Глава 4

Чтобы сделать колонну менее заметной, Соколов, вопреки всем правилам и предписаниям, приказал двигаться с интервалом в 10–20 метров. Маршрут он проложил таким образом, чтобы все время ехать проселками, и чтобы со стороны шоссе Курск – Воронеж его танки и автомашины все время скрывал лес.

Перейдя вброд реку Ведлугу, группа Соколова скрытно подошла к Семилукам. Алексей остановил танки и поднялся на башню с биноклем. Это было чудо или невероятное везение, что они без боя вышли к Дону. Ни разу за весь многокилометровый марш они не столкнулись с гитлеровцами.

– Ну, что там? – спросил снизу Акимцев, готовясь взобраться на танк к своему командиру.

– Не видно отсюда. – Алексей опустил бинокль. – Возьми пару ребят и давай на мотоциклах проскочим вон туда левее через лес. Оттуда с опушки мост как на ладони будет. Не хочется соваться очертя голову сразу всеми силами.

Через пару минут с двумя автоматчиками Соколов и Акимцев пробирались сквозь высокий кустарник. Путь осложняли еще и большие воронки от авиационных бомб, не так давно разорвавшихся в этих местах. Мотоциклистам приходилось демонстрировать все свои навыки и выписывать зигзаги, на большой скорости объезжая препятствия.

Командиры крутили головами, озираясь по сторонам. Опасность могла возникнуть в любой момент. Наконец, бойцы заглушили мотоциклы и заняли оборону, на случай появления противника.

Соколов с командиром автоматчиков, пригибаясь и стараясь держаться за стволами деревьев, приблизились к опушке леса. За толстой расщепленной взрывом березой они остановились и припали к биноклям.

– Здесь можно удержаться, – сказал Акимцев, разглядывая берег. – Немцам придется сначала форсировать Дон, потом прорваться через город и форсировать реку Воронеж. Но мосты надо удерживать как можно дольше, это главные артерии снабжения. А когда немцы поймут, что мосты нам помогают в обороне, они их просто разбомбят. И тогда раздавят обороняющиеся части, прижав их к реке, потом форсируют реки, хорошо подготовившись и ударив в нескольких местах.

– Сейчас не 41-й, – уверенно возразил Соколов. – Пробивная способность фашистских войск заметно снизилась. Сейчас у нас опять оснащенность танками «Т-34» и «КВ» стала выше. А им противопоставить, кроме своих «Т-IV», нечего. Да и слабоваты они против наших «тридцатьчетверок». Мы уже встречали модели с усиленным лобным гласисом. Немцы стали на заводе ставить 30-миллиметровую броневую пластину. В сумме это увеличивает лобовую броню до 80 миллиметров. В лоб теперь их из нашей 76-й не возьмешь. Но боковая броня все та же, и в борт их можно бить за милую душу. «Т-III» еще слабее и в бронировании и по вооружению. Против пехоты он – вполне, а для танкового боя не годится. Наверняка Гитлер нам что-то новое готовит, но и у него ресурсы не безграничные.

– Стратегически мыслишь, – не то с похвалой, не то с иронией ответил Акимцев. – Слушай, мне кажется, напрямик нам будет быстрее проскочить до моста. Тут всего-то километра три. Один бросок и все.

– Подожди-ка, – неожиданно перебил Соколов старшего лейтенанта. – Посмотри на окоп боевого охранения перед мостом. И на заграждение из колючей проволоки на этом берегу.

– Бомбежка? – предположил Акимцев и тут же замолчал, поняв, что танкист говорит не об этом.

«Козлы» с колючей проволокой и зигзагообразные проходы были разбросаны, из черных воронок торчали тонкие бревна и колья, по разворошенной земле вилась рваная проволока. Окоп наполовину был засыпан взрывом, от бруствера ничего не осталось, оттуда торчало одно колесо и часть станка пулемета «максим». Чуть поодаль виднелись разорванные в клочья коробки из-под пулеметных лент. Одна была с еще заряженной лентой. Почему ее бросили? А вон из воронки виднеются ноги бойца в обмотках. И еще окровавленная голова и почерневшая рука. Бой шел здесь, у моста, не больше суток назад, может быть, всего за несколько часов до этого. Ясно видна в бинокль красноармейская гимнастерка. Просто так тела погибших не бросают. Значит, тут был бой, и наши отошли. Но на этом берегу немцев не видно. Выходит, они на том берегу. Мост захвачен немцами!

– Ты понял теперь? – зло спросил Соколов. – Опоздали мы!

– Вижу, – проворчал Акимцев. – Была одна задача, теперь придется выполнить предварительно еще и другую. А силенок у нас – кот наплакал. И танки у них! Видишь?

– Да, один в окопе справа от моста, – повел биноклем Соколов. – А вон еще один, тоже «Т-III». За насыпью возле дороги. Хорошо стоят, сволочи, с перекрывающим сектором обстрела. И две пулеметные огневые точки.

– Четыре, – поправил Акимцев. – По краям дороги две, справа на насыпи еще одна на берегу реки с фланга. Видишь, дзот соорудили. Фланкирующий огонь, на подходах к мосту все простреливается с трех точек, весь мост с четырех. И это, не считая танковых пушек.

– Их тут примерно рота, – добавил Алексей. – Первая линия окопов, которая осталась от наших, и вторая, которую они сами успели отрыть. Во второй линии пулеметов нет, и перетащить с первой они их туда быстро и скрытно не сумеют. Нет ходов сообщения. Открытое пространство. Единственный ход сообщения – из первой линии к блиндажу. Там, видимо, командир с рацией и там же склад боеприпасов.

– Есть предложения, командир? – спросил Акимцев.

