Сократ разлил дымящийся чай в наши одинаковые кружки и впервые за долгие месяцы сказал ободряющие слова:
– То, что ты выжил в поединке, означает, что ты готов сделать следующий шаг в направлении Единой Цели.
– Что это?
– Когда у тебя будет ответ на этот вопрос, Цель будет достигнута. А пока мы можем кое-что изменить в твоей практике.
Перемены! Значит, прогресс все-таки есть! Я почувствовал растущий энтузиазм. «Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки», – подумал я.
– Сократ, а что изменить?
– Во-первых, ты должен будешь научиться находить ответы внутри себя, а не снаружи. Начинаем прямо сейчас. Выйди на улицу, обогни заправку, зайди за мусорные баки. Там в углу, у стены, есть плоский камень. Садись на камень и сиди на нем, пока у тебя не будет что мне рассказать.
Я помолчал.
– И всё?
– И всё. Сиди, пока тебя не озарит мысль, которая будет стоить того, чтобы ею поделиться.
Я вышел, отыскал камень и сел. Было темно. Сначала в голове моей мелькали беспорядочные мысли. Я начал вспоминать философские концепции, о которых узнал за годы учения в университете. Прошел час, потом два, потом три. Через пару часов должен был начаться рассвет. Стало зябко. Тогда я замедлил дыхание, отчетливо представил горячий шар в своем животе. Через некоторое время тело согрелось.
Наступил рассвет. Единственное, что мне пришло в голову, – это мысль, посетившая меня на одной из лекций по психологии. Я встал на затекшие ноги и, прихрамывая, вернулся в офис. Сократ уютно сидел за своим столом.
– Так скоро? – удивился он. – Ну давай, рассказывай.
Мне стало почти неловко озвучивать свою мысль вслух, но я понадеялся, что она подойдет:
– Ладно. Несмотря на все наши различия, у нас у всех одни и те же потребности и одни и те же страхи; и все мы идем по одному пути, направляя друг друга. Это понимание позволяет развить истинное сострадание.
– Неплохо. Обратно на камень.
– Но уже утро… Ты же уходишь.
– Ничего, – усмехнулся он. – Уверен, до вечера ты что-нибудь придумаешь.
– До вечера? Но я…
Он молча указал мне на дверь.
Я сидел на камне, и все тело ныло от напряжения. Вспоминалось детство и подростковые годы, я старательно выискивал озарения, которыми можно было бы поделиться. Тщетно. Тогда я попытался свести воедино все то, что мне открылось за время общения с Сократом, чтобы обобщить это одним ярким и емким афоризмом. Но вместо этого я думал о пропущенных лекциях и о том, как придется объясняться с тренером. Что я ему скажу? Что весь день просидел на камне позади автозаправки? Это звучит настолько безумно, что он наверняка просто рассмеется в ответ.
Солнце ползло по небосводу ужасающе медленно. К тому времени как стемнело, я был страшно голоден, раздражен и подавлен. В голову так ничего и не пришло. Перед самым началом его смены я понял. Он хотел чего-то глубокого, всеобъемлющего. Я сосредоточился. Увидел, как Сократ вошел в офис, помахав мне рукой. Удвоил усилия. Около полуночи меня озарило. Идти я уже не мог, поэтому несколько минут пришлось посвятить растяжке. Потом я кое-как заковылял к офису.
– Ладно, Сократ. Теперь есть. До сих пор, заглядывая под социальные маски, я видел только страх и мятущийся ум, от которых страдают все люди. И это сделало меня циничным. Но если заглянуть еще глубже, там будет свет.
– Превосходно! – воскликнул Сократ.
Не успел я с облегченным вздохом опуститься на диван, как он добавил:
– Но я не совсем это имел в виду. Можно что-нибудь поживее?
Я зарычал от разочарования и потопал обратно к своему философскому камню.
Он сказал «поживее». Может, это подсказка? Первым делом, конечно, я вспомнил тренировки по гимнастике. Ребята из команды носились теперь со мной как толпа квохчущих наседок. Волновались из-за моей травмы. Недавно я делал большие махи, сорвался во время поворота в стойке на кистях и полетел на маты. Я понимал, что мне предстоит жесткое приземление на ноги, но этого не случилось – Сид и Херб подхватили меня прямо в воздухе и осторожно опустили на пол. «Осторожно, Дэн! – пожурил меня Сид. – Хочешь опять раздробить кость?»
Но все это не имело никакого отношения к затруднительной ситуации, в которой я оказался. Я попытался расслабиться, отпустить свою осознанность, в надежде, что на меня снова снизойдет Чувство и меня озарит. Ничего не произошло. Тело так задеревенело, что я не мог больше думать. Тогда я встал и начал медленно выполнять упражнения тайцзи, медленной китайской гимнастики, основам которой меня научил Сократ. Чуть согнув колени, я медленно покачивался в воздухе, плавно поводя руками; дыхание текло свободно, вес перемещался с одной ноги на другую. Ум очистился, и мне вспомнилось недавнее событие.
Несколько дней назад я пошел на пробежку на площадь Прово. Расположена она в самом центре Беркли. С одной ее стороны находится здание муниципалитета, с другой – школа старших классов. Бегал я очень медленно и осторожно, боясь повредить ногу. После пробежки я, полностью сосредоточившись на плавности и равновесии, начал заниматься тайцзи, чтобы расслабиться; я чувствовал себя водорослью, колыхающейся в морских глубинах.
Краем глаза я заметил, что несколько ребят и девушек, возвращавшихся из школы, остановились, чтобы на меня поглазеть. Затем я вернул внимание к телу и позволил своему осознанию плавно течь в такт медленным движениям. Закончив упражнения, я начал натягивать спортивные штаны прямо поверх шорт, в которых обычно бегал. В этот момент мое внимание привлекли две хорошенькие старшеклассницы. Они смотрели на меня и хихикали. «Наверное, я произвел на них впечатление», – подумал я, отвлекся, засунул обе ноги в одну штанину, пошатнулся и растянулся на траве.
