24. Смерть и ворон
Некоторые люди болезненно одержимы воронами. Понимаю, почему. На протяжении всей истории они ассоциировались со смертью, роком и вообще со всем, что поэт Джон Мильтон называл «raven-down / Of darkness». Собирательные существительные для обозначения группы воронов включают слова «недоброжелательность» и «заговор». С той поры, когда люди жили охотой, вороны сопровождали нас – они держались поблизости, чтобы найти пищу, ведь они всегда находятся там, где есть еда, поэтому с зарождения цивилизации вороны были тесно связаны с охотой и убийством. Не исключено: тот факт, что я провожу так много времени с воронами, чувствуя себя рядом с ними абсолютно комфортно, не простое совпадение: они – естественные союзники солдата. У римского историка Ливия есть эпизод о поединке Марка Валерия с могучим Галлом – подлинных Давида и Голиафа. Там ворон помогает храброму Валерию, впоследствии взявшему себе имя Валерий Корв. В древнеперсидской религии под названием зороастризм ворон считался воплощением Веретрагны, бога победоносных сражений, а в «Мабиногионе», превосходном валлийском сборнике средневековых сказаний о древних бриттах, есть новелла о том, как Артур и Оуэн играли в шахматы, пока люди Артура сражались с шайкой волшебных воронов Оуэна. И конечно, мы помним, что вожди викингов отправлялись в бой под знаменами с изображением ворона. Я, кстати, думаю, что фамилия Скайф похожа на имена викингов, а потому, не стоит ли мне взять имя Крис «Корвус» Скайф, как вы думаете? В этом есть что-то особенное, не так ли?
Храбрые, безжалостные, чувствующие себя на войне как дома, вооруженные собственным естественным оружием – клювом, что не хуже топора или бритвы, – вороны славились тем, что следовали за солдатами в битву в предвкушении богатой добычи на поле боя. Они всеядны: едят все, и я имею в виду буквально все. Реджинальд Босворт Смит в книге «Жизнь птиц и орнитология» (Bird Life and Bird Lore) пишет, что их рацион включает в себя что угодно, «от червя до кита», но особенно они любят падаль, в том числе человеческую. (Места казни в Британии часто получали название «рэйвенстоун», «вороний камень», одно из них раньше располагалось неподалеку от Смитфилдского рынка, куда я хожу за мясом для птиц.) Их репутация пировавших плотью вскоре дополнилась репутацией пировавших душами: люди говорили, что вороны сидят на крыше дома мертвеца или умирающего в ожидании, когда душа поднимется по трубе, чтобы проглотить ее. Ирония в том, что я трачу так много времени на их кормление, потому, что гораздо чаще они питаются нами!
Учитывая их связь со смертью и страданиями, неудивительно, что вороны играют важную роль в трагедиях, о которых мы рассказываем в Тауэре, в том числе о последней совершенной здесь казни.
Ночью 31 января 1941 года человек по имени Йозеф Якобс выпрыгнул с парашютом из немецкого самолета, пролетавшего над тихой холодной сельской долиной Рамси-Холлоу в Хантингдоншире. К несчастью для него, он сломал лодыжку при приземлении. Понимая невозможность продолжения миссии в таком состоянии, он дважды выстрелил в воздух из пистолета в надежде привлечь внимание – что, разумеется, и произошло. Вскоре его обнаружили два фермера, выгуливавшие собак. Они сразу сообщили о нем в полицию, после чего выяснилось, что у господина Якобса при себе были радиопередатчик, карты, пачка наличных и шифровальная книга, которую он пытался уничтожить. Под суд он отправился в начале августа 1941 года. Обвинение было простым: «В ночь с 31 января 1941 года на 1 февраля 1941 года вы прыгнули с парашютом из самолета и приземлились в Рамси в Хантингдоншире. Будучи шпионом, вы имели намерение помочь врагу». Его быстро признали нацистским шпионом и приговорили к расстрелу. Смертный приговор был передан коменданту Тауэра:
Документ категории СС:
Совершенно секретно
Коменданту Лондонского Тауэра
13 августа 1941 года
Сэр,
Имею честь сообщить вам, что ЙОЗЕФ ЯКОБС, враждебно настроенный иностранец, был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного Законом о предательстве 1940 года, и приговорен к смертной казни через расстрел. Упомянутый враждебно настроенный иностранец в настоящее время содержится под надзором медицинского эвакуационного батальона шотландской гвардии, который призван обеспечить его прибытие к месту исполнения наказания. Казнь состоится в Лондонском Тауэре в пятницу, 15 августа 1941 года, в 7.15 утра.
