21. Кровь, залившая земли и окрасившая моря

Если вы посетите любую военную базу в любой точке мира накануне инспекции, то непременно увидите солдат, которые лихорадочно чистят, чинят и красят вещи. Нам в свое время приходилось красить всё в полковые цвета – желтый и темно-синий. Кошмар. Камни, стволы деревьев, вообще всё. Любой двигающийся и, тем более, неподвижный объект мы чистили или красили, а порой делали и то и другое одновременно. Командование хочет, чтобы его подразделение выглядело опрятно – ботинки блестели, форма была отглажена, а снаряжение находилось в отличном состоянии. Но еще важнее дисциплина, которая может спасти вас на поле боя. Убедившись, что все работает, все чисто и готово и все знают, как это работает, они заставляют тебя повторять это снова и снова до тех пор, пока ты не подумаешь, что дальше уже просто невозможно. Но ты все равно повторяешь это снова и снова, и так до бесконечности, пока у тебя в итоге не сформируются привычки на уровне инстинктов. В число таких привычек входят старая добрая полировка при помощи плевка и базовые навыки чистки и уборки, которые также прививают вам искусство повышенного внимания к мелочам. Хороший солдат всегда заметит, если что-то в его окружении изменилось, стоит не на своем месте или идет не так. В какой-то момент эти навыки могут спасти тебе жизнь.

Поэтому неудивительно, что одной из первых вещей, которым я научился у прежнего Смотрителя воронов Деррика Койла, стало понимание того, насколько важна чистка клеток. Деррик был человеком старой закалки: когда дело касалось заботы о воронах, все должно было быть идеально. Я изо всех сил стараюсь поддерживать его высокие стандарты. Примерно раз в месяц я устраиваю в постройке генеральную уборку: дезинфицирую все вокруг, поливаю из шланга и сгребаю гравий, ищу каждый кусочек припрятанной еды, проверяю проволочное ограждение и деревянные детали на предмет повреждений, смазываю все движущиеся части, оцениваю состояние насестов и ночных ящиков. Вдобавок я ежедневно делаю простую уборку, наводя чистоту и порядок. Все ли на месте? Все ли там, где должно быть? Все ли в порядке? Одна и та же рутина, 365 дней в году. Могу сказать, что быть Смотрителем воронов в большинстве случаев означает быть упорным и пунктуальным перфекционистом.

Впрочем, при всей монотонности тауэрского существования случаются дни, которые выделяются, – это особые события и церемонии, которые отличаются неординарностью и которые трудно забыть.

Для меня одним из таких дней стало 16 августа 2014 года.

Вы наверняка слышали историю появления в Тауэре керамических маков. «Исторические королевские дворцы» поручили Полу Камминзу и Тому Пайперу создать произведение искусства в ознаменование столетия начала Первой мировой войны. Художникам пришла в голову мысль сотворить впечатляющее море из керамических красных маков, число которых (888 246) точно соответствовало бы количеству погибших британских солдат. Ров Тауэра наполнялся маками на протяжении 117 дней, начиная с 17 июля, дня вступления Великобритании в военные действия, и до 11 ноября. В создании арт-объекта участвовали тысячи добровольцев со всего мира, в том числе моя дочь, и каждый установленный ими цветок символизировал солдата, убитого в бою. Это была самая крупная инсталляция в истории Великобритании, и называлась она «Кровь, залившая земли и окрасившая моря». Если вы никогда ее не видели, советую поискать изображения. Это просто удивительно. Задача размещения маков сама по себе была невероятно масштабной и требовала тщательно продуманной координации со стороны команды проекта, которой руководили Джон Браун, тогдашний заместитель коменданта Тауэра, и йомен Джим Дункан, позднее ставший сержантом, которому я подчиняюсь. Свои усилия приложили также все сотрудники «Исторических королевских дворцов» и обитатели Тауэра. Получилась самая настоящая военная операция.

Это замечательное произведение искусства приобрело для посетителей особое значение, оно стало площадкой, где они могли собраться вместе, и отдать дань уважения. Люди приходили, чтобы оставить на ограде цветы и фотографии. Они приходили днем и ночью, день за днем. Помню, как мы с женой иногда просыпались по утрам от громких криков толпы, дождавшейся момента, когда Тауэр включит прожектора, чтобы осветить маки. Я никогда не слышал ничего подобного. Сквозь узкие окна нашей квартиры в Казематах мы видели ярко-красные маки, сияющие и омывающие Тауэр своим восхитительным и в то же время пугающим сиянием. Это было нереально. Проект «Кровь, залившая земли и окрасившая моря» сильно изменил жизнь всех обитателей Тауэра. Бывали дни, когда мы не могли выйти из Тауэра из-за огромного количества народа, собравшегося снаружи.

