло, хотя вряд ли это могло ее как-то защитить. Они были почти белоснежные, только немного перепачкались, пока играли во дворе, а ростом доходили Диане до пояса. Она положила обоим руки на спины.

– Это в самом деле собаки? – спросила Мэри. – Похожи…

– На волков? – Кармилла вошла в гостиную следом за ними. Да, только в брюках можно так широко шагать. Юбки в несколько слоев для этого не годятся. В первый раз Мэри позавидовала тем, кто носит брюки. Это же такая свобода движений! Но можно ли представить себе более совершенный портрет настоящей леди, чем Лаура в ее щегольской юбке и английской блузке (жакет она уже сняла), сидевшая за столиком с чайным подносом? Да, это все-таки тоже ценное достоинство – уметь выглядеть и вести себя как леди.

Миссис Пул: – Вот это верно!

– Они и вправду наполовину волки. – Кармилла села на диван в ногах у Жюстины. – Мы зовем эту породу farkaskutya – собаковолки. Они охраняют уже не первое поколение Карнштейнов. Но Аид и Персефона очень милые. Дедушка подарил мне их еще щенками. – Она ласково потрепала Персефону по голове, и большая белая собака-волк положила голову к ней на колени.

– Кто-нибудь даст мне поесть? Я умираю от голода. – Диана села на пол по-турецки. К удивлению Мэри, Аид улегся рядом с ней. Если бы Диана ее, Мэри, укусила за ухо, она бы держалась с ней далеко не так дружелюбно!

– С ветчиной или с яйцом? – спросила Лаура. – Не отвечай, я и так знаю – и того и другого. Сейчас положу тебе на тарелку. А пока, думаю, Кармилле лучше рассказать вам о том, как обстоят дела в Будапеште. И о том, какой болезнью страдает Люсинда.

– Которую чуть попозже нужно будет еще раз напоить, – сказала Кармилла. – Ей, кажется, лучше, но в сознание она не приходит. Мы с Магдой будем дежурить около нее ночью, по очереди. Мы о ней позаботимся, обещаю. Надеюсь, моя кровь ей поможет – во всяком случае, поможет продержаться до тех пор, пока мы не привезем ее к графу.

Мэри поставила чашку и блюдце на столик.

– Почему именно ваша? И почему ей вообще нужно пить кровь? Что Ван Хельсинг сделал с ней?

Лаура протянула Диане пирожные и бутерброды на тарелке – целую гору, никак иначе это нельзя было назвать. Бросила взгляд на Кармиллу и сказала:

– Думаю, лучше рассказать им все по порядку, с самого начала. С твоего начала.

Диана: – Ты всегда так странно и громоздко все описываешь. В жизни было не так. Лаура просто сказала: «Ну давай, рассказывай». И Кармилла рассказала.

Кэтрин: – Если ты считаешь, что написала бы лучше меня, давай, сама попробуй!

Кармилла улыбнулась, но Мэри эта улыбка показалась грустной, даже горькой. Словно уловив хозяйкино настроение, Персефона лизнула ей руку и заскулила. Кармилла погладила ее по голове.

– Если хотите, – сказала она, – я расскажу вам мою историю.