Подписано:Сэр Бертрам Н. Серджайсон-БрукГенерал-лейтенант, Командующий Лондонским округом
По легенде, как раз перед тем, как приговоренного к смерти повели к месту казни в Казематах (оно расположено всего в нескольких ярдах от моего нынешнего дома), один из воронов оставил свои дела на Тауэр-Грин, подлетел ближе и закаркал на собравшихся палачей. Офицер изо всех сил пытался отогнать ворона, но у него ничего не вышло. Якобсу завязали глаза, и офицер жестом подал сигнал расстрельной команде. Ворон вернулся к своим товарищам на Тауэр-Грин только после того, как тело перевезли в морг Тауэра.
О тауэрских воронах, которые якобы обладают сверхъестественным чутьем, позволяющим им предсказывать надвигающуюся смерть или катастрофу, ходит немало легенд. Только недавно один из обитателей Тауэра рассказал мне, что он поливал комнатные растения, когда Мерлина взгромоздилась на столб перед его окнами и начала каркать на него, чего она никогда раньше не делала. Он удивлялся, как Мерлина могла узнать, что он недавно серьезно заболел.
Истории о смерти, роке и воронах – это одно. Истории о смерти воронов – совсем другое, и рассказывать их труднее. Прежде чем я продолжу и прежде чем вы меня осудите, я должен сказать, что люди часто скорбят по птицам, как мы скорбим по любым другим животным. Например, у Моцарта был скворец, которого он купил за тридцать четыре крейцера в венском магазине в 1784 году и назвал Стар: птица умела петь начальную тему из финала его «Концерта № 17 для фортепиано с оркестром соль мажор К453». После смерти Стара Моцарт устроил ему настоящие похороны и написал элегию в память о нем. Я, конечно, не Моцарт, но, как и все Смотрители воронов, отлично понимаю, что значит потерять птицу.
Ворон Тор поступил на службу в Тауэр в ноябре 1995 года почти взрослым, ему было уже около пяти лет. Обычно мы даем новым воронам время освоиться, прежде чем отпустить их свободно бродить по территории, поэтому Тора месяц держали в клетке-лазарете, пока он привыкал к окружающей местности, шуму и, самое главное, к другим воронам. Было видно, что он «очеловечился» и полюбил общаться с людьми еще до того, как попал в Тауэр. Он отлично имитировал человеческий голос, и ему нравилось сердечно приветствовать всех словами «Доброе утро», что забавляло посетителей и ничего не подозревающих сотрудников Тауэра. Он был очень дружелюбным. Именно Тор восседал на деревянных ступеньках, ведущих в Белую башню, во время официального визита Владимира Путина и приветствовал российского президента словами «Доброе утро», произнесенными глубоким басом. Тор вообще здоровался со всеми подряд.
Освоившись, Тор больше всего на свете полюбил проводить дни, слоняясь по Тауэр-Грин. Иногда он общался с другими воронами, но обычно держался особняком. Он не предпринимал абсолютно никаких усилий, чтобы найти партнера, пока однажды прекрасным осенним утром его не заметила Мунин, пожелавшая познакомиться с ним поближе. Сначала Мунин развернула веером хвост. Потом распушила перья. А затем склонила голову в традиционном ритуале вороньего ухаживания. Она издала характерный стучащий звук, который самки воронов издают во время брачных игр, – и бум! Она поймала его в свои сети. Тор был воском в ее когтях. Он сразу же поддался ее заигрываниям, и они стали парой, начав вместе проводить время за чисткой друг другу перьев и перекаркиванием. Это была любовь с первого клевка.