В рамках проекта людям было предложено сообщать имена членов своей семьи, убитых в бою во время войны, и каждый вечер на закате один из йоменов выходил в море маков и в сопровождении традиционного сигнала горна, используемого при отдаче воинских почестей на похоронах, зачитывал 180 имен.

В субботу 16 августа 2014 года пришел мой черед читать имена.

Я репетировал весь день. Я был полон решимости не допустить ни одной ошибки при произнесении имен. Мне не хотелось подводить павших солдат и их семьи.

* * *

На закате я надел униформу, с гордостью приколол к груди коллекцию медалей и пошел по узкой тропинке, извивавшейся посреди моря керамических маков. Толпа ждала в молчании, как и каждую ночь.

Я надел очки для чтения, поднес к глазам список имен, чтобы лучше видеть их в темноте, и посмотрел на толпу. Я глубоко вздохнул и на мгновение задумался о своей армейской карьере и всех тех, кто был до меня.

Я вспомнил, как мы возвращались в казармы после последней тренировки во время начальной военной подготовки. Мы ехали в старом армейском грузовичке, все оружие лежало в кузове – винтовки, пулеметы, противотанковые орудия. И тут в нас на огромной скорости врезался самосвал. Я сидел лицом к задней части нашей машины. Водитель самосвала был тяжело ранен. Мы пытались наложить повязки на его раны, применяя на практике недавно обретенные навыки оказания первой помощи. На строевую церемонию по случаю завершения начальной подготовки новобранцев многие из нас приползли в инвалидных колясках и на костылях. Именно тогда я понял, что игры в солдат закончились.

* * *

Я вспомнил и время, когда мы после окончания обучения наконец присоединились к нашим полкам. Я стал частью Королевской дивизии, которая состояла из Полка Королевы, Королевского английского полка и Королевского фузилёрного полка. Я служил в 3-м батальоне Полка Королевы до тех пор, пока в 1992 году нас не объединили с Королевским гэмпширским полком и не переименовали в Королевский полк принцессы Уэльской, также известный как «Парни леди Ди», в честь Дианы, принцессы Уэльской. Я видел принцессу пару раз – очаровательная леди была нашим главнокомандующим. В день ее смерти я как раз приступал к обязанностям инструктора-тамбурмажора на новом месте службы – в Учебном центре пехоты в Каттерике в Северном Йоркшире. Помню, как приехал туда, пошел в столовую и вдруг услышал новости. Мы все тогда сидели и пялились в телевизор, не веря своим глазам.

Я вспомнил свою первую армейскую командировку в немецкий Бад-Фаллингбостель, что в Нижней Саксонии. Мне было восемнадцать. У нас был мотопехотный батальон, поэтому, будучи пехотинцами, мы много времени проводили на учениях с участием армейских бронетранспортеров, колеся по Германии и вокруг нее, а будучи барабанщиками, мы немало времени проводили, играя на пивных фестивалях. Я был молод, наслаждался своей новой жизнью и заводил новых друзей, многие из которых по-прежнему остаются моими лучшими друзьями даже спустя тридцать пять лет. Это было во времена «холодной войны», и Германия служила нам игровой площадкой.

Но потом, сразу после возвращения на базу батальона в Германии, мы получили так называемый «североирландский пакет» – двухнедельный учебный курс подготовки к подавлению беспорядков и уличному патрулированию, готовивший нас к передислокации в Северную Ирландию. А затем нас передислоцировали. И это стало для нас шоком.

