Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Как и все, верующие шли сражаться на фронт, рыли окопы, все силы отдавали работе на военных заводах… И погибали за Родину – на фронтах войны или в оккупации от рук озверевших захватчиков.
Так, прихожанин Успенской церкви села Завидово Калининской области Григорий Горячев, 45 лет, побывавший в 1915–1917 годах в плену у немцев и знавший немецкий язык, был мобилизован оккупантами как переводчик. Он не согласился и за отказ был убит около соседней деревни Ширново.
Церковный староста церкви в честь Иоакима и Анны города Можайска, Илья Цвелев, свидетельствует о расстреле немцами прихожанки Евдокии Тютиной только за то, что она осмелилась сказать: «Русские партизаны действуют правильно, они защищают свою Родину».
Прихожане уцелевших или вновь открытых храмов – это и был тот самый русский, советский народ, который одержал победу в самой страшной войне за всю свою историю.
Митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин (Федченков), вновь побывавший в родной его сердцу России в военное время, на страницах «Журнала Московской Патриархии» в № 3, за март 1945 года, в очерке «Мои впечатления о России» писал о русском народе: «За месяц общения с ним – на Соборе, в храмах, в вагонах, в метро, в трамваях, в частных посещениях, в беседах, в случайных встречах – я достаточно мог наблюдать родной народ и понять его. И скажу прямо: впечатления от народа – самое сильное, самое важное, что я увожу с собою с Родины за границу. И прежде всего, скажу о верующих. Боже, какая горячая вера в них! И эта вера передается и к нам, служащим.
Я давно, давно не молился так усердно, с такой «зрячей верой», как здесь, среди этого духоносного «дома Божия», Церкви Христовой, «Тела» Его. Иногда слезы набегали на очи, а дыхание сжималось от приступавших рыданий радости и веры. Всякое слово богослужения оживало, точно огонь, в сердце и уме.
А когда читалась молитва о победе армии нашей, то просьба была дерзновенна пред Господом. Слова же о том, чтобы Он призрел в милосердии и щедротах на смиренные рабы Своя, на этих исстрадавшихся в войне чад Своих, – то слезы снова катились по щекам, и снова было трудно воздержаться от подступавших рыданий…
…Горяча вера у русского православного народа. А благословение после литургий! Ведь по часу, чуть не по два, приходилось благословлять и благословлять этих чад Божиих. В давке, в тесноте, мокрые от поту, шли за благословением эти благочестивые люди Божии. Да, и теперь не только можно, но и должно сказать:
«Русь и теперь Святая. Да и теперь я могу без всяких сомнений утверждать: жива православная вера в русском народе».
И не только в «простом» народе. Я десятки и десятки интеллигентных людей встречал за этот короткий четырехнедельный срок, сознательно и глубоко верующих христиан. Я почти повсюду видел их. И вообще пришел к несомненному убеждению, что не только в отдельных личностях, но и в широчайших толщах народа – вера жива и растет…
За границей мы ничего подобного давно не видали… Разве лишь в Патриаршей церкви в Париже, в подвальном нашем храме.
Какая жертвенность в русском народе! Только он мог отдать на фронт своих мужей, сыновей, братьев, отцов за дорогое Отечество. Вместо же них везде женщины и женщины: в поездах, в трамваях, метро, в гостиницах, в чистке снега, в разборке дров, в плотницких работах, на проводке электричества, телефонов, на фабриках и заводах… Везде, везде. Как нигде в мире».
Священники и прихожане храмов вторили словам уважаемого, мудрого митрополита, их отзывы о русском народе, об общем патриотическом подъеме и молитвенном единении людей прямо перекликаются с впечатлениями Владыки Вениамина.
«Русский народ горячо любит свою Родину, и эта любовь с особенной силой проявляется в тяжелые для нашей страны дни. Сейчас, в суровое время войны, среди тяжелых испытаний, любовь к России, Родине, разгорелась ярким светочем. Только тот народ, в сердце которого горит этот пламень, может так защищать родную землю, может с таким самоотвержением переносить все трудности. И Церковь Божия благословляет эту великую любовь, благословляет и молится за всех, кто душу свою и жизнь свою положил за благо Родины.