– Боевой устав в таких случаях предписывает выход танков на постоянный прицел и уничтожение огневых точек противника с постоянным маневрированием, чтобы избежать прицельной стрельбы противника по неподвижной цели. Если расстояние менее полутора километров, то предписывается часть танков оставить в укрытии для подавления укрепленных огневых точек: дотов, танков в окопах, позиций артиллерийских батарей. Но у нас расстояние километра три. Придется импровизировать. Нам нужно без боя подойти к ним как можно ближе. Вопрос – как?

– Один важный момент, командир, – напомнил Акимцев. – Они не ждут нас с этой стороны. Они считают себя передовой группой. Оборону они, конечно, заняли круговую, но половина всех огневых средств направлена в направлении наших войск, в сторону Воронежа. Они оттуда ждут атаки.

– Ты прав, – согласился Соколов. – Поэтому они охранение с этой стороны моста и не оставили. Но это значит, что мы на территории, занятой врагом. И времени на раздумье у нас нет. Фашисты могут объявиться в любой момент и – большими силами. Надо срочно брать мост.

– С ходу? В лоб? – с сомнением спросил Акимцев.

– Нет, попробуем схитрить. Один раз мне это помогло, должно сработать и сейчас! Доставай карту. Запоминай ориентиры. Придется все сделать правильно с первого раза, на вторую атаку у нас уже не будет сил.

Вернувшись на поляну, где борт к борту стояли танки и грузовики, Соколов тут же приказал собраться командирам машин.

– Разворачивать брезентовые тенты! Автоматчикам рубить ивняк прутьями по несколько метров и связывать каркасы на башни Логунова и Началова. Коренев, со своим наводчиком ко мне!

Старший сержант, командир последнего танка из взвода Задорожного, подошел вместе с коренастым чернявым парнем. Наводчик вскинул руку к шлемофону, но Алексей остановил его.

– Я слышал, старшина, что твой наводчик лучший из танковых снайперов был в роте. Вам особое задание. Вот здесь, сразу за мостом, у немцев два «Т-III». Один в окопе по самую башню, второй за насыпью справа от моста. Мы замаскируем два других танка так, чтобы немцы не сразу догадались, что к ним приближается. Главное, чтобы звезд не было видно и очертаний башен «тридцатьчетверок». Они не начнут стрелять, пока не убедятся, что мы чужие. Началов потащит вас на буксире, но это будет только видимость. Двигаться на второй передаче, без рывков. Башню развернешь назад. Трос все время держать со слабиной. На первых двух танках под брезентом будет десант автоматчиков. По моей команде в условленном месте они сбросят трос, и ты встанешь. Пока тебя тянут, определись с целями. Твоя задача – уничтожить оба немецких танка. Знаю, что сложно, но ты наш единственный шанс. Стрелять будешь на постоянном прицеле. Не подобьешь немцев, они нас сожгут на подходе к мосту. Понял, снайпер?

Вопрос был адресован наводчику, но тот только сосредоточенно кивнул, глядя на карту. Постучав грязным ногтем по бумаге, он предложил:

– Вот здесь, товарищ лейтенант, на изгибе дороги пусть Началов напрямик пойдет, угол срежет. Обе цели у меня почти на одной линии окажутся. Танк из окопа никуда не денется, а этот, из-за насыпи, после первого выстрела может попятиться, и я его не достану. Его первым надо бить, а потом уж второго, в окопе.

Когда танки были готовы, Акимцев пожал Соколову руку. Старшему лейтенанту доставалась роль наблюдателя за всей этой опасной затеей. Отправив одно отделение десантом на танках, он должен был ждать результатов первого этапа боя. «Тридцатьчетверки» должны уничтожить немецкие танки, подавить огневые точки, а потом ворваться на вражеские позиции. На этом этапе им помогать будут только десять автоматчиков первого отделения сержанта Блохина. Совсем без пехоты танкам соваться на позиции нельзя – сожгут, забросают гранатами или расстреляют из противотанковых ружей. Немецкие PzB 39, PzB 41 и чешские «зброевки» слабоваты против советских «Т-34», но учитывая, что атаковать позиции будут всего два танка, рисковать не хотелось. Любое случайное повреждение от попадания бронебойной пули заставит танк остановиться, будет катастрофой.

Акимцев на полуторке с двумя другими отделениями должен будет быстро проскочить открытое пространство от леса до моста и поддержать атаку. Но у старшего лейтенанта была и другая задача. Если в момент прорыва танков через мост появятся другие немецкие подразделения, Акимцев должен будет принять удар на себя и сдерживать врага, не давая ему выйти к мосту. Держаться ему придется столько, сколько времени понадобится Соколову на то, чтобы захватить мост.

Оба командира понимали, что при этом варианте развития событий шансов выполнить основную задачу у них почти нет. И если Соколов еще сможет захватить позиции у моста, невзирая на потери, то у Акимцева шансов выжить не было совсем.

– Давай, Леша! – Акимцев пожал Соколову руку. – Главное, не оглядывайся на меня. Все будет нормально, я поддержу тебя сзади, тут ехать две минуты. Ну, а если в спину надует, то тоже не думай. Твое дело задачу выполнить, а я прикрою. Удачи тебе, командир!

– И тебе, Захар! – Алексей посмотрел в глаза старшему лейтенанту и подумал, сколько же хороших, умных и храбрых людей погибло за этот год.

Самые храбрые первыми вставали грудью на пути врага и гибли. До боли обидно, порой до слез, но приходилось сжимать зубы и воевать. Хоронить и воевать дальше. Или не хоронить, потому что боевые условия не всегда позволяли подобрать убитых. И это тоже было больно. Эта боль притуплялась, ныла в груди, изматывала, и никак нельзя было привыкнуть к тому, что человека, с которым ты еще вчера в одном окопе мок под рваной плащ-палаткой, прижавшись плечом к плечу, который отдал тебе половину котелка своей каши, тщательно протерев свою ложку, который улыбался ободрительно и курил, поглядывая, как ты жадно ешь, ты тащишь по грязи безжизненным и окровавленным. Смотришь ему в лицо и понимаешь, что это уже труп. Только на войне Алексей осознал чудовищный смысл выражения «больше никогда». Осознал, учась перешагивать через эти слова и идти дальше. Стиснув зубы, глотая душевную боль.

