Глава 24

Один за другим, как капли проливного дождя, пролетали дни, быстро-быстро, я не успевал опомниться, и оторваться от учебы, чтобы заметить течение времени. Кажется, еще вчера был март, а сегодня, уже, середина мая, и приближаются экзамены, и присяга.

Не подумайте, время не было потрачено зря. За эти месяцы нас многому научили, мы участвовали на практических занятиях по абордажам, и десантированию, именно таких, какими они должны быть в боевой обстановке, а не похожие на экскурсию тренировки.

Мы нарабатывали навыки правильной высадки на борт вражеских кораблей, когда, сначала занимают боевые позиции абордажные боевые роботы, АБО, что бы под их прикрытием, мы могли развернуться, и начать наступление на противника.

Народ, я управлял одним АБО! Вернее, настраивал его перед атакой, и давал ему команды на протяжении всего абордажа. Классная штука, управляемая тысячами алгоритмов, предусматривающих действия, практически в любой ситуации.

Боевые роботы бывают разными по размерам, форме, и вооружению. Бывают человекоподобные, похожие на насекомых, животных, а бывают вообще, очень странных форм, и конструкций. Все на усмотрение проектировщика, в зависимости от задачи, которая будет решаться при помощи машины. Есть роботы автономные, практически на искусственном интеллекте, но не дотягивающие до него, а есть те, где необходимо присутствие оператора, для координации действий.

Наш робот Т34АП был похож на большую равнобедренную треугольную тумбочку, высотой и шириной в полтора метра. Он занимал собой половину пространства палубного коридора, оставляя место для атакующих маневров, и предоставляя замечательное укрытие за своим основанием для морских пехотинцев.

Наш АБО двигался на гусеничной платформе, как корабль, своим острым носом вперед, ведя мощный огонь на подавление из двух пулеметов ПКР2586, а мы, пригнувшись, шли за ним, имея возможность вести точечный огонь поверх робота. Были у него и возможности форсажного антигравитационного прыжка, как вперед, так и вверх, только их количество было ограниченно, а также функция самоуничтожения, что бы не достался врагу. Мощное бронирование, форма носа, делали его очень полезным в условиях закрытого пространства корабельной палубы, но, как и у всех военных машин, у него была слабая сторона, а именно, его основание, за которым мы прятались. В нем был люк, через который можно было провести перезарядку, и осуществлялось ручное управление роботом. Сами понимаете, люк намного слабее по бронированию, чем лобовая часть, а еще, он обладал слабой маневренностью. Поэтому в самом начале высадки, в атаку шли небольшие, маневренные дроны, которые чаще всего сразу и уничтожались, но свою задачу выполняли, создавали перегрузку оборонительных позиций противника, позволяя выгрузиться, и развернуться Т34АП, а затем и силам морской пехоты.

В отличие от абордажа, наземное развертывание происходило с использованием других автоматизированных установок ведения боя. Да, дроны так же присутствовали, и чаще выживали, но первыми выходили, вернее, вылетали похожие на веретено оборонительные боевые турели, ОБТ, которые углублялись в грунт, или асфальт, и могли вести круговою оборону, позволяя бойцам найти укрытие, и занять позиции. Вооружение этих оборонительных роботов варьировалось от пулеметов, до станковых гранатометов, встречались и передвижные пзрк, для прикрытия воздушного пространства. Более мощным вооружением обладал сам десантный бот, который обладал хорошей защитой, и превращался в опорный пункт после высадки, обладая возможностью уничтожить танк, если понадобится, и обеспечивающий противовоздушную оборону, во время высадки. А дальше, в бой вступали мы, морская пехота, которая высаживалась минимум в составе роты, где обязательно присутствовало несколько отделений в средних, и тяжелых пехотных доспехах, могущих создать конкуренцию танковому взводу, а уж если была рота, оснащенная бронированной боевой техникой…. В общем, очень нехороший сюрприз ждал наших противников.

Но, как бы я не расписывал наши преимущества, нехорошие сюрпризы, могли ожидать и нас, такие, как ракетный, или артиллерийский обстрел, атаки авиации, или наземных сил противника большей численностью, чем наши подразделения. Именно в таких условиях, мы и должны были вести бой, и выполнять поставленные задачи. Нам показывали видеозаписи… ад, хаос, просто жесть, большего не скажу, слов нет.

