Глава 18

Чужие глаза

Наступило утро, и город снова опустел. Ночной ветер стер отпечатки ботинок на тротуарах, а неподвижные тени затаились глубоко в переулках. Даф с Лиром шли по улице, окутанной сонным забвением.

Теперь это поистине был забвенный город. Мертвый скелет, песчаная дюна, всеми забытая и покинутая. Стоит солнцу скрыться за холмами, и он превратится в рассадник подпольной жизни, место, опьяненное властью и пылкостью ночью и умирающее с первыми лучами восхода лишь для того, чтобы во тьме ожить вновь. Бесконечное колесо сансары.

Дафна покосилась на Хэллхейта, но тут же поспешила отвести взгляд, поняв, что он тоже тайком наблюдает за ней. Лир ничего не сказал. Да и что тут скажешь? Вся ситуация, в которой они оказались, выглядела абсурдно. Шутка Вселенной, насмешка судьбы, издевка богов, кем бы они ни были…

Впервые после раскрывшейся правды они остались наедине, и Даф не знала, как себя вести. Не знала, не понимала собственных мыслей и чувств.

– Тишина меня убивает, – тихо произнес Лир, когда монотонный стук их шагов по пыльной брусчатке стал невыносим.

– Да, вовсе не похоже на то, что здесь творилось ночью, – согласилась Даф, рассматривая пустынную улицу.

– Ты знаешь, я не об этой тишине.

Конечно, Дафна знала, о чем говорит Лир.

«Или… теперь следует называть его Тером?»

Это ведь действительно он, та родственная душа, которой даитьянке так не хватало все эти годы. Ради него она готова была переписать историю, перевернуть мир наизнанку, отправиться на край света и искать этот край до скончания времен, если потребуется!

«Но у даитьянина, которого я любила, – Дафна опять украдкой взглянула на фомора, – были другие руки, другое лицо, другой голос. И пусть он точно так же, как Элеутерей, поправляет взъерошенные ветром волосы, в каждом его движении я вижу Крейна. Убийцу. Если бы можно было просто закрыть глаза и представить…»

– Даф?

Она вздрогнула, невольно вернувшись в настоящее. Лир остановился, преградив ей дорогу, и его черные глаза с тревогой смотрели на ее.

«Но ведь это не Тер. Это Лир, и я его ненавижу!»

Он был сыном убийцы, кровожадным бездушным негодяем в понимании Даф столько лет, что она не могла вот так враз взглянуть на него иначе. Год за годом она вынашивала планы, мечтала и грезила пронзить его злое сердце своим клинком, а теперь оказывается, что это сердце всегда любило ее?

Фомор, недостойный жизни, – таким Дафна привыкла его видеть. Как бы она ни старалась вчера убедить всех вокруг, что все хорошо, что ее горю конец, это вовсе не так.

«Как я могу глядеть на него по-другому? Может быть, внутри он все тот же Мунвард, но снаружи… Как заставить разум поверить душе?»

Пронзительный взгляд Хэллхейта продолжал изучать даитьянку, ожидая ответа.

– Я понимаю, почему ты скрывал правду, – сказала Дафна тихо.

– И я бы скрывал вечно, если бы меня не вынудили обстоятельства, – ответил Лир. – Иногда жить легче без правды, верно? Иногда ложь принять проще.

Он вздохнул, тяжело, с неуловимой для слуха, но ощущаемой для сердца печалью, и опустился на ступеньку стоящего у дороги обветшалого дома.

Немного помедлив, Даф все же присела рядом. Она безумно хотела почувствовать себя как когда-то – спокойно и уютно, вместе с любимым человеком. Что же мешало ей? Неосязаемый барьер, страх перед чем-то неизведанным, новым, тянущий в пучину сомнений.

– Мне кажется, – начала она неуверенно, – я совершенно ничего о тебе не знаю теперь. То есть… кто же такой Лир на самом деле? Кем был Тер все эти годы? Каково это, иметь две жизни?

Лир ответил не сразу, долго и неподвижно глядел на сухую траву под ногами. На его лбу пролегла глубокая морщина, выдавая внутренние метания.