И сейчас, пожимая руку Акимцеву, глядя ему в лицо, он боялся думать о том, что, может быть, видит этого замечательного, умного и мужественного человека в последний раз. Его самого и его солдат – умелых, опытных, зрелых. Но задача перед ними была такой, что большинство автоматчиков и танкистов должны были погибнуть.

Алексей все продумал так, чтобы потери были минимальными, и Акимцев все сделает так, чтобы людей погибло как можно меньше. Но каким будет бой, знать было нельзя. Можно было только предполагать.

Солнце клонилось к лесу к западу от моста. Оттуда по накатанной проселочной дороге вышли два танка. Немецкий наблюдатель даже не сразу понял, что это – танки, башни которых накрыты брезентом, или тягачи. Если под брезентом танковые башни, то они имеют какую-то странную форму. Может быть, это группа водолазов, которую хотели вызвать для обследования дна реки? Кто-то решил не рисковать и наводить понтонную переправу ниже по течению.

– Господин обер-лейтенант, посмотрите! – Солдат показал рукой на дорогу. – Они двигаются к мосту.

Немецкий офицер приложил к глазам бинокль. Две гусеничные машины шли на небольшой скорости в сторону моста по грунтовой дороге. Одна из них тянула на буксире русский танк с повернутой назад пушкой. Что это? Тягачи? Русские тягачи тянут неисправный танк. Но тягачи какие-то странные. Верхняя их часть закрыта брезентом. Из-под брезента не торчит ствол пушки. Какая-то хитрость русских? Нелепое зрелище! На нападение это как-то не похоже.

– Что это, господин обер-лейтенант? – спросил солдат. – Новые русские танки? Или разновидность их реактивных минометов? Идут без охраны и тащат за собой танк. А если это и вправду их реактивные минометы? Тогда мы сможем получить за них награду!

– Связь, – коротко приказал офицер.

Положив бинокль и продолжая наблюдать за странными машинами, офицер взял трубку полевого телефона.

– Карл, ты видишь это? – спросил обер-лейтенант командира своего танка.

– Так точно. Это русские танки, – отозвался танкист. – Прикажете подбить их? Через несколько минут они будут у меня на прицеле.

– А почему они так странно выглядят? Не думают ли русские таким камуфляжем обмануть нас? Что за нелепость!

– Думаю, это неисправные танки, господин обер-лейтенант. Русские их просто перегоняют в ремонтные мастерские. Возможно, у них повреждены башни. Я думаю, что под брезентом башни танков повернуты стволами назад. Прикажете стрелять?

– Подожди пока, Карл, – задумчиво проговорил офицер, которому понравилась мысль своего солдата о награде. – Постараемся подпустить их поближе. Если они пойдут через мост, мы сможем захватить их. Не стреляй, пока они не подойдут к ориентиру «развилка дорог». Нет, Карл, вообще не стреляй без команды.

Танки спокойно шли, ветер трепал рваный выгоревший брезент, которым русские танкисты зачем-то укрыли башни своих машин. Обер-лейтенант отдал приказ приготовиться к бою пулеметчикам, которые находились в окопах.

Сегодня утром захватить мост удалось довольно легко. Сначала поработала авиация, а потом штурмовая группа при поддержке двух танков пошла в атаку. Пулеметные гнезда расстреляли из орудий. Сопротивление было слабым, русские не ожидали атаки. И эти их нелепые танки тоже не выглядят угрожающе. Наверное, все же следует расстрелять их, не подпуская к мосту. Вон они уже на расстоянии меньше километра от моста.

– Телефон. – Офицер протянул руку, но солдат вдруг стал показывать на дорогу.

Обер-лейтенант изумленно смотрел, как два танка с брезентом на башнях продолжали идти вперед, а танк, который они тащили на буксире, вдруг остановился. Оборвался трос?

Дальше стало происходить непонятное. Остановившаяся «тридцатьчетверка» начала поворачивать башню. Два танка, которые продолжали идти к мосту, тоже шевельнули пушками, брезент с башен вместе с маскировкой из веток полетел на землю.

Немецкий офицер схватил трубку полевого телефона, но в это время в воздухе зашелестел снаряд, а спустя секунду донесся звук выстрела танковой пушки на дороге.

– Карл, огонь! – крикнул в трубку обер-лейтенант. – Огонь по русским танкам!

Но в ответ на его приказ из трубки раздались крики и ругань. В ушах еще гудело от удара русской болванки о башню немецкого танка, стоявшего за насыпью слева от моста.

– Заклинило башню, электропривод не справляется… Не можем повернуть, не хватает хода орудия…

Второй выстрел русского танка стал роковым. Бронебойный снаряд пробил башню немецкого «Т-III». Начался пожар, в трубке слышались предсмертные вопли.

Второй танк выстрелил в сторону русских танков, которые неслись к мосту, но промахнулся.

Теперь обер-лейтенант понял, что произошло. Он видел, что его обманули этой простой азиатской хитростью. Тот танк, что стоял на дороге, начал расстреливать позиции, как в тире на постоянном прицеле прямой наводкой. Он был самым опасным, потому что целился в спрятанные танки. Видимо, русские успели до этого изучить позиции и определить цели. Танк на дороге был самым опасным, но оставшийся немецкий танк стрелял не в него, а в те «тридцатьчетверки», которые шли к мосту. И раз за разом промахивался по движущимся целям. Следующим выстрелом русские подбили и его.