Теперь уже смеялись все, кто оказался поблизости. На секунду мне стало неловко, а потом я перевернулся на спину и тоже громко расхохотался.
Сидя на своем камне, я задумался, почему именно эта сцена всплыла в моем сознании. А потом понял. Вернувшись в офис, я встал перед столом, за которым сидел Сократ, и сказал: «Обычных моментов не существует».
Сократ улыбнулся:
– Добро пожаловать обратно.
Я рухнул на диван, а он заварил чай.
С тех пор в спортзале я остро осознавал уникальность каждого мгновения, лежа ли на полу или летая между брусьями в воздухе; и каждое мгновение заслуживало моего полного и безраздельного внимания. Но, как не раз объяснял мне Сократ, умение полноценно сосредоточиться на каждом моменте повседневной жизни требовало гораздо, гораздо большей практики.
На следующий день перед тренировкой я решил насладиться прекрасной погодой и теплым солнышком и отправился медитировать в свою кипарисовую рощицу на территории кампуса. Не успел я просидеть и десяти минут, как кто-то схватил меня за плечи и принялся яростно трясти. Поперхнувшись, я перекатился и присел на корточки. Только тогда я увидел нападающего.
– Сократ, у тебя нет ни стыда, ни совести!
– Просыпайся! Хватит спать на работе. Впереди много дел.
– У меня перерыв, – попробовал отшутиться я. – Обед. Обратитесь в другое окошко, пожалуйста.
– Пошевеливайся, Сидящий Бык! Дуй за беговой обувью, встретимся здесь через двадцать минут.
Я отправился домой, натянул свои старые верные кроссовки и поспешил обратно к роще. Сократ куда-то подевался. А потом я ее увидел.
– Джой!
Она была боса, а одета в синие спортивные шорты и футболку, завязанную узлом на талии. Я подбежал к ней, обнял, начал смеяться, шутливо толкать ее, пытался побороться, как раньше, но она не поддавалась. Мне хотелось говорить, рассказать ей о своих чувствах, поделиться своими планами. Она прижала пальчики к моим губам и сказала:
– Потом, Дэнни, потом поговорим. А пока просто повторяй за мной…
Она начала с серии импровизированных упражнений, заимствованных из тайцзи, потом перешла к гимнастике, координирующей тело и ум. Через несколько минут я уже ощущал легкость, свободу, энергию.
Без всякого перехода Джой вдруг воскликнула: «На старт, внимание, марш!» – и сорвалась с места. Я изо всех сил старался не отставать. Мы бежали в направлении каньона Строуберри. Вскоре я уже пыхтел и отдувался далеко позади. В том, что касается бега, форму я, конечно, подрастерял. Легкие горели, каждый шаг давался с трудом. Далеко впереди, на вершине холма, меня ждала Джой, рассматривая сверху футбольное поле. Добравшись до нее, я едва мог дышать.
– Что так долго, милый? – спросила она, уперев руки в бедра. И снова, легко сорвавшись с места, стремительно побежала вверх, туда, где начинались узкие грунтовые дорожки, вьющиеся вокруг холмов. Я, не сдаваясь, побежал за ней. Мне было больно так, как давно уже не было, но я твердо решил не сдаваться.
Достигнув первой противопожарной полосы, она замедлилась. После чего, к полному моему отчаянию, вместо того чтобы развернуться и побежать обратно, повела меня на один уровень вверх.
Увидев, что, добежав до следующей полосы, она развернулась, вместо того чтобы устремиться к следующей, до которой было не меньше четверти мили крутого подъема, я тихо вознес про себя благодарственную молитву. Теперь мы бежали вниз, медленной трусцой, и Джой заговорила:
– Дэнни, Сократ просил познакомить тебя с новым этапом обучения. Медитация – практика полезная, но наступает момент, когда приходит пора открыть глаза и оглянуться вокруг. Жизнь воина – это движение.
Я внимательно слушал, глядя себе под ноги.
– Джой, я понимаю это, – ответил я. – Поэтому я посвящаю столько времени тренировкам по гимн…
Подняв голову, я успел увидеть, как мелькнула далеко за поворотом ее удалявшаяся фигурка.
В тот день, придя в спортзал, я лег на маты и тянулся, тянулся до тех пор, пока тренер не подошел и не поинтересовался:
– Ты собираешься лежать тут весь день или все-таки встанешь и попробуешь что-нибудь еще? Мы тут кое-чем интересным занимаемся. Называется «гимнастика»…
Я впервые после аварии осторожно попробовал сделать несколько кувырков: наблюдал, как поведет себя нога. Бег – это одно, а кувырки – совсем другое. Стало больно. Сложные акробатические упражнения создают нагрузку в семьсот с лишним килограммов, когда гимнаст приземляется на ноги или отталкивается, чтобы взмыть ввысь. И еще впервые с начала этого года я вернулся на батут. Ритмично прыгая, я делал одно сальто за другим. Пэт и Дэннис, мои напарники по батуту, волновались:
– Миллмэн, давай полегче! У тебя нога еще не до конца зажила!
Интересно, что бы они сказали, если бы знали, что я только что пробежал несколько миль по бездорожью.
В тот вечер я пошел на заправку со слипающимися от усталости глазами. Я вошел в теплый офис с холодной улицы, надеясь провести тихий вечер за чаем и разговорами. Жизнь ничему меня не научила…
– Иди сюда, встань здесь. Лицом ко мне, – велел Сократ.
Он слегка согнул ноги, немного вынес бедра вперед, плечи отвел назад. Потом выставил вперед руки, будто держал невидимую скамью.
– Стой в этой позе и не двигайся. Дыши медленно, слушай, что я скажу. По сравнению со среднестатистическим человеком, ты неплохо двигаешься, Дэн, но в твоих мышцах скопилось слишком много напряжения. Напряженным мышцам требуется больше энергии, чтобы двигаться. Тебе надо научиться сбрасывать накопившееся напряжение.
Ноги начинали дрожать от усталости.
– Больно!
– Тебе больно, потому что твои мышцы как каменные!
– Ладно, я понял. Сколько так еще стоять?