В какой-то момент он стал походить в глазах Дафны на искусно вырезанную статую. Кожа, содранная на костяшках пальцев правой руки, обветренные губы и безобразный шрам, край которого выглядывал из-под ворота куртки на шее, – все до боли реалистично, но неподвижно, как камень. Лишь черные пряди волос, позабывших, что такое стрижка, треплет непокорный ветер. Кажется, время остановилось, и пока небеса не рухнут, даитьянка будет смотреть на застывшее изваяние.

– Представь, ты идешь по улице, – вдруг заговорил Лир, вновь заставив ее вздрогнуть, – и знаешь о себе все: свои силы и слабости, кто твой друг и кто враг, кто заслуживает любви, а кто смерти. Идешь уверенным, твердым шагом, потому что ты сам контролируешь свою жизнь и каждого, кто в нее входит.

Лир покачал головой, но не повернулся к Даф, а уставился в пустоту перед собой, точно видел призрака.

– А потом неожиданно, как ураган в лесной долине, все это исчезает. Мир тускнеет перед глазами, в голове, как наяву, оживает яркая картинка событий, которых не было в твоем прошлом, и затмевает все радости и беды твоего настоящего. Другая жизнь, другие люди, чужое счастье, чужая любовь…

Дафна молчала, опасаясь даже ненароком прервать рассказ. Она понимала, что Лир – Тер – описывает то, что привело его сюда, в этот самый момент, к ней, на эти ступеньки, но ощущение было таким, словно говорит он о нынешней жизни Дафны, а не своей собственной.

– …Произойди такое однажды, и можно забыть. – Фомор нервно усмехнулся. – Дважды – можешь напиться до потери сознания и сделать вид, что ничего не было. Галлюцинации сумасшедшего. Но когда раз за разом несуществующие воспоминания смерчем врываются в твою память, лишают рассудка и последней веры в действительность, ты медленно и уверенно сходишь с ума.

Не поворачивая головы, Лир резко перевел взгляд на Дафну, и ее сердце пропустило удар. На долю секунды в зрачках Хэллхейта промелькнул клубящийся огонь безумия. Дикий зверь, загнанный в клетку, смотрел на Дафну одновременно с любовью и ненавистью, не зная, что одержит в конечном итоге верх.

– Ты спрашиваешь, каково это, иметь две жизни? – шепотом спросил он. – Это все равно что жить в аду, быть не в силах сбежать и в конце концов научиться наслаждаться сжигающим тебя вновь и вновь пламенем.

Никогда прежде Дафна не видела такой искренней боли на лице Хэллхейта. Невыносимая тоска и желание его утешить вдруг всецело поглотили ее.

– Я однажды прокрался в Суталу, – продолжал Лир. – Увидел тебя и понял, что знаю: твоя поступь, твой профиль, каждый изгиб твоего тела… Я помнил все, Дафна. Помнил, каково сжимать твою руку в своей, каково прикасаться к твоим плечам.

В сердце защемило.

– А ты прошла мимо, конечно, меня не узнав. И в тот самый момент мне отчего-то стало так страшно… Даитьянка, которую я должен был ненавидеть. И ненавидел! Всем сердцем. Но лишь потому, что любил всей душой.

Из груди Хэллхейта вырвался сдавленный смех, и по спине Даф леденящей змейкой побежали мурашки.

– Ты была пламенем моего ада, Аурион. Я сотни раз ходил за тобой, воображая, что вот-вот ты завернешь в пустой переулок, мой кинжал ненароком скользнет по твоему горлу, и моим мукам конец. Но каждый раз, когда представлялся случай, я сбегал как последний трус, понимая, что если останусь, то не сдержу желание поцеловать тебя.

В горле пересохло. Даф помнила, как часто, будучи на Земле, чувствовала спиной обжигающий взгляд. Точно знала, что это фоморы, хотя ни разу так и не смогла уловить, кто конкретно ее преследует.

– Вся жизнь стала сплошным дежавю. Воспоминаний становилось все больше, – говорил Лир, глядя в небо, – и прошлое, которого никогда не существовало, делалось все сильнее. В один прекрасный момент я перестать быть тем Лиром, что знал врагов и друзей, знал, кто есть кто. Кто есть я.

