Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Очевидно, что надежды на союз захватчиков с Русской Православной Церковью, питаемые фашистскими властями и теми немногими, кто видел в них спасителей России от большевистского режима, были бесплодными. Действительно, гитлеровцы пытались использовать бедственное положение верующих в СССР в собственных целях. Как известно, они не препятствовали открытию храмов на занятых ими территориях – в то же время подвергая действия священства жесткому контролю, заставляя превозносить Гитлера и молиться о победе Германии.
Гитлер не раз излагал свое видение церковной политики на оккупированных территориях. Он говорил о том, что необходимо запретить «устройство единых церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий». «Нашим интересам, – утверждал он, – соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы». Он был уверен в том, что церковные организации необходимо использовать для управления «покоренными народами».
«Целью войны для Гитлера и руководства нацистской партии было расчленение нашей страны и порабощение славянских народов. Поэтому в случае победы Германии Православной Церкви, высшей национальной святыни русского народа, грозило жестокое гонение. Но фашистские идеологи прикрывали свою разбойничью войну именем Бога, называли ее крестовым походом», – пишет протоиерей Владислав Цыпин в работе «Православная Церковь на Украине в годы немецкой оккупации (1941–1944).
В пропагандистских целях оккупационные власти выдавали разрешения на открытие церквей. При этом в проведении религиозной политики они исполняли коварное указание Гитлера: «Мы должны избегать, чтобы одна Церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту. Если некоторые деревни в результате захотят практиковать черную магию, как это делают негры или индейцы, мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им. Коротко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола».
Исполняя это указание, министр оккупированных восточных территорий А. Розенберг в письме к рейхскомиссарам Остлаида и Украины наметил основные принципы религиозной политики Германии на занятых землях:
1. Религиозным группам категорически воспрещается заниматься политикой.
2. Религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. При этом национальный признак должен особенно строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны выходить за границы Генералбецирка, то есть приблизительно, в применении к Православной Церкви, за границы одной епархии.
3. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей.
Эти планы разбились, натолкнувшись на патриотизм верующих людей в СССР, их нежелание подчиняться врагу в обмен на «религиозные свободы».
Позиция, с которой выступила во время Великой Отечественной войны Русская Православная Церковь, вызвала удивление у идеологов Рейха, разбивая все их расчеты. Была попытка объяснить это тем, что «советская пропаганда сумела ловко использовать религиозные чувства населения в своих целях», – как говорилось в бюллетене Полиции безопасности от 7 мая 1943 года «Донесения из оккупированных восточных областей». Там же отмечалось, что «Церкви и массы все в большей степени получают поощрения. Как стало известно из Москвы, наплыв жителей в церкви в Пасхальные дни был значительным.
Этот факт пропагандистски весьма сильно используется и находит распространение, прежде всего у союзников».
Естественно, что отношение оккупантов к Церкви полностью изменилось, уже не было и речи о ее поддержке, и в донесениях с захваченных территорий 1943 года Церковь уже упоминается как «противник».
«Германские власти достаточно быстро поняли, какой эмоционально патриотический заряд несет в себе восстановление церковной православной жизни на оккупированных территориях, и потому пытались жестко регламентировать формы отправления культа. Ограничивалось время проведения богослужений – только ранним утром в выходные дни – и их длительность. Колокольный звон был запрещен. В Минске, к примеру, ни на одном из открывшихся здесь храмов немцы не разрешили воздвигнуть кресты. Вся церковная недвижимость, которая оказалась на занятых землях, объявлялась ими собственностью рейха. Когда оккупанты считали это необходимым, они использовали храмы в качестве тюрем, концлагерей, казарм, конюшен, сторожевых постов, огневых точек. Так, под концентрационный лагерь для военнопленных была отведена значительная часть территории древнейшего в Западной Руси Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря, основанного еще в XII веке» (В. Полонский, Церковь в годы войны: служение и борьба на оккупированных территориях).
Могла ли Русская Православная Церковь действительно стать пятой колонной? Профессор Московской Духовной Академии А. Светозарский так ответил на этот вопрос: «Я думаю, что это больше было опасение со стороны власти, ведь патриотизм – естественное чувство русского православного христианина. Хотя единичные представители особенно оппозиционных Московскому Патриархату течений, те же «непоминающие», вели себя несколько иначе. Советскую власть они считали властью антихриста – прямо, не в переносном смысле, – и надо сказать, что среди них наиболее часто встречаются случаи коллаборационизма, сотрудничества с оккупационными властями, взять хотя бы так называемые бригады Каминского. Что касается общецерковной позиции, то, конечно, само Тело Церковное – народ православный – воспринимал Россию как свою Родину при всех разных настроениях начального периода войны.
…Если мы посмотрим трофейные немецкие кадры, которые любят показывать наши демократы, обратите внимание, там есть замечательные кадры, когда колонны военнопленных проходят мимо окопа, в котором лежит целый пулеметный расчет: три убитых красноармейца, пулемет, пустые ленты и окопчик заполнен гильзами, то есть отстреливались до последнего! Возьмите Брестскую крепость. Всякие были настроения, но вот здесь-то момент истины и наступает. Каким принуждением, фанатизмом это можно объяснить? Это самый настоящий патриотизм, потому что люди были самые разные. Целые дивизии ополчения выходили и гибли в условиях того времени: плохо вооруженные, необученные, но если армия не может, то значит, воюет уже весь народ» (Е. Дятлова. Война миров: Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны. Интервью с профессором Московской Духовной Академии А. Светозарским).
Конечно же, народ и был той самой Церковью – множество верующих наряду с атеистами воевали на фронтах, оказывали сопротивление на захваченных территориях, делали все возможное для фронта в тылу.
Столкнувшись с героическим сопротивлением, с проявлением патриотизма, в том числе со стороны церковных людей, священников, прихожан православных храмов, гитлеровцы вынуждены были сбросить маску «освободителей». Те, то рассматривал вторжение фашистских войск в СССР как избавление от гонений властей, смогли убедиться в том, что свои тщетные надежды они возлагали на врагов православия. Общеизвестно, что, оставляя оккупированные территории, фашисты несказанно зверствовали, при этом не щадили они и храмы – не просто разграбляли и сжигали их, но и уничтожали вместе с людьми.