Высадка казалась невозможной, даже, когда наш флот перегружал оборонительный контур противника, вел радиоэлектронную борьбу, вводил в бой авиацию, осуществляющую прикрытие десантных ботов, что только не шло в ход, даже дымовые завесы. Сами боты во время десантирования осуществляли противозенитные маневры, выбрасывали тепловые ловушки, ложные цели, отстреливались из автономных систем противовоздушной обороны.

Все это не сравнится с прибытием на планету, и разверткой боевых порядков планетарных атакующих сил. Как туристы, они приходили на готовое, когда мы уже уничтожили системы ПВО, захватили плацдарм, отбросили противника, возможно, захватили командные пункты, или посты управления системой обороны. Они не десантировались в ботах, а спускались на планету в десантнотранспортных кораблях, из которых затем четкими рядами, без спешки, выходила пехота, тяжелая техника, артиллерия, разворачивался штаб, проводилась дополнительная разведка, и только потом, начиналась военная операция, по всем правилам современной науки.

Морская пехота после прихода 'береговых крыс' зализывала раны, отлеживалась в госпиталях, возвращалась на звездолеты, к которым была приписана, проводила ремонт техники, мы уже выполнили свою задачу, и были больше не нужны, если, только, не возникало внештатных ситуаций, но они бывали редко. Потому что флот все также вел разведку с орбиты, помогал осуществлять координацию планетарным войскам, и поддерживал их, если не обходимо, орбитальными ударами, которые использовались крайне редко, так как кроме военных сил противника, на планете находилось мирное население, а мы не варвары, что бы рушить, и уничтожать все, и всех.

Так что, служба в морской пехоте была опасна и трудна, кто-то называл нас смертниками, кто-то восхищался, но все сходились в одном, именно мы были элитой вооруженных сил Российской Империи, всегда на острие атаки, всегда готовы к бою, хоть с самим чертом, и готовы к смерти.

***

Произошла у меня за это время и встреча с Крыловым. Я возвращался с очередного футбольного матча, грязный, и мокрый, хоть и брал с собой запасную форму, но волосы и лицо были, как будто я вылез из болота.

Крылов стоял в окружении других курсантов первогодок, матросов, капралов и старшин, и о чем-то с ними беседовал. Морпехи очень внимательно его слушали, кивали, что-то говорили в ответ.

— Свинья везде грязь найдет! — заметил меня он, когда я проходил мимо.

Я не принял это на свой счет, и, как ни в чем, ни бывало, пошел дальше.

— Туров, отвечать, когда к тебе обращается старший по званию! — рявкнул он мне в спину.

Я встал по стойке смирно, обернулся, и ответил:

— Извините, Ваше благородие! Откуда мне знать, что Вы разговариваете со мной. — я сделал удивленное лицо, — Вы же до этого обращались к другим матросам, рассказывая истории из своей жизни.

Ах, как его перекосило. Его лицо от гнева налилось красным, как помидор, и он подошел ко мне.

— Ты что себе позволяешь старшина?! — прошипел он. — Совсем охренел?! Ты разговариваешь со старшим по званию!

— Ничего не позволяю, Ваше благородие. — я сильнее вытянулся смирно, и громко отвечал. — Только констатирую факты.

— Да я тебя….- он задыхался от злости. — Щенок, выкидыш коровы, ты сейчас узнаешь у меня, как разговаривать со старшими!

— Вы мне угрожаете, Ваше благородие?! — я сделал шаг назад, и говорил нарочито громко. — Это нарушение устава, и превышение должностных полномочий!

— И что ты сделаешь? — зло оскалился он, показав свои зубы. — Пожалуешься на меня в учебный отдел, старшина?

Хорошая идея. Какой он умница, я сам не догадался, так он подсказал. Только…

— Пожалуй, да. — я подшагнул вплотную к нему, и посмотрел в его злющие зенки. — Только не в учебный отдел, а скажу Деду, капитан-лейтенанту Воиславу Драгомировичу Турову. У Вас же к нему претензии имеются? Скоро присяга, он приедет, и Вы сможете с ним все обсудить, разрешить вопросы, в которых я не компетентен.

Господи, как резко он побледнел, только что был красным, а теперь, как мел, краше в гроб кладут.

— Он в отставке. — отшатнулся от меня Крылов. — Он инвалид!

