Ниша «красных»

В древнегреческом языке недаром слова «страх» и «ненависть» обозначались одним словом – «фобия». Страх, если он долгий и неизбывный, имеет свойство легко переходить в ненависть. Наши российские обыватели богатых боятся, и, соответственно, многие быстро начинают и ненавидеть. В такой ситуации «красная», коммунистическая пропаганда ложится на хорошо подготовленную почву. Содержащаяся в ней ненависть к богатым «вообще» прекрасно отвечает невротическим мечтам обывателя.

Как и либералы в примере выше, «красные» в России не обещают обывателю поднять его собственный уровень безопасности так, чтобы он соответствовал защищенности «богатеев». Но они обещают другое: уничтожить богатых, отобрать у них деньги, сделать их такими же беззащитными и, следовательно, неопасными, как и большая часть обычных жителей.

Как ни странно, но этой простой, хотя и печальной правды не понимают сами же российские предприниматели – оттого и все до сих пор возникавшие «предпринимательские партии», «политические объединения в поддержку бизнеса» и прочие подобные начинания ждала печальная судьба в электоральном плане. Как правило, предприниматели в РФ монотонно жалуются людям на «поборы со стороны властей», «отсутствие свободы ведения бизнеса», «бесчисленные инструкции и проверки», «неподъемные налоги» и т. п. – не понимая, что люди не могут им сочувствовать. Более того: с точки зрения простого человека, хорошо, если у предпринимателя останется мало свободы и мало денег – ведь это значит, что предприниматель будет занят решением своих проблем и, как следствие, менее опасен.

Социальные правила арифметики

И наоборот: любые, кажущиеся «людоедскими» и грубыми наезды «красных» на бизнес – «обобрать», «задушить налогами», на худой конец «поставить под жесткий контроль властей» – встречаются «широкими массами» как минимум с сочувствием. Особенно им нравится идея про «жесткий контроль властей». В принципе, обыватель в РФ вполне бы устроило, если бы весь бизнес «сидел» под контролем чиновника, мэра, прокурора или губернатора, покорно носил им «дань» и не смел шагу ступить без разрешения «хозяина края». Такая картинка большинству кажется очень даже правильной.

Почему? Почему, если в какой-то области местный бизнесмен стал «хозяином», «кормит с рук» и местных бандитов, и всю местную власть, такая картина внушает ужас обывателю?

И наоборот: если «хозяин» – это чиновник, то «все в порядке»? Ведь, казалось бы, очевидно, что и там и там – мафия, поскольку «от перемены мест слагаемых сумма не меняется»?!

Меняется. Мы уже писали, что более всего пугает нашего обывателя самодостаточность. Богатей, ставший «хозяином», подмявший под себя все органы власти территории, – это ночной кошмар рядового жителя, потому что над таким «мафиозо» нет никакой власти «сверху». Он сам по себе – то есть в представлении обывателя – держит в руках жизни всех рядовых граждан.

Если же во главе «всех» чиновник, это не так страшно, с точки зрения «совка». Ведь чиновник «встроен в Вертикаль», и на него – хотя бы теоретически – есть управа…

Главный вывод

Коммунисты будут всегда собирать свою «жатву» голосов, если предприниматели продолжат свою старую тактику завоевания симпатий электората. Жителей в гораздо меньшей степени, чем того хотелось бы бизнесу, интересуют «новые рабочие места» и «благотворительность». Жителями в отношении к «богатым» движет не какая-то иррациональная зависть, а иррациональная ненависть, базирующаяся на вполне рациональном страхе.

3. Националисты

Третья сила – так называемые «русские националисты». Их основная специализация в России – защита невротизированного постсоветского обывателя от зловещей фигуры, которую мы здесь обобщенно обозначим как Нацмен. Чем же, собственно, Нацмен так пугает обывателя? Почему «борцы с нацменами» смогли выделиться в отдельную силу – ведь это означает, что страх перед Нацменом оказался у обывателя сопоставим по силе со страхом перед Чиновником и Бизнесменом?

Основы могущества Чиновника и Бизнесмена вполне понятны: это в первом случае власть, во втором – деньги. Властью и деньгами обычный обыватель обделен, и поэтому, как мы показывали ранее, он и чувствует себя перед ними беззащитным, так сказать, «голеньким».

Но, казалось бы, что такого страшного в представителях нацменьшинств? На первый взгляд страх перед ними кажется каким-то нелогичным. Ведь подавляющая часть нацменов от обычных обывателей ничем не отличается, кроме разве что забавного акцента или просто недостаточного знания русского языка. Более того, многие нацмены (например, приезжие из Таджикистана, работающие на стройке) очевидно, много беднее среднего обывателя. Да и власти вроде бы у подавляющей части нацменов еще меньше, чем у обывателя (то есть меньше «нуля»).

Откуда ж этот иррациональный ужас, который, по законам «фобии», то и дело переходит в ненависть?

Некоторые даже начинают объяснять его какими-то якобы особенностями русского народа – будто бы врожденной ксенофобией, «общинным сознанием» и т. д.