– Ты нашел выход, – рискнула вымолвить Дафна.

– Наши сны? Они никогда не были выходом. – Он наконец повернулся к ней. Их лица разделяли жалкие сантиметры, но расстояние казалось чудовищно огромным. – Я видел, какую боль причиняю тебе, Даф. Как ты начинаешь верить в фантазию больше, чем в реальную жизнь. Я не хотел так, но каждая наша встреча была для меня как лекарство, возвращала в мечту, возвращала к тебе. Я не мог остановиться.

– Но…

– Признаться? Ха! Стыд и позор, Элеутерей Мунвард, которого уважал каждый даитьянин, носит обличье фомора!

Выдохнув, Лир склонил голову и закрыл лицо руками, точно презирал самого себя. Солнце взошло уже высоко, несколько сонных жителей мирно побрели вдоль дороги по своим делам, но никто не пытался ограбить или убить другого при свете полуденной звезды.

– Знаешь, – Даф сделала паузу и сжала собственные руки в замок, как будто это чудесным образом могло скрыть крадущийся по телу озноб. – Я всегда верила, что любовь рождает не то, что снаружи, а она вечно живет ради того, что внутри.

– Но то, что снаружи, заставляет думать о том, что внутри, – не глядя на нее, возразил Лир. – Все видят того, кого видят. Я знаю, кого видишь ты, когда смотришь на меня, кого видит Никк, кого увидят другие. Своей правдой я не создал будущее, а безжалостно растоптал прошлое.

– Нам не нужно прошлое, чтобы быть счастливыми.

– Счастливыми, – эхом повторил Хэллхейт. – А ты можешь быть счастливой? Вот так.

Даф виновато отвела взгляд. У нее не было ответа на этот вопрос, и все попытки найти его вызывали ноющую боль глубоко внутри.

– Закрой глаза.

– Что?

– Закрой глаза. Пожалуйста, Дафна.

Она послушалась, сомкнула веки и почувствовала, как Лир взял ее за руку. Незнакомец, родной незнакомец, коснулся ее. По коже вновь пробежала дрожь, появилось покалывание в затылке, и в голове промелькнуло расплывчатое видение, которое через несколько секунд обрело очертания, словно вышедшая из тумана фигура.

– Мы всегда можем вернуться назад.

Рядом с ней сидел Элеутерей. Тер! Он был точь-в-точь таким, как прежде. Русые волосы, высокий лоб, тонкие губы… А его глубокие, как океан, синие глаза опять улыбались, хотя отблеск печали их не покинул.

Он был именно таким, каким помнила Дафна. Каким приходил в ее сны. Настоящим. Настоящим?

– Умоляю, не делай так больше! – с невероятным усилием Даф разорвала мысленный контакт, возвратившись в физический мир, и открыла глаза. Порыв ветра поднял сухую грязь с земли, закружил в неистовом вихре и ударил в лицо, прилипая к побежавшим по щекам слезам.

– Прости.

Собрав последние силы, Дафна заставила себя взглянуть на него. На Лира. Он внимательно смотрел на нее в ответ, – страх и надежда во взгляде.

«А ведь его глаза все те же. Океан».

Да, все давно решено, не нужно нырять в пучину сомнений ради ответа, который ждет на поверхности. Пусть боги смеются, пусть играют в свои коварные игры, но для Дафны это не станет помехой. Она знает, что такое любовь. Ее этим не испугать.

– Никогда больше не делай так, – повторила она твердо и сжала ладонь фомора в своих. – Пусть прошлое останется в прошлом, Лир. У нас есть будущее, есть настоящее, и я хочу быть там только с тобой. Быть здесь только с тобой.

Он ничего не сказал, лишь улыбнулся. И Дафна улыбнулась в ответ.

* * *

Даф с Лиром шли, крепко держась за руки. Впервые за многие годы даитьянка ощущала умиротворение. Ее мир снова обретал краски, ее жизнь снова наполнялась смыслом. И она точно знала – то же умиротворение, которое мудрый человек, вероятно, назвал бы подлинным счастьем, теплится сейчас в груди Лира.