«Протоиерей солнечногорской приходской Николаевской церкви Н. Успенский сообщает, что немцы, войдя в город, подошли к церкви и бросили в имеющееся под ней убежище гранату.
В убежище в это время было много людей и среди них порядочно детей.
Совершая варварские и кощунственные действия в отношении церкви, немцы и их пасторы на словах фарисейски рядились в крестоносных рыцарей, агитирующих против советской власти, якобы уничтожающей Православную Церковь» (Цит. по книге «Правда о религии в России»).
«21 сентября 1941 года г. Новый Петергоф был оккупирован немецкими захватчиками, и положение храмов г. Старого Петергофа и его мирного верующего населения резко изменилось. Немецкие войска в несколько дней систематическими артобстрелами и бомбежками лишили верующих их святынь – уничтожили все старо-петергофские церкви. При этом свои обстрелы и разрушения храмов фашисты обставили так, что вместе с храмами погибли молившиеся в них (преимущественно старики, женщины и дети), искавшие под сводами храмов убежища и спасения от обстрелов и бомбежек.
Под сводами Троицкой церкви и в самой церкви собралось свыше 2000 человек, из коих не менее 100 детей. В подвале Лазаревской церкви и на кладбище (в склепах) укрывалось до 2000 человек. В убежище Серафимовской церкви было до 1000 человек.
Эти цифры примерно определяют число жертв, погибших под развалинами храмов.
Гибель верующих под сводами Троицкой кладбищенской церкви и в склепах кладбища, а также в подвалах-убежищах других названных храмов, уничтожение артобстрелом самого кладбища с его могилами – потрясают ужасом.
Не представилось возможным определить число снарядов и мин, брошенных немцами на здание Троицкой церкви, а равно и на другие храмы г. Старого Петергофа. Однако с несомненностью известно, что интенсивный обстрел Троицкого храма продолжался в течение недели до полного разрушения здания и гибели находящихся в нем людей. То же было и в отношении прочих храмов.
Установлено также, что фашисты не давали возможности выйти на улицу находившимся под сводами Троицкой церкви и других храмов гражданам – старикам, женщинам и детям, открывая по ним минометный и пулеметный огонь. Отсюда среди находившихся в подвалах храмов и в убежищах (под каменными зданиями) появились массовые эпидемические заболевания и поголовная вшивость. Легко представить санитарное состояние и удобства тысяч голодных людей, с вещами скопившихся в темных, тесных, низких, сырых, не приспособленных для убежищ церковных подвалах. Спертый, одуряющий воздух и от дыхания, и от испражнений несчастных, насмерть испуганных людей вызывал среди них массовые случаи головокружений и обмороков. А малейшая попытка выйти на свежий воздух каралась бесчеловечными фашистами расстрелом больных.
Отмеченные преступления немецких захватчиков заактированы и подтверждаются исчерпывающими документальными доказательствами и письменными заявлениями очевидцев, хранящимися в делах Комиссии.
Вашего Высокопреосвященства покорный слуга благочинный протоиерей Николай Ломакин, 1 сентября 1943 г.» (Статья «Немецкие зверства в г. Старом Петергофе близ Ленинграда». Журнал Московской Патриархии. № 1 за 1943 год).
Еще в первый год войны, в послании от 24 ноября 1941 года, митрополит Сергий давал справедливую оценку заигрываниям фашистов с Церковью. Он утверждал: «Гитлеровский молох продолжает вещать миру, будто бы он поднял меч за «защиту религии» и «спасение» якобы поруганной веры. Но всему миру ведомо, что это исчадие ада старается лживой личиной благочестия только прикрыть свои злодеяния. Во всех порабощенных им странах он творит гнусные надругательства над свободой совести, издевается над святынями, бомбами разрушает храмы Божии, бросает в тюрьмы и казнит христианских пастырей, гноит в тюрьмах верующих, восставших против его безумной гордыни, против его замыслов утвердить его сатанинскую власть над всей землей. Православные, бежавшие из фашистского плена, поведали нам о глумлении фашистов над храмами. Невольно глаза заполняются слезами у русских людей при вестях о том, как в православных храмах расстреливают ни в чем не повинных матерей и стариков и как храмы превращаются в конюшни. Лютый враг Гитлер не только устраивает гонение на христианство, но и хочет истребить славянские народы… Вот почему прогрессивное человечество объявило Гитлеру священную войну за христианскую цивилизацию, за свободу совести и веру».
Как и в книге «Правда о Церкви в России», на страницах «Журнала Московской Патриархии», выпуск которого власти разрешили в 1943 году, печатались свидетельства очевидцев о фашистских зверствах и надругательствах над тем, что было свято для верующих людей.
«Мы, нижеподписавшиеся, граждане села Емельяново Калининской области, заявляем, что в нашем селе был благоустроенный храм в честь Св. Николая. Немцы при отступлении из Калининской области спалили наш прекрасный храм. За время пребывания своего в нашем селе немцы безжалостно грабили нас, забирали коров, кур, мясо, белье, обувь, мануфактуру, рожь, муку и разный хозяйственный инвентарь.
Немцы показали себя жестокими безбожниками.
Граждане Емельяновского села, члены церковного совета: Пелагея Игнатьевна Карасева, Мария Емельяновна Егорова, Капитолина Николаевна Матриничева. 23 марта 1942 года».
«…Немцы показали, что они злейшие враги христианства, не только жестоким отношением к живым людям, а и варварскими разрушениями православных храмов, осквернением их, кощунством над церковными святынями и обрядами Православной Церкви. Пред нами многочисленные заявления верующих, подтверждающие вышеуказанное.
В селе Емельяново Калининской области из 400 домов немцы спалили 365. Сожгли благолепный, благоустроенный храм, сперва расстреляв святые иконы и священные картины.
При отступлении из города Калинин они сожгли церкви Покровскую за Тьмакой и Великомученицы Екатерины против Речного вокзала.
Церковь Успения Пресвятой Богородицы в заволжской части Калинина разрушена немцами. Сейчас она спешно ремонтируется верующими.
В городе Старица Калининской области немцы заняли действующую Ильинскую церковь сначала под общежитие, а потом превратили ее в тюрьму для пленных красноармейцев. Из шкафов они украли сосуды, кресты, Евангелия, крестильный ящик, венчальные венцы, митры, дарохранительницу и т. п., сделав храм негодным для богослужения. При отступлении из города Старица немцы пытались храм поджечь, но благодаря мерам, принятым приходским священником, этого им сделать не удалось.