— Это ничего не меняет. — улыбнулся ему я. — Он все такой же шустрый, хоть и пользуется все еще протезами, а по крайнему эдикту императора, он подлежит восстановлению на службе в случае войны, только, уже, в качестве штаб-офицера. Так что, не переживайте, с точки зрения государства, он полноценный гражданин, и, даже, пригодный к военной службе.

Крылов ничего мне не ответил. Он постоял молча с минуту, сверля меня своим взглядом, а затем ушел, не попрощавшись с компанией курсантов, с которыми вел беседу до моего прихода.

Ничего себе, вот это накал эмоций, гнев, страх….

Он ненавидит Деда, это я понял давно, но то, что он так сильно его боится, стало для меня открытием. Оказывается, вот где собака зарыта! Не буду говорить, что это низко, подло и недостойно офицера, вымещать свои обиды на тех, кто слабее, и вообще не имеет к ним отношение, но я, кажется, понимаю, почему Крылов до сих пор унтер-офицер, и не продвинулся дальше по службе. Он трус и гнида. Как его еще здесь держат?

Что же насчет эдикта императора, то мой Дед вышел в отставку обер-офицером, а через двадцать лет, чин капитан-лейтенанта перевели в категорию штаб-офицеров. Так что, при восстановлении на службу, что в случае с Дедушкой, будет крайней мерой, и только при угрозе войны на уничтожение, Дед получит своеобразное повышение, и, даже, то, что он смог пока регенерировать только глаз, одну ногу, и часть других потерянных конечностей, все еще продолжая использовать искусственные приспособления, не станет препятствием для него, внутренняя сила-то при нем. Да, и, как посмотреть, что лучше, своя рука, и нога, или конечность из крепчайших сплавов, которая стопроцентно заменяет живую, и может крошить гранит без видимых усилий.

— Мой Дед киборг! — подумал я с улыбкой, и поспешил в пансион, провожаемый удивленными взглядами курсантов морпехов.

Что подумал Крылов, и, как решит действовать дальше, мне было все равно. Пускай попробует, что-нибудь предпринять, а там посмотрим, и придумаем адекватный ответ. У меня тоже есть, чем его удивить, но не будем усложнять, и загоняться по этому поводу, надо решать вопросы, по мере их возникновения. Тем более, за ним следит СБ флота.

***

Встречался я и с капитан-лейтенантом Гусевым, потому что Анвер Световидович был постоянно занят, и не мог меня принять.

— Пока никаких изменений, но ты в безопасности. — уверял меня Петр Фадеевич. — Продолжаем наблюдение.

— И чего он выжидает? — спросил я вслух. — Очень уж он терпеливый, не похоже на него.

— Пока все не уляжется, ждет удобного момента. — успокоил меня Гусев. — Выдержка, качество, которое присуще всем офицерам.

Я скептически посмотрел на капитан-лейтенанта, ощущение, что мы говорим о разных людях. Либо он его плохо изучил, и составил неверный психологический портрет, либо, что более вероятно, Крылов хороший артист, и умело скрывает свою истинную сущность. Если подумать, то подготовить, и провести те покушения на меня, мог только опытный агент, но цыпленок никак не производил такого впечатления.

— Петр Фадеевич, а Вы не знаете, он проходил диверсионную подготовку, или еще какую-нибудь, шпионскую там….- спросил я.

— Старшина, не задавай глупых вопросов, он унтер-лейтенант, с соответствующей подготовкой. — раздраженно отвечал Гусев. — Не волнуйся, я разрабатываю план поимки на живца, так что скоро все закончится.

— В роли живца я? — спросил так, просто, уточнить….

— Ну не я же! — капитан-лейтенант держал себя в руках, но я ощущал, что достал его своими вопросами. — Иди Туров, успокойся, все будет. На учениях мы его возьмем.

Ну, спасибо, успокоил, так успокоил. Я в роли живца, на предстоящих после присяги учениях они его возьмут. Не волнуйся, блин, в тот момент, когда вокруг тебя будут пули свистеть, пусть и в учебном режиме пониженной мощности, он попытается тебя снова убить, а мы будем тут, как тут. Ладно, чего это я. До сих пор не было причин усомниться в СБФ, так что, нечего причитать, и возмущаться, надо самому настроиться на различные варианты развития событий, и быть готовым отразить внезапное нападение.

Я буду во всеоружии, вот увидишь, цыпа, я тебя еще удивлю!

***

На занятиях у Волкова, мы приступили к освоению самой сложной техники, которую необходимо было использовать при ведении снайперского огня, организации засад, и внезапных нападений, под названием маскировочная аура, или 'мертвец'.