Сократ улыбнулся и вдруг вышел на улицу, оставив меня стоять на полусогнутых ногах, обливаясь потом и дрожа от напряжения. Вернулся он, неся на руках серого полосатого кота, который явно многое успел повидать в этой жизни.
– Тебе нужно, чтобы мышцы стали как у Оскара. Тогда ты сможешь двигаться как мы, – объяснил он, почесывая урчащего кота за ухом.
Лоб мой покрылся испариной; ноги и плечи сводило от невыносимой боли. Наконец Сократ разрешил:
– Вольно.
Я выпрямился, вытер лоб, встряхнул ноги.
– Иди сюда, познакомься с Оскаром.
Кот продолжал громко урчать.
– Сейчас поработаем учителями, да, мальчик?
Оскар громко мяукнул. Я его погладил.
– Теперь сожми его мышцы на ноге. Медленно. Пока не почувствуешь кость.
– Я могу сделать ему больно…
– Сожми!
Я начал давить на мышцу, сильнее и сильнее, пока не почувствовал под пальцем кость. Кот смотрел на меня заинтересованно, но урчать не переставал.
– Теперь так же надави на мою икроножную мышцу, – велел Сократ.
– Сократ, я не могу. Мы недостаточно хорошо друг друга знаем…
– Давай, дуралей.
Я сделал, как он велел, и с удивлением обнаружил, что его мышцы поддаются так же легко, как кошачьи, прогибаясь под пальцами, будто плотное желе.
– Теперь твоя очередь, – сказал он, нагибаясь и сдавливая мою икру.
– Ой! – заорал я. – А я-то всю жизнь думал, что твердые мышцы – это нормально, – добавил я, потирая икру.
– Это нормально, Дэн, но тебе нужно выйти далеко за пределы нормального, привычного и разумного, чтобы войти в царство воина. Ты всегда пытался добиться превосходства в обычном мире. Теперь тебе предстоит стать обычным в более высоком мире.
Сократ выпустил Оскара на улицу. Затем он начал знакомить меня с неочевидными тонкими моментами физических тренировок:
– Ты уже можешь оценить, каким образом ум порождает напряжение в теле. Тревоги, стрессы и прочий ментальный мусор хранятся в теле в виде хронического напряжения. Пора освободить свое тело и избавить его от груза прошлого.
Сократ расстелил на полу белую простыню и велел мне раздеться до трусов. Затем разделся сам.
– А что ты будешь делать, если клиент подъедет?
Он молча указал на комбинезон, висевший у двери.
– Теперь в точности повторяй за мной.
Начал он с того, что растер сладко пахнущим маслом свою левую ступню. Я старался повторять каждое его движение, пока он сжимал, растирал, глубоко проминал ногу снизу, сверху, по бокам, между пальцев – тянул, потряхивал, нажимал.
– Массируй кости, а не только плоть и мышцы… Глубже.
На левую ступню у нас ушло полчаса. Потом мы перешли к правой. Массаж длился несколько часов, мы промяли каждый сантиметр наших тел. Я обнаружил связки и жилы на своем теле, о которых знать не знал. Я прощупал, где находится каждая из них, куда она крепится; я чувствовал очертания костей. Поразительно, насколько я, профессиональный атлет, оказался плохо знаком со строением собственного тела.
Пару раз звучал звонок вызова, и тогда Сократу приходилось натянуть комбинезон и обслужить клиента, но больше нас не беспокоили. Когда на рассвете я влез в свою одежду, у меня было ощущение, будто я очутился в новом теле. Сократ, залив очередной бак бензина, вернулся и сказал:
– Сегодня ты очистил свое тело от множества застарелых страхов. Следующий месяц повторяй эту процедуру каждую неделю. Особое внимание уделяй месту, где у тебя травма.
Опять домашнее задание, подумал я. Медленно светлело небо. Я зевнул. Пора домой. Когда я уже переступал порог, Сократ велел быть у подножия холмов ровно в час дня.
На место встречи я пришел рано. Некоторое время лениво потягивался и разминался. После «массажа костей» в теле ощущались легкость и свобода, но поспать удалось всего пару часов, поэтому я все равно чувствовал себя усталым. Заморосил мелкий дождь; в любом случае, никуда и ни с кем бегать не хотелось совершенно. Тут в ближайших кустах зашуршало. Я замер, ожидая увидеть оленя. Из листвы, подобно эльфийской принцессе, выступила Джой. Босая, в темно-зеленых шортах и светло-зеленой футболке, на которой красовалась надпись: «Счастье – это полный бак». Подарок Сократа, конечно.
– Привет, Джой, рад тебя видеть. Давай посидим и поговорим, мне столько нужно тебе рассказать!
Она улыбнулась и сорвалась с места.
Я последовал за ней, огибая холм, поскальзываясь на мокрой глине. После вчерашней тренировки в ногах чувствовалась слабость, я быстро запыхался и был искренне благодарен Джой за то, что сегодня она бежала медленнее, чем накануне.
Мы добежали до конца нижней противопожарной полосы. Дышал я с трудом, в больной ноге пульсировало.
– Опля! – вдруг воскликнула Джой и устремилась вверх, к следующей полосе. Мой ум восстал. Измученные мышцы воспротивились. Я посмотрел вверх, на Джой, которая бежала по крутому склону так, будто это была ровная поверхность.
Испустив яростный вопль, я начал взбираться. Похожий, наверное, на пьяную гориллу, я ломился по тропе, сильно наклонившись вперед, кряхтя, задыхаясь, слепо ступая куда попало. На два шага вверх приходился один вниз, тропа оказалась скользкой.
Полоса наверху была ровной. Джой стояла там и нюхала еловые иголки, спокойная и довольная, будто крошка Бэмби. Мои легкие отчаянно требовали больше воздуха.
– У меня отличная мысль, – прохрипел я, – давай остаток пути пройдем пешком… нет, лучше проползем… так у нас будет время поговорить. По-моему, отличный план, а?
– Побежали, – весело откликнулась она.