Я тогда был помощником Смотрителя воронов Рокки Стоунза. В тот страшный день я дежурил, а также будил воронов, кормил их и выпускал на волю. Могу назвать точную дату: 6 февраля 2010 года. Суббота. Ничего необычного.
Отчетливо помню, что Тор и Мунин провели вместе весь день, исследуя леса, которые недавно возвели вдоль западной стороны Белой башни. У основания лесов рабочие положили деревянные доски, чтобы птицы не могли попасть внутрь. Доски были выкрашены в серый цвет, чтобы сливаться с окружающими каменными стенами. Внизу к опорам была прикреплена тонкая стальная сетка, не позволявшая воронам пролезть в щель и взобраться на леса. Такова была задумка. На практике это не сработало. Я видел, как вороны находили такие пути проникновения внутрь, о каких мы даже не подозревали и уж точно не думали, что там способна пролезть птица. Они мастера по части проведения операций спасения и эвакуации. Они бы с легкостью прошли соответствующие курсы спецназа. Если ворон решил сбежать, он найдет способ.
Большую часть дня я провел на дежурстве, у себя на посту, и вдруг понял, что Мунин и Тор исчезли с моего вороньего радара. Я их и так не видел, но тут у меня почему-то возникло ощущение, что они находятся там, где им быть не положено. Уже тогда у меня выработалась привычка постоянно думать о птицах. Где они? Что задумали? Что ели? Не ранены ли? В порядке ли? Когда люди спрашивают, каково это – быть Смотрителем воронов, я иногда отвечаю: это похоже на поход в супермаркет с семью маленькими детьми, которые бегают туда-сюда по проходам в разных направлениях. Ты постоянно в напряжении. Ты вынужден развить шестое чувство.
Тауэр уже готовился к закрытию, поэтому я решил дождаться конца смены, прежде чем начать искать птиц. Поиски в отсутствие посетителей проходят проще – и вы бы удивились, увидев, как быстро дежурный надзиратель вместе с йоменами способен очистить Тауэр от гостей в конце дня.
– Готово! – сообщили по рации. Это наш традиционный сигнал поднять подъемные мосты, чтобы подготовиться к ночному дежурству. Наш знак, что Тауэр снова принадлежит только нам.
Итак, я начал искать Мунин и Тора.
Поиск птиц после их исчезновения немного напоминает игру в «прятки». Только тебе нужно обшарить восемнадцать акров Тауэра. И ты ищешь существо, которое умеет летать. И растворяется в тени.
Прошло полчаса, потом еще час, пока я обследовал Внутренний двор, проверяя все обычные места. Я осмотрел все, и в итоге мне пришлось признать свое поражение.
Свет дня угасал. Тауэр погружался в привычное для ночи состояние покоя. Крики и вопли возбужденных детей исчезли, и единственным слышимым звуком был неутомимый гул города, доносящийся снаружи. Я знал, что у меня мало времени. Если воронов оставить на ночь в темноте одних, даже не покалеченными, а просто отдыхающими на земле, они могут стать легкой добычей для лис.
Я тяжело опустился на скамейку и ждал, прислушиваясь, не появятся ли где-нибудь птицы. В армии мы бы назвали это боевым индикатором – попыткой уловить хоть что-то, что выбивается из обычной схемы, что выделяется из окружающей среды и может указать на координаты врага.