Тысячи людей потянулись в храмы – кто за утешением, кто за укреплением веры, и Церковь укрепляет веру в силу нашей страны, веру в то, что непобедим народ, который так умеет любить Отчизну. В момент молебна о победе тысячи сердец объединяются в одной молитве, в одном желании – победить, победить врага. Церковь молится о даровании победы нашему славному воинству, о твердости всего народа.
Наши московские храмы стараются оказать и материальную помощь стране. Так, наш храм святителя и чудотворца Николая в Вишняковском переулке внес на оборону страны ко дню юбилея нашей армии из своих сбережений 50 000 рублей. Все для Родины, все для нее.
У всех одно желание – разгромить и победить врага, посягающего на наши русские святыни, оскверняющего наши православные храмы.
Да укрепит Господь силу и мужество русского народа! Да дарует ему желанную победу над врагом!»
(Член церковного совета московской Николо-Курнецкой церкви М. Воронкова. 21 марта 1942 года. Цит. по книге «Правда о религии в России».)
«В пароксизме дьявольской злобы на весь культурный мир и, в частности, на славянство, германо-гитлеровский нацизм напал на нашу мирную страну, – писал в 1942 году протоиерей ярославской Феодоровской церкви Владимир Градусов. – Но первые же июньские выстрелы, которые пронеслись по всему необъятному простору дорогой Родины, задели наши сердца и души всех; всех – от глубоких стариков до детей. Все встрепенулись, все насторожились, все мобилизовались. Грохот орудий разбудил и дотоле инертных людей, огонь выстрелов разогрел и самые холодные сердца: в благородном гневе и в грозной решимости ощетинилась дотоле мирная, могучая страна.
Не осталась в стороне и многовековая толща величавых стен церковных: Церковь приобщилась к общепатриотическому подъему, с материнской любовью и заботливостью понеся вместе со всей страной тяготы, печали и радости вынужденной к войне Родины. Во всех церквах забился пульс военной жизни.
Моления о дорогих «воинах, на поле брани сущих», о победе родной армии заняли первенствующее положение. И сколько благодарной признательности приходится видеть в глазах, в лицах обращающихся, кои находят в моих слабых словах и поддержку, и утешение!..
Помню, одна местная богомолка, В. И. Барщевская, как-то передала мне в храме полученную ею по дороге записочку неизвестной ей старушки, которая просила молиться о всех, равно дорогих ей, воинах…
Великие исторические дни, когда «гремит гроза военной непогоды», с особой ясностью выявили и подтвердили, что Церковь верна своей Родине.
Теперешняя война жестоко, решительно и справедливо покарает исторический мировой грех фашизма. В этом освободительном подвиге Русская Православная Церковь нашла свое место, и она с честью выполнит великую святую миссию перед любимой Родиной».
Дела милосердия – то, чего всегда ждали от Церкви люди, даже далекие от веры. Всегда во времена войн и других бедствий Церковь брала на себя миссию утешительницы, кормилицы, целительницы. И Великая Отечественная война не стала исключением. Хотя, конечно, в церковном служении именно в этой войне были свои особенности, ведь к середине 1941 года Русская Православная Церковь подошла разоренной и униженной.
Но по мере сил клирики немногих вновь открывающихся в военные годы храмов делали все, что было в их силах, чтобы приблизить победу.
Священники, возвращенные из ссылок и лагерей, нередко отправлялись на фронт, а не на свои приходы. Батюшки же, которые служили в храмах во время войны, помимо своего основного служения и молитв о победе вместе со всеми рыли окопы, участвовали в организации противовоздушной обороны, воодушевляли людей и утешали их в скорби. И, конечно же, зачитывали в храмах патриотические послания иерархов Церкви, призывали верующих оказывать поддержку семьям воинов, ушедших на фронт, детям погибших красноармейцев.
«Воззвание и молитвы мною читаются в каждый праздничный день, но я считаю, что этого недостаточно», – писал в 1942 году митрополиту Сергию протоиерей Николай Адриановский. И, продолжая свою мысль, утверждал, что пастырям, на которых возлагается громадная ответственность перед Богом и перед Родиной за своих пасомых, необходимо разъяснять им содержание воззвания иерарха, проводить с ними беседы, объяснять обязанности, «возложенные святой Церковью на каждого христианина в происходящих мировых событиях». Что каждый пастырь обязан вести в своем приходе работу, «полезную для Родины», имея две цели: «первое – создать спокойствие тыла и второе – помочь фронту для скорейшего уничтожения фашистских извергов». «Все мои поучения среди верующих дают благоприятные результаты, – писал отец Николай, – но считаю себя обязанным перед Богом и Родиной не ослаблять своей работы, а, наоборот, усиливать ее, ибо враг еще не добит, он в зверином разъярении скрежещет волчьими челюстями».