В 35 километрах от Старицы по Волоколамскому шоссе находится село Первитино. В нем благоустроенная, благолепная действующая церковь была превращена немцами в конюшню. По рассказам духовенства Старицы и верующих, в селах Мичково, Степурино, Гурьево, Первитино, Ульяновское, Калицыно и Латошино немцы вели себя исключительно безобразно…
…Никакие хитроумные подходы врага к религиозной психологии верующих русских людей не могли склонить их к германофильству. Никогда не шли на это ни священники, ни миряне.
Прихожане церквей укрывали иногда в стенах храма ушедших из окружения русских бойцов, выдавая их за местных рабочих.
Верующие матери-христианки в наших городах и селах сознательно благословляли своих детей на защиту Родины. При посещении исторического Новоиерусалимского Воскресенского собора, взорванного немцами, я нашел на должности сторожа при руинах этого храма гражданку села Никулина Истринского района Елизавету Корчагину – вдову, благословившую своих трех сыновей на защиту Родины. Младшему из них, Вите, говорила мать, было еще только 17 лет. Он ушел добровольно в партизаны и был убит немцами в родном селе 26 ноября 1941 года.
«Я подобрала его труп и унесла в убежище, но немцы, обнаружив его, отняли у меня и бросили неизвестно где. Я глубоко скорблю, что у меня, матери, немцы отняли даже труп моего сына и лишили меня, верующую христианку, последнего утешения – похоронить сынка, поплакать и помолиться на его могилке». Да воздаст Праведный Судия нашим злым обидчикам своим грозным воздаянием!
Протоиерей города Москвы Александр Смирнов, 9 апреля 1942 года. Светлый Четверг».
«…B соседнем с городом селе Александрове Можайского района верующие граждане были чрезвычайно рады, что у них есть священник и идет служба. Но эта радость вскоре же была отнята: церковь немцы взорвали, а все дома верующих сожгли. Такая же участь постигла деревни Ченцово, Игуменово, в которых не осталось ни одного дома. Немцы поступали жестоко: выгоняли жителей из домов на мороз, а дома один за другим сжигали. В окрестностях города много таких сожженных деревень.
Под нашим храмом Святых Иоакима и Анны, в нижнем помещении, было убежище, вмещавшее до 1000 человек. И вот, когда там был народ, немецкий солдат начал стрелять в людей…»
Протоиерей села Трубино Угодско-Заводского района Владимир Виноградов с болью в душе рассказывает, как храм Знамения Божией Матери в селе, где он родился и рос, – где все напоминало ему и радость детства, и потом первые шаги его пастырской деятельности, – как его родной храм был превращен немцами в кирху Со стен были сорваны иконы, уничтожен престол, выброшены и сожжены ризы, в которых служил некогда его отец – тоже священник. И как потом на святом амвоне появился немецкий священник, по внешнему виду скорее похожий на солдата, при револьвере и гранатах на поясе… «Нам, православным, – рассказывает отец протоиерей Виноградов, – был отведен для службы маленький придел в нижнем этаже храма. Но и в нем недолго мы находились; срывая на нас свою злобу, немцы выгнали верующих из храма и устроили в нем конюшни. При мне и не стесняясь меня, они в храме отправляли свои естественные потребности. Глумясь над святыней нашего храма, немцы все это старались проделывать при верующих».
В православные церкви немцы входили в шапках, с оружием, шли в алтарь через царские врата, стаскивали со святыни храма – престола – священные вещи, стреляли в случайно залетевших в храм голубей, курили табак, крали иконы и кресты. Они избивали и грабили священников и верующих, как это было в селе Холм Можайского района. Избивали представителей церковных советов православных церквей только за то, что они не давали пьяным немецким солдатам взламывать православные храмы. Фашисты грабили верующее население, не щадя и младенцев. Так, верующие города Вереи Максимова, Тарасова и Синодская свидетельствуют, что немцы раздели новорожденного младенца, сняли с него ватное одеяльце, в котором его несли в церковь крестить, а ребенка оставили в сорокаградусный мороз в одной пеленке.
История не знала еще таких случаев, чтобы храмы и церкви были превращены в места казни и расстрелов верующих.
Священник города Вереи Алексей Соболев рассказывает: «Я был ошеломлен гнусностью преступления немецких фашистов в нашем городе. Придя в Верейский собор, сразу после изгнания немцев из города, для богослужения, я застал в нем более 30 верующих, расстрелянных немцами, по-видимому, перед самым своим уходом из города. Некоторые тела находились в молитвенном положении. Весь пол соборного храма был залит кровью этих невинных страдальцев за свою Русскую Православную Церковь. И в алтаре я нашел еще расстрелянных. Ничто не могло спасти их: ни святость места, ни святыня алтаря. За короткое время моего пребывания в этом обесчещенном злодеями-фашистами храме я поседел. Одно время мне казалось, что я схожу с ума, – таким невероятным мне показалось это преступление немцев. Позже я получил сведения, что немцы в этом же Верейском соборе в верхнем этаже, собрав около двухсот пленных и раненых воинов русской армии, облив их керосином, сожгли живыми. Я не нахожу слов, чтобы описать все те пытки и истязания, которым подвергали немцы русских только за то, что они русские» (Цит. по книге «Правда о религии в России»).
Епископ Калужский Питирим (Свиридов) 8 апреля 1942 года свидетельствовал со скорбью: «Паства вверенной моему духовному руководству Калужской епархии около двух с половиной месяцев находилась под игом немецко-фашистской оккупации. Трудно и невозможно словами описать те нечеловеческие страдания, которые перенесли жители за это время от руки фашистов. В человеческой истории не было другой армии, которая опозорила бы себя такими зверствами над мирными жителями…
Предо мной убеленный сединами игумен Мартирий Гришин из села Ровки Плавского района Тульской области. Голос его надорван, сам сгорблен; со слезами на глазах он передает: «Прожил я на веку 68 лет, из них полсотни лет своей жизни отдал на служение Святой Церкви. На веку своем видел всякие ужасы, но то, что я видел и пережил при немцах, поистине является неописуемой мерзостью и запустением святыни.