При попытке услышать боевые индикаторы надо быть осторожным: тут можно сильно ошибиться. Однажды моему отряду поручили вести наблюдение на грязной дороге в графстве Фермана, пересекающей границу между Северной Ирландией и Республикой. Было известно, что по ночам ИРА использует ее для перевозки через границу оружия и взрывчатых веществ. Мы нашли отличную живую изгородь, послужившую нам прикрытием и защитой от посторонних глаз, – типичную для Северной Ирландии живую изгородь, густо заросшую ежевикой и листвой, с колючей проволокой глубоко внутри. Перелезать через такие изгороди очень сложно, поэтому мы прозвали процесс борьбы с ними «Мандражем Фермана». В итоге мы все-таки ее преодолели, под покровом темноты залегли по другую сторону изгороди и начали нести вахту.
Лил дождь, как всегда, когда мы патрулировали. Клянусь, тучи словно наперед знали, когда нам предстоит покинуть базу.
Час за часом мы молча лежали, прислушиваясь к звукам сельской местности. Ночью мир кажется странным. В голову лезут всякие мрачные мысли. Вдруг вдалеке что-то зашевелилось, и мы услышали чей-то кашель. Вот оно. Что-то происходит! Снова кашель, потом еще раз. На границе кто-то стоял, наверняка в ожидании поставки оружия. Пришел наш час! Мы собирались сорвать атаку. Мы накроем ячейку ИРА. Мы станем героями.
Мы вызвали подкрепление и отправили патруль в сторону кашля.
Вот только никакой ячейки ИРА с оружием там не обнаружилось. Нам не суждено было стать героями. Наоборот, мы выставили себя абсолютными дураками. Кашель исходил от стада проклятых коров! Оказывается, ночью кашель коровы может звучать не менее зловеще, чем человеческий.
Урок на будущее: думай перед тем, как действовать. Урок, который мы все должны усвоить.
Я смотрел на Белую башню и молился, чтобы Мунин и Тор не отыскали лазейку в деревянном настиле или сетке. Мне совсем не улыбалось в сумерках карабкаться по лестнице в погоне за ними. Это был долгий день, и я с нетерпением ждал момента, когда смогу вернуться домой и свалиться с ног.
Это они там наверху? Мне было плохо видно.
Вороны не в первый раз забирались на леса и уж точно не в последний – случай, когда я крутился на флюгере в попытке схватить Мунин, был еще впереди. Я отлично помню, как, впервые попав в Тауэр, увидел помощника Смотрителя воронов, ползшего по стальным опорам, на полпути вверх в процессе охоты на одну из птиц.
– Все в порядке? – спросил я, когда он спустился.
– Проклятые вороны, – услышал в ответ.
Инстинкт подсказывал мне, что птицы нашли путь наверх по лесам. Я сосредоточился, напрягая слух и зрение. Ничего. Если они действительно были там, то явно активировали «режим невидимости», поэтому мне оставалось только сидеть и ждать.
* * *
Ничего хорошего из этого не вышло. Вороны, наверное, смотрели на меня, сидящего на скамейке, и дружно хихикали. Я понял, что мне придется их выманивать. В армии мы называем подобный этап разведкой боем.
Я добрался до основания Белой башни и временной лестницы, ведущей на крышу. Снял пояс, камзол и шляпу и положил их на пыльный верстак, где рабочие обрабатывали камень. А потом начал подниматься по ступеням, которые изгибались и поворачивали под прямым углом на протяжении всего пути наверх. На каждом пролете по всей длине башни тянулась деревянная платформа из досок. Я остановился на первом уровне и огляделся в надежде увидеть или услышать Мунин и Тора. Никаких следов.
Каждый лестничный пролет, на который я взбирался, и каждая платформа, которую я проверял, подводили меня все ближе к вершине башни, расположенной почти в ста футах над землей. Я уже собирался двинуться к верхней платформе, когда сквозь щель в брезентовой завесе заметил, как мелькнуло темное крыло, и разглядел безошибочно узнаваемый силуэт ворона. Попались!
Я установил контакт с «целью», и моя миссия по их поимке близилась к завершению. Однако у меня совсем не было плана. Нужно ли мчаться к ним в надежде, что они сами спрыгнут или спорхнут на Тауэр-Грин в ста футах внизу? Или я должен подкрасться к ним и попытаться схватить обоих одновременно? Или они сами со временем спустятся, если оставить их в покое? Я решил подобраться поближе.