«Верующие Свердловска не остались безучастными к делу обороны страны, – продолжал протоиерей Николай Адриановский, – они помогают каждый чем может, – кто работой на помощь фронту, кто жертвует для доблестной Красной армии разные вещи, в церквах производятся сборы и отчисления в Фонд обороны.
Мне как пастырю приходилось иметь разговор с верующими, и в том числе с матерями.
Что такое русская мать? Сердце русской матери благородно, оно полно теплой любви к сородичам, но вместе с тем оно клокочет вулканом ненависти к врагам Родины, задумавшим ее покорить.
При выполнении своих пастырских обязанностей мне пришлось быть свидетелем, как одна мать провожала своего единственного сына в армию на защиту Отечества. Другая обращалась ко мне с просьбой совершить панихиду по геройски погибшему на поле битвы ее единственному сыну. На лице матери я не видел ни ропота, ни недовольства, я видел только печальные глаза, покорные воле Божией. Такова русская мать. Она для блага Родины не щадит сына, вскормленного ее молоком. Разве можно победить таких людей?»
В период отступления наших войск в 1941–1942 годах многие приходы взяли на себя попечение о раненых, оставленных на произвол судьбы. В прифронтовой полосе при храмах действовали убежища для престарелых и детей, перевязочные пункты. В Орле работало возглавляемое Н. Локшиным объединенное попечительство церквей, его члены оказывали бесплатную помощь больным и престарелым, ежемесячно отчисляя нуждающимся деньги из заработка священнослужителей. Широкой известностью и уважением среди прихожан Богоявленской церкви пользовался член попечительства доктор И. Варушкин, бесплатно лечивший их. В монастырях обустраивались госпитали, находившиеся на полном содержании и обслуживании монашествующих. Женщины-монахини работали в больницах, в прачечных, пекарнях.
«Во многих регионах страны православные епархии, монастыри и приходы брали шефство и помогали в организации госпиталей, детских домов и садов. Верующие покупали больным красноармейцам подарки, нанимали парикмахеров, баянистов. Силами церковных хоров в госпиталях устраивались концерты с программой русских народных песен и песен советских композиторов. Новая форма сбора денежных средств на нужды фронта появилась в Ростове. Там духовенство и верующие в церквах стали устраивать духовные концерты, сборы от которых шли в пользу Красной армии» (Якунин. В. Н. Дело стояния за Родину).
В тылу, в сельских местностях, бывали случаи, когда священники после воскресной литургии призывали верующих вместе с ними выйти на колхозные поля для выполнения срочных хозяйственных работ. Можно привести в пример протоиерея Георгия Никитина, сражавшегося на войне с 1942 года вплоть до своего ранения в феврале 1943 года, а в марте 1945 назначенного настоятелем Богоявленской церкви села Подвалье. В том же году отец Георгий организовал группу верующих на уборку урожая, и, несмотря на полученную во время войны инвалидность, сам шел впереди колхозников с косой четыре дня подряд. Во время подготовки к посевной он неоднократно выручал свой колхоз, давая взаймы церковные деньги на покупку горючего для тракторов и семян для посева.
«Лучшие представители православного духовенства оставались верными основным принципам и заповедям христианства», – пишет В. Якунин в работе «Патриотическая деятельность духовенства и верующих на оккупированных фашистами территориях СССР». – Они оказывали помощь, а нередко и спасали от гибели людей независимо от их веры и национальности. Так, украинский священник Иоанн Карбованец и насельницы Домбокского монастыря близ города Мукачево, рискуя жизнью, спасли обреченных на неминуемую голодную смерть 180 детей, вывезенных немецкими захватчиками в августе 1943 года из орловского детского дома».