Меня ужасало не то, что немцы ограбили меня дочиста и что они меня, старика, заставили раболепствовать пред ними и служить им, как раба, но мне было обидно за свой священный сан, который подвергся такому унижению со стороны фашистов, и тяжело было переживать осквернение нашего храма и его святынь. Во время службы они входили в храм в шапках, заходили в алтарь и своими погаными руками прикасались к престолу, святому Евангелию, Кресту. На ночь вводили в храм лошадей и тут же в храме испражнялись. А когда стали отступать, то взламывали замки, грабили наш храм и пушечными выстрелами привели его в негодность. Горит мое сердце глубокой ненавистью к этому проклятому врагу христианства, и свои старческие силы я рад отдать на защиту Родины».
С сердечной скорбью рассказывал священник села Ярлыкова Смоленской области Василий Лоскутов, как фашисты разграбили их храм, глумились над святынями – антиминсом, крестом и Евангелием, жгли святые иконы и превратили храм в уборную. «Наглее и циничнее надругательства над нашими храмами и его святынями нельзя было придумать. Меня искали, чтобы убить, но я сумел скрыться».
Такие вопли и стенания несутся от живых свидетелей этих поистине чудовищных издевательств фашистов над православными святынями…
В Калуге немецкими фашистами был расстрелян престарелый священник Василий Гречанинов. Он был убит на кладбище, где совершал панихиду на могиле. Были убиты регент Георгиевского храма Николай Гайчеров и монахиня Наталия Оболенская. Об этих страшных злодеяниях немецких извергов сообщают протоиереи города Калуги Иоанн Соловьев, Григорий Лысяк и Александр Анохин.
«В мрачные дни немецкой оккупации города Калуги мне пришлось быть все время в городе, – рассказывал отец Иоанн Соловьев. – Тревожные дни и ночи переживали все граждане, не успевшие эвакуироваться из города. Каких только зверств и насилий не испытали они! И на долю православного духовенства выпало немало бед и несчастий. Так, от руки гнусных убийц нашел смерть глубокий старец протоиерей Василий Гречанинов. В то время, когда он совершал на могилах городского кладбища панихиды по усопшим, его настигла вражеская пуля. Монахиня Наталия Оболенская была сражена также пулей в семь часов утра, при выходе за ворота своего дома. Почтенный регент церковного хора Георгиевской-за-Верхом церкви Николай Николаевич, идя после всенощной в пять часов вечера домой, за несколько шагов от своей квартиры пал от руки кровавых захватчиков».
Священник Лоскутов спасся от расстрела только потому, что успел вовремя скрыться. «Псаломщика моего Александра Рогожина с сыном Николаем увели в плен», – пишет мне священник Лоскутов.
Дикие немецкие насильники подвергли разрушению наши великие святыни.
Безо всякой нужды преднамеренно были обстреляны храмы Тулы. Некоторые храмы приведены в полную негодность. Так, разрушен храм в поселке Рогожине, обстреляны артиллерийским огнем храм Двенадцати Апостолов, кладбищенский Всесвятский храм.
С нарочитой целью были разрушены немцами храмы в селе Масловка, в Алексине, Успенский храм в Калуге, Мироносицкий в Серпухове, храм в селе Башмаковка Московской области и другие.
«Тяжесть фашистского ига и издевательства немцев над святынями нашими и над верующими вызвали высокий подъем патриотического чувства в сердцах верующих. Все с нетерпением ожидали часа освобождения от чужеземного ига и от религиозно-национального порабощения. Эта напряженность сказалась при богослужениях в усилившихся молитвах о воинах, а с приходом Красной армии – в торжественных молениях о даровании победы русскому оружию. Верующие молят об этом Господа коленопреклоненно и со слезами на глазах», – рассказывал мне протоиерей Григорий Лысяк.
Мое близкое общение с верующими Тульской области, совместное мое моление с ними в дни страстей Господних и торжественного праздника Пасхи Христовой дают мне право заявить, что могуч и непоколебим дух верующих, устремленный к победе над общим врагом человечества – немецким фашизмом. Не сокрушить и не поколебать решимости православных русских людей бороться до полного уничтожения врага, какими бы приманками и лестью последний ни обольщал их. Лицо зверя опознано. Православные русские люди верят, что гнев Божий истребит фашистскую свору, ибо пролитая ею кровь невинных жен и детей вопиет к небу об отмщении.
Православные люди Тульской области горят одним желанием, воодушевлены одной мыслью: как можно скорее победить ненавистного врага, об этом они горячо молятся вместе со мною за каждым богослужением».
Митрополит Николай (Ярушевич) писал в очерке «Разрушение и смерть», опубликованном в «Журнале Московской Патриархии» № 2 за октябрь 1943 года: «В марте этого года, в качестве члена Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию немецких злодеяний, я совершал поездку по только что тогда освобожденным древним русским городам: Ржеву – Калининской области, Сычевке, Гжатску, Вязьме – Смоленской области.
Эта поездка была самой тяжелой, какую когда-либо приходилось нам предпринимать: страшные картины виденного заполняют потрясенную до глубины душу.
Нет слов для описания злодеяний немцев во Ржеве. Страшное впечатление произвел мертвый город. На левом берегу, где торговая и жилая часть города, копошатся еще какие-то люди. А на правом берегу, на так называемой Советской стороне, где была деловая часть, не встретишь почти ни души. А в городе было 55 000 жителей.
…Мы прошли по улице Воровского, заминированной немцами при уходе из города, и в каждом уцелевшем деревянном доме находили трупы расстрелянных, задушенных, растоптанных насмерть немецкими каблуками жителей этих домов из мирного городского населения – и стариков, и женщин, и детей. Вот дом № 49. В нижнем этаже дома, в средней комнате и коридоре, лежат в разнообразных позах тела всей семьи владельца дома, служащего Садова: его самого с проломленной каблуками головой и обезображенным лицом, его застреленной жены, изнасилованной и задушенной старшей дочери Зинаиды 18 лет, сына Валентина 15 лет, убитого из револьвера в упор в правый глаз, и остальных детей, кончая пятимесячным ребенком в пеленках, с простреленной головой, выброшенным из детской кроватки на пол. Одна из девочек, лет 12, застыла сидящей на подоконнике с штыковой раной в сердце, с поднятыми руками, открытыми в ужасе глазами, с выражением во всей своей позе мольбы о пощаде. В доме № 47 мы нашли шесть трупов – трех женщин, девочки и двух малолетних детей. И так – в целом ряде домиков, по обеим сторонам этой улицы. Такие же картины и на Гражданской, Приволжской и других улицах.