В жизни я мало о чем жалею. Я пошел в армию ради веселья и приключений, но я также верил, что служу Королеве и стране, и очень гордился этим на протяжении всей своей службы. С тех пор как я стал йоменом, не проходит и дня, чтобы я не испытывал по этому поводу чувства благодарности: для меня нет в мире работы лучше. К сожалению, не всегда все идет так, как надо, и, оглядываясь назад, я понимаю, что мое поведение в Белой башне в сумерках в ходе охоты за двумя воронами было неверным. Правда, я до сих пор не знаю, как следовало тогда поступить иначе. Но оглядываться назад полезно. Зато я научился отступать и тщательно просчитывать варианты, брать паузу, чтобы все обдумать. Если бы я в тот раз просто подождал еще немного, голод в итоге согнал бы воронов с их наблюдательной позиции обратно на землю, и все кончилось благополучно. Я принимаю на себя полную ответственность за принятое тогда решение. Я не сумел мыслить, как ворон.
Я виню только себя.
Мунин прыгнула первой. Я не видел, где она приземлилась, но знал, что Мунин миновала леса и ограждения и достигла Тауэр-Грин. Теперь она в безопасности. Но Тор был крупной птицей, намного больше и тяжелее Мунин, а его крылья подрезали всего несколько дней назад, а значит, он не мог нормально набрать скорость. Тор храбро скакал, лазал и махал крыльями по всему Тауэру, но планирование с высоты сто футов – совсем иное. Я с ужасом наблюдал, как он прыгнул вниз и начал резко падать.
У него не было шансов. Вороны умные. Я уверен: Тор понял, что совершил ошибку. Когда он ударился о землю на строительной площадке, раздался ужасный глухой звук – его я никогда не забуду. Но еще хуже была тишина, наступившая вслед за ним. На мгновение я застыл, прислушиваясь, в надежде услышать, как он снова прогорланит свое жизнерадостное «Доброе утро».
Я сбежал вниз по лестнице и увидел Тора. Он лежал на спине у стола каменщиков, расправив крылья и склонив голову набок. Я знал, что уже слишком поздно. Я подхватил птицу на руки и прижал к груди. Его глаза все еще были открыты, и он в последний раз посмотрел на меня, прежде чем из него ушла жизнь.
Я не сентиментален и за время службы в армии видал кое-что и похуже, но не стыжусь признаться, что в тот вечер пролил слезу по Тору, умершему у меня на руках.
Смотритель воронов Рокки Стоунз похоронил Тора в отдельной могиле в 17 часов 55 минут 9 февраля 2010 года. Затем он позвонил Деррику Койлу, бывшему Смотрителю воронов, который много лет заботился о Торе, чтобы сообщить ему о печальной утрате. На следующее утро о безвременной кончине Тора и обстоятельствах его смерти доложили полковнику Дику Хэрролду, заместителю коменданта Лондонского Тауэра. Он немедленно приказал провести полный осмотр лесов вокруг Белой башни и принять меры, чтобы никакие другие вороны не смогли туда залезть. Урок был усвоен – Тауэром и мной. Смерть Тора стала одной из причин, заставившей меня позднее изменить наш подход к обрезке крыльев. Сейчас я стараюсь подстригать их как можно меньше, чтобы в будущем у ворона вроде Тора был шанс выжить. Его смерть не была напрасной.
Сейчас, если в Тауэре неожиданно умирает ворон, а я не уверен в причине смерти, я передаю его на вскрытие ветеринарам в Лондонский зоопарк. Это позволяет нам исключить вероятность инфекции, которая передалась бы другому ворону. (И иногда такое случается: в апреле 2010 года мы потеряли двух воронов, Лиззи и Марли, из-за какой-то вирусной инфекции, и лишь благодаря пристальному наблюдению и немедленному вмешательству нам удалось спасти других воронов от той же участи.)