Великая Отечественная война застала на Волыни бывшего военного священника, проведшего первые годы своего служения на Черном и Балтийском морях – протоиерея Иоанна Крашановского. С 1943 года он служил в Севастополе. Не скомпрометировавший себя изменой пастырь пользовался любовью и уважением верующих. «Всегда бодрый и полный энергии», – как писали о нем уже после войны в «Журнале Московской Патриархии», в военное время отец Иоанн принимал активное участие в сборе средств на нужды Советской армии, а также – вдов и сирот павших бойцов. Когда Красная армия выдворила немецких захватчиков из Крыма, отец Иоанн с разрешения генерала Ветрова созвал всех верующих Симферополя в полуразрушенный немцами собор, совершил благодарственный молебен и произнес замечательную речь, навсегда оставившую след в сердцах слушателей. За молебном о даровании победы присутствовали воинские части. Деятельность отца Иоанна была отмечена благодарностью правительства и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
Архиепископ Куйбышевский и Сызранский Алексий (Палицын) возглавлял патриотическую работу в своей епархии, неоднократно выступал с проповедями в Покровском кафедральном соборе, призывая в патриотических обращениях к верующим помогать Красной армии в борьбе с фашистскими захватчиками, молиться за победу над фашизмом и всеми силами поддерживать фронт. Став в 1943 году членом Священного Синода, Владыка Алексий проводил подобную деятельность в других регионах, в республиках Средней Азии. За самоотверженную деятельность во время войны архиепископ Алексий и группа священнослужителей были награждены медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
Также активную деятельность среди верующих Куйбышевской области проводили настоятель Покровского собора протоиерей Димитрий Утехин и настоятель Петропавловской церкви протоиерей Сергий Валовский.
В Курской области священник села Глебово Павел Андреевич Говоров скрывал у себя бежавших из фашистского плена летчиков и помог им перейти к своим, а протоиерей Семыкин не только помогал пленным красноармейцам, но и после прихода советских войск мобилизовал местное население для дежурства и ухода за ранеными в полевом госпитале.
Красноярский священник Н. Попов, бывший репрессированный, за 1943–1945 годы собрал на нужды фронта 620 000 рублей. Он стал настоятелем Покровского храма, который вновь открылся благодаря его усилиям. Причем свое прошение об открытии церкви священник мотивировал тем, что множество людей, пришедших в храм, смогут услышать проповеди о том, «чтобы сплоченно, дружно и единодушно встать на защиту нашей дорогой Родины от общего врага».
Очевидец событий военного времени Р. Жукова вспоминает, что в Покровской церкви всегда, особенно на праздники, собиралось много верующих. В 1945 году церковный совет Покровской церкви включился в Фонд помощи детям и семьям фронтовиков, и за один только этот год для детей погибших воинов и инвалидов войны было собрано 247 000 рублей. Священник Н. Попов был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
Игуменья Феофания когда-то в миру звалась Елизаветой Васильевной Зон, ее предками были немцы-переселенцы. Потом она стала писать свою фамилию – Зонова. После окончания женской гимназии она работала там учительницей математики, очень любила свою работу, была хорошим педагогом и воспитателем. Но революция 1917 года изменила ее судьбу, девушка избрала служение Богу и приняла постриг в Козелыцинском Рождества Богородицы женском монастыре. Этот монастырь, закрытый во время гонений, был снова открыт во время оккупации. Возродился он благодаря усилиям монахини Феофании.
Пораженная жестокостью фашистов, она понимала, что необходимо духовно поддержать и помочь всем, кто потерял близких, родных. Тем более что в отчаянии даже неверующие потянулись к храмам. Монахиня Феофания решила воспользоваться тем, что гитлеровцы разрешают открывать храмы и святые обители, и с несколькими бывшими сестрами-монахинями приступила к возрождению Рождества Богородицы женского монастыря. Став его игуменьей, она – приветливая, интеллигентная, с педагогическим тактом – по-матерински терпеливо и душевно относилась к сестрам, мудро руководила общиной в то тяжелое время. В монастыре в период оккупации насчитывалось до 100 и более послушниц и монахинь. Много девушек приходили в обитель, чтобы избежать насильственного вывоза на работу в Германию, большинство из послушниц потом принимали монашеский постриг. Здесь находили приют и одинокие пожилые верующие женщины, не имевшие семей, которым некуда было деться, не от кого было ожидать поддержки. Игуменья Феофания всем помогала. Сестры обители со всеми нуждающимися делились последним куском хлеба и миской постного борща.