Всех оставшихся в живых жителей города, числом около 200 человек, немцы согнали в Покровскую церковь; двери ее были плотно закрыты засовами, церковь заминирована, чтобы взорвать ее вместе с этими последними остатками мирного населения Ржева. Красная армия ворвалась в город раньше, чем это злодеяние было доведено до конца. Мы посетили этот храм. Диакон Ф. Тихомиров, один из ожидавших своей смерти в храме, с волнением рассказывал о том, как томились несчастные люди в церкви двое суток без пищи и воды, ожидая своей участи; в нестерпимой жажде слизывали грязный снег, запавший в храм через разбитые стекла; не могли успокоить непрекращавшегося плача и крика детей. Красноармейцев, открывших храм, долго не выпускали из своих объятий счастливые люди.
Когда я спросил диакона: «Как вы жили при немцах?» – он ответил: «Как? Сначала я вел счет побоям плеткой и каблуками, которым я подвергался за то, что не мог по старости выполнять назначаемой мне тяжелой работы, насчитал 30 избиений, а потом и счет потерял».
Священник этой церкви Андрей Попов был расстрелян немцами еще 13 сентября 1942 года на глазах этого диакона у паперти своего храма, без всякого повода.
В г. Сычевка, в числе сожженных и взорванных немцами зданий, погиб музей с пятью тысячами картин, среди которых были картины кисти Репина, Левитана и других корифеев русского искусства.
Здесь погибли взорванные здания всех школ и всех коммунальных предприятий и городских учреждений.
В этом городе, при отступлении немцы разрушили путем взрыва все семь православных и старообрядческих церквей города, в том числе два собора. Говорили нам, что для взрыва одного из этих соборов, так называемого Синягинского, было заложено более 20 бомб по тонне, и силою взрыва было убито 40 немецких минеров.
Склонив головы, останавливались мы перед всеми проявлениями неслыханного варварства фашистских разбойников, и в сердце бушевали волны священного гнева.
Издевательства над верующими со стороны немецких захватчиков принимали самые разнообразные формы. В этом нет предела для изобретательности фашистских извергов.
Верующие г. Сычевка рассказали нам, как после захвата города немецкий комендант и представитель вновь созданной городской управы, собрав верующих около храма, произносили напыщенные речи перед верующими: «Вы только при нас можете свободно молиться в своих храмах». Через короткое время фашисты наглядно подтвердили свое торжественное заверение: в ближайший праздничный день, когда верующие собрались в храме, одевшись, по русской традиции, в лучшую праздничную одежду, комендант приказал солдатам оцепить храм, и все до одного выходившие из храма богомольцы на морозном воздухе подвергались организованному ограблению в целях издевательства; бандиты стаскивали со всех пальто, шубы, шерстяные платки, шапки, валенки, рукавицы и полураздетыми среди зимы гнали верующих по домам…
В Гжатске мы побывали на месте, где стояла взорванная немцами в день ухода церковь, в которой до последних дней при немецкой оккупации совершалось богослужение. Куски искромсанной взрывом церковной утвари разбросаны по всей ограде, застряли в ветвях берез, окружавших храм, и верующие с благоговением собирают их, складывая на земле, и извлекают их из-под груды обломков, оставшихся от прекрасного и благоустроенного храма. Здесь, на развалинах этой церкви, сразу после прихода Красной армии, верующие, как они рассказали нам, со слезами молились за благодарственным молебном, радуясь своему освобождению.
Местный священник Иоанн Алексеев рассказывал нам о бесчисленных случаях голодной смерти жителей города в месяцы немецкой оккупации…
В Вязьме немцы разрушили при своем уходе и несколько самых лучших церквей: Духовскую, Троицкую и другие. На кладбище нам показали огромный ров, в который сброшены тела трех с половиной тысяч мирных людей, расстрелянных и замученных фашистами. И здесь лишь небольшой слой земли прикрыл тела несчастных жертв, среди которых мы видели много детей, женщин и стариков.
Сам город подобен огромному мертвому кладбищу взорванных, разрушенных, сожженных домов, вырубленных парков и садов: из 5500 зданий уцелел лишь 51 маленький домик на окраине города. Все взорвано и сожжено немцами при отступлении, хотя боев в самой Вязьме не было, и никакими стратегическими соображениями немцы объяснить своего варварства не могут.
Вязьма расположена на холмах. Я взошел на один из них, посмотрел вокруг на панораму города, открывшуюся передо мной. Всюду, куда достигает взгляд, – горы кирпича или коробки выжженных домов. Мой разум не мог найти объяснения этому бессмысленному жесточайшему разрушению. Разве только злоба отчаяния могла породить это безумие. Немцы не хотели думать, что им придется отсюда уйти…
Всюду – смерть и разрушение.
Все эти жуткие картины, неизгладимо запечатлеваясь в сердце и памяти, могут будить только одно чувство: священной ненависти к врагу, который в своей душе не имеет ни искры человеческих чувств, который заполнен только сатанинской злобой, толкающей его на разрушение наших культурных ценностей, наших святынь, на мучения и истребление мирных людей. Священная ненависть, в свою очередь, повелительно зовет к такой же священной мести».
В «Журнале Московской Патриархии» публиковались статьи, объясняющие право христиан на священную ненависть, как назвал это общее чувство русского народа к фашистам митрополит Николай (Ярушевич).
«У многих вдумчивых религиозных людей часто возникает вопрос: как сочетать присущую всякому патриоту потребность с мечом в руках защищать свою Родину, когда на нее нападает враг, с требованиями Церкви, проповедующей любовь и всепрощение? Многие спрашивают, благословляет ли Бог войну?» – так писал митрополит Алексий в книге «Христианство и война с гитлеризмом». Приводя примеры из Священного Писания, рассказывая о библейском Аврааме, который, будучи образцом «кротости и благочестия, воевал за своих единоплеменников и союзников», о победившем Голиафа Давиде, о равноапостольном царе Константине, Владыка Алексий отвечает на вопрос: «Итак, Бог благословляет справедливую войну во имя победы добра над злом.