Однако преследующие их по пятам проблемы потенциально грядущей войны бессердечно требовали отложить чувства на потом.

– Ирней с Шандаром нас точно должны ждать здесь? – спросил Лир, и Дафна нехотя отпустила его ладонь, чтобы вскарабкаться на пирс.

Пейзаж отсюда открывался, сказать честно, далеко не самый живописный. У корабельных доков высились груды ржавых бочек и размокших досок, вросший в землю якорь торчал посередине, как кладбищенский крест, а отступившая перед приливом вода обнажила сплошь покрытый мусором берег.

– Я велела им ждать тут, – пожала плечами даитьянка и, глянув с заброшенной пристани вниз, с отвращением наморщила нос. – Хотя не удивлюсь, если они сбежали, учуяв эту вонь.

– Нет, – усмехнулся Лир. – Ирна так легко не спугнуть. Помню, он однажды случайно выкинул углеродную батарейку, и мы два часа искали ее на помойке Храдэя. Аромат отходов из тамошних лабораторий сама знаешь какой.

За спиной раздался подозрительный шорох, и Даф обернулась, инстинктивно потянувшись к ножнам.

– Брось оружие!

Грозный голос обращался не к Дафне, но она и моргнуть не успела, как к шее Лира скользнул синий кинжал. Вот и Ирней.

Хэллхейт послушно разжал ладонь, и его клинок, жалобно звякнув, упал на каменный пирс.

– Дафна, ты цела? Что произошло? Где Никк? – воскликнул Шан, выскочивший из-за груды бочек. – Мы сразу поняли, что что-то не так, когда вы не вернулись! А когда ты сказала, что нужно встретиться… Да еще и в Забвеннике!

– Быть может, идея со встречей не такая уж хорошая, – невесело хмыкнул Лир, за что тут же поплатился. Кинжал опасно близко прислонился к его сонной артерии.

– Замолчи, – прошипел Ирн. – Одно мое движение отделяет тебя от могилы.

– Уж поверь, мне не впервой.

– Ирн, Шан, – стараясь не делать резких движений, Дафна перевела глаза с одного на другого и обратно, – надеюсь, вы пришли одни?

Ирней с недоверием прищурился.

– Я не отвечу на этот вопрос, пока не узнаю, что здесь происходит.

– Значит, одни, – кивнул Лир. Для висевшего на волоске от смерти он выглядел чересчур расслабленно. Наверное, притворялся.

– Я же сказал, замолчи!

У Дафны екнуло сердце, когда она увидела, как тонкая струйка алой крови потекла от острия лезвия вниз по коже Лира.

– Ирней, прошу тебя, успокойся! – взмолилась она, судорожно перебирая в голове варианты. Второй раз она не готова была потерять любимого. – Нам нужно многое обсудить. И вы двое, – она с надеждой взглянула на друга Никка, – не представляете, сколь многое.

Шандар наблюдал за происходящим с искрой недоумения в глазах. В нем явно зарождалось любопытство при виде того, с каким рвением Даф готова бороться за жизнь наследника патилского трона.

Однако Ирн был непреклонен.

– Здесь нечего обсуждать, Дафна. Мы возвращаемся в Суталу, отдаем сына Крейна на суд совету старейшин, и он отвечает за весь свой народ сполна!

Начиная злиться, Даф потянула руку к мечу. Какой же Ирней порой упертый баран! Калечить его за упрямство будет слишком радикальной мерой, хотя… приемлемой, раз другого выхода не остается.

Уже смыкая пальцы на рукоятке клинка, Даф поймала на себе взгляд Хэллхейта. Он едва заметно качнул головой и одними глазами указал на висящий у нее на поясе кошелек.

«Ты знаешь», – словно говорил он безмолвно.

Даитьянка на секунду растерялась. Однако потом поняла и чуть было не улыбнулась, раскрыв все карты. Да, она знала. Прекрасно помнила их старый ребячливый трюк, которым они развлекались когда-то в далеком теперь детстве на уроках фехтования.

– Ирней, – позвала Дафна, незаметно вытаскивая из кошелька несколько мелких кристаллов, – помнишь, что я тебе всегда говорю? Ты слишком остро реагируешь на незначительные детали, упуская из вида самое главное.