25 сентября 1943 года для жителей Козелыцины наступил счастливый день освобождения от оккупации – вместе со всеми послушницы монастыря приветствовали освободителей.
Говоря о монашествующих, с лучшей стороны проявивших себя во время Великой Отечественной войны, в числе прочих называют архимандрита Исидора (Скачкова). После закрытия Зосимовой пустыни он служил в храмах Московской области, по благословению Владыки Варфоломея начал подвиг старчества, а 1933–1936 годы провел в ссылке в Сыктывкарской области. С 1939 года отец Исидор служил в церкви села Ивановское под Волоколамском. Осенью и зимой 1941 года, когда немцы рвались к Москве и линия фронта проходила буквально по деревне, где служил отец Исидор, он не покинул своих прихожан. Несколько недель, пока шли бои, он вместе со стариками, женщинами и детьми укрывался от обстрела в воронках, вытаскивал из завалов и перевязывал раненых, отпевал и хоронил убитых, поддерживал живых, причащая их запасными Дарами. 6 декабря 1941 года, в день святителя Николая, во время отступления немецких войск, отец Исидор под обстрелом отслужил праздничную литургию в одном из храмов Волоколамска. С приходом советских войск он был арестован и только чудо спасло его от скорого расстрела. И таких священников были тысячи по обеим сторонам фронта. (См.: Беглов А. Л. Церковный патриотизм: позиция иерархов или верующих?).
Многие священнослужители, включая тех, кому удалось вернуться к 1941 году на свободу, отбыв срок в лагерях, тюрьмах и ссылках, были призваны в ряды действующей Красной армии, стали танкистами, пехотинцами, артиллеристами, многие из них впоследствии были награждены боевыми орденами и медалями, отмечены благодарностями командования.
Патриарха Пимена, бывшего тогда иеромонахом, война застала в ссылке, в Средней Азии. Он отправился на фронт.
«Во время войны полк, где воевал будущий Патриарх, попал в окружение и в такое кольцо огня, что люди были обречены. В полку знали, что среди солдат есть иеромонах, и, не боясь уже ничего, кроме смерти, бухнулись в ноги: «Батя, молись. Куда нам идти?»
У иеромонаха была потаенно запрятанная икона Божией Матери, и теперь под огнем он слезно молился пред Ней. И сжалилась Пречистая над гибнущим воинством – все увидели, как ожила вдруг икона, и Божия Матерь протянула руку, указав путь на прорыв. Полк спасся.
Начав свой боевой путь заместителем командира роты, будущий Патриарх дослужился до звания майора, пока, наконец, не обнаружили, кто он такой на самом деле. За этим последовали скандал, изгнание из армии и последующее заключение.
После войны отец Пимен вернулся к пастырской деятельности, он был назначен настоятелем Благовещенского собора в Муроме» (Иерей Александр Шестак. Подвиги русских пастырей в Великой Отечественной войне).
Клирик ленинградского храма во имя святого князя Александра Невского Стефан Козлов принял боевое крещение в июле 1944 года. Ратный путь пулеметчика ознаменован орденом Славы III степени и медалью «За победу над Германией». Отец Стефан отслужил в рядах Военно-воздушных сил и четыре послевоенных года.
Личным мужеством в боях за Родину отличился и священнослужитель Тихвинской церкви села Романишино Лужского района Георгий Степанов, награжденный медалями «За отвагу» и «За победу над Германией».
Диакон Роман Чух был награжден орденом Славы III степени и двумя боевыми медалями.
Священник Василий Троицкий получил две медали – «За доблестный труд» и «За оборону Кавказа» – в бытность начальником метеорологической станции в Грузии, где он во время войны обслуживал Военно-воздушные силы.
Священник Петр Ранцев за боевые заслуги на фронтах Отечественной войны был награжден орденом Красной Звезды, тремя боевыми медалями и несколькими благодарностями от Сталина.
Диакон Константин Глаголевский был награжден орденом Красной Звезды и тремя медалями, протодиакон Зверев и диакон Хитков – четырьмя медалями каждый.