Сколько зла принес в мир гитлеризм! Как ядовитый зловонный поток, разлился он по лицу земли, уничтожая многовековую культуру, не оставляя на своем пути ничего, кроме разрушения и всеобщего горя.
Ужас, негодование, ненависть к насильнику – вот какие чувства вызывают немецко-фашистские варвары у каждого честного человека.
Долг народов – остановить этот поток беззакония и насилия, освободить угнетенные страны от ужасов порабощения фашизмом и возвратить мир народам…
Верующие люди не могут смотреть на события иначе как очами веры. И они видят в этом нарастании успехов нашей Красной армии осязательную помощь Божию русскому оружию, помощь Божию правому делу. Они видят и чувствуют, что Бог благословляет справедливую народную войну против гитлеровских захватчиков. Ведь в победе над ними заключается залог прекращения фашистского зла, залог процветания жизни и культуры человечества».
Статья протоиерея Николая Хавьюзова, название которой также содержала в себе вопрос «Можно ли простить фашистов?» была опубликована в «Журнале Московской Патриархии» в мае 1945 года, с подзаголовком «Мысли православного священника».
«Папа Римский в своих последних выступлениях призывает правительства объединенных наций простить руководителям фашистского режима все их чудовищные преступления, – писал отец Николай. – К тому же приглашают и некоторые католические издания. Эта проповедь мотивируется не только “гуманистическими” настроениями, но и христианской моралью. В свое время учением Христа обосновывалась и необходимость инквизиции.
Мы не будем вдаваться в то, какими расчетами – политическими или христианскими – руководствуется католическая печать в своей защите фашистов. Для нас это вполне ясно.
Мы хотим показать, что с точки зрения правильно понятого христианского учения фашисты, безусловно, должны понести заслуженное наказание за все свои жестокости, что возмездие для них неотвратимо. Слова Спасителя о любви к личным врагам, о прощении личных обид нельзя распространять на фашизм, его идеологов и последователей.
Нам важна не буква, а дух христианского учения (2 Кор. 3, 6). И, рассуждая по духу Христова учения, мы соглашаемся с тем, что «немецко-фашистские варвары у каждого честного человека вызывают ужас, негодование, ненависть к насильнику» и, следовательно, мы обязаны заботиться «о даровании окончательной победы над врагом, победы полной и совершенной, чтобы навсегда истребилось само воспоминание о человеконенавистническом учении фашизма».
И этот взгляд Православной Церкви вполне отвечает учению Христа и Его апостолов.
Если мы признаем провиденциализм, признаем возмездие за совершенные проступки и здесь, на земле, то говорить о прощении тех, кто залил кровью все человечество, кто уничтожает все лучшие достижения человеческого гения, кто в своей дьявольской жестокости убивает и истязает стариков, женщин, детей – говорить о прощении их, значит, «подвергать себя тому же осуждению, что и фашисты, утопающие в крови своих жертв».
По отношению к фашистам нельзя говорить о мести. Месть не всегда справедлива; она подвержена страсти и ослеплению. Фашистов ожидает возмездие, то есть справедливое, беспристрастное воздаяние за то, что ими сделано.
Они первые нарушили мир всего мира, они первые подняли оружие, они начали хладнокровно обдуманное истребление людей, они стояли и стоят на страже зла. Они «взяли меч», они «от меча и погибнут» (Мф. 26, 53), «что посеяли, то и пожнут» (Гал. 6, 7), ибо сказано еще в древности: «Мне отмщение, и Аз воздам». (Втор. 32, 35). Как воздаст? Через людей, которые будут исполнителями Его воли, как это часто было в Ветхом Завете.
Справедливое возмездие для фашистов оправдывается всем ходом исторической жизни человечества. Раньше это возмездие принимало большею частью стихийные формы, теперь же, с ростом космополитической солидарности, цивилизации и культуры, оно примет форму общечеловеческого закона. Фашисты предстанут перед судом всего человечества, и этот суд будет подлинным «гласом Божиим», «трубным гласом», карающим сурово и справедливо.
Да, Христос молился о прощении Своих мучителей – но ведь те не знали, что делали (Лк. 23, 34). О Иуде Он не молился, а сказал, что ему «лучше было бы не родиться» (Мк. 14, 21). Фашисты, как и Иуда, знали, что делали, зачем делали и как делали. Крым, Киев, Люблин, Майданек и другие места фашистских зверств невозможно забыть.
Христом сказано: «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7, 2), или: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Мф. 7, 12). Эти слова говорят сами за себя. В них нет древнееврейского «око за око», в них заключено христианское понятие возмездия. Фашисты уничтожали женщин и детей. Значит ли это, что и мы должны поступать так же? Конечно, нет, это значит лишь то, что фашисты должны быть наказаны соответственно своей вине…
Святые отцы не говорили «о всепрощении» явных преступников; они соглашались с тем, что преступник должен быть наказан и сами обращались к гражданской власти с просьбой наказать нарушителей и церковного и общественного благочиния. Убийство же врагов на войне они считали делом «законным и похвалы достойным».
Итак, с христианской точки зрения нет абсолютно никаких оснований для прощения нацистам их кровавых преступлений. Никакие софистические измышления нацистских адвокатов не помогут им избежать заслуженной кары. Ссылки на христианское милосердие просто неуместны, так как «суд без милости не сотворшему милости».
Вот, что писал по этому поводу архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) в статье «Праведный суд народа», опубликованной «Журналом Московской Патриархии» в № 2 за 1944 год.
«Неслыханные злодеяния захватчиков-фашистов не могут ни в коем случае оставаться безнаказанными. Абсолютно необходимое наказание их решено. В Харьковском процессе о немецких злодеяниях участь палачей решена высшим судьей – коллективной волей всего народа. А на Тегеранской конференции глав трех великих держав такое решение получило еще высшую санкцию – в волеизъявлении всех демократических государств о суде над виновниками мировой войны и над всеми исполнителями их бесчеловечных приказов.