Когда причина смерти точно известна, как в случае с Тором, моя обязанность обеспечить правильное погребение тела на территории Тауэра. Если встать спиной к Тауэру, то во рву, справа от среднего подъемного моста, вы увидите маленькую черную доску с белыми буквами. Это Мемориал тауэрских воронов. Мемориальную доску установил Генри Джонс, квартирмейстер, который заботился о воронах на протяжении двадцати пяти лет. Она начинается с 1956 года и отмечает смерть всех воронов, скончавшихся в Тауэре в период до 2006 года.
Когда я стал Смотрителем воронов, то решил не обновлять мемориал. Для меня важна жизнь ворона, а не его смерть. Вся моя энергия направлена на то, чтобы обеспечить птицам высочайшее качество жизни в период их пребывания с нами. Как сказано в одной мудрой книге, пусть мертвые хоронят своих мертвецов.
Все вороны, умершие после того, как меня назначили Смотрителем воронов, заслужили простые тихие похороны на территории Тауэра. Мы не проводим никакой официальной церемонии, только я и ворон, мое личное время попрощаться и поблагодарить ворона за службу Тауэру.
У истории Тора есть любопытный эпилог. После его смерти другие вороны быстро догадались, что Мунин теперь сама по себе и больше не является частью доминирующей пары, поэтому ради ее же безопасности мы перевели птицу в отсек постройки, принадлежащий ворону Гвилуму.
Гвилум служил в Тауэре с 1988 года и уже был одним из наших старейших воронов, двадцати двух лет от роду. Его подарил Тауэру мистер Джексон из Уэльского Горного зоопарка, расположенного в Северном Уэльсе, в городе Колвин-Бей. Гвилум был тихим, скромным вороном, который держался особняком и был совершенно счастлив в одиночестве, играя роль закоренелого холостяка, – до подселения Мунин.
Мемориал тауэрских воронов
Почти сразу же они принялись демонстрировать все признаки взаимного ухаживания. Мы никогда не узнаем, пыталась ли Мунин так утешиться после гибели Тора, но точно уверены: она недолго была одна. Возможно, дама и раньше поглядывала на Гвилума и ждала подходящего момента. Тор умер в феврале. К марту мы поместили Мунин и Гвилума в общую клетку, где у них возникли признаки интереса друг к другу, а уже к апрелю мы стали выпускать их на Тауэр-Грин, на то самое место, которое Мунин раньше делила с Тором. Они продолжили жизнь в Тауэре уже вместе, в качестве пары.
А потом – невероятно, но факт! – история повторилась.
22 апреля, ровно через неделю после первого выхода на волю, Мунин затащила Гвилума с собой на вершину Белой башни и не захотела оттуда спускаться. Мы решили, что нам можно снова подняться наверх и спугнуть их: крылья Гвилума еще не были подрезаны, и мы думали, что обе птицы смогут спрыгнуть и благополучно приземлиться, не подвергая себя опасности.
Я снова взобрался на Белую башню, и Мунин прыгнула первой и легко спланировала вниз, в безопасное место. Никогда не забуду Гвилума на парапете за секунду до прыжка: он колебался, нервно мотая головой из стороны в сторону. Я видел, как он просчитывает варианты. Сражаться или отступить? Когда я приблизился, он напрягся, раскинул крылья и нырнул с Белой башни.
– Рокки, Рокки! – прокричал я вниз. – Ты его видишь?
– Конечно, – ответил Рокки, указывая в сторону Темзы. – Он полетел вон туда.
И это был последний раз, когда мы видели Гвилума.
За два с половиной месяца Мунин ненароком предопределила судьбу двух наших воронов. Отсюда и ее прозвище – Черная вдова. И только спустя несколько лет, в 2014 году, она связалась с более молодым партнером, Джубили II. Все, что я могу сделать, это искренне пожелать ему удачи.