Начало 1980-х годов в Северной Ирландии было ужасным. Мы прилетели в Олдергроув, а через сорок восемь часов я уже находился в самой гуще событий – в бронированном «Лендровере», нарвавшемся на напалмовую бомбу в Андерсонстауне. Помню, как подумал тогда: «Какого черта я здесь делаю?» Первая четырехмесячная командировка в Белфаст сыграла для меня роль неприятного пробуждения. В составе отряда из четырех человек я патрулировал улицы, и все мы, парни из Лондона и с юго-востока Англии, понятия не имели о том, что происходит в Северной Ирландии, но старались делать все возможное, чтобы выполнить свой долг. Большинству из нас было всего по восемнадцать-девятнадцать лет, и в первую же вылазку у нас случилось около одиннадцати столкновений. Это было тяжело. Это было опасно. Мы там не пользовались особой популярностью, поскольку во время патрулирования разъезжали на «Свиньях» – классических старых армейских бронетранспортерах, искали самодельные взрывные устройства, обыскивали дома и вообще много шатались по округе и проверяли людей. Прозвучит глупо, но сложнее всего мне давалась проверка – необходимость просить людей предъявить документы. В конце концов мы были почти подростками, а приставали к людям с требованием подтвердить их личность. Понятно, что не все они тепло откликались на наши просьбы.

Несколько раз я был на волосок от смерти. Снайперы, пули, бомбы. Помню, как однажды утром завтракал в полицейском участке, и вдруг через стену к нам перелетела граната, а по столу прямо передо мной застучала шрапнель. Это было совсем не похоже на детские игры в солдатики на заднем дворе. Когда я женился, мне пришлось некоторое время прожить с женой в Северной Ирландии. Ей – двадцать один год, мне – двадцать два. Мы были сущими детьми, правда. Двое совсем юных англичан, вышедших из зоны комфорта, и, скажу честно, это было не самое удачное время, чтобы быть британским солдатом, живущим в Северной Ирландии за пределами военной базы. Нам приходилось терпеть угрозы, запугивания, новые бомбы. В конце концов, именно так работает терроризм. Мы просто пытались жить дальше.

Но случались и хорошие моменты. Однажды ко мне подошла маленькая девочка и сказала: «Эй, мистер, моя мама молится за вас каждую ночь». В другой раз, недалеко от Фоллс-Роуд, несколько маленьких старушек позвали нас на чашку чая и кусок пирога. Они были очень добры. Именно такие добрые поступки заставляют думать, что ты делаешь нечто стоящее, помогают осознать важность любого незначительного жеста и высказывания.

Служба в армии гарантирует нескучную жизнь, но я бы ни за что на свете не променял ее ни на что другое. В армии вы вместе трудитесь, вместе живете, вместе скорбите, вместе празднуете. Армия была моей семьей.

Поэтому я с таким чувством посмотрел на список имен у себя в руках и начал читать.

Сто лет назад на том самом месте, где я стоял и читал, собирался один из первых батальонов Добровольческой армии, люди сюда тянулись из Лондонского Сити, с улиц вокруг Тауэра. Всего за несколько дней 1600 молодых парней присоединились к тому, что впоследствии стало 10-м батальоном Королевских фузилеров, известным как Батальон фондовой биржи. Многие из них убиты на Западном фронте.

Читая, я думал обо всех тех, кто отдал свои жизни, чтобы мы могли наслаждаться свободой, которая у нас есть сегодня. Чтобы прочитать 180 имен и званий, требуется около часа. Но чтобы прочитать имена и звания всех 888 246 британских солдат, погибших в Первой мировой войне, потребовались бы недели.

* * *

 

«Они не состарятся, как стали мы старыми,

Не тронет их время – ему неподвластны они.

На солнца закате и утром туманным

Их будем помнить мы!»

 

Я прочел вслух поэму «Павшим» Лоуренса Биньона, и, когда зазвучал сигнал горна, используемый при отдаче воинских почестей на похоронах, с трудом сдержал слезы. «Вольно, солдат, твой долг исполнен». Я повернулся и пошел обратно через маки.

Вне всяких сомнений, это был один из тех моментов в жизни, которыми я особенно горжусь. Я был счастлив принять участие в таком поминовении.

И я рад, что мне довелось разделить его с Мерлиной.

В одно прекрасное солнечное утро, когда волонтеры по очереди расставляли маки по рву, Мерлина решила вылететь из Тауэра, чтобы выяснить, из-за чего вся эта суета.

– Крис, по-моему, Мерлину только что заметили за пределами Тауэра, возле билетной кассы, – передали мне по рации.

– Роджер, принято, сейчас посмотрю, – ответил я.

Мы часто получаем сообщения о наших воронах, замеченных за пределами Тауэра. Как правило, они поступают от сотрудников «Исторических королевских дворцов», замечающих птиц по пути на работу или в конце дня, и от обеспокоенных сознательных представителей общественности, которым известна легенда о падении королевства, если вороны когда-нибудь покинут Тауэр. К счастью, большинство сообщений представляют собой ложную тревогу: ворон оказывается вороной.