Теперь и две другие «тридцатьчетверки» открыли огонь по огневым позициям. С короткими остановками они стреляли осколочно-фугасными снарядами, поднимая фонтаны земли и разрушая окопы. С брони стали спрыгивать пехотинцы, пригибаясь и грамотно используя естественные складки местности, они приближались к окопам. Был слышен характерный резкий треск советских «ППШ».

Обер-лейтенант выкрикивал команды в трубку полевого телефона, пытаясь перекричать грохот боя. Замолчал фланговый пулемет, потом взрывом разбросало укрытие второй пулеметной ячейки. Вперемешку с дымящейся рыхлой землей валялись обломки досок, битый кирпич. Один из солдат корчился в этом крошеве и истошно кричал.

Три орудия русских беспрестанно били по немецким окопам. «Тридцатьчетверки» подошли к самому мосту и поливали из пулеметов, не давая возможности поднять голову.

Обер-лейтенант потребовал связь с командованием. Нужно было срочно доложить, что он не может удержать мост, потому что на него неожиданно вышли советские танки. Пуля ударила немецкого офицера в лоб, и он, не выпуская из рук телефонную трубку, повалился ничком на бруствер окопа. Радист пережил своего командира всего на несколько секунд: две пули, звонко ударив в металл, пробили его каску.

Они уже не видели, как из леса выехали два советских грузовика и понеслись к мосту на полной скорости. А еще через пять минут советские автоматчики ворвались на немецкие позиции. Полетели гранаты, затрещали «ППШ». Солдаты в зеленой выгоревшей форме появлялись неожиданно, то с одной, то с другой стороны, они били очередями вдоль окопов, то и дело завязывалась рукопашная.

Не выдержав бойни, несколько немецких солдат бросились в сторону реки, но бойцы Акимцева хладнокровно расстреляли бегущих автоматными очередями.

– Ну, все, кажись, порядок, – вытирая рукавом гимнастерки потное лицо, сказал сержант Блохин. – Пошарьте тут, хлопцы, а я к командиру.

Алексей откинул тяжелый люк танка, вылез на броню и уселся, свесив ноги. Перерытые в начале дня снарядами и мелкими бомбами позиции сейчас превратились в свежее вспаханное безумным пахарем поле. Чернела земля, голыми черепами белели вывернутые булыжники, торчали обгорелые и расщепленные бревна. И всюду – немецкие трупы.

Расчет Соколова оказался верным. Камуфляж танков не смог обмануть немцев, но позволил ослабить их бдительность, в результате короткого замешательства помог выиграть несколько драгоценных минут. Этого времени хватило танку Коренева на два первых выстрела. Его наводчик подбил первый немецкий танк у насыпи и дал возможность двум другим «тридцатьчетверкам» подойти ближе. Третьим выстрелом он поджег второй немецкий танк. А дальше сделали свое дело осколочные снаряды и пулеметы.

Сержант Блохин со своим отделением действовал умело – молодцы автоматчики! А потом уже подоспели танк Коренева и машина со взводом Акимцева.

Бой закончился. Старший лейтенант шел с автоматом в руках по развороченной земле и разглядывал убитых. Подойдя к танку Соколова, Акимцев положил на крыло свой «ППШ» и сдвинул на затылок фуражку.

– Много у них появилось молодых солдат, – хмуро сказал он. – Хорошо мы повоевали. Мобилизованной армии уже не хватает, стали призывать зеленую молодежь. А нам это на руку – необстрелянные, пороху толком не нюхали. Небось наслушались, как с маршами по Европе проходили, а не тут-то было! – Акимцев вытянул руку и выставил на запад внушительный кукиш. – Вот вам всем! – Помолчав, добавил: – Восемь убитых у меня. Из них шестеро из отделения Блохина. И раненых двенадцать человек. Трое еще могут в строю остаться, а остальные нет.

– Твои ребята – молодцы, Захар. – Соколов спрыгнул с брони на землю. – Я боялся, что мы здесь их всех положим и танки потеряем. А мы задачу выполнили.

– Нам теперь этот чертов мост еще держать придется. А чем? Со мной вместе боеспособных пятнадцать человек. Хорошо, хоть ты танки сберег! Давай думать, командир.

– Захар! – Соколов тряхнул старшего лейтенанта за плечо. – Ты что? Потери, война ведь, но мы живы, перед нами важная задача, этот мост спасет тысячи жизней, потому что он имеет стратегическое значение! Возьми себя в руки!

– Да. – Акимцев кивнул и опустил голову. – Нервы, черт бы их побрал. Понимаешь, с того самого случая не могу в себе это побороть. От всех скрываю, от себя скрываю. От подчиненных тем более. Перед тобой вот слабину дал. Понимаешь, каждого убитого через сердце пропускаю. Все кажется, что не сберег, что оступился сам. Не понял, не сумел предвидеть. Потому и погибают. Из кожи вон лезу, чтобы каждого спасти, понимаешь!

Соколов смотрел на Акимцева, стараясь своим видом не показать одолевающую его тревогу. А ведь не первый раз он видит, как война ломает, казалось бы, сильных людей. Именно сильных она вот так и ломает. Не трусостью награждает, не заставляет прятаться за чужими спинами. Она, подлая, бьет в самое уязвимое место, в душу бьет, в сознание ответственности за подчиненных, за чужие жизни. Это не страх погибнуть самому, это страх погубить своих солдат. Такие люди, как Акимцев, готовы сами сто раз умереть, но не терять людей в бою. Не поддержали его сразу вышестоящие начальники, навесили на него ярлык оступившегося командира.

– Захар, ты мне нужен очень, – тихо сказал Алексей, – без тебя, без твоего опыта мне одному тут не справиться. Что танки – железо. Без людей мост не удержать. Каждый из твоих бойцов десятерых стоит и по опыту и по храбрости. Мы, может быть, все здесь ляжем в землю сегодня или завтра. Но у нас с тобой приказ удержать позицию.

Акимцев вдруг как будто очнулся от наваждения, потряс головой, потом поднял глаза на танкиста. Во взгляде старшего лейтенанта появилась улыбка.

– Хороший ты парень, Леха! И командир хороший. Значит, решил, что я совсем сдал? Беседу со мной провести надумал, на сознание надавить! Ты это брось, я в порядке. Это я тебе душу излить хотел, болью своей поделиться. Ты не сомневайся, сейчас я пойду, и начнем мы с тобой готовить тут оборону. Твои три танка, да вон пулеметы немецкие, глядишь, не очень ты их изуродовал. Может, с твоих машин еще курсовые пулеметы вытащим. А еще бы нам вот это немецкое горелое железо буксиром на мост перетащить! Баррикаду устроить. Пусть они повозятся под нашим огнем, пока растащат свои горелые танки.

Идея была хорошая. Алексей отправился распоряжаться организацией обороны, тревожно посматривая на небо. Своих убитых бойцы Акимцева похоронили на берегу в стороне от позиций в авиационной воронке, чуть углубив и расширив ее. Три танковых экипажа и оставшиеся в живых автоматчики выстроились возле свежего холмика. Алексей хотел было сказать несколько слов над могилой солдат, как командир группы, но увидев глаза старшего лейтенанта, решил уступить это право ему.

Акимцев говорил хорошо, правильно. Погибшим вечная память и вечная слава. Матери будут плакать, жены. Но чтобы меньше на свете было слез, оставшиеся в живых должны сделать все, чтобы побыстрее очистить землю от ненавистного врага. Короткий залп в воздух, стиснутые зубы. А потом началась работа, которую надо сделать быстро. Враг мог появиться каждую минуту.

Бабенко сумел-таки завести один из подбитых немецких танков. Второй вытащили из окопа и потащили на тросе на мост. В центре моста Бабенко остановил машину, чуть сдал назад, чтобы можно было снять буксировочный трос.

– Давай, Коля, – крикнул он из люка Бочкину. – Отцепляй! Не будем упрощать задачу фашистам. Если захотят растащить танки, пусть со своим тросам приезжают!

– А мы еще посмотрим, разрешить им или нет! – весело скаля зубы, отозвался заряжающий.

Коренев занимался со своим экипажем другим нужным делом. Сколько времени предстояло группе провести в обороне, никто не знал. Оставлять тела убитых немцев вокруг себя было нельзя. Соорудив из бревен волокушу, на которую набили доски от разбитого сарая, прицепили ее к танку. Танк потащил волокушу к двум дальним авиационным воронкам метрах в ста от моста. Часть трупов закопали в передовом окопчике у самого моста.

Часа через три были восстановлены пулеметные гнезда и стрелковые ячейки.

– Товарищ лейтенант. – Подбежавший сержант Блохин поправил пилотку. – Мы боеприпасы нашли. Там на дороге у овражка две полуторки перевернутые. Не загорелись почему-то. Одна с патронами, а вторая с двумя спаренными зенитными «максимами» на турелях. Видать, сюда везли для обороны, да «Юнкерсы» налетели.

– Зенитные? – обрадовался Соколов. – Вот что, сержант, давай их сюда. Один установишь за насыпью, чтобы его с противоположного берега не было видно. В ста метрах от моего танка. А второй ближе к берегу, вон там, в ракитнике. Скажешь Акимцеву, пусть он расчетам секторы обстрела обозначит.

Отпустив сержанта, Алексей повернулся к «семерке». Логунов потопал ногами по броне и спрыгнул на землю.

– Ну, все, товарищ лейтенант, окопчики оформили для Началова и Коренева, сектора обстрела согласовали с пехотой. Снарядов – по половине боекомплекта, патронов почти комплект. Если припрет, возьмемся за немецкое оружие, у них два пулемета целыми оказались, только землей присыпало. Так что, один хороший бой продержимся, может, два. А когда снаряды кончатся, останется только врукопашную идти.

– Пойдем, если надо, и врукопашную, – пообещал Соколов. – Что с горючим?

– Вот это теперь наше самое больное место, – тихо ответил Логунов, став вдруг серьезным. – У Петра запасные баки пробило, у Коренева левый бак снарядом сорвало совсем. Короче, стоять можем, пару раз позиции поменять можем, но активно маневрировать у нас теперь возможности нет. И уйти не сможем. Горючки на два часа хода по пересеченной местности. На приколе мы, командир.

– Возду-у-у-х! – пронесся над позициями протяжный крик.

И почти сразу стали слышны воющие звуки моторов немецких истребителей. Пара «мессеров» шла низко над лесом, с явным намерением скрытно выйти к мосту. Уж очень шумный был сегодня день, а немецкий командир вот уже несколько часов не выходил на связь. Теперь немцы узнают, что здесь произошло, поймут, что мост снова в наших руках.

– К бою! – крикнул Соколов. – Всем в укрытие, приготовиться к отражению атаки противника. Зенитчики, по самолетам огонь!

Спаренные «максимы» открыли огонь почти одновременно, ворочая своими тупыми стволами следом за воздушными целями. Истребители пронеслись над мостом, свечой взвились к облакам, а потом бросились, как гончие на волка. Злобно завыли моторы, окопы прочертили фонтаны земли, выбиваемые пулеметами «мессеров».

Пехотинцы затаились в окопах, прижимаясь к стенке, которая находилась со стороны атакующих самолетов. Пара истребителей ушла за лес, снова набрала высоту и понеслась заново поливать позиции из пулеметов.

Соколов подумал, что им повезло, что это истребители, а не истребители-штурмовики, что на их с Акимцевым головы не посыпались осколочные бомбы.

Снова развернулись на турелях зенитные пулеметы. Стало слышно, что из окопов по самолетам стреляют из автоматов и немецких трофейных пулеметов.

Соколов не особенно рассчитывал сбить самолеты. Основная задача зенитчиков была отпугнуть «мессеры», не дать им прицельно атаковать наши позиции. Но кому-то сегодня все же повезло. Один из немецких самолетов неожиданно просел в воздухе, изменился звук его мотора. «Мессер» не смог набрать высоту и стал тянуть над лесом, уходя от моста на запад. Второй взмыл вверх и как будто охранял своего ведомого, кружа высоко под облаками и наблюдая за окрестностями.

– Ну, теперь держись, – проговорил Алексей. – Теперь жди гостей, и часа не пройдет. Логунов, наблюдай за тем берегом, я к пехоте!

Соколов не успел отойти от танка и нескольких шагов, как увидел спешащего к нему Блохина. Сержант бежал между окопами, придерживая рукой каску на голове.

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! – Блохин подбежал к Соколову и сразу сбавил голос почти до шепота: – Командира убило. Нет больше нашего Акимцева.

– Черт, – простонал Соколов и с горечью сплюнул. – Как чувствовал ведь, как чувствовал. Еще подумал… Эх!

– Если правду говорить, то и я чувствовал… Нашла старшего лейтенанта пуля.

– Вот что, сержант, принимай командование! Следи, чтобы твои орлы не хватались за автоматы, пока немцы не подойдут на пятьдесят метров. Пусть стреляют из трофейных карабинов. Если пойдут танки, то – огонь из пулеметов по мосту. Они попытаются растащить баррикаду. А я буду выбивать бронетехнику и артиллерию, если ее притащат. И поставь кого-нибудь наблюдать, вдруг немцы с собой привезут лодки и постараются переправиться к нам в тыл по воде. Все понял?

– Так точно, – бойко козырнул Блохин и побежал обратно к своим.

Увы, кто воевал, знает, что на фронте часто бойцы чувствуют свою близкую смерть. Не все, но бывает. Вдруг тоска одолевает, вдруг начинают не вовремя вспоминаться родные и близкие, особенно те, кто умер. Товарищи к бою готовятся, а у такого все из рук валится. Сядет и сидит, смотрит в одну точку. Вот и с погибшим Акимцевым, как показалось Алексею, происходило то же самое. Может, байки, мистика, а может, и правда.

Думать об этом не хотелось, да и некогда было думать.

Кажется, уверенный тон лейтенанта-танкиста добавил Блохину уверенности. Да и приказания, на взгляд опытного сержанта, танкист отдавал толковые.

Блохин успел добежать и спрыгнуть в окоп, когда в неподвижном вечернем воздухе появился зловещий гул. Это могли быть только танки и гусеничные бронетранспортеры. Дождались!

– А ну, хлопцы, слушай мою команду! – зычно прокричал Блохин, поднимая голову над бруствером окопа. – К бою! Стрелять по пехоте только из карабинов. Автоматы, когда немчура мост пройдет, только для ближнего боя.

Соколов стоял в люке своей «семерки». Сейчас главным было не подпустить немцев к самому мосту. Не так много у него сил, чтобы вступать в ближний бой, чтобы поднимать солдат в штыковую. Сейчас только огневой бой на максимальной дистанции. Три танковых орудия – это сила. Если бы еще была возможность не давать прицельно бить по себе. Но горючего совсем мало.

Поэтому Соколов поставил танки так, чтобы они простреливали все подходы к мосту на предельной дистанции прямого выстрела. Бойцы у него опытные, умелые. Они будут пулеметным огнем отсекать вражескую пехоту от танков. Один станковый «максим» и два немецких ручных пулемета Алексей дополнил тремя танковыми, снятыми с «тридцатьчетверок». Его пулеметчики-радиотелеграфисты заняли места в подготовленных ячейках, выгрузив из танков почти все пулеметные диски. Сейчас ему предстояло убедиться, что его оборонительная тактика была правильной. Или неправильной… Но об этом молодой командир старался не думать.

– Без команды не стрелять! – на всякий случай приказал Соколов по рации, разглядывая в бинокль выползавшую из-за леса немецкую колонну. – Ждать определения целей.

Четыре «T-IV» с удлиненными стволами и набалдашниками дульных тормозов. Новинка, их все больше стало появляться с зимы 42-го года. И дополнительные бронированные экраны на лобовой броне. Следом шли семь T-III – танки поддержки пехоты. Эти не так страшны, но пренебрегать не стоит. А вон и бронетранспортеры с пехотой. Два, четыре, шесть… двенадцать. На некоторых на турелях крупнокалиберные пулеметы. Да, серьезная сила!

Показались трехтонные грузовики, крытые брезентом. Грузовиков было много. Наверное, в некоторых из них везли боеприпасы и имущество, но в большинстве все же были солдаты. Это же не менее полка, усиленного танковой ротой!

Руки стиснули бинокль, в голове запульсировала одна только мысль. Ничего, идите, сколько бы вас там ни было. Все идите, и вы узнаете, как умеет сражаться Красная армия, как умеют умирать русские люди. Кровью умоетесь!

Алексей тряхнул головой и опустил бинокль. Что это я? Первый день на войне? Паника? Ничего подобного, я год их бью и бить буду, пока они не начнут драпать обратно домой. А мы еще их пинками будем подгонять.

Эта мысль показалась Алексею забавной, особенно если представить все буквально. Почти как у Кукрыниксов. Видел он несколько таких плакатов этой зимой!

– Спокойно, ребята, спокойно, – тихо проговорил Алексей, не веря своим глазам. Колонна свернула и пошла в сторону от моста, куда-то севернее, в направлении Губарева. – Неужели эти не по нашу душу?

– Что, командир, мимо проходят? – раздался голос Логунова, который смотрел на немцев через прицел орудия. – Что-то не верится! Или им мост не нужен? Утром был нужен, а сейчас нет?

– Ну, вот и кончилась сказка «про белого бычка»!

От колонны отделилась группа в семь танков «T-III», десяток бронетранспортеров, которые стали разворачиваться на открытом пространстве в боевой порядок.

Колонна удалялась, пыля по проселку, а атакующая группа уже шла к мосту. Пехота пока не высаживалась, пока еще танки шли впереди, а бронетранспортеры держались метрах в ста позади них. «Научились воевать с нами, – зло усмехнулся Соколов, – сокращаете дистанции. Без пехоты танки уже к нашим окопам перестали соваться! А там вас еще на самом мосту сюрприз ждет».

– Внимание, я «семерка», – передал Соколов в эфир. – Пулеметчикам огонь открывать на расстоянии пятисот метров по дальномеру. Ждать, когда пехота начнет высаживаться и разворачиваться в цепь. Наводчики, огонь по моей команде. Заряжать бронебойными. «Восьмерка», твой второй танк слева, командирский. «Двойка», твой крайний правый. Логунов, бьешь крайнего левого. Всем, после поражения, цели выбирать самостоятельно, каждому в своем секторе. Выбивать танки. Огонь переносить на бронетранспортеры только по моей команде.

Неожиданно немцы остановились. Заманчиво, сейчас бы выстрелить, но до танков почти полтора километра. Значит, менять прицел, но тогда не будет гарантии попадания с первого выстрела. А они засекут наши огневые позиции раньше времени. Нет, пусть подходят на прямой выстрел. Пусть рассмотрят, что на мосту стоят два подбитых танка и что с ходу его не пройти.

Немецкий командир, по пояс высунувшись из люка, смотрел в бинокль на противоположный берег. Соколов был уверен, что немец многого не увидит. Танки Началова и Коренева в своих окопах замаскированы ветками кустарника. На фоне развороченной взрывами земли там вообще сложно разглядеть какие-то позиции. И «семерка» за насыпью стоит так, что видна одна только башня. И свежие кустики по бровке вкопали. Давай, фашист, разглядывай. И иди к нам, а то мы заждались тебя!

Соколов увидел в бинокль, как немец поднес ко рту микрофон и отдал приказ. Танки выпустили клубы сизого дыма и рванулись, взрывая гусеницами луговую траву и подминая кусты. Бронетранспортеры двинулись следом.

Гул моторов нарастал, нарастало и напряжение бойцов на позициях за мостом. Все увидели, что теперь положение в атакующем порядке изменилось. Три танка отделились и направились точно к переправе. Два других двинулись правее моста, два левее. Бронетранспортеры замедлили ход и стали отставать.

Намерения немцев были очевидны. Три танка должны были растащить баррикаду из подбитой техники на мосту. Один буксирует, два прикрывают. Остальные маневрируют, чтобы не оставаться на месте и не стать неподвижной целью. Они готовы в любой момент открыть огонь из пушек по огневым точкам за мостом, которые себя проявят. И как только путь будет свободен, два танка рванут на другую сторону, к ним присоединятся бронетранспортеры, спешно высаживая десант и прикрывая его пулеметным огнем. Следом пойдут остальные танки.

Танковая дуэль выгодна тому, кто находится в укрытии. В проигрыше всегда тот, кто стоит или двигается в чистом поле. Эту дуэль Соколов и намеревался навязать немцам. У него было бы больше шансов, имей он запас топлива. Но топлива оставалось предельно мало. Позиция менялась, придется менять цели.

– «Двойка», берешь тех, кто будет у моста растаскивать баррикаду. «Восьмерка», бьешь по правым, я по левым, когда откроет огонь Коренев. Бронебойным заряжай! «Коробочки», огонь!

Танк Коренева выстрелил первым. Было видно, как болванка скользнула по броне первого немецкого танка в тот момент, когда он резко вильнул, сворачивая к мосту. Тут же все танки стали разворачивать орудия в сторону выстрелившего русского танка.

Логунов выстрелил и сразу подбил танк слева. Немец встал как вкопанный, начал окутываться дымком, стали открываться люки, танкисты в черном полезли наружу. С противоположного берега ударил пулемет. Двое немцев повалились возле гусениц, остальные стали быстро отползать, прячась за броней.

Началов со второго выстрела тоже подбил танк.

Немцы засуетились. Один танк на большой скорости пошел к мосту, остальные стали маневрировать на средней скорости и обстреливать советские позиции. Болванки глубоко зарывались в землю, разбрасывая вокруг камни и деревянную труху. Дважды вскользь попали по башне Коренева, но тот удачным выстрелом влепил бронебойный снаряд прямо в борт немецкого «Т-III». Повалил дым, яркими языками из-под башни появился огонь. Танк остановился, потом резко выбросил огромный сноп огня. Раздался сильный хлопок, у машины сорвало решетчатый вентиляционный кожух, а через несколько секунд ее мотор взорвался. Объятые пламенем танкисты метнулись наружу, но тут же попадали, сраженные пулеметными очередями.

Рядом с люком Соколова вскользь по башне ударила болванка. Танк качнуло так, что Алексей едва не упал в люк. Отлетевший осколок брони зацепил край шлемофона и щеку. Теплое потекло за воротник, но лейтенант только выругался и продолжил командовать боем. Несколько пуль ударили в крышку люка перед ним, еще две свистнули над головой.

Выстрел! Машина качнулась – на том берегу неуклюже завертелся на месте немецкий танк. Болванка попала ему в ведущий каток, одна гусеница перестала вращаться.

– Попался, зараза! – хрипло выдохнул Логунов. – Бронебойным!

– Есть бронебойным, – отозвался Коля Бочкин.

– Выстрел!

Эффект был просто поразительным. Болванка прошила борт немецкого танка и угодила, видимо, в укладку снарядов. Страшным взрывом немцу сорвало башню и отбросило ее на несколько метров в сторону, огромные языки пламеня вырвались из нутра изуродованного корпуса. Где-то рядом ликующе закричали автоматчики.

– Дым, командир! – раздалось в эфире.

– Вижу, – крикнул Соколов.

Еще один танк ринулся к мосту, намереваясь оттащить подбитую технику и освободить проход. Коренев стал доворачивать башню, но в этот момент из направляющих сопел, укрепленных по краям башни командирского танка, полетели на наш берег дымовые гранаты. Две гранаты упали на землю, вспыхнув огнем, повалили жирные черные клубы дыма. Еще несколько секунд, и дым закрыл мост.

Коренев не видел цели. Выстрел! Соколов понимал, что Коренев стреляет с досады, просто в дым. Случайное попадание в немецкий танк было бы в такой ситуации чудом.

– Блохин, пулеметчикам огонь по мосту, не дать немцам заняться буксировкой!

Алексей смотрел в бинокль, прикидывая направление ветра. Да, он сносит дым вправо и все больше закрывает сектор обстрела Кореневу. И Началов моста не видит. Стрелять в дым осколочно-фугасными? Можно повредить мост, а он в любой момент может понадобиться нашим для переброски людей и техники.

– Логунов, бронебойными приготовиться, – крикнул Соколов, приняв единственное в данной ситуации правильное решение. – Бабенко! Заводи… заднюю. Выползай на два корпуса и разворот влево. На насыпь на пониженной. Башню вправо, стрелять сразу, как только танк выйдет на бровку. «Короткую» и сразу вперед!

Только так, думал Алексей. Если «семерка» поднимется на насыпь, то мост будет в зоне обстрела, линия прицеливания будет выше дымного облака. Правда, и мы будем как на ладони, но можно успеть прицельно выстрелить, пока «семерку» не подожгли. Закрывать люк лейтенант не стал. Прикрываясь его крышкой, он продолжал наблюдать за полем боя.

Когда «семерка», натужно ревя мотором, поднялась на насыпь, лейтенант повернул голову назад и увидел танк Коренева. «Тридцатьчетверка» уже не стояла в вырытом для нее окопе. Она неслась на полной скорости к реке, обходя дымное облако. Башня развернута стволом к мосту.

– «Двойка», назад! – заорал Алексей, сжав горло вместе с ларингофонами. – Нельзя! Приказываю, назад!

Соколов рассчитывал, что ему легче противостоять одному немецкому танку. Поднявшись на насыпь, он мог поджечь его, а потом почти беспрепятственно вести огонь по другому танку, который прорвался к мосту. Коренев же, со своей стороны, противостоял трем танкам. Он мог успеть выйти из зоны распространения дыма, мог успеть выстрелить первым. Но сам бы попал под обстрел немецких пушек.

Танк Началова дисциплинированно стоял в окопе и расстреливал пятившиеся назад бронетранспортеры. Уже три немецкие машины горели, по полю разбегалась немецкая пехота.

Звонко выстрелила пушка, голос Логунова приказал снова заряжать бронебойным. Алексей ударился лбом о бронированный люк, но спас шлемофон. Бабенко почти мгновенно тронулся с места, даже гильза от снаряда еще не успела упасть вниз. «Семерка» пошла, набирая скорость, резко вильнула в сторону, двинулась прямо вдоль реки. Башня разворачивалась назад.

– Выстрел!

Танк на мосту полыхнул огнем, выпуская черный чадящий дым. Соколов приказал перенести огонь на танки, что маневрировали правее моста, но их снова стал скрывать дым. Уже не такое плотное, облако расползлось и мешало прицеливаться, то скрывая танки, то снова давая возможность рассмотреть их.

Началов снова выстрелил – от взрыва фугасного снаряда один из бронетранспортеров перевернулся набок.

Соколов опустил бинокль. Потеряв пять танков и четыре бронетранспортера, немцы уходили назад, к лесу. Неподалеку, совсем близко от свежей могилы бойцов старшего лейтенанта Акимцева, горела «двойка» старшины Коренева.

– Парень хотел как лучше. – Блохин снял каску и пригладил мокрые волосы.

Четыре обожженных тела лежали на земле возле только что потушенного танка. Бойцы забросали землей языки пламени только тогда, когда выгорело все горючее. Каким-то чудом не взорвался боезапас.

Соколов стоял рядом с сержантом, сняв шлемофон. Ну, вот и еще одного танка у него нет. Экипаж Коренева – последний из взвода лейтенанта Задорожного. Эх, Серега! Хороший был командир, инициативный, умелый. Только не рассчитал на этот раз. И приказа не дождался. И сам погиб, и ребят погубил. А ведь «семерке» удобнее было обойти дым и прикрыть мост, а ты решил сам рискнуть. Храбрый поступок, мужественный, но ты ошибся, старшина.

– Необходимо блиндажи восстановить, – сказал Соколов, понимая, что думать надо о живых и о выполнении задачи. – Раненых там удобнее расположить и бойцам надо выспаться. Ночью немцы не полезут, они еще не поняли, что нас тут мало. А утром жди атаки. Надо дать людям отдохнуть. Там, на краю леса, какие-то строения – дом, несколько сараев. Ферма, что ли… Можно оттуда досок и бревен привезти. Давай, Блохин, на полуторках туда, а мы пока ребят похороним.