Это было первое для Рэя свидание вслепую. Его партнером был мужчина постарше, с впечатляющим жизненным оптом, симпатичный холостяк, но не чуждый обязательств – и безумно обаятельный, несмотря на намечающийся животик и расшатавшиеся нижние зубы. Я отказывалась даже думать о том, что они могут не поладить. Рэй просто обязан влюбиться в Гиггла.

Мы с Адамом решили, что лучше будет познакомить их на нейтральной территории, чтобы они могли, по весьма неромантическому выражению собачьих дрессировщиков, «обнюхаться и поладить». И мы отправились на тенистые аллеи Хайгейт-Вудс, где Рэйч частенько гуляла с Гигглом.

Я прошла мимо игровой площадки, где произошло самое унизительное происшествие моего детства. Мне было лет десять, когда бродячая собака схватила меня за юбку и сорвала ее, а потом скрылась в лесу, таща обрывки юбки в зубах. Я замерла на месте, неловко прикрывая ладонями полосатые трусики и в ужасе глядя на Рэйч. Не меньше тридцати детей принялись оглушительно хохотать, а я вошла в анналы местной истории как «девочка, с которой собака стащила юбку». Я улыбнулась, глядя на место своего позора, момент Гарольдовой стрелы на гобелене из Байё в нашей с Рэйч истории.

Не буду врать – встреча с Гигглом прошла не так гладко, как я себе представляла. Они не стали носиться по полянкам, как две родственные собачьи души под романтические звуки оркестра. Рэй жался к моим ногам, а Адам еле сдерживал Гиггла, переполненного энтузиазмом. Гиггл явно был поражен невероятной красотой Рэя, которая уже покорила сердца Мими и ее друзей. Он походил на изумленного героя программы «Холостяк», пытающегося взять себя в руки после появления очередной красавицы в бикини на его вилле. Впрочем, постепенно любопытство взяло в Рэе верх над осторожностью, и собаки принялись обнюхивать друг друга.

– Смотрите, они начинают привыкать друг к другу, – осторожно произнесла Мими.

Я сфотографировала этот момент на телефон. Я испытывала безумное чувство благодарности к этому маленькому песику со смешными зубами. Гиггл помог нам пережить хаотичные первые месяцы горя. Он подарил мне ощущение дружбы и любви, какое могут подарить одни лишь собаки. Если бы не Гиггл, то Рэя бы не было.

– А Рэй любит меня больше всех остальных? – спросила Берти, желая определить точный порядок вещей в новой социальной динамике.

Ее вопрос был мне удивительно приятен. Мы начинаем задаваться им в детстве и продолжаем спрашивать каждый день во взрослой жизни, только чуть более завуалированно. И ждем мы на него единственного ответа: «Да, именно тебя я люблю больше всех». Мы оказываемся в мире, где наше счастье зависит от других. (Помните, как я рассказывала вам о том, как старалась не лезть ко всем с раздражающими советами? Знаете, как мне было трудно? И справлялась я с собой не всегда.)

Берти я этого не сказала. Это было бы не самым подходящим ответом на простодушное любопытство шестилетней девочки. Но впервые я не стала подчеркивать ее исключительность, как делала всегда.

– Рэй любит нас всех одинаково сильно. Он любит Мими, меня, и папу, и Гиггла. Только он любит нас по-разному, и мы все делим его любовь. Разве это не замечательно? – ответила я.

– Да, это хорошо… – сказала она со слегка натянутой улыбкой. – Но я все равно думаю, что меня он любит немного сильнее всех.

Да, нелегко воспитывать ребенка.

Следующим в списке собачьих свиданий числились три собаки Кэтрин Райан – Долли, Мэнни и Меган. Удивительно, но у ее ши-тцу, Мег, оказалась та же собака-мама, что и у моего Рэя, – никто из нас не предвидел такого оборота, достойного мыльной оперы.

Собаки, как стайные животные, не обладают чувством биологического распознавания. И я не ожидала, что воссоединение брата и сестры пройдет гладко. Поэтому мне было вдвойне удивительно видеть нежную любовь, которая возникла между ними с первой встречи. Рэй носился вокруг Мег, любовно покусывал ее и расстраивался, когда она выходила из комнаты. Дочь Кэтрин, Вайолет, целый вечер фотографировала собачек и сопровождала снимки многочисленными сердечками и подписями: «РЭЙ ЛЮБИТ МЕГ!»

– Интересно, понимают ли они, что они брат и сестра? – спросила я Вайолет, когда наши собачки свернулись клубочком в углу комнаты, готовые разорвать интернет в клочья своим очарованием.