— Любая поисковая техника помогает ощутить чужую ауру, сигнализируя о местоположении противника. — лекторским тоном рассказывал Василий Лаврович, сидя на стуле в одной из комнат контактного полигона. — Естественно, ни о какой неожиданности не может быть и речи, наоборот возникает возможность неожиданного нападения на тебя, если противник воспользовался техникой поисковых щупалец, а ты не смог этого почувствовать. Поэтому тебе необходимо слиться с окружающим пространством, в буквальном смысле раствориться в ауре окружающей обстановки, стать мертвым.

— Заманчивое предложение, умереть, чтобы была возможность выжить. — без сарказма, сделал я выводы.

— Именно. — кивнул Волков. — Для этого тебе придется вывернуть свою ауру наизнанку.

— Чего? — я что, сказал это вслух?

— Это сложно, — инструктор, никак не отреагировал на мои слова. — И очень больно. Смотри, мы оперируем своей силой, растягивая ауру, и наоборот, уплотняя, разрываем ее на клочки, но, всегда она направлена на воздействие на окружающий мир, и на противодействие ему, что бы он не внес изменения в наше тело, в нашу энергетическую сущность. Нашу душу. Наша сила — это наша защита от враждебной среды обитания, поэтому при разных уровнях силы мы имеем абсолютный иммунитет, можем не обращать внимания на перегрузки, различные воздействия на наш организм, мы под защитой, и, как яркая окраска жука, предупреждающая окружающих хищников, о том, что он ядовит, наша сила предупреждает — я здесь! Я опасна!

Не скажу, что это было новым знанием для меня, нечто подобное, нам говорили в школе, но другими словами, и немного в другом ключе.

— Мы всегда выделяемся на фоне окружающей действительности, 'светимся' среди аур объектов окружающего нас мира, что бы спрятать наш сигнал, надо вывернуться на изнанку. — продолжал Волков. — Ты не просто отрываешь от себя силу, а вырываешь ее из себя, разворачивая к себе внешней стороной, и позволяя ей впитывать окружающие ауры. Кстати, таким образом, впитывая, ты уничтожаешь следы собственной псисилы вокруг себя.

— Впитываю их обратно? — уточнил я.

— Да, — кивнул Василий, — и на месте потом остается ровный фон, по которому тебя не найти. Затем ты просто уходишь, и возвращаешь силу в другом месте, где ее следы не вызовут подозрений. Только это немного другая техника, и в ней не обязательно вырывать всю ауру, достаточно оставить тонкий слой, а остальное вывернуть. Так вот, это больно, что оторвать ее, что принять обратно, но, потом тебе будет приятно. Куда больнее возвращать, если ты в засаде, и начнешь не только впитывать, но и пропускать через себя чужую ауру, позволяя себе в ней растворяться. Хорошо замаскировавшись на местности, и пропустив через себя, ты сольешься с природой, с обстановкой, перестанешь быть человеком, превратишься в дерево, кусок земли, траву, камень, да во что угодно, кроме искусственных предметов, у них нет ауры. Вернее есть, но она очень слабая, рваная, после всех промышленных обработок, перемолотая в такой хаос по структуре, что попытки слиться с ней приведут к реальной смерти, а чаще к сумасшествию.

Жесть, какой-то стелс режим получается. Тело твое есть, а с радаров ты исчез.

— Надо быть очень аккуратным, во время такой маскировки, чем дальше, тем больше все твои жизненные процессы начнут замедляться, будет сложно мыслить, ты прекратишь себя ощущать человеком, — продолжал меня пугать капитан-лейтенант. — Есть риск уйти за грань, и в прямом смысле стать овощем, поэтому, необходимо обладать хорошей силой воли, что бы удерживать себя в этом положении, на самом краю, и одновременно не позволить своей ауре вернуться в исходное положение. Это очень сложно и трудно, особенно, когда приходится сидеть в засаде часами. Многие и часа не выдерживают, а большинство, и тридцати минут….

Я хотел, было, задать вопрос, но он ответил на него, опередив меня.