Моя досада превратилась в гнев. Я обгоню ее, даже если придется обежать вокруг Земли! Я наступил в лужу, поскользнулся в грязи, споткнулся о небольшую ветку на дороге, чуть не покатившись по склону холма…
– Так тебя, и этак, и разэтак! – хрипло прошептал я. На крики сил уже не оставалось.
Когда я брал штурмом небольшой холм, казавшийся мне Скалистыми горами, я снова увидел Джой. Она сидела на корточках и играла с дикими кроликами, которые скакали через тропинку. Я чуть не налетел на нее, и кролики бросились врассыпную. Джой посмотрела на меня снизу вверх, улыбнулась:
– А, вот ты где!
Совершив поистине героическое усилие, я наклонился вперед и на секунду обогнал ее, но она снова сорвалась с места и почти сразу скрылась из вида.
Мы поднялись на три тысячи метров. Теперь я был высоко над заливом, отсюда открывался прекрасный вид на весь университет. Впрочем, ни сил, ни желания наслаждаться панорамой у меня не было. В какой-то момент мне показалось, что я сейчас действительно потеряю сознание. Я представил, как меня похоронят прямо здесь и на могильном холмике будет красоваться надпись: «Здесь лежит Дэн. Отличный парень, отличная попытка».
Дождь усилился. Я продолжал бежать, будто в трансе, наклонившись вперед, спотыкаясь, бездумно переставляя одну ногу, потом другую. Казалось, что кроссовки выкованы из железа. Потом я забежал за очередной поворот и увидел последний подъем, выглядевший почти вертикальным. Ум снова возмутился. Тело остановилось. Но там, на самом верху, стояла Джой, руки в боки, будто снова бросая мне вызов. Непостижимым образом я заставил себя наклониться вперед и сделать первый шаг. Я кряхтел, стонал, карабкался, тащился по бесконечному подъему и в конце концов оказался рядом с Джой.
– Ух ты! – рассмеялась она. – Добрался наконец. Поздравляю.
Прислонившись к ней и с трудом переводя дыхание, я прохрипел:
– Можешь… повторить… это… еще раз?..
Обратно мы спускались не спеша, и теперь у меня было достаточно времени, чтобы прийти в себя и поговорить:
– Джой, мне кажется, что так насиловать себя не очень естественно. Я был не готов бежать так долго и так далеко; не думаю, что это полезно для организма.
– Скорее всего, не полезно, – согласилась она. – Но это было испытание не для тела, а для духа. Нужно было проверить, сможешь ли ты пересилить себя. И речь не только о пробежке, речь о практике вообще. Если бы ты остановился, это был бы конец. Но ты прошел испытание, и прошел на отлично!
Задул сильный ветер, пошел настоящий ливень, промочив нас насквозь. Джой остановилась, сжала мою голову ладонями и поцеловала меня. С наших волос стекали ручейки, текли по щекам… Я обнял ее за талию, заглянул в ее глаза и утонул в них. Мы снова поцеловались.
Меня переполнила новая энергия. Я рассмеялся, потому что выглядели мы как две губки, которые впору было отжимать.
– Внизу буду первым! – крикнул я и побежал по тропе. «Какого черта, – подумал я. – Я же могу просто съехать вниз по этим дорожкам!» Она, разумеется, выиграла.
Позже в тот день, отдохнув и обсушившись, я лениво выполнял упражнения на растяжку вместе с Сидом, Гарри, Скоттом и Хербом. На улице поливал дождь, в спортзале было тепло и уютно. Несмотря на изматывающую утреннюю пробежку, у меня еще оставалась энергия на гимнастику.
Но к тому времени, когда вечером я добрался до офиса и разулся, все мои резервы были исчерпаны. Хотелось упасть лицом вниз на диван и проспать часов десять-двенадцать кряду. Вместо этого я легко, насколько это было возможно, опустился напротив Сократа.
Забавно, но он кое-что поменял в убранстве комнаты. Теперь по стенам висели фотографии игроков в гольф, лыжников, теннисистов и гимнастов; на столе лежали бейсбольная перчатка и футбольный мяч. Сам Сократ щеголял в футболке с надписью «Тренеры штата Огайо». Кажется, в моих тренировках наступил спортивный этап.
Пока Сократ заваривал специальный бодрящий чай, который называл «Громовым проклятьем», я рассказал ему о своих успехах в гимнастике. Он внимательно выслушал и ответил:
– В гимнастике, как и других видах спорта, есть кое-что, чего большинство людей не замечает и не ценит.
– Что ты имеешь в виду?
Он открыл ящик стола и вытащил три кинжала очень грозного вида.
– Э… знаешь, можешь не объяснять, – сказал я. – На самом деле это не важно.
– Вставай, – велел он.
Когда я встал, он небрежно швырнул мне кинжалом прямо в грудь. Я шарахнулся в сторону и упал на диван. Клинок бесшумно упал на ковер. Я лежал, пытаясь прийти в себя, сердце бешено колотилось.
– Хорошо, – сказал Сократ. – Несколько бурно среагировал, но все равно неплохо. Теперь вставай и попробуй поймать следующий.
Тут засвистел чайник.
– Надо же, – заметил я. – Пора пить чай.
– Подождет, – отрезал Сократ. – Смотри внимательно.
Он подбросил сверкающий клинок вверх. Я смотрел, как кинжал, вращаясь, начал падать. Сократ оценил скорость вращения и, приноровив к ней скользящее вниз движение рукой, аккуратно ухватил рукоять большим и указательным пальцем, будто пинцетом.
– Теперь попробуй ты. Обрати внимание, я ловил так, что даже если бы поймал не рукоять, а лезвие, то не порезался бы.
Он бросил в меня еще один нож. Я, уже спокойнее, отступил в сторону, сделав слабую попытку поймать его.
– Упустишь следующий, начну бросать от плеча, – предупредил он.
В этот раз мой взгляд прямо-таки приклеился к ручке кинжала; когда она оказалась рядом, я потянулся и…
– Смотри, получилось!
– Правда, спорт – это интересно?
Некоторое время мы увлеченно кидали и ловили ножи. Потом наконец сели пить чай.
– А теперь давай я расскажу тебе про сатори. Это понятие из дзэн-буддизма. Сатори происходит, когда твое внимание полностью сосредоточено на настоящем моменте, когда тело находится в состоянии полной готовности, но при этом расслаблено, чувства обострены, эмоции открыты и свободны. То, что ты чувствуешь, когда в тебя летит нож, – это сатори. Сатори – состояние воина.
– Знаешь, Сократ, я много раз испытывал это чувство. Особенно во время соревнований. Иногда я настолько сосредоточен, что даже не слышу аплодисментов.
– Да, это и есть сатори. Спорт, танец, музыка, вообще любая деятельность, требующая сложной координации движений, может послужить вратами в сатори. Тебе кажется, что ты любишь гимнастику, но она – лишь обертка для сатори. Гимнастика требует от тебя полного сосредоточения на своих действиях. Гимнастика становится для тебя моментом истины, ведь на кону твоя жизнь. Как у самурая в поединке – либо сатори, либо смерть.
– Как во время двойного сальто…
– Именно. Вот почему гимнастика – тоже искусство воина, способ сосредоточить ум и освободить эмоции путем тренировки физического тела. Но почти никто из атлетов не распространяет это состояние ума на повседневную жизнь. В этом заключается твоя задача. А когда сатори станет частью твоей будничной жизни, мы окажемся на равных. Сатори – ключ к вратам воина.
– Перспектива весьма отдаленная, Сократ, – вздохнул я.
– Когда ты бежал за Джой по холмам, ты вряд ли мечтательно блуждал глазами по вершинам, которые тебе предстояло покорить, верно? Нет, ты смотрел прямо перед собой и думал только о том, как сделать следующий шаг. Именно так оно и работает.
– Домашние Правила, да?
Сократ кивнул и улыбнулся.
– А теперь иди домой и выспись. Завтра в семь утра внеочередное занятие. Встреча на спортивной дорожке у школы.
Когда в 6:15 зазвонил будильник, я кое-как оторвал себя от кровати, сунул голову под холодную воду, сделал несколько циклов дыхательных упражнений, поорал в подушку, чтобы проснуться. К тому времени как я вышел на улицу, я вполне взбодрился. Легкой трусцой я пересек Шаттак-авеню, срезал дорогу по Олстон-уэй, мимо местного отделения «Уай-Эм-Си-Эй» и почты, и по Милвиа-стрит добежал до территории школы старших классов, где меня поджидал Сократ.
Внеочередное занятие началось с получасового стояния в той невозможной позе на полусогнутых ногах, которую он продемонстрировал мне раньше. Затем он показал некоторые основы боевых искусств («Истинное боевое искусство заключается в непротивлении, оно подобно деревьям, гнущимся на ветру. И это умение в разы важнее физической подготовки»).
Объясняя принципы айкидо, Сократ снова и снова бросал меня на землю без всякого видимого усилия, в то время как я тщетно пытался толкнуть его, схватить, опрокинуть, хотя бы дотянуться…
– Никогда не борись, ни с кем и ни с чем. Когда тебя толкают, тяни; когда тебя тянут, толкай. Постарайся уловить естественный ход движения и подстроиться под него. Обрати природу в свою пользу.
Подтверждением этих слов была его полная неуязвимость.
Урок закончился.
– Встретимся завтра, здесь, в такое же время. Сегодня вечером на заправку не приходи, оставайся дома и практикуй новые упражнения. Помни, что дышать надо так, чтобы и перышко у носа не колыхнулось.
Он заскользил прочь, будто был на роликах, а я побежал домой, чувствуя себя удивительно легким. Казалось, меня несут не ноги, а дувший в спину ветер.
В спортзале я, как мог, применил новые навыки на практике, стараясь «позволять движениям происходить», а не делать их. Мои большие обороты на перекладине действительно происходили будто сами собой; я раскачивался, перескакивал, вращался на брусьях; круги, «ножницы», прочие упражнения на гимнастическом коне давались так легко, будто я был привязан к потолку невидимыми нитями и тело мое ничего не весило. А главное, мои ноги наконец-то начали обретать прежнюю гибкость и силу.
Теперь мы встречались с Сократом каждое утро, сразу после рассвета. Я мерил дорогу широкими шагами, он бежал рядом, легко, как газель. С каждым днем мышцы мои расслаблялись все больше, а реакция ускорялась.
Однажды во время разминки Сократ вдруг остановился. Таким бледным я его раньше не видел.
– Мне лучше присесть, – сказал он.
– Сократ, ты в порядке?
– Беги дальше, Дэн. Я тут тихо посижу.
Я сделал, как он велел, но ни на секунду не упускал его из виду. Он сидел неподвижно, прямой и гордый, но почему-то резко постаревший.
Как мы договорились несколько недель назад, по вечерам я на заправку больше не ходил. Но в тот вечер я позвонил ему, справиться о здоровье.
– Как дела, тренер?
– Лучше не бывает. Но я нанял помощника, он меня подменит на ближайшие пару недель.
На следующее утро, когда я увидел, что на тропинку выбегает Джой, то чуть не подпрыгнул от радости. Первым делом я попытался схватить ее в охапку и обнять. Она легко и почти осторожно бросила меня через плечо на траву. Будто этого было недостаточно, обыграла меня в баскетбол, закинув все свои мячи в корзину и отбив все мои. Во что бы мы ни играли, что бы ни делали, она заставляла меня, чемпиона с мировым именем, чувствовать себя новичком в спорте.
Я удвоил количество упражнений, которые показал мне Сократ. Упорно тренировался, стараясь удерживать внимание на том, что делаю. Просыпался в четыре утра, начинал с тайцзи, потом отправлялся на пробежку по холмам, потом встречался с Джой на школьном стадионе. О своих самостоятельных тренировках ничего не рассказывал.
Образ Джой преследовал меня везде – и на лекциях, и в спортзале. Мне все время хотелось увидеть ее, обнять. Но, похоже, для начала мне нужно было ее хотя бы поймать. Пока же все, на что я мог надеяться, – это что когда-нибудь мне все-таки удастся победить эту неуловимую девушку в ее же играх.