Священствовавший в Уфимской епархии с 1924 года отец Димитрий Логачевский в годы Великой Отечественной войны был призван в ряды Красной армии, где в рабочем батальоне помогал громить врага. После ранения в 1943 году он вернулся к пастырскому служению, впоследствии стал настоятелем Покровского кафедрального собора Куйбышева. Был награжден медалями «За победу над Германией» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
Семеро православных священников Удмуртской АССР послевоенного периода гордо писали в своих анкетах: «Участник Великой Отечественной войны». При этом трое из них стали фронтовиками, уже будучи священниками.
И. Баландин, отслужив в 1920-е годы псаломщиком, а затем и священником в храмах Воткинска, воевал в действующей армии с июля 1941 года. Он стал лейтенантом, был удостоен ордена Красного Знамени, четырех медалей и грамоты от командующего Первым Украинским фронтом. Вскоре после демобилизации опытный иерей вернулся в храмы Воткинска, чтобы нести исстрадавшимся за годы войны людям слова утешения.
Принявший духовный сан в 1924 году и дважды репрессированный за веру (в 1934 и 1937 годах) Ф. Красильников сражался пулеметчиком на Первом Белорусском фронте, а в 1945 году стал настоятелем храма села Короленко (Старый Мултан).
Можгинский священник П. Коновалов воевал еще в Первой мировой, а в Великой Отечественной участвовал с марта 1942 по август 1945 года. Он старший сержант, удостоен боевой медали. С сентября 1945 года фронтовик – уже настоятель храма села Новогорское Граховского района (Шумилов Е. Ф. Православная Удмуртия).
Игорь Реморов, будущий архимандрит, 1907 года рождения, уроженец села Сядемка Земеченского уезда Тамбовской губернии, вырос в церковной среде, среди верующих, воцерковленных людей. Его отец – иерей Николай Реморов – происходил из древнего священнического рода. Игорь начал учиться в Тамбовском духовном училище, а после революции продолжил обучение в светской школе, окончил девятилетку. Женился он на Валентине Мстиславской, отец которой был благочинным, служил в одном из мордовских сел и за активную миссионерскую деятельность был награжден медалью. Будучи одним из тех, кого не испугала угроза начавшихся в 20-е годы гонений, отец Игорь ответил согласием на предложение крестьян, просивших его стать священником в его родном селе. Но прослужить ему удалось только два года. Начавшаяся коллективизация вызвала новую волну репрессий против духовенства. Священник Игорь Реморов был арестован и приговорен к высшей мере наказания. Но при пересмотре дела расстрел заменили ссылкой.
В 1930 году отец Игорь прибыл в Бийск, где в первый же день встретился со старостой Казанской церкви села Грязнухинское (ныне село Советское Советского района). Тот, поняв, что перед ним священник, стал просить отца Игоря поехать к ним и служить в их сельском храме. Ведь к тому времени многие священники были арестованы. Отец Игорь согласился, и они тотчас они отправились к местному архиерею, который, удостоверившись, что молодой священник не обновленец, направил его в Грязнухинское.
Прихожане полюбили батюшку, но послужить здесь ему пришлось недолго: из-за угрозы ареста пришлось уехать из села. Отец Игорь перебрался в Бийск, где окончил курсы бухгалтеров и устроился работать по этой специальности. Вскоре он был мобилизован в трудовое ополчение и стал работать на стройках Кузбасса, а в середине 30-х годов вернулся в Бийск к семье. Устроиться служить в какой-либо храм в это время было уже очень трудно. Большая часть церквей была закрыта, и отец Игорь до самой войны работал бухгалтером.
В июле 1941 года священник Игорь Реморов был мобилизован и отправлен на фронт. Первоначально воевал под Москвой, а затем инженерно-саперный батальон, где служил отец Игорь, перебросили в Ленинград. До 1944 года его часть обеспечивала «дорогу жизни» через Ладогу. Войну он закончил в Восточной Пруссии, в Кенигсберге. Был награжден медалями «За отвагу», «За оборону Москвы», «За оборону Ленинграда», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией».
Осенью 1945 года отец Игорь вернулся в Бийск, где продолжал работать бухгалтером, а в следующем году митрополит Новосибирский и Барнаульский Нестор благословил его продолжить священническое служение.
В 1980 году священник Игорь Реморов был пострижен в монашество в честь преподобного Макария Великого. Отец Макарий жил в Тобольске, Новокузнецке, Бердске. По мере сил он служил в храмах этих городов. Многие сибиряки – и миряне, и священнослужители – обращались к отцу архимандриту за духовным советом, просили его молитв и молились за него.