— Мой максимум двадцать часов. — он поморщился, видимо, не лучшие воспоминания. — Это единичный случай, я потом месяц видел сны, как будто я цветок, и жду пчелок, обычно намного меньше приходилось. Не отвлекаемся. — сказал Василий, когда я собрался еще кое-что уточнить. — А потом надо резко вернуть свою силу, чтобы она, как вода пену, вымыла из тебя все чужеродное. И поверь, в эти моменты, я не позавидую никому, сильнее боли никогда не чувствовал. Как будто тебя рвет изнутри, жжет и холодит одновременно, жуткое состояние, длящееся от нескольких минут, до нескольких часов. После максимума меня крючило сутки, если бы не сослуживцы, которые меня вытащили, я бы остался там, и, скорее всего, был бы уничтожен противником.

Где там, он не сказал, но это было и не важно, я по его глазам видел, что боль не реально ужасная.

— Чем дольше ты в таком состоянии, тем больнее. Если переживешь хоть раз, эту боль, после пяти часов сидения в засаде, то тебе не страшны никакие пытки. Они покажутся щекоткой, по сравнению с ней. Поэтому диверсантов никогда не берут в плен, их невозможно разговорить, даже под медикаментами, потому что контроль воли очень высокий, их сразу уничтожают. Если, только, это не какой-нибудь знатный аристократ, за которого дадут выкуп, но тут, на усмотрение противника, и никак иначе.

— А откуда они будут знать, что это диверсант, — поинтересовался я, — на нем же не написано, а технике Вы всех обучаете.

— Всех, — согласился Василий, — но не все ее используют, особенно так долго, многие, вообще не заморачиваются с ней, потому что, это одна из тех техник, которой ты способен убить сам себя, и помочь никто не сможет. На месте они разберутся, по силе причиненного урона, и по следам окружающей силы, в его ауре.

— А как держаться на силе воли, что бы не стать кустом?

— Разделять себя, и куст, стараться помнить, кто ты, и зачем здесь. Если будет очень долго, то необходим якорь в реальном мире, что-то, воспоминание о чем, способно вернуть тебя к жизни. А теперь приступим к практике.

Волков закончил свои наставления, и, встав со стула, направился к выходу из комнаты.

— Да, — сказал он на ходу. — Помни, что во время действия этой техники, ты совершенно беззащитен перед всем, перед любыми болезнями, любыми воздействиями на твой организм, даже, если твой индекс в сотню пунктов. Поэтому, если начал технику, то иди до конца и будь неподвижен, что бы стать естественным объектом, и не вызывать агрессию у окружающего мира.

Оказывается сила не только мой защитник, и действует мне во благо, но, с ее помощью, я могу и навредить себе сам. Надо всегда помнить, что моя же сила может быть моим врагом. Одно не понятно.

— Если так больно, и плохо, что выходишь из строя на сутки, какой смысл в засадах? — спросил я.

— Ты же не будешь сидеть в засаде сутки. — усмехнулся капитан-лейтенант. — засек врага, и за пол часа до его подхода замаскировался. А потом резко вернул свою силу. Боль не такая сильная, научишься ее перебарывать, и идти в бой, никуда не денешься! Все, хватит болтать, пошли на улицу, будешь пытаться стать деревом.

В тот раз деревом я так и не стал. Все болезненные попытки вырвать ауру, и вывернуть ее, не увенчались успехом. Было больно, как будто пытаешься сам из себя вытащить занозу, потом она оказывается глубоко, и ты ковыряешь иголкой свою кожу, а затем, ты уже достаешь из себя пулю, без общего, даже без местного наркоза. И это ощущение распространяется постепенно на все тело, от кончика пальцев ног, до пояса, а потом и выше.

В тот день, я держался, пока боль не дошла до паха, и то не с первого раза. Только намного позже, через полтора месяца, у меня получилось привыкнуть к этим ощущениям, хоть, это и не совсем правильное объяснение, скорее, смириться с болью, и умудряться ее терпеть, и, все-таки оторвать от себя ауру. Получилось, даже, впитать немного, как своих силовых следов, так и капельку от дерева. Очень необычные ощущения.

Порадовал возврат силы. Тяжело, за пять минут игры со своим полем, я расплатился сполна, хотя, было не так, как при начальном выполнении техники, уровень мучений зависел от времени нахождения в таком состоянии, и количестве впитанной чужой силы, а затем, когда все нормализовалось, пришло ощущение легкости, радости, я бы сказал, как будто испытываешь легкую эйфорию, а еще, казалось, что огромный добрый пес, который тебя любит, и считает своим хозяином, ластится к тебе, и вылизывает твое лицо, пытаясь сказать:

— Здравствуй, я так скучал!