Через две недели я снова бегал, прыгал и скакал по дорожке в компании Сократа, вернувшегося к тренировкам.
– Наверное, простудился, – объяснил он.
– Сократ, – поинтересовался я, забегая вперед и возвращаясь назад, затевая игру в салочки, – ты ничего не рассказываешь о своей повседневной жизни. Я понятия не имею, чем ты занимаешься, когда мы не вместе. А?
Усмехнувшись, он легко отбежал метра на три и начал нарезать круги по дорожке. Я догнал его, чтобы оказаться в зоне слышимости.
– Ты мне ответишь?
– Нет.
Тема была закрыта.
Когда мы наконец закончили растяжку и медитацию, Сократ подошел, обнял меня за плечи и объявил:
– Дэн, ты показал себя способным и старательным учеником. С этого дня ты сам будешь строить график своих тренировок. Делай упражнения по мере необходимости, те, которые сочтешь нужными. А я тебе сделаю подарок. Потому что ты заслужил. Я буду тренировать тебя по гимнастике.
Я честно пытался сдержаться, но не смог и расхохотался:
– Ты? Будешь тренировать меня? В спортзале? Сократ, мне кажется, сейчас ты все-таки перегнул палку.
Я разогнался, сделал колесо, обратную стойку на руках и завершил высоким сальто с двойным вращением.
Подошел Сократ:
– Ладно, признаюсь. Ты в этом деле лучше, чем я.
– Ага! – победоносно воскликнул я. – Наконец-то ты признался, что я хоть что-то делаю лучше тебя!
– Вот только я обратил внимание, – добавил он, – что ты немного зажимаешь руки перед сальто с вращением… да, и еще голову запрокидываешь на старте.
– Сократ, старый ты обманщик!.. А ведь ты прав, – вынужден был согласиться я.
Да, я действительно запрокинул голову назад, а руки действительно следовало бы вытянуть больше…
– После того как подправим технику, будем работать над твоим настроем, – подбил он окончательный итог. – Увидимся в спортзале.
– Но, Сократ, у меня уже есть тренер. Да и ребята в команде еще неизвестно как отнесутся к тому, что ты слоняешься по залу во время тренировок.
– О, я уверен, ты что-нибудь придумаешь.
В тот день, на сборе перед тренировкой, я рассказал тренеру и ребятам, что из Чикаго на пару недель прилетает мой эксцентричный дедушка и он хочет посмотреть, как я тренируюсь.
– Он классный дед, настоящий живчик. Мнит себя настоящим тренером… Только вот с головой не очень дружит. Так что побольше юмора и терпения, и он тут никому не помешает.
Ребята отнеслись с пониманием.
– А, вот еще что… Ему нравится, когда его называют «Мэрилин», – добавил я, силясь сохранить спокойное лицо.
– Мэрилин?!
Ребята расхохотались.
– Ну да. Знаю, звучит странно, но когда вы его увидите, вы все поймете.
– Может быть, когда мы увидим Мэрилина в деле, мы наконец поймем лучше тебя, Дэн Миллмэн. Говорят, такие вещи по наследству передаются…
Они еще посмеялись и приступили к разминке. Итак, Сократ вторгался на мою территорию. Интересно, понравится ли ему новое прозвище…
На следующий день я подготовил для своей команды небольшой сюрприз; все это время я тренировался вполсилы, никто не догадывался, что я полностью вернулся в прежнюю форму. Я пришел пораньше, зашел к тренеру в кабинет. Он стоял за столом, шуршал какими-то бумагами.
– Тренер, – сказал я. – Я хочу участвовать в отборочных соревнованиях.
Хал дружелюбно посмотрел на меня поверх очков:
– Дэн, никаких соревнований еще полгода. Получишь диплом – будут отборочные на Олимпийские.
Я отвел его в сторонку и прошептал на ухо:
– Я готов сегодня, сейчас! Я много тренировался, и не только в спортзале.
– И речи быть не может. Извини, Дэн.
Между двумя сериями упражнений команда разогревалась в маленьком спортзале – ребята выполняли махи, кувыркались, прыгали, делали стойки на руках. Я стоял в стороне, наблюдал. Затем настал черед вольных упражнений. Все показали себя достаточно неплохо. Когда команда собралась переходить к следующему упражнению, я вышел на маты.
Все сошлось идеально: двойной обратный переворот, потом мягкий выход в стойку на руках… произвольные элементы следовали один за другим четко и без малейшего напряжения и завершились серией сальто. Только закончив, я услышал, что вокруг свистят и хлопают. Сид и Джош изумленно переглянулись:
– Откуда взялся этот новый парень?
– Не знаю, но его точно стоит взять в команду.
Следующее упражнение. Сначала на кольца отправился Джош, за ним Сид, Чак и Гарри. Наконец наступила моя очередь. Тренер, еще не пришедший в себя от удивления после моего первого выступления, просто молча смотрел. Я поправил накладки на руках, убедился в том, что запястный фиксатор не болтается, и запрыгнул на кольца. Джош поддержал меня, чтобы я перестал раскачиваться, и отошел. Мышцы слегка подрагивали в преддверии предстоящей напряженной работы. Сделав вдох, я поднялся в обратный вис, затем медленно подтянулся и вышел в «крест». Внизу восхищенно зашептались – я мягко крутанулся вниз, вышел в подъем в упор, затем медленно перешел в стойку на руках и вытянулся в струну.
– Черт меня побери… – тихо проговорил тренер.
Я никогда не слышал, чтобы он так поддавался эмоциям. Выйдя из стойки, я играючи сделал большой оборот назад и зафиксировал положение тела, не дрогнув ни единым мускулом. Соскок я выполнил с высоким двойным кувырком и приземлился на маты, сделав лишь маленький шажок. Очень неплохо.
Так и пошло. Когда я заканчивал последнюю серию упражнений, под одобрительные крики и возгласы удивления, я заметил, что в уголке сидит Сократ и улыбается. Очевидно, он был здесь с самого начала. Я махнул ему рукой, он подошел.
– Ребята, хочу познакомить вас с дедушкой, – сказал я. – Это Сид, Том, Херб, Гарри, Джоэл, Джош. А это, ребята…
– Приятно познакомиться, Мэрилин! – хором сказала команда.