Она со всего размаху метнула адри в железный бордюр пирса, вложив в этот бросок столько сил, сколько возможно. Камешки ударились о металл и разлетелись вдребезги. Из них хлынул поток накопленной внутри энергии, озаривший всех яркой вспышкой.

Следующие события произошли за миг, едва ли кратный удару сердца.

Не ожидавший такого поворота событий Ирней закричал. Он отпрыгнул назад, пытаясь заслониться от ослепляющего света, и Дафна выдернула из его рук кинжал. Лир тем временем бросился наперерез Шану, подхватил свой меч и принял оборонительную позу.

Свет иссяк, как только осколки кристаллов достигли земли, но все уже было сделано.

– Какого черта, Дафна?! – гневно орал Ирней, протирая глаза. – Что с тобой не так? Тебе этот фомор окончательно все мозги выел? Я ненавидел, когда Тер так шутил, и уж сейчас точно не время для…

– Ты ненавидел, когда я так шутил, – заметил Лир, стирая кровь на шее, – потому что каждый раз покупался на этот дешевый фокус и проигрывал поединок.

– Ты шутил?

Все четверо стояли теперь полукругом, недоверчиво переглядываясь. Каждый готов был защищаться при малейшей угрозе.

– Как же утомительно раз за разом убеждать других, зная, что твои слова звучат полным бредом, – вздохнул Лир и протянул Ирнею руку. – Элеутерей Мунвард, приятно познакомиться. Снова.

Ирн не спешил отвечать на рукопожатие. Он нахмурился и с презрением, даже некоторым отвращением, поднял глаза на Лира.

– Хэллхейты уже присваивают чужие имена? – надменно поинтересовался он. – Элеутерей был моим лучшим другом, даже за упоминание о нем мне следует тебя убить. Странно, что Дафна до сих пор этого не сделала.

– Ладно, – без тени обиды в голосе согласился Лир и сунул руку в карман. – Зайдем с другой стороны. Ирней Стальгард, твои родители, как и родители Элеутерея, погибли, когда нам было по шесть лет, в результате несчастного случая на производстве в Храдэи. На их похоронах мы первый раз в жизни попали на АмараВрати и потерялись в ледяном замке. – Он усмехнулся. – Помнишь?

Ирней поменялся в лице, его черты посуровели. Он определенно не ожидал услышать историю своего детства из уст фомора и всеми силами старался теперь не выдать захлестнувшую его волну эмоций, вызванную тяжелыми воспоминаниями.

– Мы бродили по замку несколько часов, – спокойно продолжал Лир, – восхищаясь каждым углом, как малые дети, какими и являлись. А помнишь, что мы пообещали друг другу в тот день, Ирн? Что мы изменим мир. Что мы совершим великие научные открытия, продолжив работу родителей. Докажем, что они погибли не напрасно. Днями и ночами мы учились с тех пор и не могли поверить своему счастью, когда Нааек согласился взять нас в ученики. Это ты помнишь? А как вызвались на работу в оборонном центре, когда Патил впервые…

– Хватит! – взревел Ирней. На его глазах блеснули слезы, но он, моментально их смахнув, ткнул Лира пальцем в грудь. – Замолчи. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

– Уверен?

– Так, значит, Никк оказался прав! – вдруг воскликнул Шандар.

Вспомнив о том, что Шан все еще здесь, все в недоумении уставились на него.

– И меня ты тоже помнишь, Тер?

– Я все помню. – Лир сделал паузу, задумчиво почесав затылок. – Правда, если честно, не знаю, чем тебя удивить, мы никогда особо не общались. Помню только, как вы с Никком слонялись за мной в лаборатории и мешали работать, когда были совсем маленькими.

Но приятелю Никка услышанного было вполне достаточно. У него буквально отвисла челюсть, с таким восхищением он смотрел на Хэллхейта. Даф мимолетом посетило желание дать Шану пощечину, чтоб привести его в чувство.

– Ты и правда… – протянул Шандар. – Подождите, а Никк знает?

– Что вы мешали мне работать? – попытался отшутиться Лир. – Надеюсь, догадывается.