На самом деле все намного проще. У каждого отдельного нацмена может быть очень мало денег и совсем никакой власти, но обыватель все равно его боится, так как видит за ним тень всесильной диаспоры.

В принципе, «диаспора» – мудреное слово, им козыряют в основном на националистических форумах «продвинутые» обыватели, стоящие на грани превращения в «пехоту» националистических движений. Средний обыватель менее образован, слова «диаспора» может вообще не знать, однако общий смысл термина чувствует, что называется, печенкой. В простонародном понимании та же самая идея «диаспоры» может заключаться в одной фразе: «они там все заодно».

То есть в представлении обывателя отдельно взятый нацмен может ничего собой не представлять, однако за каждым из них стоит некая могущественная организация из его соплеменников. И вот эти самые объединенные соплеменники всегда готовы предоставить нацмену поддержку и вытащить его из любых неприятностей, в особенности – если эти неприятности вызваны конфликтом с бесправным, беззащитным и никому не нужным российским обывателем.

Интересно, что не только у рядовых обывателей, но и у «продвинутых», и даже у их вождей из числа «идейных националистов» представления о диаспоре довольно размытые. Мало кто представляет себе, как эта организация (организации) функционирует (-ют), кто там у них главный, есть ли у них штаб-квартира, каким образом принимаются решения и т. д. По сути, националистам о диаспорах известно лишь то, что диаспоры есть, – и этого знания достаточно. Лишняя таинственность и недосказанность здесь только создают дополнительный ореол страха – поскольку все не до конца понятное пугает.

В любом случае и самому простому обывателю понятно, что таинственные диаспоры могут «скинуться» и решить для своих нацменов любые проблемы. В сознании «постсовка» диаспора, в зависимости от ситуации, может выступить как Бизнесменом, так и Чиновником – то есть либо подкупить властей предержащих, либо решить все свои проблемы через «своих людей» во властных структурах.

В представлении наших обывателей о «всемогущих диаспорах» как нигде видна невротическая составляющая. Дело в том, что постсоветский обыватель в социуме не просто одинок – он чувствует себя брошенным.

И это не универсальное, неоднократно описанное выдающимися философами Запада «экзистенциальное одиночество», присущее человеку во все времена и во всех странах. Мы здесь говорим об одиночестве социальном или даже, точнее сказать, политическом. Обыватель «постсовка» предоставлен самому себе: местное самоуправление в российской структуре власти является фикцией, политическая активность, не связанная с обслуживанием местных органов власти, придушена по максимуму, всякого рода самодеятельные общественные организации, клубы по интересам, советы жильцов, советы родителей и т. д. – находятся в зачаточном или уже сразу в предсмертном состоянии.

А самое главное – полностью, напрочь и навсегда советской властью у обывателей отбита тяга к любого рода силовым объединениям между собой. Таким образом, ни объединяться между собой, ни влиять на силовые органы власти обыватель неспособен, да и не имеет возможности. он одинок.

Любопытно, каким образом в головах у российских обывателей эта беззащитность, неспособность совместно отстаивать свои интересы компенсируются на рациональном уровне. Часто такого рода неспособность обозначается как признак цивилизованности. Нацмены, мол, образуют диаспоры, потому что они «дикари». А вот, скажем, татары, по мнению обывателей, являются цивилизованным народом: они диаспор не образуют, и соответственно обыватели их не боятся. «И мы, русские, тоже не образуем диаспор, потому что мы – цивилизованные, мы – европейцы!» – подобные мнения тоже часто приходится слышать.

Отсюда и так же очень часто встречающееся чувство в отношении представителей нацменьшинств – обида. «Зачем они образуют диаспоры?! Это нечестно!» На форумах националистов в связи с этим нередко звучит и «крик души» – что диаспоры надо запретить. Законодательно.

Очевидно, что в основе этого страха № 3, страха перед нацменами и их диаспорами, – собственное сильнейшим образом фрустрированное и оттого вытесненное желание обывателя: быть под защитой какой-то сильной и доброй к нему общности.

Что же предлагают в связи со всем этим обывателю националисты? Какой именно «товар» он у них покупает?

Этот товар, как и в двух предыдущих случаях, из того же разряда «ложных защит». Предлагается не повысить уровень защищенности обывателя, а просто сначала ограничить, а затем и просто убрать, элиминировать «раздражающий фактор». Как либералы предлагают ограничить всевластие чиновников, коммунисты – «загнобить» и придушить бизнесменов, так и националисты – всего лишь обещают ограничить для нацменов и мигрантов возможности въезда в страну, передвижения по стране, а в перспективе – и вовсе запретить им появляться в ее пределах.

В идеале «русских националистов» возникает «Русская республика» – полностью однородная в национальном отношении страна, где нет ни нацменов, ни мигрантов, а все жители в равной степени абсолютно одиноки, беззащитны и беспомощны перед Властью (очевидно – властью русских националистов). И эта однородность оставшихся в стране «русских» каким-то образом утешает.