Сократ смешался буквально на долю секунды, потом невозмутимо ответил:
– Спасибо, мне тоже приятно познакомиться. Давно хотел посмотреть, с кем мой Дэн тусуется.
Ребята заухмылялись, видимо, решив, что старикан им нравится.
– Надеюсь, мое прозвище не кажется вам слишком странным, – между делом заметил Сократ. – Мое настоящее имя Мэррил, но я привязался к прозвищу. А Дэн рассказывал, как его называли дома?
Сократ фыркнул, и все тут же заинтересовались, как же меня называли дома.
– Я, пожалуй, воздержусь. А то ему будет неловко. Если захочет, сам расскажет.
Старый лис покосился на меня и солидно произнес:
– Не надо стесняться, Дэн.
Выходя из спортзала, ребята прощались со мной:
– Пока, Сюзетт!
– Увидимся, Жозефина!
– До встречи, Джеральдина!
– Черт тебя побери, посмотри, что ты натворил, Мэрилин! – воскликнул я, отправляясь в душ.
Всю следующую неделю Сократ не спускал с меня глаз. Время от времени он между делом обращался к одному из гимнастов и что-нибудь советовал, каждый раз попадая прямо в точку! Я был поражен глубиной его знаний. Бесконечно терпеливый со всеми ребятами в команде, ко мне он оставался бесконечно требовательным. Один раз я выполнил идеальную комбинацию элементов на коне и как раз радостно снимал фиксаторы с запястий, когда Сократ кивком подозвал меня:
– Упражнения выполнил удовлетворительно, а вот фиксаторы снял из рук вон плохо. Помни, сатори в каждый момент времени.
После перекладины он снова подозвал меня:
– Дэн, тебе нужно медитировать свои действия.
– В каком смысле?
– Медитировать действие – не то же самое, что совершать его. Когда ты совершаешь действие, есть кто-то, кто его совершает, – кто-то, осознающий себя «делателем». Но когда ты медитируешь действие, ты заранее отпускаешь привязанность к любому результату. Не остается того «я», которое что-то делает. Забывая о себе, ты сливаешься с действием, ты сам превращаешься в действие, и тогда оно освобождается от амбиций, страхов, зажатости, становится свободным и спонтанным.
И так каждый день. Он наблюдал за каждым выражением моего лица, вслушивался в каждый мой комментарий.
Люди прослышали, что я вернулся в прежнюю форму. Заглянула Сьюзи, приведя с собой новых подруг, Мишель и Линду. Линда тут же привлекла мое внимание – стройная рыжеволосая девушка, милое лицо, очки, простое платье, под которым угадывались очень соблазнительные формы. Я надеялся, что мы увидимся вновь.
На следующий день, после крайне неудачной тренировки, когда не получалось буквально ничего, Сократ меня подозвал. Я присел на мат рядом с ним.
– Дэн, – начал он, – ты достиг больших высот в гимнастике. Отныне можешь считать себя экспертом.
– Надо же, Сократ, спасибо!
– Это не комплимент.
Он развернулся, чтобы посмотреть мне прямо в лицо:
– Эксперт посвящает всю свою жизнь тренировкам с целью выиграть как можно больше соревнований. Но ты когда-нибудь имеешь шансы стать мастером гимнастики. Мастер посвящает свою тренировку жизни.
– Сократ, я понимаю. Ты много раз про это…
– Я знаю, что ты понимаешь. Я объясняю, что ты этого пока не осознал; это не стало той реальностью, которой ты живешь. Ты по-прежнему радуешься, когда удается овладеть новыми физическими навыками, и расстраиваешься, когда что-то не получается. Но когда ты начнешь трансцендентальные тренировки, максимально сосредоточиваясь на прилагаемых усилиях и полностью отпуская свои ожидания по поводу результата, – только тогда ты поймешь, в чем заключается путь воина.
– Но если результат будет для меня не важен, какой смысл в тренировках?
– Я не говорю, что он будет для тебя не важен, давай оставаться реалистами. Но, если следовать Домашним Правилам, контролировать надо усилия, а не результаты. Делай все, на что способен, а остальное предоставь Богу.
Он немного помолчал и добавил:
– Я больше не буду сюда приходить. С сегодняшнего дня представь себе, что я у тебя внутри – наблюдаю, поправляю все ошибки, даже самые незначительные.
Следующие несколько недель были очень напряженными. Я просыпался в шесть утра, занимался растяжкой, медитировал, потом шел на лекции. Быстро и легко делал домашние задания. Потом полчаса сидел и просто ничего не делал, а затем приступал к тренировкам.
В этот период мы начали встречаться с Линдой, подругой Сьюзи. Меня к ней влекло, но времени и энергии хватало только на то, чтобы немного поболтать с ней до или после тренировки. Я много о ней думал в те дни… потом думал о Джой… потом снова о Линде.
Уверенность команды росла с каждой новой победой, как и мои способности. Всем уже было очевидно, что я не просто вернул себе прежнюю форму, а стал сильнее, чем до аварии. И хотя жизнь моя больше не вертелась вокруг гимнастики, спорт оставался важной ее частью, и я действительно старался, делая все, на что был способен.
Мы с Линдой сходили пару раз погулять, и все прошло отлично. Как-то вечером она зашла ко мне обсудить одну личную проблему – и осталась на ночь. Это была ночь, когда мы очень сблизились, хотя свой обет я не нарушил. У нас было столько общего, что это пугало меня. Привязанность к ней ощущалась сильнее с каждым днем.
Я чувствовал себя так, словно «изменил» Джой. Но я никогда не знал, когда эта загадочная девушка вновь появится в моей жизни – и появится ли вообще. Джой была идеалом, то появлявшимся, то исчезавшим. Линда же была реальностью. Ласковая, любящая девушка. И она была здесь.
С каждой неделей тренер казался все более взбудораженным, нервным и осторожным. Приближались Национальные университетские соревнования 1968 года, которые проходили в Тусоне (штат Аризона). Если бы наша команда выиграла, это была бы первая победа в истории Беркли. Хал шел к этому двадцать лет.