– Думаю, понимают, – ответила девочка, глядя на эту умилительную картину.

Мне говорили, что с Рэем нужно заниматься в школе для щенков (обычно на этом настаивали, когда Рэй писал на чужие ковры). Мне не хотелось этого делать. Я так и представляла себе, что пожилые дамы во флисовых куртках будут ругать меня за неправильную прическу Рэя. А на занятиях будет возникать та неловкая динамика, которая всегда возникает, когда в одном месте собираются совершенно не подходящие друг другу незнакомцы. Но ведь не так давно я сама вошла в комнату к незнакомым людям с табличкой на груди: «Недостойная любви». И больше эта отговорка не казалась мне разумной.

Прежде чем войти в класс, я усвоила очень важный урок: не всем, кто заводит собаку, нужно справляться с тяжелыми последствиями детской травмы. Некоторые просто заводят собаку.

Хозяева собак общались на улице, соблюдая обычные формальности знакомства. Рэй высмотрел симпатичного кавапу (помесь кинг-чарльз-спаниеля и карликового пуделя) и энергично бросился знакомиться. Хозяйка собачки напоминала Анну Винтур, безупречно одетую и причесанную. Ее песик бросился навстречу Рэю, но хозяйка резко дернула за дорогой кожаный поводок.

– Привет, красавчик! – сказала я, наклоняясь, чтобы погладить собачку, и та мгновенно поставила лапки на мои туфли.

– УСПОКОЙСЯ! – рявкнула хозяйка. – Я КАТЕГОРИЧЕСКИ не разрешаю ему так делать. За этим я сюда и пришла.

Дама подняла темные очки и уставилась на песика взглядом, полным ледяного холода.

Урок два. Не все хозяева собак общительны, терпеливы и открыты.

К счастью, внутри все оказалось не так страшно. Занятия вела Луиза – когда-то она помогла Рэю преодолеть его агорафобию. На ней были розовые кроссовки и зеленоватые носки. Я разговорилась с парой, которая привела сюда таксу по имени Пинат. Увидев их собачку, мне заметно полегчало – у Рэя были не самые короткие лапки в зале (и у меня тоже). Кроме нас, на занятие пришла девушка с приятелем с крохотным чихуахуа, а также веселая пара с лабрадудлем.

Я была единственной, кто пришел один, и мне пришлось бороться с ощущением легкого дискомфорта. Но я напомнила себе, что мы не в моем старом мире. В новом мире, куда я перешла, мы стараемся действовать иначе. И мой новый почтовый индекс звучит по-другому – теперь это «настоящее».

Мы познакомились, прямо как в центре реабилитации. Все представляли своих щенков и называли их возраст.

– Десять недель, – с гордостью сказал один мужчина.

– Двенадцать недель, – сообщила молодая пара.

– Шестнадцать недель! – усмехнулся очередной владелец – Старейшина группы!

Возраст Рэя исчислялся уже не в неделях. Ему было восемь месяцев. Тридцать две недели. Я привела выпускника университета на детсадовскую игровую площадку. Я быстро просмотрела методичку, которую не успела прочитать заранее. «Мы предпочитаем не брать щенков старше полугода», – однозначно говорилось в ней.

– Эмили? Вы не хотите представить нас вашей собачке? – улыбнулась Луиза.

– Конечно! Это Рэймонд. Ему… пять месяцев! Ну, точнее, пять с небольшим! И еще несколько дней… – добавила я. Подобные ненужные уточнения – вернейший признак обмана.

Но этот секрет позволил Рэю стать настоящей звездой класса. Когда другие щенки баловались, Рэй вел себя как достойный деревенский старейшина. Он слегка удивился, когда я начала «учить» его командам, которые он выучил еще несколько недель назад.

– Я просто использовала прием «лакомство для подкрепления» – и он отлично все усвоил.

Но хаотичная атмосфера зала, полного щенков, заставляла меня радостно ждать новых занятий. Рэй появлялся, и его приветствовали, как любимого героя ситкома, – при его появлении зрители в студии разражаются аплодисментами и радостными криками.

– Пока, Рэй, мы будем по тебе скучать! – сказали мне молодые супруги с лабрадудлем после последнего занятия. – Рэй – настоящий ангел!

– Его появление – это лучшее, что случилось в моей жизни, – согласилась я.

Мне захотелось ответить что-то смешное, остроумное и самоуничижительное, что лишило бы мои слова чрезмерной сентиментальности.

Но я не стала. Потому что это была чистая правда.