Отсекая лишние пути

Допустим, решая какую-либо задачу, мы уже определились с проблематизацией. Если мозг выдаст интересную гипотезу, подскажет, где можно искать решение (например, по аналогии с уже известной задачей), то, срезая углы, можно попробовать пойти напрямик. Если удастся, оказавшись на островке Неизведанного, осмотреться и понять, что мы попали, куда надо, значит, решение почти у нас в руках. Но ведь мы можем попасть и не туда! Откуда возьмётся интересная гипотеза? А вот вспомним Киплинга и его «слуг интеллекта» по именам: умение ставить правильные вопросы не возникает по приказу или только из осознания необходимости обладать этим умением. Просто же перечислять всевозможные вопросы «обо всём» неэффективно. Требуется первоначальное препарирование проблемы, в результате которого можно проследить или предположить историю (временную и пространственную) каждой из частей задачи. Установление (пусть даже неверных) причинно-следственных связей между отдельными её элементами уже позволяет осмысленно ставить вопросы – ведь их нужно задавать по поводу чего-то конкретного. А набор гипотез о поведении отдельных частей системы как раз и позволяет испытывать их (гипотезы) уточняющими и дополняющими вопросами.

Здесь очень кстати придется один из важнейших принципов ландаматики – «принцип снежного кома». Введём по аналогии «принцип снеговика» и используем его не для обучения, а для того, чтобы последовательно приближаться к полному решению, рассматривая отдельные, сравнительно простые части задачи. Скатаем сначала отдельные маленькие «комочки», потом каждый из них «покатаем», пока не станет ясно, как он входит в состав всей конструкции. В конце соберём всего «снеговика». То есть: сложную и большую задачу мы разбиваем на отдельные части, маленькие задачи, которые легко исследовать и решать. А потом переходим на иной качественно уровень рассуждений (вновь срезая угол!) – и объединяем, сращиваем отдельные элементы решения.

Скачок через пропасть

В реальной жизни творческое мышление позволяет найти решение проблем, совсем не похожих на задачи с наверняка имеющимся решением и однозначным ответом. В сложных, поисковых задачах ответ не обязательно единственный. Ответа – по крайней мере, в ожидаемом виде – может и не быть вовсе.

Творческие задачи, как правило, носят такой характер, что решение их просто обязано быть нестандартным. Однако и в поисках такого решения (или нескольких возможных решений) весьма полезны оказываются стандартные эвристические принципы. В каждой задаче они используются в различных комбинациях и на разных этапах решения.

Говорят: мышь, прижатая к стене, от отчаяния способна стать тигром. Так и мысль, попавшая в тупик, может обратиться к совершенно невозможному – на первый взгляд! – решению. То, что казалось поначалу абсолютно безумной идеей, после «прокручивания» в мозгу уже таковым не кажется. Что происходит? Мысль совершает отчаянный и безрассудный «прыжок в неизвестное» и «приземляется» на другом берегу. Вот там-то, оказывается, и удаётся найти необходимые элементы решения.

Для нахождения нестандартного и неожиданного решения этот «принцип отчаявшейся мыши» (он близок «принципу паутинки») очень важен. Вот только нужно, чтобы мозг был способен выдвигать такие сумасшедшие идеи! Но затем и тренируем его.

Иногда, впрочем, «безумное» решение – самое простое и практичное. Вот, скажем, задача Короля из «Мэри Поппинс»: если двенадцать человек, работая по восемь часов в день, должны выкопать яму глубиной в десять с половиной миль, сколько времени пройдёт – считая и воскресные дни! – прежде чем они положат свои лопаты? Разве можно решать эту задачу всерьёз? Приходится искать некое простое и прямолинейное решение. Кошка быстро находит его: «Три секунды. За это время они, конечно, поймут, что им никогда не вырыть такой ямы, да и рыть её незачем!»

Такое практичное решение – на самом деле результат иного взгляда на проблему, умение «перепрыгнуть» через барьер условия. Чтобы увидеть возможность или даже единственность «безумного» решения, нужно особое внимание к деталям «пространства проблемы».

Задача из жизни

Пример из моего опыта игры в «Что? Где? Когда?». На стол знатоков поставили разнос. На нём – самовар, сахарница, сушки на блюдце, стакан. Из самовара налили чаю в стакан, бросили в чай кусок сахара. После чего был задан вопрос: «Скажите, как на космической станции «Венера-4» был устроен замок антенны?»

Понятно, что на разносе собраны все исходные данные и имеется ключ к решению. Вот тут мои коллеги из команды знатоков начинают выдвигать различные гипотезы, например, поворачивают так и эдак краник самовара – ведь похоже на механизм? Предположений множество, ведь заданная информация явно избыточна.

Я, осмотревшись во множестве начальных данных (вот он – «принцип проникновения»!), пытаюсь отсечь лишние сведения. Понимаю: чай налит неспроста. Да и сахар тоже имеет отношение к делу. И вот тут включается запас НЗ: я вспомнил книгу Валентина Пикуля «Моонзунд». Там описан эпизод минирования с кораблей акватории Балтийского моря во время Первой мировой. Чтобы мины автоматически становились на боевой взвод, их снабжали предохранителями, сделанными из сахара (кстати, пропитанного хинином – чтобы морячки сахар не воровали). Мина опускается в воду, вода растворяет сахар и у мины «ушки на макушке» – лучше не трогай!

Всё это прекрасно – но где там в космосе (точнее, на Венере) вода, чтобы растворить сахар? И вот вновь срабатывает память, получившая от сознания бессловесно оформленный запрос – как связаны вода и Венера? В то время, когда эта станция была в полёте (а это 1960-е годы!), как раз был опубликован фантастический роман Александра Казанцева «Планета бурь». Автор опирался на мнение учёных, в ту пору полагавших, что поверхность Венеры сплошь покрыта водой. Так что станция должна была работать в рамках этой парадигмы.

Конечно, меня несколько смущали факты новых данных, согласно которым температура на поверхности планеты превышала 400 градусов по Цельсию. Поэтому при ответе я подстраховался и осторожно сказал: замок антенны был сделан из сахара, который должен либо раствориться, либо расплавиться на поверхности планеты. Так был найден верный ответ – после того, как подсознание «вытащило» в оперативную память мозга сведения о растворении в воде сахарных предохранителей.

В свое время мой научный руководитель в МГУ, Михаил Александрович Розов, высказал мысль, что знание – это есть нечто неизвестное, сведенное к чему-то известному. Вот она – теоретическая база вышеприведенного практического примера.