Мы дошли до финала. Предстояли трехдневные соревнования против Университета Южного Иллинойса. К вечеру третьего дня мы шли вровень с противниками. Развернулась самая напряженная борьба в истории спортивной гимнастики. До конца соревнований оставалось еще три упражнения, Иллинойс опережал нас на три балла.
Наступил критический момент. Можно было оставаться реалистами и удовлетвориться почетным вторым местом. А можно было попытаться и сделать невозможное.
Я лично поставил на второе. Казалось, на кону стоит моя душа.
– Я вернулся не для того, чтобы занять второе место, – объявил я команде. – Мы дойдем до конца. Я чувствую это всем телом. Сделаем это!
Слова были самые обычные, но то, что я чувствовал, то электричество, которое бежало по моим жилам, каким-то образом подзарядило каждого члена команды.
Мы начали набирать обороты. Это было как приливная волна. Каждый следующий выступающий был сильнее предыдущего. Заскучавшие было зрители оживились, начали вскрикивать, привставать на местах. Что-то происходило; это чувствовали все, кто находился в зале.
Кажется, противники тоже это почувствовали – они начали дрожать, выполняя стойки на руках, соскоки стали неаккуратными. Но к концу предпоследнего упражнения они все равно опережали нас на целый балл. Оставалась перекладина. Ребята из Южного Иллинойса всегда были сильны на перекладинах.
Наконец остались последние двое выступающих, Сид и я. Толпа затихла. Сид прошел к перекладине, подпрыгнул и выполнил всю серию так, что у меня замерло дыхание. Закончил он самым высоким двойным сальто, который когда-либо выполнялся под этой крышей. Зал взорвался аплодисментами. Теперь я был последним выступающим в команде – якорем, финальной точкой.
Последний гимнаст из Иллинойса показал себя неплохо. Они были почти вне досягаемости. Но этого «почти» мне было достаточно. Мне нужно было получить оценку 9,8, а я никогда даже близко не подходил к такому результату.
Вот оно, мое последнее испытание. Меня одолевали воспоминания: ночь невыносимой боли, когда моя кость разлетелась на осколки; клятва вернуться к гимнастике; приговор врачей; Сократ и бесчисленные тренировки; та бесконечная пробежка по холмам, под проливным дождем. И я почувствовал мощную волну. Это была ярость, которую я вдруг испытал ко всем тем, кто говорил, что я больше никогда не смогу выступать. Все эти страсти вдруг разом превратились в ледяное спокойствие. В тот самый момент моя судьба и мое будущее пришли в полное равновесие. Ум очистился. Эмоции налились силой. Сделай или умри.
Преисполненный решительности, абсолютно сосредоточенный, как меня много месяцев учили на маленькой заправке, я подошел к перекладине. Вокруг не раздавалось ни звука. Момент тишины, момент истины.
Я медленно вышел вперед, поправляя накладки на руках, проверяя фиксаторы. Затем сделал шаг, поприветствовал судей. Встретился глазами с главным судьей. Мысленно передал ему простое сообщение: «Сейчас ты увидишь лучшее выступление в своей жизни».
Я подпрыгнул на перекладину, вытянул ноги вперед. Вышел в стойку на руках и начал крутиться. Во всем огромном зале слышно было только, как мои руки перехватывают перекладину. Я взлетал вверх, перехватывал, отпускал, снова хватал блестящую трубу.
Только движение. Ничего больше. Нет океанов, нет мира, нет звезд. Только перекладина и выступающий с молчащим умом… но и они вскоре растворились в единстве движения.
Добавив элемент, которого никогда раньше не исполнял на соревнованиях, я продолжал, дойдя до предела своих сил, а затем перешагнув этот предел. Я крутился снова и снова, быстрее и быстрее, готовясь к соскоку, двойному сальто.
Я крутился вокруг перекладины, готовый отпустить ее и, вращаясь в полете, устремиться в открытое пространство, прямо в руки судьбе, которую сам для себя выбрал. Я сделал мах, свел ноги, сделал круг, еще один и выбросил свое тело вперед, вытянув его в струну и приготовившись к приземлению. Настал момент истины.
Соскок получился идеальным. Мои ноги ударились о мат, эхо разнеслось по всему залу. Тишина… и взрыв. 9,85! Мы стали чемпионами!
Будто из ниоткуда выскочил тренер, схватил меня за руку и начал молча и яростно ее трясти, задыхаясь от восторга. Потом набежали ребята из команды, они прыгали и кричали, затем окружили меня и бросились обнимать. У некоторых в глазах стояли слезы. Будто издалека на меня надвигался, нарастая, гул аплодисментов. Во время церемонии награждения мы с трудом сдерживали свой восторг. Победу отмечали до самого утра, вновь и вновь перебирая и пересказывая все подробности выступления.
А потом все закончилось. Я достиг цели, к которой долгое время стремился всем своим существом. И только тогда я понял, что аплодисменты, оценки и победы перестали быть прежними. Я слишком изменился внутри; моя погоня за достижениями была окончена.
Была ранняя весна 1968 года. Учеба в университете подходила к концу. Что будет дальше, я не знал.
Я чувствовал себя глупо, попрощавшись в Аризоне с ребятами из команды и сев на самолет, чтобы вернуться в Беркли, к Сократу… и Линде. Сидя у иллюминатора, я бессмысленно смотрел на облака внизу; из меня словно кто-то выкачал все амбиции. Все эти годы я жил иллюзией «счастья победы». И вдруг эта иллюзия рассыпалась в прах. Несмотря на все достижения, я не чувствовал себя ни более счастливым, ни даже более удовлетворенным.
Наконец-то я смог заглянуть за эту пелену облаков. Я увидел, что никогда не умел наслаждаться жизнью, а умел только чего-то достигать. Всю жизнь я занимался тем, что искал счастья, вместо того чтобы находить его.
Самолет начал снижаться. Я откинулся на подголовник, и глаза мои наполнились слезами. Это был тупик. Я не знал, куда мне двигаться дальше.