Совесть народа не терпит и в своей среде нарушений нравственных требований, имеющих всеобщее значение, и настоятельно требует смерти злодеев. Всеобщность тягчайших преступлений против безусловных норм человеческого общежития, не говоря уже о высшей норме христианской любви, ставших законом в фашистских армиях, не только не уменьшает их значения, но, напротив, в самой крайней степени увеличивает его. Ибо если отдельные исключительные злодеяния в мирное время грозят разрушением правовых и этических основ общества и государства и настоятельно требуют смертной казни преступников, то те же злодеяния, умноженные в миллионы раз немцами и их союзниками во время войны, неизбежно приведут ко всеобщему одичанию человечества и перманентной войне всех против всех, если останутся безнаказанными. Это инстинктивно понимают народы СССР и всех оккупированных немцами стран, и потому так велик и страшен их гнев против извергов-фашистов, потому так единодушно аплодировали тысячи зрителей повешения краснодарских и харьковских палачей.
А казнь обер-фюрера орды палачей и его ближайших сообщников-нацистов будет великим праздником для попранного нравственного чувства всей той части человечества, в которой живет закон правды, а не закон насилия.
И Церковь Христова, высшая носительница закона правды, не останется в стороне от этого праздника, ибо это будет победа над силами зла, возмутившими все человечество, наказание антихристов, поправших закон братства и любви; и вместе с тем это будет праздник освобождения немецкого народа от власти правительства, поставившего своей целью уничтожение совести в своем народе. Это ли не великий праздник для Церкви!
Смертная казнь узаконена в боговдохновенном законе Моисеевом и широко применялась над всеми преступниками, деяния которых грозили духовной и религиозной целостности израильского народа, его нравственной чистоте, обязательной для избранного народа Божия. Весь народ побивал камнями хулителей закона и отступников от него, нарушителей чистоты брака, распущенных и развращенных сыновей, оскорбителей своих родителей. Поступок Финееса, казнившего блудодействовавших еврея и моавитянку и тем положившего конец растлению еврейского народа в смешении с язычниками-моавитянами, превозносится в Священном Писании как великий и святой подвиг. Так же оценивается казнь пророком Илией 400 языческих жрецов. Сам Бог посылал страшные казни на ассирийцев, угнетавших и истреблявших народ израильский, и на Дафана и Авирона с их сообщниками.
Но, может быть, кого-либо смущают слова Божии: «Мне отмщение, и Аз воздам» (Втор. 32–35). Можно ли понимать эти великие слова в абсолютном смысле, как полное отрицание человеческого права судить и наказывать преступников? Конечно, нет. Уже самым фактом узаконения смертной казни, в Ветхом завете исключается такое понимание. Моисей был судьей народа израильского, сперва единоличным, а позже при содействии поставленных им начальников, которых он уполномочил производить суд. После Иисуса Навина во главе народа стояли судьи, самое название которых показывает, что судебные функции были основной их прерогативой. Эти факты показывают, что судебные и карательные функции не считались противоречащими слову пророческому «Мне отмщение, и Аз воздам». Подлинный смысл этого заявления о высших правах Божиих объясняют нам слова Павловы. «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию, ибо написано: «Мне отмщение, и Аз воздам, говорит Господь» (Рим. 12, 19). Жаждущий мести человек часто несправедлив в оценке действий и чувств своего врага, и месть должен предоставить всеведущему Богу. Но личная месть совсем не то, что казнь преступника по приговору суда, свободного от страсти и личных побуждений. Не за себя мстит суд, а охраняет общество и государство от потрясений важнейшей основы единства и силы государства права и законов. Без этой, чрезвычайно важной, функции суда не может обходиться никакая государственная и общественная власть, ибо иначе неизбежно погружение в темную область анархии.
Карательной функции судьи апостол Павел придает даже значение служения Богу: «Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое» (Рим. 13, 4).
Господь Иисус Христос отклонил от себя санкцию смертной казни в известной истории с приведенной к нему женщиной, уличенной в прелюбодеянии (1 Ин. 8). Да, он не подтвердил обязательности побиения ее камнями по закону Моисееву, а ответил глубочайшими и святейшими словами: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Над суровостью ветхозаветного закона восторжествовал свет нового закона милости, превозносящейся над судом. Мог ли сердцеведец Христос признать правду казни слабой женщины за грех, в котором были повинны и ее судьи – законники? Но сопоставьте столь обыкновенную вину этой несчастной женщины с сатанинскими преступлениями немцев, закапывающих живыми и бросающими в огонь крошечных детей, и станет очевидным, что нельзя святой ответ Сына Божия о женщине, взятой в прелюбодеянии, приводить как аргумент против казни палачей, истребляющих тысячи невинных людей в своих дьявольских «душегубках».
Можно ли, говоря об извергах-немцах, вспоминать о святой заповеди Христовой «любите врагов ваших»? Нет, нет, ни в коем случае нельзя! Нельзя потому, что любить их совершенно и абсолютно невозможно не только для людей, но и для ангелов, и для самого Бога Любви. Ибо и Бог ненавидит зло и истребляет злодеев. Изверги-немцы не только наши, но Божии враги, и кто же может, кто смеет говорить о любви к врагам Божиим!
Я назвал немецких оккупантов антихристами. По праву ли, по справедливости? Это право дал мне святой Апостол Иоанн Богослов, вот что сказавший: «Дети Божии и дети диавола узнаются так: всякий не делающий правды не есть от Бога, равно и не любящий брата своего» (1 Ин. 3, 10)».
Оккупационные власти рассматривали духовенство и верующих как союзников нового порядка, рассчитывая, что репрессии против Церкви, священников и верующих не поддерживались в народе и вызывали сопротивление населения СССР.
В Главном управления имперской безопасности был создан специальный отдел по делам Церкви, который контролировал деятельность религиозных организаций и вербовал агентов из числа священнослужителей. Он также развивал и поддерживал религиозное движение как враждебное большевизму.
И верующие стали возвращать в храмы спрятанные от безбожной власти иконы, предметы церковного обихода. Люди видели в немцах избавителей от атеистов-большевиков.
Немецкие власти искали священников для открытых церквей. Многие священники к этому времени были уничтожены, остальные томились в лагерях. Но находились священники, сложившие с себя сан в годы репрессий и начавшие служить в советских учреждениях. Таких и привлекали во вновь открытые храмы.
Религия у оккупантов была плановая, соответственно директивам.
Директива
Главного управления имперской безопасности
от 31 октября 1941 года
Разрешение вопроса о церкви в оккупированных восточных областях
«Среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденного от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть церкви или церквей, что особенно относится к старшему поколению, в то время как более молодое поколение смотрит на это безразлично (также результат коммунистическо-атеистического школьного воспитания).