Но в данном случае все было правдой. Мерлина действительно покинула Тауэр. Ее заметил бдительный член общества. Обычно, когда она уходит с безопасной территории Тауэр-Грин – как правило, из-за угрозы со стороны более влиятельного ворона, – я нахожу ее сидящей на ограждении, тянущемся вдоль пристани Тауэра, где она наблюдает за снующими вверх-вниз по Темзе лодками. Пристань прежде использовалась по своему прямому назначению, для разгрузки предназначенных для Тауэра продуктов и боеприпасов, а также как причал для высокопоставленных сановников, гостей и тех несчастных, кого река приводила с суда в ратуше или Вестминстерском дворце прямо к Вратам изменников и далее, к тюремному заключению или казни. Теперь это лишь приятная пешеходная дорожка, вымощенная брусчаткой, и отличное место, чтобы выпить кофе и сфотографировать Тауэрский мост.

Мерлины на пристани не было. Она отправилась посмотреть маки инсталляции «Кровь, залившая земли и окрасившая моря». Я устремился к главному входу, мимо Средней башни и длинной очереди посетителей, предъявляющих билеты и показывающих содержимое своих сумок перед входом на территорию Тауэра. Я поднялся по пологому склону Тауэр-Хилл – тем самым путем, которым многие несчастные узники следовали от Тауэра до места публичной казни.

Найти блудного ворона за пределами Тауэра несложно: они собирают вокруг себя толпу с камерами и телефонами, которая яростно щелкает объективами и поднимает гвалт, задаваясь вопросом, как и почему такая удивительно крупная черная птица как ни в чем ни бывало сидит на какой-то скамейке или ограде, чистит перья или подкрепляется найденными в урне чипсами. Поэтому я просто пошел за толпой и вскоре обнаружил Мерлину. Она сидела на старом железном ограждении с видом на ров и громко каркала на волонтеров, занимавшихся размещением маков внизу.

Ловить ворона на глазах у публики – дело мудреное, и желательно его избегать, поскольку тут требуются не только хладнокровие и крепкие нервы, но и немалая удача. Мой первый совет любому, кто попадет в такое затруднительное положение: сохраняйте спокойствие и делайте вид, что полностью контролируете ситуацию. Нравится вам это или нет, в ближайшие дни вам точно предстоит стать звездой YouTube. Если вы маленький кругленький человечек средних лет, одетый в широкополую шляпу и ярко-синюю с алым униформу – это называется накидка, люди, ради бога! – и вы собираетесь ловить ворона, гарантирую, что вас тут же начнут фотографировать, снимать на видео и транслировать в прямом эфире на всех платформах и во всех соцсетях, какие вы только в состоянии себе представить. Готовьтесь к тому, что видео с вашими похождениями станет вирусным.

Мой второй совет: двигайтесь по направлению к провинившемуся ворону медленно – МЕДЛЕННО! – и небрежно. Не пытайтесь раздвигать и рассеивать толпу. Она – идеальное прикрытие для вашего подхода. Пока уверенно прокладываете себе путь, не забудьте заверить окружающих, что вы точно знаете, что делаете.

Мерлина явно наслаждалась прекрасным утром на воле и не хотела, чтобы ее поймали и вернули на Тауэр-Грин. Еще один совет: даже не мечтайте, что сумеете спокойно приблизиться к ворону и схватить его своими сильными руками, просто с любовью заглянув в его темно-карие глаза-бусинки. Поимка воронов происходит совсем не так. Тут нужно быть хитрым. Нужно быть незаметным. Нужно быть расторопным. Следует притвориться, что ворон тебе вовсе не интересен, что ты просто очутился поблизости, а затем, со скоростью атакующей кобры, надо схватить его, когда он меньше всего этого ожидает. Вот как ловят ворона-беглеца, дамы и господа!

Я схватил и крепко прижал к себе Мерлину, слыша, как люди в толпе перешептываются: кто одобрительно, кто с осуждением, а кое-кто и с явным недоумением. Когда мы с Мерлиной вернулись на Тауэр-Грин, у меня не было сил ругать ее за то, что она сбежала, – по правде, я был рад, что она увидела маки. Как и у нас, у нее было много предков, проводивших время на полях сражений, поэтому я счел уместным, что она была там, частью всеобщего круга жизни.