– Нет, что ты Элеутерей! Он говорил мне, подозревал, что Тер жив, но чтобы… Э-эм, в новой конфигурации?

– Стоп, что? – Даф с возмущением вскинула брови. – Никк подозревал и ничего мне не сказал?

– Какая ересь! – Ирн тряхнул руками так яростно, что поднялся ветер. А может, просто погода портилась, чувствуя его настроение. – Я что, один здесь остался еще с рассудком? Элеутерей давно погиб, не нужно впутывать его сюда! А все, что я только что услышал, знает каждый живущий в Сутале, и уж тем более Дафна могла все это растрепать, если каким-то образом поверила в фоморовы серенады.

– Во что я поверила?

– Вообще-то, теоретически это вполне научно доказуемо, – прочистив горло, опять влез в разговор Шан. – Я читал об этом. Даитьяне проводили эксперименты, в истории пси-ментальных исследований зарегистрировано как минимум два случая…

«Он серьезно собирается сравнивать Лира с подопытной крысой». Даф закатила глаза, пока Шан, загибая пальцы, продолжал:

– …В десять тысяч пятьсот семьдесят шестом году маленькая девочка утверждала, что в прошлой жизни закопала сундук во дворе своего прежнего дома в Ши-цзан-тао. Клад нашли! А другой мужчина, будучи под летаргическим гипнозом, вспомнил двадцать шесть прошлых жизней, в одной из них он убил брата, а в другой этот брат был его сыном… Это недоказуемо, разумеется. – Шандар колебался, но все же потом добавил: – И он уверял, что однажды был лягушкой, а еще три тысячи лет провел в теле камня на морском дне.

– Отлично, это все меняет, – с издевкой закивал Ирней. – Теперь я вижу, что мы имеем не только психопата, уверяющего, что он реинкарнация моего мертвого друга, но и еще идиота, который этому верит. – Он повернулся к Дафне: – Двух идиотов. А Никку тоже нравится эта сказка?

– И Ане, – сухо отозвалась Даф.

– Ну конечно, куда без нее! С Ани у нас и начались убей-выживи-поверь-в-неслучайное-совпадение события!

Дафна стиснула зубы, вздернув верхнюю губу. Ирней уже не первый раз перегибал палку, назначая виноватыми всех подряд, кроме себя. Даф больше не намерена была это терпеть. Сейчас он услышит все, что она думает об этом нахальном, самонадеянном…

– Даф, погоди. – Лир выразительно посмотрел на нее, будто прочитав мысли, и опять повернулся к Ирну. – Ты хочешь доказательств? Без проблем. За несколько дней до моей смерти мы с тобой были на мысе РоссоТар. Разыгралась магнитная буря, у нас сломался коммутатор, помнишь? Пытаясь наладить силовой барьер, ты полез на обрыв и едва не сорвался. Я чудом успел схватить тебя за руку и вытащить. Тогда ты сказал мне, что «настоящая дружба не может стать делом прошлого». Кто еще, кроме нас двоих, слышал эти слова?

Ирней осекся. Его высокая фигура в бордовой мантии отбрасывала длинную неподвижную тень на мутную водную гладь. Наконец, он расправил плечи и чопорно поджал губы, но это не скрыло явственно читающегося на его лице смятения.

– Даже если – повторюсь, если – каким-то неведомым образом все, что вы говорите, не ложь, – в конце концов произнес Ирн, – это не меняет сути. Фоморы жестокие и алчные, они считают, что для них не писаны законы. Война для них лишь игра, способ доказать свое превосходство. Вы хотите, чтобы я пожал руку заклятому врагу? Может, еще предложите выпить на брудершафт с Чарной – после того как Амариллис умерла на моих глазах?

– Ты ничего не знаешь о фоморах, – устав спорить, покачал головой Лир, – они…

– Они? Не они, а вы. Ты, Хэллхейт! Где доказательства того, что ты по-прежнему тот Тер, которого я знал?

Лир не шевельнулся, терпеливо выслушав обвинения некогда лучшего друга, а затем, спрятав меч в ножны, произнес единственную фразу в ответ:

– Так дай мне шанс доказать тебе, кто я.