Возникает вопрос, надо ли говорить о возвращении попов всех вероисповеданий (что уже произошло в определенных местах), или надлежит разрешить иным способом, или направить на иной путь разрешение вопроса о несомненно наблюдающемся среди населения восточных областей желании вернуться к какой-либо религиозной деятельности.
Христианско-церковное миропонимание всех вероисповеданий, которые, несомненно, в ближайшее время будут драться за завоевание новой земли на Востоке, достигает своей высшей степени в определении еврейского народа как «народа, избранного Богом», который также выдвинул из своих рядов богоподобных проповедников такого взгляда на религию.
Германо-немецкие правители и правящие круги, призванные осуществлять руководство оккупированными восточными областями, запутались бы в противоречиях (особенно в вопросах, касающихся молодого поколения восточных областей), если бы они, с одной стороны, попытались совершенно искоренить большевизм как чистейшее воплощение еврейства в его духовной основе и, с другой стороны, молчаливо и терпеливо переносили то, как тот самый еврейский народ, который в течение 25 лет держал великий народ под ужасающим большевистским террором, теперь вдруг сразу был бы выставлен попами всех вероисповеданий как «народ, избранный Богом».
Учитывая чуткость русского народа к вопросам религии, нам надлежит охранить себя от таких противоречий. В противном случае в массах этого народа произошло бы духовное замешательство, которое, если только оно появилось, не так легко устранить.
Поэтому я вижу большую политическую опасность, равно как и опасность в области мировоззрения в том, что в настоящее время в восточные области необдуманно допускают священнослужителей всех вероисповеданий. Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит дать какую-то форму религии. Возникает вопрос: какую?
Следовало бы установить, что ни при каких обстоятельствах не надлежит преподносить народным массам такое учение о Боге, которое глубоко пустило свои корни в еврейство, и духовная основа которого заимствована из такого понимания религии, как понимают ее евреи. Таким образом, надо проповедовать во всех отношениях свободное от еврейского влияния учение о Боге, для чего надлежало бы найти проповедников и прежде, чем выпускать их в массы русского народа, дать им соответствующее направление и образование. То, что теперь уже во многих местах церкви с попами, связанными вероисповеданием, не открываются вновь и что этому даже способствуют германские органы власти, вызовет лишь религиозную реакцию, которая когда-нибудь (поскольку аполитических церквей не существует) может оказаться таковой в политическом отношении и будет противостоять необходимому освобождению восточных областей.
Поэтому крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения толковать народу свободную от еврейского влияния религию.
Ясно, что заключение «избранного Богом народа» в гетто и искоренение этого народа, главного виновника политического преступления Европы, являются принудительными мероприятиями, особенно в зараженных евреями областях, ни в коем случае не должны нарушаться духовенством, которое, исходя из установки Православной Церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства.
Из вышесказанного явствует, что разрешение церковного вопроса в оккупированных восточных областях является чрезвычайно важной в интересах освобождения этих областей задачей, которая при некотором умении может быть великолепно разрешена в пользу религии, свободной от еврейского влияния. Эта задача имеет, однако, своей предпосылкой закрытие находящихся в восточных областях церквей, зараженных еврейскими догматами».
(Текст директивы приводится по изданию: «Российский государственный архив социально-политической истории»).
Эта директива раскрывает планы немецкого командования в отношении Церкви.
Расистская теория определила бы участь православия в случае победы немецкого фашизма. Православия попросту бы не стало. И вместо священников были бы созданы новые проповедники новой религии фюрера, лишенной христианских догматов.
Таким образом, коллаборационизм, сотрудничество русских священников с немецкими властями на оккупированных территориях, было обречено на провал.
В 1943 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви принял определение, которое гласило:
«Рядом с отрадными явлениями патриотической деятельности православного духовенства и мирян тем печальнее видеть явления противоположного характера. Среди духовенства и мирян находятся такие, которые, позабыв страх Божий, дерзают на общей беде строить свое благополучие. Встречают немцев как желанных гостей, устраиваются к ним на службу и иногда доходят до прямого предательства, выдавая врагу своих собратий, например, партизан и других, жертвующих собою за Родину. Услужливая совесть, конечно, всегда готова подсказать оправдание и для такого поведения. Но Иудино предательство никогда не перестанет быть Иудиным предательством.
Как Иуда, погубив свою душу, и телом понес исключительное наказание еще здесь на земле, так и эти предатели, уготовляя себе гибель вечную, не минуют и Каиновой участи на земле. Фашисты понесут справедливую кару за свои грабежи, убийства и прочие злодеяния. Не могут ожидать себе пощады и эти приспешники фашистов, думавшие поживиться за их спиной, на счет своих братий.
Святая Православная Церковь, как русская, так и восточная, уже вынесла свое осуждение изменникам христианскому делу и предателям Церкви. И мы сегодня, собравшиеся во имя Отца, Сына и Святого Духа, подтверждаем это осуждение и постановляем: всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма как против Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик лишенным сана. Аминь.
СЕРГИИ, Митрополит Московский и Коломенский
АЛЕКСИИ, Митрополит Ленинградский НИКОЛАИ, Митрополит Киевский и Галицкий
ЛУКА, Архиепископ Красноярский ИОАНН, Архиепископ Сарапульский АНДРЕИ, Архиепископ Казанский АЛЕКСИИ, Архиепископ Куйбышевский СТЕФАН, Архиепископ Уфимский СЕРГИИ, Архиепископ Горьковский и Арзамасский
ИОАНН, Архиепископ Ярославский и Ростовский
АЛЕКСИИ, Архиепископ Рязанский ВАСИЛИИ, Архиепископ Калининский и Смоленский
ВАРФОЛОМЕЙ, Архиепископ Новосибирский и Барнаульский ГРИГОРИЙ, Архиепископ Саратовский и Сталинградский
АЛЕКСАНДР, Епископ Молотовский ПИТИРИМ, Епископ Курский ВЕНИАМИН, Епископ Кировский ДИМИТРИЙ, Епископ Ульяновский ЕЛЕВФЕРИЙ, Епископ Ростовский
г. Москва, 8 сентября 1943 г.» (Текст приводится по изданию: «Журнал Московской Патриархии». – 1943. – № 1).
Войти с помощью соц. сетей: