Книга: Страна утраченной эмпатии. Как советское прошлое влияет на российское настоящее
Назад: «Боевые листки»
Дальше: Геополитическая недокатастрофа

Ностальгия по СССР

Отношение российского «постсовка» к СССР – вопрос непростой. СССР исчез с географических карт уже более 20 лет назад, однако едва ли можно сказать, что это государство, этот мем, этот бренд канул в Лету и интересен только историкам. Сегодня спросом пользуются майки и футболки с надписью «СССР». Есть у нас даже политическая партия «Рожденные в СССР», которая (в отличие от партии Навального, к примеру) успешно прошла регистрацию в Минюсте РФ и может принимать участие в выборах любого уровня.

Однако действительно ли россияне так уж сильно мучаются ностальгией по почившей в бозе стране?

Сохранившаяся символика

Если смотреть на названия улиц, то в подавляющем количестве городов и поселков страны сложится впечатление, что СССР никуда и не уходил. В городах, как ни в чем не бывало, сохраняются не только улицы Ленина, Советские, Карла Маркса и т. д., но и имени прочих, совсем уж сомнительных деятелей советского периода. Помню, ехал я как-то по Пензе – и обратил внимание, что нахожусь не где-нибудь, а на улице Урицкого. Только я предался размышлениям – как же так, ведь Урицкий – кровавый чекист, один из организаторов «красного террора», можно ли в наше-то время называть улицы именем террориста? – как маршрутка свернула. Я прочитал очередное название – улица Каляева…

А в Самаре одна из центральных(!) улиц до сих пор носит имя Венцека. Помню, гуляя в первый раз по городу, я заинтересовался, что за Венцек такой. Фамилия какая-то не самарская. И обнаружил табличку с пояснениями, бесстрастно сообщившую, что Франциск Венцек – это бывший председатель Самарского ревтрибунала, в 1918 году «растерзанный толпой».

Характерно, что российских жителей совсем не смущают улицы родных городов, названные именами террористов и палачей – но лишь в том случае, если они «красные». До сих пор в огромном количестве городов есть улицы Урицкого и Каляева, но ни в одном, насколько мне известно, имени Каннегисера (человека, застрелившего Моисея Соломоновича) или там Фанни Каплан, стрелявшей и вовсе в самого вождя мирового пролетариата. Хотя – почему? Может, потому, что она промахнулась?

Даже там, где какие-то переименования улиц прошли, они, как правило, носят половинчатый, робкий характер. Порой «половинчатый» в буквальном смысле. В Хабаровске одной из старейших улиц в центре города в 1992 году вернули название «улица Муравьева-Амурского», в честь первого губернатора Восточной Сибири, который, собственно, и заложил город. При большевиках эта улица носила имя Карла Маркса. Так вот, переименована была только часть улицы – на переименование всей у реформаторов из горсовета в 1992 году, очевидно, не хватило сил. Поэтому «Муравьева-Амурского» в Хабаровске и по сей день доходит только до площади Ленина (!), а от него продолжается уже все та же ул. Карла Маркса – вот только нумерация домов на Маркса начинается сразу с дома № 35…

В чем же дело? Ответ можно поискать, изучив драматичную эпопею с попытками переименования города Кирова и Кировской области. Как известно, в 90-е годы на этот счет в области проводилось аж два референдума – то есть не в «нулевые», когда результаты любого «волеизъявления» были известны заранее, а тогда, когда в подсчете голосов была хоть какая-то интрига. И оба раза народ бестрепетно отверг поползновения стереть с карты имя большевистского наркома.

Я был в Кирове в начале «нулевых» и спросил одного местного жителя, почему так? Неужели так сильны коммунистические настроения? Застенчиво улыбаясь, мужичок мне ответил, что дело не в этом. «Просто смотри, как я сейчас говорю: я из Кирова! – мужичок подчеркнул раскатистое «р». – Звучит! Солидно! А скажу вот – «я из Вятки», и как на меня посмотрят? Это ж сразу все решат, что это какая-то глухомань, отсталость… Фу, Вятка! Это ж XIX век!»

В этом, между прочим, возможно, и заключается основная причина глухого, но эффективного сопротивления россиян всем попыткам стереть с карты одиозные имена коммунистических деятелей.

Энтузиасты переименований понимают дело просто: надо, мол, вернуть топонимам их старые, «подлинные», то есть дореволюционные, имена.

Переименование понимается как очищение. В основе такого представления – идея, что всю советскую историю надо представить «яко не бывшую» и начать как бы заново, «с чистого листа», с того места, с которого большевики «увели Россию в сторону».

Вот эта идея и пугает россиян. Они опасаются локально «откатываться» на сто лет назад и символически «начинать все заново». Ведь прочие-то страны останутся в XXI веке! «Откат назад» прочно ассоциируется с отсталостью. Видимо, поэтому, выбирая из двух зол, россияне предпочитают остаться с Кировыми и Карл-Марксами, но не погружаться обратно в Вятку. Тем более что у них с годами все сильнее ощущение, что именно в Вятке они и живут.

Премьер Медведев, еще будучи президентом, как-то обмолвился, что «нашему государству больше 20 лет». Его по привычке все подняли на смех – однако факт в том, что самоощущение россиян примерно такое и есть. СССР как бы мертв, а дореволюционная Россия ассоциируется с архаикой и, в общем-то, остается чужой для нынешних поколений. Как, впрочем, непонятно для большинства и нынешнее 20-летнее государство. Отсутствие собственных, принадлежащих именно этому государству ИМЕН – яркий показатель, что оно до сих пор так и не принято, не освоено массовым сознанием.

Назад: «Боевые листки»
Дальше: Геополитическая недокатастрофа