Скончался архимандрит Макарий 8 декабря 1998 года в Бердске. Похоронили его за алтарем Бердского Преображенского собора.
«Сын отца Макария протоиерей Александр Реморов – ректор Новосибирского Свято-Макариевского Богословского института, старается, когда появляется возможность, помянуть синодик отца Макария. Автору этих строк довелось видеть эту тетрадочку, заполненную сотнями имен. Батюшка молился за прихожан храмов, в которых служил; за архиереев и священников, убиенных во время гонений и умерших в ссылках; будучи большим знатоком русской классической литературы (а отец архимандрита Макария, протоиерей Николай Реморов, сам был поэтом и оставил несколько десятков стихотворений), отец Макарий включил в свой синодик имена многих русских писателей, поэтов, религиозных мыслителей и философов.
Через несколько лет после кончины отца Макария имя его записано в поминальные записки многих православных новосибирцев и бердчан, которые помнят его» (Шабунин Е. А. Священнослужители Новосибирской епархии – участники Великой Отечественной войны).
Протоиерей Борис Васильев, до войны диакон Костромского кафедрального собора, в Сталинграде командовал взводом разведки, а затем сражался в должности заместителя начальника полковой разведки. Вот что он рассказал.
«У меня отец был священником, дед и прадед были священниками. Четыре класса окончил в сельской школе. Пошел служить псаломщиком… В 1938 году был рукоположен в сан диакона… Перед самой войной служил диаконом в Костромском кафедральном соборе. Оттуда меня и взяли в армию. Призвали, когда началась Великая Отечественная война.
Увезли сразу на окопы. Подходит ко мне офицер, видит, я человек грамотный, спрашивает:
– Вы где учились?
– Я окончил четыре класса.
– Не может быть! А дальше?
– Я – диакон.
– Все ясно. Вы служили у священноначалия. Принимайте все бригады под ваше руководство.
Два дня я руководил всеми бригадами. Потом приезжает генерал. Просит показать диакона.
Подводят ко мне. Генерал Шеволгин спрашивает:
– Вы согласны ехать в офицерское училище? Я:
– Согласен.
Меня отправили в училище в Великий Устюг. Там я проучился шесть месяцев. Всем присвоили звание младшего лейтенанта. Мне присвоили звание лейтенанта, потому что я очень хорошо знал все, наизусть. Окончив училище, я сразу попал под Сталинград, командиром взвода разведки…
Немцы шли в бой – у них у всех было написано по-немецки: «С нами Бог». Немцы давили танками женщин, стариков, детей. На гусеницах были волосы, кровь, мясо. Но мы-то шли со знаменами – там была красная звезда. Но была еще иконка в кармане и крест. У меня до сих пор хранится «Святитель Николай», пробитый пулей».
После Сталинграда отец Борис Васильев становится заместителем начальника полковой разведки. Участвует в разработке и осуществлении операций на Северском Донце и Юге Украины.
«…Нас выбросили на самолете в 18 километрах от Запорожья, чтобы узнать, где находится штаб противника. Мы два дня наблюдали за действием этого штаба. Двое из нас вернулось. А Смирницкий, тоже сын священника, был хороший человек, в разведке был отчаянный, моряк-штрафник, – погиб там. Я сам видел своими глазами: немцы его распяли на сарае. Прибили руки гвоздями. Ничего нельзя было сделать. Я сидел в колодце в 40 метрах…»
Это было 16 августа, а уже 17-го началось наше наступление по всему фронту.
Разведоперация под Запорожьем стала последней для отца Бориса Васильева: он, в новом звании капитана, был отправлен в тыл на лечение, а затем его оставили в Саратове готовить кадры.
Таковы были наши батюшки, не только с молитвой на устах, но и с оружием в руках защищавшие Родину.
Начиная с осени 1943 года, к награждению государственными орденами и медалями стали представляться священнослужители и активные верующие – около 40 представителей духовенства были награждены медалями «За оборону Ленинграда» и «За оборону Москвы», более 50 удостоены медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», несколько десятков – медали «Партизану Великой Отечественной войны».
Войти с помощью соц. сетей: